#img_4.jpeg

Узкой улочкой поднимались мы по склону. Дионисий нес корзину с провиантом, а я на правах гостя шел налегке. Делал вид, что с интересом разглядываю обшарпанные домишки. Сколько очарования для приезжего человека в таких живописно расположенных небольших городках, но в пору обеденную они просто невыносимы. Запахи кухни напрочь отбивают охоту к экскурсиям и прогулкам. Уже через несколько шагов совершенно явственно чувствуешь, у кого пригорел жир на сковороде, где начинают портиться остатки рыбы, откуда тянет подгнивающими овощами и кто острыми приправами пытается заглушить запашок не первой свежести мяса. Доносятся и иные ароматы, виною которым примитивная канализация. А все это в сочетании образует на редкость мерзкое зловоние. Тяжелая духота висит между домами и, как ревнивая жена, ни на шаг не отпускает прохожего. Идет так человек и думает: «Далеко еще? Ну сколько можно все вверх да вверх? Почему чем выше, тем сильнее этот нестерпимый смрад? Неужели эта улочка никогда не кончится? Не до неба же она тянется».

Наконец дошли. Милый мой проводник остановился перед воротами, над которыми висел жестяной фонарь с высеченным на нем номером.

— Это здесь, — сказал Дионисий и свернул в темную подворотню. Прошли лестничную площадку и, невольно прижмурив глаза, вышли на залитый солнечным светом двор. Еще несколько шагов, и мы перед трехэтажным флигелем.

— Вот и на месте. Это ее окна.

Дионисий снял шапку. Я машинально сделал то же самое. И, как выяснилось, зря поторопился. Дионисию шапка была велика и он снял ее, чтобы не лезла на глаза, мешая смотреть, когда он задирал голову вверх. Моя же шляпа сидела прочно. С обнаженной, как бы из почтения, головой смотрел я на грязные оконные стекла и выцветшие занавески. Создавалось впечатление, что квартира заброшена.

— Там никто не живет?

— Магистрат наложил лапу. Поговаривают о создании здесь музея и о мемориальной доске.

Я, должно быть, скорчил от удивления такую гримасу, что Дионисий, не дожидаясь вопросов, пустился в объяснения.

— Ведь благодаря ей мы имеем городскую транспортную сеть и нового бургомистра. Со старым она покончила с типично женской беспечностью. Нужно же это как-то отметить. Скромный мемориал кажется нам вполне логичным завершением дела.

Между окнами висела небольшая вывеска: на голубом фоне — женская ножка в розовом чулочке. У самой ноги надпись, сложенная из выведенных под наклоном букв: «Лоня Круй, педикюрша».

— Странная реклама. Почему нога в чулке?

— Поначалу нога была обнаженной, с красными ноготками. Голенькая, аппетитная и очень женственная… — Дионисий почесал за ухом. — И уж ни у кого не вызывало сомнения, что это молодая, стройная, девическая ножка. А потом Лоня велела подрисовать чулки и из дамской эта нога превратилась в никакую. Кажется, духовенство настояло на этом. Ну и те, другие, конечно, тоже.

На втором этаже дрогнула занавеска. Мелькнуло женское лицо. Потом окно тихонечко приотворилось. Я бы и дальше продолжал стоять спокойно, если бы не Дионисий.

— Живо! — крикнул он и втащил меня в подворотню.

Секундой позже кто-то плеснул из окна помоями.

— Все стареет, кроме ревности, — проворчал Дионисий. — Подумать, столько лет!..

На стенах я заметил гадкие обидные прозвища, начертанные в адрес Лони Круй и ее ближайших родственников. Нацарапанные гвоздем надписи представляла в крайне невыгодном свете взаимоотношения педикюрши с бургомистром.

— Можно высунуть нос. Теперь нам ничего не угрожает, потому что у старой ведьмы только одно помойное ведро.

— День добрый, мадам Оперкот. Как здоровье? Тьфу-тьфу, не сглазить, вы прекрасно выглядите.

— Это вы? А я вас сразу и не узнала. — Рослая, плотная женщина усмехнулась явно через силу. — О, да вы с товарищем, а я не одета! Прошу покорнейше прощения!

Оперкот скрылась за занавеской. Дионисий разразился проклятиями.

— Уходим. Она побежала к соседям за помоями.

— Одалживать помои? Забавно.

— Каждый для кого-то накапливает помои. Такие времена бывают, что ни за какие деньги не достанешь в городе даже кружки помоев.

С этими разговорами мы покинули двор. Узкой тропкой между садами вывел меня Дионисий на пригорок, под вековые дубы. Мы уселись в тени раскидистых деревьев и с превеликим аппетитом добрались, наконец, до вина и съестных припасов.

— Эта ведьма, — сказал Дионисий, открывая бутылку, — сыграла прескверную роль во всей этой истории. Как находишь вино?

— Великолепное.

— Так вот, эта Оперкот… Сперва оговорила Лоню перед исповедником. Голову даю на отсеченье, что так и было. А потом привела бургомистра в совершенно неподходящее для таких визитов время. Бывают ситуации, когда не до гостей, и уж кто-кто, а соседи должны об этом знать.

Дионисий задумался. Я терпеливо ждал.

— Рассказываю не по порядку. Неожиданный визит бургомистра предрешил дальнейшее развитие событий. Это был поворотный пункт. В один прекрасный день появился в городке черноокий молодец с нахальной физиономией. Приехал, походил там и сям и поселился в квартире под розовой ногой. Молодой человек оказался кузеном Лони. Все эти чужеземцы друг другу родня, хотя иной раз и поверить в это трудно. Кузен повел себя тактично. Не осложнял жизнь остальным жильцам. Большую часть дня проводил возле дома. Чем занимался по ночам, никого не интересовало. Лоня давала понять, что кузен приехал с кругленькой суммой денег и хочет ими с умом распорядиться. Поэтому отнеслись мы к молодому человеку доброжелательно и с участием. Разгоревшиеся было вокруг него пересуды скоро утихли, и жизнь пошла своим чередом. Так бы все продолжалось и дальше, если бы не Оперкот.

В один прекрасный день прибежала она в ратушу и совершенно бесцеремонно прервала бургомистрову дрему.

— Вы тут спите, а Лоня нагишом порхает по квартире. И кузен с ней заодно.

— Порхает? — удивился бургомистр. — Но ведь там же низко.

— Быстрее, а не то поздно будет! В таких делах каждая секунда дорога! — крикнула Оперкот и выбежала вон, покатываясь со смеху.

Вскоре выскочил и бургомистр. Без котелка и форменного сюртука мчался он со всех ног к Лоне, «на горку». С Оперкот столкнулся на лестнице.

— Поспешите-ка! — прошипела змееподобная соседка и подала бургомистру трость покойного Оперкота.

— Откройте! — заорал бургомистр, колотя тростью в двери.

Никто не отвечал, и бургомистр, устыдясь, опустил трость. В квартире царила тишина.

— Есть там мужчина или нет? — подзуживала Оперкот.

— Лоня… — шепнул бургомистр.

— Что?

— Открой!

— Так открыто же!.. — рассмеялась Лоня и впустила бургомистра. — Ой-ой-ой, что это за отвратительная вонючая трость? Выбрось сейчас же, а то весь дом сбежится на этот запах!

Бургомистр посмотрел на Лоню и почувствовал, как похолодело у него в груди. Никогда не видел он ее в таком насмешливом настроении. «Не та Лоня», — подумал он и без возражений оставил трость за порогом.

— Что так вдруг? Доконала мозоль на мизинчике?

Бургомистр не успел опомниться, как Лоня усадила его в кресло и велела снять ботинки. Потом подставила тазик с душистой водой. Бургомистр окунул туда ноги и с облегчением вздохнул. От ратуши до Лони путь неблизкий и все время в горку.

— Ты это порханье выбрось из головы, — сказал он уже почти добродушно.

— Подтяни штанины, замочишь.

Бургомистр, тронутый такой заботой, протянул руки, чтобы обнять или хотя бы похлопать Лоню по плечу. И вдруг наткнулся на мужские подтяжки, которыми был подпоясан домашний халатик Лони.

— А это еще что такое? — спросил он гробовым голосом.

Лоня скромно потупила глаза.

— Подтяжки. Не вынимай ноги из таза, я только полы помыла.

— Но ведь это мужские подтяжки.

Лоня склонила голову.

— Конечно.

— Где он? Где хозяин подтяжек? — грозно загудел бургомистр.

— Вечно ты мне все портишь. Я хотела сделать тебе сюрприз.

— Последний раз спрашиваю: где?

— Известно, где: в шкафу. Выходи, Уго. Наш бургомистр хочет с тобой познакомиться.

Кузен вышел из шкафа, уселся на козетке и положил ногу на ногу. Бургомистр приподнялся в кресле на локтях.

— Кто это?

Лоня тряхнула плечами. Она начинала сердиться.

— Вы не знакомы? Инженер Зазрак, мой кузен со стороны матери.

— Исключительно глупая ситуация, — пробурчал бургомистр и опустился обратно. — Пусть он оденется, пан Заз… и так далее.

— Лоня, вытащи из-под пана бургомистра мою одежду.

— А мне дай полотенце. Хватит вымачивать ноги. Довольно с меня сюрпризов. Хорош сюрприз! — Голос у бургомистра дрогнул. — Вылезаю, вылезаю из таза.

— Ты прервал наш разговор о городской транспортной сети. У Уго есть для тебя интересное предложение, — сказала Лоня, подавая полотенце и мягкие тапочки.

— Помогите распутать тесемки. Они затянулись в узелок. Ничего не могу с ними поделать.

Лоня разрезала узел ножницами. Бургомистр принялся растирать ноги.

— Город дает сто тысяч, и я дам сто, — пояснил инженер, застегивая брюки.

— Шутить изволите, О сумме меньше миллиона никто с нами и разговаривать не хотел. А миллиона у города не было и нет. Поэтому документация как лежала, так и лежит.

— Сто тысяч. И ни гроша больше. Лоня, подтяжки.

Бургомистр большими пальцами оттопырил полы жилетки. Молчал, крутил головой. Потом неожиданно спросил:

— А зачем вы залезли в шкаф?

— Мы думали, что это кто-то чужой колотит в дверь, — вмешалась Лоня. — В таких случаях ты всегда влезал в шкаф. Забыл, что ли?

Бургомистр кисло улыбнулся и махнул рукой, словно отмахнулся от назойливой мухи. Повернулся к инженеру.

— Вы говорите: сто?

— Сто.

— И ни гроша больше?

— Не будь занудой.

— А ты мне в следующий раз не путай ноги тесемками подштанников. Сядем за стол и поговорим серьезно. Сто тысяч — это не миллион.

Прелестная педикюрша накрыла стол. Вмиг, словно бы по мановению волшебной палочки, появились соответствующие этому времени лакомства и, конечно, бутылка доброго вина.

Дионисий с сожалением оглядел бутылку на просвет, вздохнул и вытащил из корзинки следующую.

— Открываем все, что должно быть открыто… Прежде чем вернемся к засевшему во флигеле неприятелю, я должен поделиться с тобой кое-какой информацией по поводу самого главного. Погляди, городишко как на ладони. Улочки крутыми ущельями сбегают с холмов, окружают ратушную площадь и, словно успокоившись, стекаются к реке. На другом берегу фруктовые сады и огороды. Их скромные плоды лишь немногим приносят доходы. Большинство жителей работают чуть подальше. Если посмотришь вдоль реки, то увидишь высокую трубу и красные черепичные крыши. Это наша гордость — фабрика знаменитого ГУГУ. В ближайшее время здешнее ГУГУ станет таким же знаменитым, как сыры из Бри, устрицы с Бюрфлит и швейцарские часы. Мы предвидим огромный спрос. Предвидят его практически все. Фабрика работает в три смены. Мы забросаем мировой рынок первоклассным ГУГУ. Я тебя уверяю, мир с нетерпением ждет ГУГУ. И, естественно, ГУГУ именно нашего производства. ГУГУ с другим фабричным знаком — это совершенно никчемное барахло.

Поскольку ГУГУ нельзя производить в центре города, работники фабрики ежедневно вынуждены совершать два долгих променада. Запыхавшись, приходят они на работу и, тяжело дыша, так, что сердце аж выскакивает через горло, возвращаются домой. Ничего, стало быть, удивительного в том, что когда в один прекрасный день в городе объявился какой-то ловкач и публично пообещал наладить транспортную связь между городом и фабрикой, проложив трамвайную линию, мы тотчас же со всеобщим энтузиазмом выбрали его в бургомистры. «Будете ездить до ГУГУ! Я вам это обещаю!» — провозгласил новый отец города. На руках мы внесли его в здание ратуши, С того времени вопрос о городской транспортной сети неизменно входит в репертуар нашего магистрата. У его членов забот полон рот. Обсуждают, в какой цвет надлежит покрасить наши трамваи, какого формата выпускать билеты, препираются из-за лампасов на штанах будущих кондукторов и спорят о форменных фуражках вагоновожатых, в зависимости от конъюнктуры понижают и повышают стоимость оплаты за проезд «туда и обратно». Дольше всего продолжалась ожесточенная дискуссия о предупредительном сигнале. Что лучше, клаксон или звонок? Радостных хлопот этих хватило месяца на два. Потом снова стало скучно. Объявили новые выборы. Бургомистром стал поклонник Лони Круй. Его предвыборный лозунг звучал так: «Разбираюсь во всем. Главное, чистые ноги», — он убедил нас. Новый бургомистр всем сердцем проникся обещаниями своего предшественника и всерьез решил их выполнить. Забыл, должно быть, что выполнить эти обещания невозможно хотя бы по той простой причине, что они для этого не предназначены. Каждый из нас обещал когда-то достать звезды с неба. А обещая, дознавался: «Какую хочешь, любимая?» И что? Чем кончалось? Да ничем. Иной раз свадьбой, иной раз пеленками, а чаще всего просто порванными чулками.

Но бургомистр упорствовал. Созвал экспертов, объявил конкурс с наградами. Съехались к нам проходимцы и рвачи со всего свету. Чего только не предлагали. Одни хотели запустить речной трамвай с пересадкой на узкоколейку с лебедкой. Другие собирались перенести город поближе к реке. Черт с ними, с домами, но вот ратуша и собор? Что с ними делать? Еще советовали разрушить фабрику и перейти на производство ГУГУ домашним способом. Хорошенькое дельце, что это было бы за ГУГУ, произведенное без песка и проточной воды? «Миллион, два миллиона, десять миллионов», — говорили эксперты, не моргнув глазом. Головокружительные суммы восхищали и ошеломляли нас. Повезло нам с бургомистром! Увы, ожидаемый спрос все не возникал. ГУГУ пылилось на складах. О миллионах мы могли только мечтать за воскресной рюмочкой винца.

Вот на такую почву и попало предложение кузена Лони — инженера Зазрака. Бургомистр, невзирая на свой романтический склад характера, был человеком деловым и дотошным. Он потребовал конкретных цифр.

Зазрак вынул блокнот и карандаш.

— Вот, пожалуйста. Я подробно и тщательно измерил трассу. Она на двадцать пять шагов короче предыдущих проектов.

— Невелика разница, — заметил бургомистр.

— Невелика в шагах, а в деньгах?

— Сиди тихо, кутенок, — сказала Лоня. — Уго прекрасно разбирается в транспортных коммуникациях. Он на этих делах собаку съел.

— Хотите трамвай?

— Да! — бургомистр прихлопнул себя по бедру.

— Обыкновенный, нормальный трамвай. Никаких лодок, никаких лебедок!

— Трамвай должен быть с клаксоном, а билеты из картона, как в поездах. Очень тебя прошу об этом, — добавила Лоня.

— Клаксон, билеты… — Зазрак все записывал в блокнот.

— Что касается клаксона, то мнения у нас разделились, но за трамвай все стоят стеной. Потому что, дорогой инженер… наши парни проходят воинскую службу в городе, где трамваев столько, что и через дорогу невозможно спокойно перейти. Мы, мужчины, с трамваями запанибрата.

Лоня прыснула со смеху.

— Тихо, так мы ни до чего не договоримся, — нахмурился инженер.

— Решение городского совета по поводу клаксона беру на себя. Или трамвай с клаксоном, или ни шиша… Так им и скажу, и придем к единодушию.

— Пан бургомистр, как реагируют горожане на сигнал звонком?

— Замечательно. Это же настоящие горожане. Дайте-ка мне клаксон, я сыграю вам сигнал «в атаку!». Полгорода, небось, оглянется с любопытством, а другая половина укроется в пивнушках. Реагируем замечательно. А сейчас сыграю: «Манерки взять — за водкой встать!» Та-ти, та-ти, та-та.

— Перестань дудеть, — крикнула Лоня, вырывая бутылку из рук бургомистра. — Оперкот разнесет сплетни по всему городу.

— Оперкот не интересуется сплетнями, — раздался голос под окном. — Слышите? Не касаются меня ваши безобразия!

— Ведьма, — проворчал бургомистр. — Проболтается, это уж как дважды два.

— Закрой окна и запахни занавески, — посоветовал инженер.

Совещание продолжалось до позднего вечера. Решено было нанять две фуры, устлать их сеном и каждое воскресенье отправлять в тот город женщин с детьми, чтобы привыкали к грохоту электротранспорта. Бургомистру идея понравилась. Внес одну только поправку: обязать также в принудительном порядке к таким экскурсиям «тех лодырей и прогульщиков, которые никогда пороху не нюхали», а стало быть, и с трамваями не были на «ты».

— Утром к нотариусу, — сказал бургомистр, поднимаясь из-за стола.

— А затем в кассу, — подвел итог инженер, — за вашими ста тысячами.

Кузен с кузиной проводили бургомистра вниз и, перескакивая сразу через две ступеньки, вернулись к себе. Оперкот предприняла попытку облить их помоями, но раньше, чем она обернулась со своим ведром, педикюрша и ее кузен были уже наверху.

Дионисий спрятал пустые бутылки в корзинку. Закурил сигарету и встал.

— Пойдем ко мне. Под коньячок дорасскажу тебе, что дальше было.

— Дело ясное. Черноокий аферист забрал деньги и дал тягу вместе с прелестной кузиной. А бургомистр? Бургомистр стал работать как простой смертный на фабрике ГУГУ. Выплачивал эти сто тысяч и грыз локти от досады до самой смерти.

— Не спеши. У нас тут все делается своевременно. Открытие первой городской транспортной линии состоялось как раз через месяц после разговора бургомистра с Зазраком. В этот день в ратуше был дан торжественный банкет. Лоня с Уго по-английски, ни с кем не попрощавшись, исчезли куда-то прямо с приема и уж не появлялись с тех пор. Чуть позже обнаружили мы и отсутствие бургомистра. Говорят, видели, как он что есть духу катил на велосипеде по направлению к городу. Кто знает, может, он и по сей день гонится за Лоней? Околдовала его Лоня, да и было чем околдовать… Мы ждали неделю. Через неделю объявили новые выборы. Избрали следующего бургомистра. Ничем не отличается от своих предшественников. Не стоит о нем и говорить.

— А транспортная магистраль?

— Функционирует. Вернемся через ратушную площадь. Там первая остановка. Увидишь линию в полном движении, ведь сейчас вторая смена отправляется на ГУГУ.

Мы медленно спускались по склону. Перепутали дорожки и долго плутали между садов. Наконец попали к ратуше. Возле зеленого столба стояли в ожидании трамвая несколько десятков человек. «Городская транспортная сеть. Остановка № 1. Посадка пассажиров».

— Дионисий, все в образцовом порядке — сказал я, оглядев табличку на столбе.

Дионисий довольно усмехнулся. Похвала порядку доставила ему явное удовольствие.

— У меня проездной. А за тебя я заплачу. Только спрячь сигарету, в трамвае курить не разрешается.

Трамвай уже было слышно. Пассажиры беспокойно зашевелились. Большинство из них были одеты в фабричные комбинезоны. Под мышкой многие сжимали портфели и свертки с едой. Из карманов торчали разноцветные крышки термосов и горлышки пивных бутылок. Мужчины притаптывали окурки. Женщины ворошили содержимое своих сумочек в поисках проездных билетов.

Дионисий застегнул пиджак и мне посоветовал сделать тоже самое.

— Будет давка.

Трамвай подъезжал с гулом и грохотом. Шум его становился все слышней. Еще мгновение, и я услышал характерный скрежет. Трамвай притормозил на остановке.

— Прошу садиться! — раздался мужской голос. Я догадался, что это был кондуктор.

Пассажиры, держа над головой билеты, гуськом выезжали на мостовую и парами расположились в направлении движения, которое указывала стрелка на столбе.

— Мест нет! Вагон трогается! — сказал тот же голос вежливо, но решительно.

Я услышал сигнал отъезда, поданный клаксоном. Пассажиры пригнулись и побежали в сторону следующей остановки. Вместе с ними удалялся и грохот трамвая. Дионисий бежал в последней паре. Он оглядывался и яростно размахивал руками. Я беспомощно пожал плечами. Закурил сигарету и не спеша пошел вниз по улице. Меня поразило отсутствие рельсов. О Зазраке я думал с неподдельным восхищением.

Около следующего зеленого столба стоял Дионисий.

— Ну что за ротозей! Почему не садишься?

— Но ведь ты слышал: «Мест нет».

— Один человек всегда как-нибудь может втиснуться.

— Если так хочешь, поедем. Снова слышится приближение трамвая.

Из репродуктора, расположенного на фонарном столбе, раздавался грохот и бренчание вагона.

— Отсюда пути два шага. Ехать не имеет смысла. Пойдем, покажу тебе фотографии Лони Круй! — Дионисий красноречиво потер ладони. Давал мне понять, что в этой трамвайной афере и у него рыльце в пушку.

— Когда все это было?

Дионисий приостановился. Ответил с раздражением.

— О, давно. Оперкот была тогда молодой и весьма аппетитной вдовушкой.

В молчании мы прошли несколько десятков шагов, отделявших нас от дома Дионисия. На лестнице Дионисий положил мне руку на плечо.

— Скажи честно, понравилось тебе у нас?

— Да, да. Городок ничего себе.

— А ГУГУ? Что там у вас об этом говорят?

— Ну, ваше ГУГУ — натуральное ГУГУ.

— Вот видишь! Придет на него когда-нибудь великий спрос. Заходи, коньяк уж заждался нас наверху.

— Говоришь, транспорт работает безупречно, — съязвил я. — Слыхал? Трамвай пролетел мимо остановки, не задержавшись ни на секунду. У меня хороший слух!

— Но зрение никудышное. Проворонил табличку на столбе: «Остановка по требованию».

— Прошу прощения.

До поздней ночи просматривали мы снимки Лони Круй, вспоминая и обсуждая события, связанные с зарождением городской транспортной сети.

Перевел В. Толстой.