1

— Уже наши предки, уставившись на блистающее звёздами ночное небо, догадывались, что видимая картина мироздания неполна, что вселенная устроена сложнее, чем представляется поверхностному взгляду… — ну какой подданный светозарного императора, будучи в здравом уме и твёрдой памяти мог представить себе этот разговор?!

Нет, на первый взгляд всё происходило очень прилично и обыденно, но взгляду понимающему открывалась бездна абсурда, вполне сопоставимая с бездной космоса. Прежде всего, преступный разговор происходил на боевом звездолёте Содружества и одним из беседующих, как нетрудно догадаться, был, разыскиваемый властями преступник — Тейтус Пшу. Опальный астроном чувствовал себя вполне комфортно и высказывал запретные мнения, ничуть не опасаясь возмездия компетентных органов. Оно как бы и неудивительно, раз бывший профессор сумел добраться до исконных врагов кахоу, то его, конечно, примут с распростёртыми объятиями и дозволят прежде недозволенные речи.

А вот собеседником Тейтуса Пшу был — нет, в это невозможно поверить! — его благомыслие, ревнитель имперских стандартов Тедль Нох, собственной персоной. Тому, кто знал, что совсем недавно астроном носил личину Ноха и вполне успешно притворялся ревнителем имперских стандартов, было особенно странно видеть этих двух людей за мирной беседой. А то, что они ещё и обменивались воспоминаниями детства… сам Свистопляс сломил бы лысую голову, пытаясь разобраться в происходящем!

— Ну, не томи, — задал вопрос таинственный ревнитель, — какие условия надо выполнить, чтобы приподнять завесу между двумя вселенными? Ты знаешь, я всегда был любопытен, и мне ужасно хочется заглянуть в мир добра… или, если угодно, зла. Как видишь, я готов согласиться, что между ними нет принципиальной разницы.

— Завеса имеется у Хозяйки Сущего, — сухо поправил астроном, — а между вселенными установлен Молекулярный Экран.

— …он же — компенсационный клапан, — подхватил друг детства. — И всё-таки, как он может приоткрыться?

— Я же сказал: он может приоткрыться при некоторых условиях! — проворчал Тейтус Пшу с таким видом, словно у него разом и бесповоротно испортилось настроение. На этот раз друг детства не подталкивал разговор, и Пшу, посопев немного, продолжил сам: — Если бы твои единомышленники не начали гонений на меня, я давно закончил бы работу и мог ответить на твой вопрос совершенно точно. А пока мне приходится говорить уклончиво, словно упомянутому мудрецу из Страны Белых Отрогов, который сомневался даже в собственном имени, не видя разницы между кахоутом и громким пауком. Слишком много самых неожиданных факторов, частью взаимосвязанных, частью независимых. Впрочем, наблюдения последнего сезона позволили установить их все, так что дело лишь за количественными характеристиками. Именно от них зависит, насколько опасным будет Молекулярный экран…

— Свистопляс с ними, с количественными характеристиками, — опрометчиво отмахнулся первый из Тедлей Нохов, — перечисли хотя бы сами факторы!

— Моих работ ты, конечно, не читал, так что я не очень понимаю, что даст тебе простое перечисление. Факторы пространственные, временные (в том числе — мнемологические), вихревые с некратными спинами (именно они позволили ввести постулат о динамическом дуализме), наконец, тахионно-теологические…

— Всё это было ещё в опубликованных работах, — выдал свою осведомлённость собеседник. — Но, помнится, ты намекал ещё о каком-то факторе, влияние которого накапливается и может стать весьма значимым.

— Вот именно! — торжествующе подхватил Тейтус Пшу. — Ещё один фактор, поначалу почти незаметный, но чьё влияние усиливается лавинообразно. Моральный фактор!

— Что?! — подпрыгнул ревнитель имперской морали. — Моральные факторы? Да это же — тьфу! Ерунда! Пустое место!..

— Когда речь идёт о взаимодействии добра и зла, — наставительно произнёс профессор, — моральные факторы не могут быть пустым местом. Именно они определяют поведение Молекулярного Экрана. Вспомни, сколько пространственных рытвин образовалось в этом секторе за последние дни. И я очень боюсь, что процесс пошёл лавинообразно, и скоро пропадать начнут не только звездолёты и планетоиды, но и целые миры, причём исключительно обитаемые.

— И ты об этом молчал?

— Вот же, говорю… и потом я уже сообщил об этом генералу Содружества.

— Ты рассказал обо всём Лях-Козицки? — Тедль Нох схватился за голову, словно собираясь оторвать её и зашвырнуть куда подальше.

— А что такого?

— А то, что наши противники теперь обладают ценнейшей информацией, которой генеральный штаб Кахоу лишён! Ты хочешь, чтобы родной мир провалился в тартарары, а земляне, ловко используя моральные факторы, губили одну нашу планету за другой?

— Если они попытаются это сделать, они сгубят исключительно собственные терраморфы. Мораль — штука обоюдоострая. Чтобы не провалиться в эти самые тартарары, нужны усилия обеих сторон. Кстати, что такое тартарары? В современной астрофизике такого понятия нет.

— Это эвфемизм, придуманный землянами для обозначения неведомого, что расположено за покрывалом Хозяйки Сущего.

— Ты настолько хорошо знаешь культуру землян, что способен между делом употреблять их эвфемизмы?

— В своё время мне пришлось немного пожить на планетах Содружества, и я знаю, как ловко неприятель умеет использовать всякое попавшее в лапы знание.

— Успокойся, в любом случае, его адмиральская блистательность получит всю необходимую информацию.

— Инхаш-Брезоф опытный офицер, но, к сожалению, его боевой пыл давно угас. Потому я и отправился в путешествие, чтобы присматривать за слишком мирным адмиралом. Или ты полагал, что я предпринял всё это ради возможности побеседовать с тобой на борту земного шприц-звездолёта?

— Кстати, Зеба, — перебил профессор, — откуда у тебя эта внешность? Я встречался с тобой меньше трёх сезонов назад, и ты выглядел совсем иначе. Тогда я признал тебя моментально, несмотря на прожитую жизнь. И вдруг, ты меняешь внешность быстрей речного хамелеончика. И эти ужасные ухватки ревнителя…

На лице друга детства мелькнула тень неудовольствия, но он не стал поправлять Тейтуса Пшу, произнёсшего нежелательное имя, а ответил небрежно:

— Кое-кто из здесь присутствующих тоже недавно носил личину ревнителя, и ужасные ухватки были его собственными. Последние доносы, составленные профессором астрономии, вполне достойны ревнителя имперских стандартов. Я читал их намедни, так что знаю, что говорю.

— Где же тогда настоящий Тедль Нох?

— В отставке, друг мой, где же ещё? Честно заслуженная пенсия, обеспеченная старость, маленький свайный домик в Южных Хушетах… Тедль Нох сейчас вполне счастлив и знать не знает, какие дела совершаются от его имени.

— Тебя тоже научил искусству трансформации наш доблестный фрейзер?

Ревнитель фыркнул презрительно, но ничего не ответил. С полминуты он насвистывал дуэт из оперы божественного Альткошки, довольно ловко переходя из одной тональности в другую. Потом спросил:

— И всё-таки, как именно Молекулярный Экран умудряется отправлять в пространственную рытвину такие крупные объекты, как Зет-03?

— Подумаешь, какой-то планетоид!.. — ответно фыркнул астроном. — Ещё немного и ты увидишь, как Экран начнёт глотать целые планеты!

— Когда подобное начнётся, будет поздно смотреть. Хотелось бы знать заранее. И, что немаловажно, когда начнутся катаклизмы, — находиться в таком месте, которое не будет проглочено.

— Это зависит только от нас. Моральные факторы, вообще-то определяются господствующей моралью. Не правда ли, свежая мысль?

— Осталось точно определить, какие из заповедей св. Ары отдаляют от края всеобщей рытвины, а какие подталкивают к обрыву.

Астроном потёр лоб, словно раздумывал, как половчее сказать воинственному собеседнику горькую правду. Потом произнёс:

— Все факторы мне ещё неизвестны, но можно утверждать наверняка, что к обрыву нас подталкивает собственная агрессия. Не возьмусь судить, как влияет на Молекулярный Экран обычная экспансия космических рас, но если они агрессивны по отношению к соседям, то мироздание становится агрессивным по отношению к ним.

— Лю-бо-пыт-но… — по слогам протянул однокашник профессора. — Чрез-вы-чай-но лю-бо-пыт-но…

Было видно, что в тренированном мозгу прокручиваются сотни вариантов будущего поведения. Профессор ожидал, что псевдоревнитель не поверит его словам или начнёт сетовать на несправедливость мироздания, не позволяющего сводить счёты с противником, но тот не стал уподобляться каракатице, жалостно заламывающей щупальца во время исполнения трагических арий. Ситуация изменилась, и, если хочешь извлечь из этого выгоду, надо не страдать попусту, а стараться выгоду извлечь.

— Что же, — произнёс приятель профессора будничным тоном, — значит, теперь будем состязаться в миролюбии. Занятие несложное, а отчасти и знакомое. Это же стандартный приём балансировки — подставиться под удар и отпрыгнуть в последнюю минуту. Боюсь, землянам в скором времени придётся крутенько.

Тейтус Пшу пожевал губами, но ничего не ответил.

— Зато теперь, — пояснил его собеседник, кажется, самому себе, — мне становится понятна суть Гаушанского инцидента.

— Первый раз слышу о таком, — признался Пшу.

— Оно и неудивительно. Все материалы засекречены, так что даже авторы воспитательных комиксов не были посвящены в подробности. И дело не в особой важности случившегося, а просто наши компетентные органы очень не любят прилюдно садиться в лужу. Около десяти сезонов назад один из боевых кораблей империи, едва ли не «Шкеллермэуц», встретился в пространстве с эскадрой звездолётов, принадлежащих неизвестной цивилизации. Состоялись переговоры, в которых неведомцы проявили себя крайне дружелюбными созданиями, что, впрочем, и неудивительно, учитывая, что воинов среди них нет. Все особи у них являются женщинами, а размножаются они партеногенезом. В штабе императора их поспешили занести в союзники Кахоу под красивым наименованием «Эйцмашендум». Если ты не забыл уроки античного кахоу, то должен знать, что это означает…

— Дамский конгломерат, — подсказал Пшу, не забывший античные языки. — Всё это прекрасно, но я не понимаю, как они сумели выбраться в пространство, не зная астрономии? Давно известно, что астрономия — наука мужская, и женщины не могут в ней понимать.

— Видишь ли, прелестные трёхножки оказались не просто дамами, их тела почти на треть состоят из неорганических веществ, в частности — кремния. А, имея кремниевый характер, можно и астрономию осилить. Так вот, не успел переговорный процесс набрать обороты, как машендумочки неожиданно прервали контакт и скрылись в своём секторе. Перед этим они сделали несколько очень серьёзных заявлений, предупреждая о надвигающейся опасности. Мол, наши противники проводят некоторые безответственные эксперименты, в результате которых империя может ощутимо пострадать. Неадекватный ответ мироздания. — Возможно, ты слышал этот термин.

— Приходилось, — сухо ответил астроном. — Но я полагал, что это пропагандистский приём… ну, помнишь, когда наши вояки начали раздувать страсти вокруг Молекулярного Экрана.

— Молекулярный Экран и строительство Зет-03 особенно часто фигурировали в предупреждениях кремниевых девок. Тогда вокруг Зет-03 едва не разгорелся конфликт.

— В живых не остался бы никто. Здесь не только что воевать, думать плохо не рекомендуется.

— Вот именно, мой дорогой, вот именно! Представляешь, какая грандиозная провокация! — земляне и кахоуты в опасной близости от Молекулярного Экрана устраивают сражение, армады кораблей и целые планеты рушатся во внепространственную пропасть, а силиконовые дамочки оказываются как бы и не причём. И знаешь, что замечательно? — органам внешней разведки стало известно, что вскоре после бегства с Кахоу Дамский Конгломерат вступил в контакт с Содружеством, но не прижился и там, а тоже сбежал, точно невеста из-под венца. А я-то гадал о причинах столь странного поведения! К сожалению, никаких подробностей разведка предоставить не смогла, но теперь все осколки информации становятся на свои места, словно кусочки перламутра в разборной мозаике.

— С чего бы это вдруг разведка сплоховала? — ехидно спросил Тейтус Пшу. — Куда смотрел твой тёзка, наша гордость, несравненный герой Зебин Леш? Как видишь, даже я в своём звёздном уединении слыхал это имя. Впрочем, я обратил на него внимание только из-за того, что оно напомнило мне о тебе, о мальчишеских спорах, разбитых носах и громком чулане, который никогда не пустовал в нашем любимом приюте. Честно говоря, я подумал тогда, что ты и есть автор этих фантастических брошюрок, и, назвав героя в свою честь, тешишь таким образом свой комплекс неполноценности.

— Смею уверить, что комиксов о Зебине Леше я не сочинял. Зебин Леш — вполне реальное лицо, но в ту пору, когда Дамский конгломерат вступил в контакт с Содружеством, он уже завершил карьеру разведчика.

— Проще говоря, его разоблачили.

— Если угодно — да, разоблачили. Но, даже будучи разоблачённым, Леш сумел уйти от преследователей.

— Притворившись трупом… да-да, читал. Ты с такой гордостью рассказываешь о делах своего тёзки, что кто-нибудь мог бы подумать, что ты и есть легендарный лазутчик. Увы, я знаю тебя слишком давно. В кладовку за сладостями ты лазал ловко, но ведь есть разница между сухофруктами и секретами Содружества.

— А я и не говорю, что я тот самый Зебин Леш. Я скромный ревнитель имперских стандартов, благомысленный Тедль Нох и сейчас верноподданнически пытаюсь усовестить бежавшего преступника Тейтуса Пшу, чтобы он раскаялся и вернул себя в руки правосудия.

— Ага, так я тебе и поверил.

— Ну вот, опять он не верит! Ну что с тобой делать, не верь, раз ты такой. Впрочем, мне пора. Через час Его Блистательность князь Инхаш-Брезоф начнёт переговоры с руководством Космофлота. Я обязан там присутствовать. Потом я расскажу тебе, о чём шла речь во время первой официальной встречи, а ты сравнишь это с той информацией, которую сообщит тебе генерал Лях-Козицки.

2

Первая встреча дипломатов Содружества с представителями властей Кахоу происходила в церемониальном зале «Шкеллермэуца». Делегацию объединённых человечеств возглавляли лоснящийся директор «Космофлота» Даниэль Мгибеле и не менее лоснящийся командор-пустотиик Шайу, представляющий расу вежбо. За их спинами прятались высокие лица рангом пониже: Зельма Кауфман, Дьердь Болдин и, конечно же, Филипп Дюшамп — достойный заместитель высокопоставленного демагога Гутуки. Все подтянутые, серьёзные и скромно одетые. Его Блистательность вышел навстречу представителям Содружества в сопровождении своры высших офицеров; все в парадной форме и усеянные блистающими орденами, словно коралловый риф разноцветными актиниями. Ничего не поделаешь, империя и военщина любят дешёвую красоту. Разумеется, был оркестр, исполнявший государственные гимны и, пожалуй, впервые за всю историю межцивилизационных отношений, подводный гимн расы Вежбо был исполнен, как следует, впрочем, оркестр только подыгрывал коллекции адмиральских каракатиц.

Но немедленно вслед за торжественной частью, за вступительными речами руководителей делегаций церемониал был грубо нарушен, поскольку слово агрессивно захватил Филипп Дюшамп.

— Господа! — начал он свою тронную речь, — Не будем тянуть за хвост наших домашних животных, а сразу перейдём к делу. Всеобщее возмущение, веско поддержанное самим мирозданием, заставило кахоутскую военщину пойти на попятный и отказаться от злобных планов захвата Зет-03, а следом и всей галактики, — адмирал Инхаш-Брезоф закаменел лицом, а по губам ревнителя имперских стандартов, сидевшего по левую руку Его Блистательности, зазмеилась улыбочка. — Теперь мы просто обязаны развивать наше мирное наступление! Потустороннее Зеркало, как объект повышенной опасности, должно полностью перейти под юрисдикцию Земли. Только так мы сможем гарантировать спокойное существование не только Земли, но и всех разумных рас вселенной. Ксенофобия — чума вселенной, мы давно предупреждали об этом, требуя, чтобы негуманоидным расам был закрыт выход за пределы из солнечных систем. Таким образом, очаги ксенофобии окажутся заперты, и вселенная, наконец, вздохнёт свободно…

— Простите… — перебил выступающего Тедль Нох или тот, кто скрывался под этим именем.

— Не прощу! — отрезал Дюшамп. — Вам слова не давали.

О том, что ему тоже слова не давали, представитель Галактического Легиона успел позабыть.

— И всё же, — голос ревнителя был словно мёд с битым стеклом, — Как вы предлагаете поступить с империей Кахоу? Мы, в некотором роде, тоже гуманоиды.

— Именно что в некотором роде! Сидите у себя на Кахоу и не чирикайте! Здесь вы уже доигрались до космических катастроф и, если вы не прекратите свою экспансию, под угрозой окажется вся галактика!

— То есть, вы полагаете, что экспансия дозволена только вам? — задал ревнитель провокационный вопрос, на который Дюшамп высокомерно не стал отвечать.

Ревнитель имперских стандартов мог быть доволен, глупый легионер пёр прямиком в расставленную ловушку, напряжённость этического поля достигала запредельных величин, и если бы у землян или представителей имперской науки имелись соответствующие приборы, они несомненно ушли бы в зашкал. Впрочем, почуять неладное можно было и без приборов.

— Мне кажется… — разом произнесли главы делегаций, но им тоже не дали закончить фразу.

— Кажется — помяните высотника! — рявкнул Дюшамп. — Может быть, тогда вы поймёте, насколько серьёзно положение!

А положение и впрямь было очень и очень серьёзным. В ином месте подобные беседы ещё могли сойти с рук, но здесь, у самого пупа вселенной… Независимые наблюдатели отметили, как налился оранжевым светом Молекулярный Экран, ставши в эту минуту чрезвычайно похожим на Потустороннее Зеркало, в которое лучше не заглядывать никому из живущих по эту сторону, а затем пространство разверзлось с безжалостной точностью.

3

Алексей Суровцев тосковал перед экраном прямой трансляции. Его, героя произошедших событий, того, кто первым прибыл в район катастрофы, не пригласили в зал переговоров. А уж он бы не упустил возможности выступить перед мыслящим человечеством, он бы объяснил имперцам их права и обязанности, и уж, конечно, не стал бы зря обижать союзников-негуманоидов, на которых заместитель Гутуки совершенно необоснованно покатил бочку! Но вместо этого он вынужден сидеть в надоевшем иглодиске под скучающими взорами Тани Эвельсон и Джакомо Пирелли. Хорошо хоть экран уже перенастроен для человеческого восприятия, а то бы и вовсе почувствовал себя земноводным.

— …помяните высотника! — гремел с экрана легионер. — Может быть, тогда вы поймёте, насколько серьёзно положение! — в следующую секунду долговязая его фигура заколебалась и исчезла с трибуны. Мироздание съело цивилизованного дикаря.

— Надо же, какой конфуз! — на чистейшем земном воскликнул один из приближённых кахоутского князя, тот самый, который подначивал Дюшампа во время его невыдержанного выступления. Теперь физиономия имперского идеолога изображала трудносочетаемую смесь огорчения и удовлетворения. Затем к этим двум чувствам добавилось удивление, и ревнитель имперских стандартов исчез следом за земным идеологом.

В зале начался шум, раздались негодующие голоса, кто-то вскочил с мест, ещё несколько человек провалились в локальный пролом метрики. Ещё минута и началась бы паника, но руководители делегаций сумели переломить ситуацию в свою пользу.

— Спокойствие и толерантность! — издал боевой клич чернокожий Даниэль Мгибеле.

— Господа офицеры! — прогремел Его Блистательность Инхаш-Брезоф. — Приказом по команде предписаны терпимость и доброжелательное отношение к партнёрам! Извольте выполнять!

Офицеры Его Блистательности дисциплинированно преисполнились терпимости, а землянам и прежде толерантности было не занимать, так что исчезновения прекратились, и стало возможным трезво обсудить положение, но этого Алексей Суровцев уже не увидел. Как поётся в старинной песне, в глазах у него помутилось, навалилось удушье, и вице-чемпион по боевому манипулированию грохнулся в обморок, словно распоследняя истеричная барышня на концерте своего кумира. Последнее, что он запомнил, был укоризненный женский голосок:

— Эх, Алёша!..

4

Очнулся Алексей не скоро. Во всяком случае, его бесчувственное тело успели оттранспортировать на шприц-звездолёт и с удобством уложить на койку в санитарном отсеке, на дверях которого, как не раз сообщала имперская пропаганда, вместо жёлтой звезды был изображён красный крест, каковым, как известно, отмечают в империи дома терпимости.

Когда Суровцев открыл глаза, он обнаружил, что возле его постели сидят кварт-генерал Лях-Козицки и… кто бы мог подумать! — бывший его куратор Пётр Аркадьевич Линёв. За спинами сидящих маячила неразлучная пара: Эвельсон и Пирелли.

— Вполне чистенько, — непонятно произнесла Таня.

— Пожалуй, так, — столь же непонятно согласился Джакомо.

— Как себя чувствуешь, курсант? — спросил Пётр Аркадьевич.

— Отлично! — Алексей подтянулся и сел. — Готов к выполнению любого задания! Однако вынужден вас поправить: после окончания курса выпускникам присваивается первое офицерское звание: штаг-лейтенант — так что я уже не курсант.

— А!.. — протянул бывший куратор. — Вот оно как… Впрочем, для меня вы все и навсегда остаётесь курсантами. И всё-таки вынужден повторить вопрос. Такие воротилы, как ты, не каждый день падают в обморок, так что опиши своё состояние поподробнее.

Алексей честно попытался прислушаться к своему организму. Руки-ноги — в порядке… кости, связки, мышцы… внутренние органы… — любой перворазрядник такие вещи определяет на раз. — Что-то было с душой… какое-то зияние, словно забыл нечто важное. Модифицированная память забарахлила, что ли? Нет, вроде всё на месте, а чего-то не хватает.

— Дошло, — сообщил Пирелли.

У, телепат чёртов! Человек ещё сам в себе не разобрался, а он уже всё знает.

— Не злись, — строго приказал Пётр Аркадьевич. — Если бы не эти ребята, дрейфовал бы ты сейчас где-нибудь в провале метрики вместе с господином Дюшампом и прочими его единомышленниками.

— Пётр Аркадьевич, вы что, тоже телепат? — изумился Суровцев.

— Пока ещё нет, но повозишься с моё с курсантами, так безо всякой телепатии научишься ваши мысли читать.

— И что же со мной случилось? — задал Лёха животрепещущий вопрос. Он ещё хотел добавить: «Не томите», — но вовремя сообразил, что тогда куратор не упустит возможности прочесть долгую мораль, на практике доказав, что бывших учеников не существует, и школить их надо вплоть до самой отставки. Отставки ученика, но не педагога.

— Значит так, — строго произнёс Линёв, — чтобы понять, что вокруг происходит, нужно хотя бы слегка быть знакомым с теорией профессора Тейтуса Пшу.

— Мы слегка знакомы, — объявил Лёха, благоразумно умалчивая, что знаком он с профессором, но не его теорией.

— В таком случае, тебе должно быть известно, что всякая цивилизация по мере своего развития проходит несколько кризисных этапов. Прежде всего человечество может уничтожить себя в ядерном конфликте. Если этого не произошло, цивилизация выходит в дальний космос и там сталкивается с соседями по галактике. К этому времени мощь её ноосферы достигает космических величин, в частности, такой феномен, как разбегание галактик обуславливается взаимодействием ноосфер их обитателей.

— А я думал, что они просто так разбегаются, — признался Суровцев, — чтобы красное смещение было.

— Просто так даже собака не лает, — оборвал Пётр Аркадьевич и продолжил лекцию: — Однако, как можно заметить, сама от себя галактика разбежаться не может, и тогда при определённых значениях этического коэффициента в каждой из галактик образуется объект, который мы не очень удачно назвали Потусторонним Зеркалом.

— Чушь! — раздался от дверей каркающий голос.

В проходе стоял доктор Пшу, чью теорию так неловко взялся пересказывать Пётр Аркадьевич.

— Этический коэффициент — величина квазипостоянная! К тому же, зависимости получаются нелинейными, откуда следует, что мы ещё не обнаружили все действующие факторы.

— Тем не менее, именно Потустороннее Зеркало…

— Молекулярный Экран!

— Хорошо, не Зеркало, а Молекулярный Экран, который смело можно назвать самым молодым образованием в галактике, оказывается тем местом, от которого зависит само наше существование. Именно вокруг него развивается второй цивилизационный кризис. Раса, преодолевшая разлад на своей планете, сдаёт экзамен на умение сосуществовать с иными формами разума. Чувство агрессии, ксенофобия и вообще любая форма ненависти вызывают возмущения Молекулярного Экрана, который начинает создавать провалы метрики. Сначала туда попадают отдельные существа, затем действие усиливается, исчезать начинают более крупные объекты, находящиеся от Экрана на значительных расстояниях. И, боюсь, дело кончится тем, что начнут выгорать целые планеты, причём исключительно терраморфы.

— Ух ты! — восхитился Алексей. — Это что же получается? — самая опасная атака на родившийся во вселенной разум исходит не извне, а изнутри самого разума!

— Нет, конечно. Как и все угрозы, это атака извне. Но отбить её разум сможет только если он действительно стал разумом. Для агрессивного интеллекта места в мироздании не предусмотрено.

— Но постойте, — возразил неугомонный Суровцев, — ведь мы с уважаемым Шарби Унцем довольно ощутимо начистили друг другу физиономии. И хотя Потустороннее Зеркало находилось рядом, оно никак не отреагировало на наши действия.

— Полагаю, — мстительно произнёс доктор Пшу, — что интеллект сражающихся оказался столь невысок, что Молекулярный Экран не сумел его заметить. Как утверждает земная поговорка: «Клопа танком не задавишь».

— Я не был бы столь категоричен, — возразил прежде молчавший кварт-генерал. — Скорее всего, наши поединщики уцелели, потому что не питали друг к другу ненависти. А спортивный задор, как видим, вещь вполне допустимая с точки зрения мироздания.

Алексей приосанился, воспрянув духом. Вот оно как бывает: в полный рост стоял перед взором мироздания и выдержал испытание, доказав самой вселенной, что Лёха Бурый не зря носит титул вице-чемпиона!

— Ну а теперь, раз уж мы заговорили о герое дня, — будничным тоном продолжил Пётр Аркадьевич, — разберём, что за странный обморок приключился с нашим спортсменом…

— Ментальный срыв, — вступила в разговор Татьяна Эвельсон. — Паразитирующее сознание было насильственно сдёрнуто, и, пожалуйста, донор продемонстрировал, что его собственное сознание телом управлять не в состоянии.

— Танечка, не будь столь беспощадной, — успокаивающе прогудел Пирелли. — Бэр прекрасно управлял своим телом. Ты прикинь силу шока, любой из нас в подобной ситуации валялся бы без памяти.

— Какой шок? Какой срыв? — Алексей переводил отчаянный взгляд с одного серьёзного лица на другое, тщетно стараясь разглядеть усмешку, которая подсказала бы, что всё происходящее не более, чем весёлый розыгрыш.

— Успокойся, курсант! — жёстко приказал куратор. — Мы, кстати, ещё не закончили разбор выпускного задания, так что звание штаг-лейтенанта ты присвоил себе рановато. Задание не зачтено, и дело не в том, что ты разгромил археологическую сокровищницу. Конечно, «Принцессу» ты отыскал, но, строго говоря, к этому времени это уже был не ты, а наполовину ксенофрен. Вульгарнейшая подсадка чужой личности в модифицированную область памяти. Нам тоже впредь наука: МОП, оказывается, не так и безобидна.

— К-какая подсадка?.. — жалобно пролепетал вице-чемпион.

— Курсант Суровцев, — уставным тоном спросил Линёв. — Способны ли вы без вреда для здоровья сожрать кусок каменного угля?

— Ну, если не очень большой…

— Да, конечно, я не учёл твой аппетит. Но обычно, люди каменным углем не питаются, предпочитая получать необходимый организму углерод в виде легко усвояемых соединений. Например, в виде борща или шматка сала…

— И какое это имеет отношение…

— Самое прямое! Силикарболаудь на твоих глазах жрала песок пополам с углем, хотя никакое живое существо этим питаться не может. Дочкам-матерям требуются сложные кремнийорганические соединения, и ты обязан был заподозрить неладное. А ты вместо этого лопал галушки и не замечал, как под скрип песка в твою МОП записывается личность ксенофренки. Так что всё это время ты был шпионом силикарболаудей. Милые дамы прежде нас всех разобрались в феномене Потустороннего Зеркала, они лишь слегка просчитались, полагая, что смогут спровоцировать конфликт между галактическими расами, а сами остаться в стороне, пока мироздание будет выжигать земные и ка-хоутские планеты. Впрочем, Танечка, ещё будучи студенткой, предупреждала, что отсидеться не получится. Что делать, она понимает ксенофренов лучше, чем они сами. И тебя она тоже курировала всё это время, вдвоём с Пирелли следила, чтобы силикарболаудь не натворила чего твоими шаловливыми ручонками. Вот только на Вежбо не успела вмешаться. Впрочем, надеюсь, теперь конфликт будет улажен. Ты ещё должен благодарить высотника, что в ментальную рытвину провалилась только подсаженная личность, а не вы вместе.

— Сокрушительная наивность нашего героя тронула само мироздание, — пропела Эвельсон.

— Так откуда я мог знать… — надрывно начал несостоявшийся звёздный патрульный. — В таком объёме биохимию ксенофренов нам не читали!

— Обязан был догадаться! Нечего на МОП уповать, иногда и собственные мозги применить не грех. И вообще, что за пикник ты устроил в марсианском туннеле? В задании никакого пикника не предусматривалось.

— Но ведь комплект «Добрыня» включал в себя НЗ!

— Курсант Суровцев, — ласково вопросил Линёв, — не могли бы вы ответить, что означает аббревиатура НЗ, и с какой целью это самое НЗ включается в аварийный комплект? К МОП можете не обращаться, там сейчас после вычленения паразитной личности такое творится…

— НЗ, — закрасневшись словно девушка, начал Лёха, — это специальная жрачка. Так и расшифровывается: «Надо закусить».

— НЗ означает — «Неприкосновенный запас»! Не-при-кос-но-веи-ный! А ты ещё ни разу не вернулся с задания, не сожравши всё, что было в комплекте! Короче, курсант Суровцев, задание вам не зачтено. Пересдавать будете на следующий год. Тогда и поговорим о вашем распределении.

Шок от вычленения чужого разума — ничто по сравнению с тем ударом, что обрушился на Алексея. Мог бы, провалился сквозь землю, да где взять землю на шприц-звездолёте? Значит, всё, что было — было не всерьёз. И не товарищем он был для легендарной команды Лях-Козицки, а поднадзорным. Монстром, за которым присматривали, чтобы хитрорылая силикарболаудь не учинила какой каверзы… Эх, Лёха, дело плохо! — сменял ты свою жизнь на галушки и шматок сала.

— Простите, Пётр, что я вмешиваюсь, — произнёс Лях-Козицки, — но меня не поставили в известность, что производство нашего юного друга в звёздные патрульные отложено на год. Я полагал, что звание штаг-лейтенанта у него имеется, и за участие в нынешней операции представил его к награде — «Знак доблести». Мне было бы очень неловко отзывать своё представление.

— М-да… ситуация… — протянул куратор. — Курсант-двоечник, второгодник, можно сказать, и кавалер боевого ордена, который присуждается только офицерам. Признаюсь, генерал, задачку вы мне задали непростую.

Суровцев, не смея надеяться, следил за разговором.

— Давайте сделаем так, — предложил Пётр Аркадьевич. — Курсант Суровцев, как нам известно, был командирован в ваше распоряжение. Как вы полагаете, можно ли зачесть эту командировку в качестве преддипломной практики?

— Вполне, — кварт-генерал благосклонно кивнул. — Курсант Суровцев показал себя прекрасным специалистом. Можете смело ставить ему зачёт.

— Вы, как командующий звёздным патрулём, несомненно, имеете право присваивать звание звёздного патрульного.

— Приказ будет проведён сегодня же. А приказ о награждении, соответственно, завтрашним числом.

— В таком случае, нерешённым остаётся последний вопрос: о распределении штаг-лейтенанта Суровцева. Конечно, заявок всегда больше, чем выпускников, но сейчас, когда все патрульные уже распределены… было бы странно из-за одного выпускника оповещать все заинтересованные организации.

— Но может быть, — задумчиво проговорил Стальной Джо, — ваш выпускник не откажется служить под моим началом? Коллектив знакомый, ребята уже привыкли к Бэру, им будет его не хватать. К тому же, после вылущивания паразитной сущности личность вашего выпускника должна приобрести весьма любопытные свойства. Надеюсь, никто не обидится, если я назову их «человек-кенгуру».

— Да, прыгает он хорошо, — согласился Пётр Аркадьевич.

— Речь идёт не о спортивных достижениях, а о том, что последующие подсадки дополнительной личности должны происходить чрезвычайно легко. Мы получаем возможность иметь двух специалистов в одном теле. Сейчас я планирую направить свою группу на поиски провалившихся в пролом метрики. Возможно, они до сих пор живы. Конечно, у меня нет доказательств, но мне кажется, что Дюшамп со товарищи сейчас находятся на обломках станции Зет-03. Весь вопрос, как вытаскивать их оттуда? В этом деле человек-кенгуру может оказаться незаменим.

— Честно говоря, — вставил Линёв, — Филиппу самое место на обломках необитаемой станции. Будь моя воля, я бы и Гутуку туда отправил. Система жизнеобеспечения на Зет-03 выдержит любой катаклизм, а акустика в зале научных конференций — просто великолепная; выступай — не хочу. Что ещё нужно человеку для счастья?

— Оно конечно, Филиппку я бы тоже помариновал немного, а вот с его противником мне очень хочется поговорить.

— Это тот пожилой фрейзер, что исчез следом? Мне кажется, он обычный нытик. Я даже удивился, когда с ним стряслась беда.

— Четверть века назад этот нытик поставил на уши всю разведку Федерации. Это же Зебин Леш, тот самый, что пристрелил Федю Болдина — ты должен его помнить.

— Постой, Зебин Леш был убит во время перестрелки в Политауне!

— Вот именно! Я сам отправлял его труп на родину, представители Кахоу особо требовали, чтобы труп был возвращён им. А оказывается, прохвост просто притворился мёртвым, и этот казус сейчас изучают во всех разведшколах Кахоу!

— Постойте! — вмешался в беседу Тейтус Пшу, — Это что же, мой непутёвый однокашник Зебка и есть тот самый Зебин Леш, о котором пишут дурацкие книжки?

— Разумеется, если, конечно, пропавший ревнитель и есть ваш однокашник. Хорошей кашей, однако, кормили в вашем приюте, раз оттуда вышли два таких человека!

— Я тащил его по всем предметам, — проворчал профессор, — неудивительно, что он чему-то всё же выучился.

— Выйдя в отставку, Зебин Леш не успокоился, а занялся политикой, организовав полувоенную организацию «Питомцы Змеи». Это что-то вроде нашего Легиона, только действуют они в условиях подполья. На настоящий момент это самый наш упорный противник. По счастью, единственное, чего могут добиться экстремисты, что наши, что ваши, это отправиться отдыхать на Зет-03. Я бы очень хотел вытащить Леша оттуда и побеседовать по душам. Бог с ними, со старыми счётами, мне бы хотелось потолковать с сегодняшним Зебином Лешем. Любопытно, как он теперь представляет наше грядущее сосуществование.

— Кстати, — перебил генерала Джакомо Пирелли, — вы заметили, как долго молчит штаг-лейтенант Суровцев? Прежде за ним такого не водилось.

— В самом деле, — удивился Лях-Козицки. — Бэр, ты не ответил, согласен ли ты работать в моей группе?

Ну что мог ответить Лёха Бурый на этот вопрос?