#img_5.jpeg

В саду перед домом под лиловым кустом восседал дедушка Базилий с утренней газетой в руках. Туманное утро неожиданно обернулось солнечным днем. (Обстоятельство, достойное внимания, ведь в последние несколько лет погода совсем испортилась. Тучи, грозы, вьюги и эти, как их там, вулканические пыльные бури не давали людям покоя ни в будни, ни в праздники. А на Юге, у свинтухов — как писали в газетах, — установился климат еще никудышнее.) И ничего удивительного, что Базилий часто поднимал голову и растроганно поглядывал на лазурь неба и белизну кучевых облаков. Они казались ему исключительно красивыми.

Только он дошел до некрологов, как из-за скопления облаков вынырнули самолеты. И начались гонки в молниеносном темпе. Со стонами, визгом, хрипом и болботаньем моторов. Базилий втянул голову в плечи, съежился и прикрыл глаза. Моторы ревели пронзительно.

— Этот чертов звук мне что-то напоминает, — простонал Базилий, затыкая уши. — Что-то пренеприятное, это уж точно. Ведь знал же когда-то, знал, но заставили забыть, вот и позабыл…

Самолеты, пометавшись недолго над виллой, помчались по небу вдаль. Базилий открыл глаза.

— Улетели… Слава… — он закашлялся и уткнулся носом в газету. И в этот момент загрохотало где-то за рекой. Дедуля навострил уши. Звук не повторился.

В некрологах — никого из знакомых. Базилий глянул в раздел «Происшествия».

— Ну вот, у свинтухов на Юге снова творятся страшные вещи. Трое детей погибли во время игры… Ужас, они забавлялись с неразорвавшимся снарядом… — Дедушка бормотал сам себе, чтобы не было так скучно. В это время в доме всегда пусто… — И что же наши женщины на это? А, вот, вот… «Свободные женщины Севера требуют, чтобы на месте десяти городов и двадцати селений, разрушенных взрывной волной, свинтухи Юга безотлагательно заложили детские игровые площадки. В воронке от бомбы должен быть создан пруд с детским корабликом и фонтан». — Базилий махнул рукой. — Э-э, ничего страшного. Как будто бы резко, а в сущности мягко. Отношения с Югом явно улучшились. О, Северное Агентство опровергает клеветнические сплетни. Что за сплетни? Не пишут. Собственно говоря, как там с этими свинтухами на самом деле быть? Может, мы должны им жизнь отравлять? Сам не знаю. Интересно, как они выглядят, эти свинтухи Юга? Как там себе поживают? Так, так, читаем дальше. О женщинах уже было. Ага, теперь пришел черед и детям высказаться. «Дети Севера требуют найти виновных и примерно их наказать. Предлагают виновников происшествия бросить в действующий вулкан». Ой, попахивает здесь Филипеком. Этот сопляк любит такие шутки. Ловкач, каких мало.

Базилий потер руки. Очень уж любил он внука.

— А у нас какие сегодня события и достижения? С завтрашнего дня упраздняются мосты. О, вот это, действительно, новость. Интересно, зачем? А какое мне, в конце концов, дело до мостов? Ни на шаг не отхожу от дома. Прочитаю-ка лучше об этой громкой горе. Ее вроде видно с крыши… Вот, пожалуйста, что-то у них там треснуло. Есть официальное сообщение: «Спецкомиссия объявила сегодня утром, что трещина неподалеку от вершины оказалась в итоге исследования лишь поверхностной царапиной. Царапина эта, у подножья превращающаяся в широкую долину, станет настоящим подарком для наших восходителей и туристов. Самая Высокая Гора будет отдана в пользование в назначенный срок. Список допущенных к восхождению на вершину и список имеющих право посещения Горы будут опубликованы в ближайшее время».

Дедуля покачал головой.

— Чихать мне и на гору! Старый уж, и что мне до нее.

Базилий уже откладывал газету, когда вдруг на первой полосе обнаружил фамилию зятя.

— «Интервью с профессором Дескуром. Подготовка к старту Великой ракеты подходит к завершению. Среди свинтухов на Юге замешательство и эпидемия сыпи на нервной почве». Тоже мне, велика важность. Если б велели, у меня тоже возник бы административный зуд… — Базилий быстро пробежал глазами описание ракеты. — Самая большая, самая лучшая, самая быстрая. Полетит так далеко, что невозможно выразить словами. О, черт возьми… Ага, здесь есть это интервью… «Вопрос: Возможно ли, что там, куда отправится ракета, есть основания предполагать наличие живых существ? Ответ профессора Дескура: Да, можно ожидать там наличие живых существ, насколько действительно возможно, что они там существуют».

Дедушка крякнул и долгим взглядом окинул лиловые цветы на кусте.

— Я и не предполагал, что доживу до таких сенсаций. Ракета полетит так далеко, что…. И здорово, и страшно одновременно. Но мне-то что с того? Живу, поживаю… Хорошо хоть не покидает меня жажда жизни. Ракета ракетой, а рюмочка рюмочкой. Самое время пропустить одну.

Базилий встал и пошел в дом.

Уже несколько минут кружил дедушка по комнате страшно разозленный.

— Это проделки Амелии… — прошипел он, стискивая кулаки. — Что ни день, находит новое место. Вчера под ковром, позавчера в диване. С ума можно сойти!

Наконец ключ от кладовки нашелся под горшком с лиловым цветком. Базилий подбежал к шкафу, сунул ключ в замок, повернул, и… раздался треск — ключ пополам.

— Четвертый за последний месяц! И из чего только они делают эти ключи? Черт их побери! — Дедушка прихлопнул рог ладонью и воровато покосился за спину (ругательства карались очень строго). Потом осмотрел испорченный замок. — Производство свинтухов. Вилкой не откроешь. — Попробовал открыть дверь шкафчика пинком, но та не дрогнула. У свинтухов Юга хорошие замки. Известное дело, сами воры, вот и приходится делать крепкие замки. Возле пруда плотина. — Базилий задумался. — Пруд? Плотина? Раньше это что-то обозначало.

Вдруг вспыхнул красный огонек, сигнализируя о том, что кто-то стоит у калитки и хочет войти в сад.

— Какого еще сукиного сына несет в такое время? — Дедушка подошел к столу и нажал нужную кнопку. (Были две: белая открывала калитку, черная производила взрыв маленькой газовой бомбы. Это устройство вошло в повсеместное употребление после ликвидации дворовых собак).

Базилий из окна наблюдал за тропинкой. Услышав быстрое топотание, улыбнулся растроганно. Однако состроил на лице гримасу строгости.

— Филип? Так рано? Конец учебного года на носу, а он прогуливает? Ну я тебе!..

— Дедуля, дедуля! Я получил пятерку!

— Иди ко мне сейчас же. Что все это значит?

В комнату вбежал внучек Филипек с ранцем за плечами. Десятилетний мальчуган, белобрысый с круглым личиком, взлохмаченными волосами и чуть вздернутым носом.

— Сбежал с последнего урока? И не вздумай отрекаться, как лягушка от болота. Эй, Филип, посмотри-ка мне прямо в глаза. Что взгляд по углам прячешь?

— Дедушка, пить хочется!

— Здесь ты первый. А в школе… — Дедушка осекся, потому что, по правде говоря, Филип переходил из класса в класс на одних пятерках.

— Пятого урока не было. Учитель географии помчался на открытие Самой Высокой Горы. Мировая, должно быть, гора, правда, дедуля? Нигде нет выше!

— Вот и попался. Гора еще не открыта. На, почитай газету!

— Э-э, дедушка, ты безнадежно устарел. Газета-то датирована задним числом. Сегодня было открытие.

— А, ну тебя… Где же эта твоя пятерка?

Филипек быстро открыл ранец и вынул кинопленку. Развернул на свету и, показывая пальцем, объяснял дедушке:

— Дудуш стартовал первым. Я на минуту позже. Еще через три минуты я принял сигнал с Земли и полетел в район Новой Пустыни, где появился чужой самолет. Дедуля, посмотри, пожалуйста! Почему, дедушка, не слушаешь? — Филип топнул ногой. Он чуть не плакал.

Базилий поцеловал внука. Придвинул нос к самой пленке.

— Да как же, все вижу, все слушаю. О, какие красивые облака…

— Пролетая над пустыней, все время набирал высоту. Я знал, что Дудуш не любит полеты на большой высоте. Всегда он был таким недотепой. То ему высоко, то ему быстро, а то боеприпасы не такие. Вот первый снимок. Дудуш удирает в тучи. А здесь моя атака. Уклонился он от нее ловко. Ничего не поделаешь, пришлось дать ему подняться, но через двадцать секунд он получил серию без промаха. Видишь, дедушка, вспышки на темном фюзеляже.

Дедушка сглотнул слюну. Спросил изменившимся голосом.

— А Дудуш?

— Он должен был прыгнуть после моей первой очереди. Не выпрыгнул, так я ему добавил вторую. Впрочем, дедушка, я вот что тебе скажу. У него всегда была замедленная реакция. Ну, и пошел себе вниз. Я снимал его до самой земли. Здорово грохнулся!

Базилий вытер пот.

— Это еще не все! — Филип дернул дедушку за руку. — Смотри сюда. Дата, подпись учителя физкультуры и отметка. Пятерка, пятерка!

— Вижу, чего вцепился в рукав. Слушай, Филип, а если бы он тебя сбил? — Базилий покряхтел, чтобы скрыть дрожание голоса.

— Он? Этот Дудуш — меня? Ты чего, дедушка, болтаешь! Они все неудачники. Старший брат еле-еле закончил лицей. Как не «пара», так «банан» за классную работу. В вуз даже и не пытался поступить.

— Да, конечно, но ведь в следующий раз можешь напороться на другого Дудуша, с более быстрой реакцией. Что тогда? А, вот ты уже и скис!..

Внучек рассмеялся и пригладил вихры.

— Ну тогда у папы с мамой будет новая задача.

— Лучше не рисковать. У папы есть и другие заботы.

— Ты прав. Вся надежда на маму. Да, нужно быть повнимательнее. Слышно было, как Дудуш разбился? Свалился за Новой рекой.

— Ну да, что-то грохнуло в той стороне. Хочешь пить? У меня самого в горле пересохло. Видишь только, ключ сломался. Сам не знаю, как и когда. Такие никудышные ключи.

— Да и дедушка тоже неизвестно какой. Сейчас принесу инструменты и открою шкафчик. Но сначала все-таки душ, я очень устал. Заставил меня попотеть этот Дудуш. Ага, дедушка! Нужно сменить раствор в цветах. Они должны быть оранжевыми. Праздник по поводу Самой Высокой Горы.

— Что ты говоришь? Я ничего не знаю.

Базилий, не мешкая, побежал к выключателю, скрытому за занавеской, повернул рычаг. Побледнели лиловые кусты в саду, цветы в горшках. Вся растительность потеряла цвет, стала почти прозрачной, а потом так же стремительно засверкала ярким апельсиновым цветом. (Определение «апельсиновый» было абсолютно непонятно поколению Филипа. Пытались названия цветов заменить номерами, но не прижилось. Незадачливых новаторов сурово критиковали.)

Филип быстро принял душ. Вернулся в комнату чистый, освеженный, аккуратно причесанный и с оранжевым праздничным бантом в волосах. Он мгновенно вспорол детским лобзиком стальной замочек кладовки и сел на диван. Болтая ногами, он наблюдал за дедушкой. Базилий долго и привередливо перебирал бутылки. Наконец выбрал и наполнил стаканы.

— Пей, а то выбежал в школу без завтрака. Наверное, очень проголодался. Где это видано, чтобы так, тяп-ляп, в последнюю минуту вскакивать с постели.

— В старости все такие мудрые. О, как вкусно!

— Не слишком крепко? Филип, я налью тебе немного воды?

— Нет, нет, — внучек поднял стакан и чокнулся с дедушкой. — Отличная смесь. В самый раз. У дедушки хороший глаз.

— Хороший, хороший, молодому все кажется хорошим. Зрение у меня становится все хуже. Слух тоже слабеет… Эх!

— Отдадим дедушку на свалку! Ха-ха! Вот будет потеха! Ну, дедушка, я ведь шучу! Дедушка, налей, только теперь я почувствовал настоящий аппетит.

— Ну, за то, чтобы у тебя в этом году в табели четверок не было! Физкультура — это еще не все.

— Будет, будет… Ого, Менеликова едет. Слышишь, дедушка, как у нее страшно грохочет велосипед? Развалюха.

— Да, да, теперь и я слышу. Что случилось? Должна была быть рано утром. О, черт… Амелия опять забыла позаботиться о талоне на новый велосипед. Менеликова будет недовольна.

— Да? Сейчас я ее успокою! — Филипп протянул руку к кнопке. Базилий в последнюю минуту стукнул его по руке.

— Не смей! Из-за твоих дурацких шуток мы можем потерять лучшую поставщицу! Нажми на белую кнопку!

На тропинке послышалось бренчание железа и сердитое сопение. Базилий высунулся из окна.

— Сюда, Менеликова! Заходите, пожалуйста. Что так поздно сегодня? Я уже очень беспокоился.

В комнату вошла полная смуглая женщина. Сняла узел со спины и села с облегчением.

— Потому что, уважаемый, это стало уже невыносимо. Что ни день — новая дурость. Здравствуйте.

Базилий быстро подсунул ей полный стакан.

Женщина выпила залпом. Стакан накрыла ладонью.

— Не спешите так, уважаемый. Я ведь не убегаю. Выпью и второй. Дайте только продышаться. Запыхалась сегодня… Ой, ты мой золотенький, солнышко мое кругленькое, с каждым днем хорошеешь… — обратилась к Филипеку. Мальчуган показал язык и недовольно подернул плечами. — Кругленький, яблочко наливное…

— Хе-хе, яблочко, яблоки, хе-хе. — Базилий облизнулся.

— Будут яблоки, пусть меня посадят на эту их Самую Высокую Гору, если и яблок не дождусь! Говорят, гора-то совсем никудышная, хлам.

Базилий многозначительно подморгнул и многозначительно вставил:

— Филип пятерку получил.

— Вот и славно. Я тоже сегодня отличилась на пятерку. Если бы не додумалась, до сих пор бы стояла за рекой, как дура.

— Что ж такое? Расскажите, Менеликова… — Базилий наполнил стаканы и придвинулся к женщине.

— Мосты разобрали до единого. Подъезжаю я к реке, смотрю и глазам не верю. Люди глазеют на реку, как бараны на новые ворота. Был мост, и нет моста!

— Дураки, — крикнул Филип, — газет не читают.

— Посмотрите, какой он умный стал в школе! Газеты выходят в полдень, а мосты уж на рассвете приказали долго жить. Что на это, Филипек, скажешь?

— И? Дальше? — расспрашивал Базилий.

— Ничего. Вместо моста стоят машины какие-то. Спрашиваю, что будет. Люди отвечают, что туннель. А чего машины не роют? А потому, что чего-то там еще не прислали и мастер не знает, какой должен быть туннель, одинарный или двойной. Только я спросила, как подходит ко мне один и говорит: «Ну чего шумишь? Чего?» «Туннель — хорошая вещь, — отвечаю, — но где же он?» Тот погрозил мне пальцем и отошел. Теперь я выпью, если вы, уважаемый, будете так любезны и тоже не откажетесь. Счастье, что люди меня знают. Поехала в музей, и знакомый хранитель перевез меня на экспонате, то есть на старинкой байдарке, на другой берег.

— Значит, туннели лучше, чем мосты? — Базилий покачал головой.

— Дедушка тоже дурак! — Филипек покраснел от злости. — Сколько было несчастных случаев на мостах? Тысячи людей вниз попадали!

— Из-за того, что перила сняли, — несмело отозвался дедушка.

— Перила не подходили к нашему пейзажу. Нельзя строить с перилами! Дедушка забыл и о болезнях, которые приносят ветры. А на мостах всегда дуло сильнее всего. Решение по поводу мостов правильное!

— Что-то в этом есть, — признала Менеликова. — Это факт, что по пьяному делу сыпались люди в воду. А что касается ветров — святая правда. И мне тоже один раз надуло. Целую неделю не могла голову повернуть, ни влево, ни вправо. А чего стоит человек, который не может повернуться ни вбок, ни назад? В постели ему только лежать. Но кто сегодня может себе это позволить?

— Покажи Менеликовой, — обратился Базилий к Филипеку.

— Менеликова не разбирается в отметках.

— Она разбирается, чтоб ты знал, разбирается. Менеликова хорошо знает, что, кому и почем!

Обиженная женщина наклонилась над мешком. Какое-то время копалась в узелках. Потом выпрямилась и на открытой ладони подала подарок. Дедушка и внучек захлопали в ладоши.

— Яичек, — крикнул Филипек.

— Не говори так — яичек, только яичко, — поправил Базилий.

— Подумаешь, если умеешь давить на гашетку «фауикшака», то можешь говорить «яичек» вместо «яичко». (Истребители «ФАУ-ИКС», полгода назад признанные чудом техники, были в последнее время сняты со штата. Их место заняли улучшенные «ФАУ-ЗЕТ». И устаревшие «ФАУ-ИКС» были отданы средним школам. Мальчики называли истребители «фауикшаками», а девочки — «фауиксятами».) Настоящее яйцо. Сейчас себе сделаю… Дедушка, что я хочу себе сделать?

— Гоголь-моголь! — подсказал Базилий.

— Подожди… — Менеликова дала удивленному мальчику второе, еще более красивое яйцо.

— Яичка, — прошептал Филипек.

— Опять плохо. Если одно — это яичко, если два — яички. Тьфу, надо мне еще выпить. Язык меня совсем не слушается. Яичка? Яички? Да. Правильно говорю: яички. Беги, миленький, на кухню за кружкой. По дороге отправь маме телеграмму. Пусть немедленно возвращается. Я чувствую, что в корзине есть творожок… — добавил он тише.

Внучек выбежал. Базилий погрозил женщине пальцем.

— Менеликова, ох, Менеликова… Нельзя мальчику морочить голову. Два яичка!

— Ну что вы, уважаемый, разве это много для такого парня? Ведь он же мой крестник.

Базилий застыл с бутылкой вина в руке, поднял брови и тихо присвистнул.

— Ах так, и вы тоже…

Менеликова опустила голову.

— Два раза. Да, пан Базилий.

— Так, значит, его крестили семь раз. Вы, я…

— Обойдемся без фамилий. Мне за любопытство не платят. Цифра семь приносит счастье.

— Вот и сегодня ему повезло. Пятерку схватил.

— Способный ребенок. Золотой мальчик.

— За его здоровье!

— Не откажусь. Пан Базилий, с вами как поговоришь, так лет на двадцать молодеешь… Но ненадолго. А жаль.

— Спасибо. Так выпьем за нашего Филипека.

— Ах, если бы это был действительно наш Филипек… Тогда бы у нас было больше того, о чем поговорить.

Базилий улыбнулся, кивнул головой и развел руками.

— Челина, милая, немного вы опоздали. Может, и не на двадцать лет, но уж, наверное, на добрых несколько. Нам остается радоваться на чужих детей, внуков, да и тому, что есть еще желание, которое с будущего года нам придется называть аппетитом. Извините, забыл о туннелях.

— Поговорить тоже приятно, если есть с кем. Что, опять за Филипека? Нет, пью за маму Филипека и его дедушку. Амелия женщина с головой — это видно по ребенку. Приятно посмотреть.

— А что, голова нужна в этом деле? Ох, Цеся, Цеся, совсем с памятью плохо дело.

— Нужна, дорогой мой Базик, нужна и очень даже нужна. Дурак все испортит, ко всему отобьет охоту. Поверь мне, я на этом собаку съела.

Они помолчали в задумчивости. Челина первая взялась за стакан.

— Говорят, что после этой ракеты многое изменится к лучшему.

— Что может ракета? Полетит, вернется. Разобьется или не разобьется.

— Не знаю. Что-то должно ведь быть в людской молве. Может, ракета и в самом деле полетит далеко и вернется с важным известием. А может быть, просто каждое изменение приходит после  ч е г о - т о  и поэтому люди говорят, что после запуска ракеты произойдет то или другое?..

— Ну, выпьем.

— Сейчас. — Челина отодвинула протянутый ей стакан. — Подожди, у меня что-то для тебя, — говорила, склонившись над корзиной. — Вот, пожалуйста.

— Анютины глазки!.. Не верится, настоящие анютины глазки!

— Немного завяли, бедненькие. Хотя я и везла их в мокрой тряпочке.

— Пунцовые лепестки, желтые сердцевинки, прекрасные, настоящие анютины глазки.

— Трах! — крикнул Филипек, вбегая в комнату. — Кто сказал анютины глазки? Если яичко, то уж и анютино глазко. Глазко, глазко! Трах! Вторая очередь — в дедушку!

— Ешь свой гоголь-моголь и оставь меня в покое. Золотое сердце, Челина, золотое сердечко…

— Сердце познается во время торговли творожком. Уже поздно, а профессорши как не было, так и нет. Мне нужно идти.

— Дочка скоро вернется. Подождите, Менеликова, еще немного. А цветок нужно засушить, правда?

— Лучше всего положить в книгу.

— Я поищу, может, есть еще где-то на чердаке. Пока засуну его под стекло на письменном столе.

— Барахло. Вот-вот развалится. Совсем завял, — насмехался Филипек, поглощая гоголь-моголь. — Ого, слышите, мама возвращается.

— Я подожду на кухне. Не хочу, чтобы профессор видел меня с корзиной. Догадываться и видеть — это две совсем разные вещи.

— Зять не придет к обеду. Он допоздна засиживается в институте.

Тихий, но усиливающийся шум за окном. Тень коснулась стекол и скрылась за деревом.

— Машина Легарта. Самый лучший пилот Севера, — пояснил Филипек. — Кажется, он полетит на Великой Ракете.

— Бедная Амелия. Останься, я сам выйду ее встретить.

Амелия и Легарт, прижавшись друг к другу, стояли под оранжевым деревом. Базилий спрятался за кустами. Решил минуточку подождать.

— Мне было очень хорошо с тобой. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, — сказала Амелия. — Жаль, что тебе нужно лететь. Зачем отправляют эту ракету? Не понимаю. Останься.

— Не умеют чувство выразить словами, — прошептал Базилий. — Ужас.

— Почему не хочешь остаться? Жаль терять время на полеты неизвестно куда. Ты и я. Я и ты. Вот что имеет какой-то смысл.

— Люди ждут очень многого от нашего полета. Даже те, которые ничего о ракете не слышали, хотят, чтобы она была запущена как можно скорее. Не могу тебе объяснить, но так говорят все вокруг. Поэтому нужно лететь. Похоже, нельзя не лететь.

— Надолго?

— Подробности я узнаю в последний момент. Недолго  т а м  может обозначать очень долго  з д е с ь. Впрочем, сам не знаю. Я чувствую, что должен сказать тебе что-то очень приятное. Послушай… — Легарт стал рыться в карманах. — Где же это? Оставил в машине. Подожди, принесу.

— Останься. Чего ты ищешь? Прошу тебя, останься. На расстоянии цена тебе значительно меньше. Не будь глупым.

— Хотел прочитать тебе старое письмо, написанное моей бабушке. Кто писал, не знаю, но писал очень красиво. Трудно повторить. Было там и о свидании на поляне, покрытой росой, среди елей и папоротников. О радостях и горестях. О нежности и обожании. Подожди, что еще? О том, что если не можешь жить с любимой, то нужно жить для нее… Много странных, красивых слов. Невозможно передать точно.

— Ты устал?

— Нет.

— Пойдем тогда в глубь сада. Там нас не увидят ни из окон, ни с улицы.

Вскоре после этого Легарт умчался.

Базилий подошел к дочери.

— Менеликова ждет. Ты не забыла о талоне?

— Забыла.

— О, нехорошо. Менеликова будет недовольна. Придется дать ей много дудок, иначе она больше не придет. (Дудками называли деньги, которые были в обращении в годы молодости Базилия. Вошло в привычку при частной торговле, помимо расплаты новыми деньгами, добавлять какую-то часть и старыми дудками, которые очень ценились. Ходили дудки, конечно, нелегально. Замеченное обладание ими сурово преследовалось по действующим законам.)

— Отстань.

— Понимаю. Ты не можешь справиться с чувствами. Неловкая ситуация.

— Я просто хочу привести в порядок свои ощущения. Хаос не облегчит мне ожидание. Я должна хорошо запомнить Легарта. Закрепить в памяти. Чтобы завтра не заменить его кем-то другим. Понимаешь теперь? Поэтому я вспоминаю, что было позавчера, вчера и сегодня.

— Да, я понял, наконец. К сожалению, Амелия, ничем не могу тебе помочь. Здесь я бессилен.

— Ты уже слишком стар для жизни. Не кривись, папа. Я права, это бросается в глаза.

К месту старта не допустили даже самых близких. Несмотря на непосредственное участие Дескура, Амелии пришлось остаться дома. Когда начало смеркаться, она села вместе с отцом у окна.

Филип спал. Была уже поздняя ночь. В темно-синем небе исчезла сверкающая полоса, последний след ракеты, видимый невооруженным глазом.

— Телефон. Наверное, Конрад. Слышишь, Амелия.

Амелия даже не повернула голову. Базилий поднял трубку. Дескур спрашивал о впечатлениях от старта.

— Что тебе сказать? Да, ничего, ничего. Только очень беспокоился. Первый раз так сильно. Не могу себе места найти.

— Не болтайте глупостей, а то место найдется очень быстро. Спокойной ночи.

Базилий положил трубку.

— Хочешь выпить? — спросил у дочери Базилий. — Нет? А мне нужно. Выпью и за тебя.

Просидели у окна до рассвета. Та же сцена повторялась и еще несколько ночей подряд. Ракета отдалилась уже на огромное расстояние и давно исчезла из поля зрения. Рапорты приходили регулярно. Легарт сообщал, что ракета идет точно по курсу, что на борту все в порядке, что скорость соответствует всем сделанным на Земле расчетам. Монотонная эта информация приводила Амелию в ярость, вызывала многочасовые истерики. А ведь машины были просто не в состоянии передать ни настроения, ни чувства пилота. К тому же распорядок полета строжайше запрещал личные переговоры.

Дескур получил отпуск и переехал на дачу. Его присутствие еще больше усложнило жизнь Амелии. Присутствие одного постоянно напоминало об отсутствии другого. Конрад, несмотря на разницу в возрасте, был очень, ну как две капли воды похож на Легарта. Рост, сложение, черты лица… Даже в жестах замечалось разительное сходство.

«Мертвый отлив с живого человека, — думал Базилий, наблюдая за зятем. — Не удивляюсь Амелии. И меня раздражает этот мнимый Легарт».

Амелия полюбила далекие прогулки. Выбегала из дому рано, возвращалась с сумерками. Возбужденная, с каждым днем все более взволнованная, останавливалась перед экраном, сжимая кулаки в бессильной злобе. (Для удобства ученого в окно был вмонтирован специальный экран, позволяющий следить за полетом ракеты. Место кладовой — того шкафчика, вскрытого Филипеком — заняли сложные приборы, поддерживающие связь с машинами ракеты и с Легартом.)

— Глупость это все. Пустая трата времени, — говорила Амелия, не обращая внимания ни на мужа, ни на сына. Серебряная точка медленно двигалась из сектора в сектор. — Я думала, что чем больше будет впечатлений, тем легче ждать. Но кого я именно жду? Что? Это пятно, ползающее по экрану. Жду того, чтобы дождаться самого худшего: встречи старой женщины с молодым мужчиной, возвращающимся из пространства, где время идет по другому счету.

— Ожидание очень тяжелое дело, — вдруг отозвался Дескур. — Я убедился в этом.

— Ты? А тебе-то откуда знать? — рассмеялась Амелия.

Базилий предусмотрительно вышел из комнаты. Через некоторое время открыл дверь и вызвал Филипека.

— Возьми учебник и принимайся за учебу. Забыл об экзаменах? На одной пятерке хочешь перескочить в следующий класс? Давай, давай, только мне без дурацких гримас!

Дескур достал из-под дивана бутылку и стаканы. (После ликвидации кладовки Базилий распихал запасы по разным углам.)

— Ты не голодна? — Не дождавшись ответа, он наполнил стакан и дал жене. Амелия выпила залпом. Профессор сел в кресло. Он пил мелкими глотками. Время от времени поглядывал на экран. Ничего особенного там не происходило. Вдруг Дескур зевнул. — Извини, но я не знаю, что с собой поделать. Отдых совершенно меня расслабил. Отпуск проходит в ожиданиях. Забавно.

— А чего тебе хочется? — Амелия подставила стакан и снова выпила, не отрывая губ.

— Чего хочется? — Конрад сморщил лоб. — Чего хочется? Ты знаешь, я очень давно об этом не задумывался. Хм. Ничего не приходит в голову.

Амелия расхохоталась.

— Браво, браво! Дескур, Дескур! Великий ученый, современный мудрец! Самый естественный вопрос приводит его в замешательство! Блестящий факт, не правда ли? О, ты великий ученый…

Незаурядность Дескура открыли много лет назад. В то время он работал с Гулькой II над усовершенствованием способов коммуникации. Ему пришла в голову интересная идея: зачем передвигать человека с места на место при помощи все более совершенных машин? Ведь можно разобрать человека на мелкие кусочки, и из этих самых кусочков собрать потом того же самого человека в любом назначенном месте. Тотчас же сконструировал необходимый аппарат. Гулька II сел в кресло с букетом цветов на коленях. Дескур повернул выключатель. Присутствующим на опыте стало не по себе: Гулька II исчез! От молодого ученого остался лишь недогоревший окурок в пепельнице, стоявшей вне досягаемости аппарата. В пятистах километрах от этого места аппарат-близнец должен был в тот же момент смонтировать Гульку II обратно. Дескур связался со Второй лабораторией и велел попросить к телефону Гульку. Короткий разговор с заведующим Второй объяснил ситуацию: аппарат не смонтировал Гульку II. К сожалению, до сих пор не установлено, где в конструкции аппарата заключалась ошибка. Несмотря на многочисленные попытки, Гульку II так и не удалось смонтировать. Половинчатый успех не сулил Дескуру ничего хорошего. Однако закончилось все благополучно. Нашлись любители аппарата с недостатком. Изобретение купили. Дескур получил большое вознаграждение. Над способным Гулькой II долго не плакали. Покупатели аппарата напомнили Дескуру о делишках Гульки I, старшего брата соавтора машины. Стало известным, вернее, заговорили об этом только теперь, что Гулька I отравился макаронами из сосны. По правде говоря, было это давно, и тогдашнее кулинарное производство оставляло желать много лучшего. Но потребление сосновых макарон было признано необходимым, несмотря на явные недостатки нового деликатеса. Ничего удивительного, что смертельные отравления выставляли в дурном свете самих же покойников.

Вместе с орденом — а это был очень хороший орден для ношения на шее — свалились на Дескура новые обязанности. Поручали ему теперь самые ответственные задачи. Почти ежедневно получал он приказы придумать новое изобретение. Он был не в состоянии вычислить все. Понятное дело, когда родилась ерунда, названная «теорией поворота», именно Дескуру поручили выработку успешного противодействия. Ни с того ни с сего стали распространяться слухи более-менее такого характера: прежнее движение вперед происходило не по прямой, а по кривой, составляющей фрагмент замкнутой окружности. Внезапное ускорение движения может привести к тому, что современники догонят своих прапредков. Современная техника предопределит исход поединка. Прапредки мгновенно потерпят поражение. Короче говоря, их уничтожат. Что тогда? Вот проблема даже для самой умной машины. Ученые смеялись до колик над «теорией поворота», но закон противодействия признавали правильным. Так как знали, что при определенном усилии можно найти научное оправдание любой самой откровенной ерунде. Поскольку наибольшие усилия приходились на долю машин, было решено еще старательнее их оберегать. И это еще не все. На основе «теории поворота» Дескур просчитал вымышленные данные от вымышленного замкнутого круга. Дальше дело пошло гладко. Построили соответствующей силы ракету и определили курс, выводящий за пределы «замкнутого круга». Замысел Дескура одним выстрелом убил двух зайцев. Положил конец назойливым сплетням, что было в тот момент самым важным, и гарантировал бесценную информацию в том случае, если бы ерунда оказалась не ерундой. После запуска, когда обнаружилось, что ракета благополучно оказалась вне круга, Дескура наградили отпуском.

Ничто не мешало покою на вилле — уважали отдых знаменитого ученого. А Дескур мучился, как осужденный. Он не знал, что с собой делать. Ему легче было просчитать несуществующую замкнутую окружность, чем обнаружить в себе желание к чему-либо. О делах, которые были для Амелии единственным смыслом существования, не беспокоился. Мог забыть. В этой области инструкций у него не было. А Амелия не видела нужды ему о том напоминать.

Не пытаясь объяснить жене своего настроения, Дескур пил и зевал. Кстати, для него самого не все было достаточно ясно.

Амелия после шумного взрыва прикрыла глаза. Пыталась при помощи алкоголя освежить воспоминания и стереть границу между тем, что было, и тем, что будет.

В соседней комнате Филипек зубрил что-то к экзаменам. С антенной на голове сидел над учебником. Из передатчика доносился приглушенный внушающий голос:

— Свинтухи Юга и есть свинтухи. Кусты, деревья и цветы красят в зеленый цвет. Зеленый цвет ни в какое сравнение не идет ни с лиловым, ни с оранжевым. Свинтухи они и есть свинтухи, а не жители благородного Севера. Свинтухов Юга кусают скотские оводы…

— Заткнись! — крикнул Филип. — Дедушка, что такое скотские оводы?

— Отстань! Ты видел корову в зоопарке? Были там и оводы.

Базилий прохаживался по комнате. Время от времени поглядывал через приоткрытые двери на экран и дремлющую в креслах пару. Амелия улыбалась, Дескур похрапывал. Сигнал тревоги прервал сонную скуку. Станция связи с ракетой предупреждала о чрезвычайном известии от Легарта.

— Амелия! Конрад! — крикнул Базилий.

«Трах!» Филип отшвырнул учебник и выскочил за дедушкой.

— Машины распознали планету на курсе. Машины точно определили, что эта планета, как близнец, похожа на Землю. Я начинаю передавать сигналы.

Базилий посмотрел на Дескура и, ни слова не говоря, каждому из присутствующих подал полный стакан. Предчувствовал сильные потрясения.

— Машины подтвердили, что Земля-II принимает сигналы. Сигналы стали понятными.

— Значит, я был прав, — прошептал Дескур, думая об интервью, которое дал прессе.

Следующее известие пришло вместе с отчетом о выполнении тайной инструкции. (В случае обнаружения живых существ ракета должна приготовиться к бомбежке. Однако, предварительно следовало передать «Краткий курс истории Земли», чтобы неизвестные существа знали, с кем они имеют дело.)

Дескур слушал и непроизвольно стискивал пальцы.

— Легендарное начало, Адам и Ева… Период макарон из сосны, искусственные ледники, новая растительность, Самая Высокая Гора…

— Забыл о туннелях, — вырвалось у Базилия.

— Туннели были ошибкой. Их уже засыпают. Послезавтра начнем строить новые мосты, — ответил машинально профессор.

— Боже мой, что за жизнь у нашей Менеликовой, — простонал дедушка. — Снова бедняжке придется бежать за байдаркой.

— Ты знаешь что-нибудь о женщинах с другой Земли?

— Ничего, Амелия. Обо всех подробностях мы узнаем от Легарта. Он вот-вот должен приземлиться. Тогда…

— Тебя туда нужно было послать. Тебя, старый дурак.

— Машины уже перехватывают мысли и настроения жителей Земли-II. Передают результаты непосредственно на Землю-I. Ракета готова к бомбардировке.

Сложная машина, установленная возле экрана, принимала посланные Легартом сигналы и переводила их на язык, понятный на Земле-I. Когда появились первые слова, соответствующие мыслям и настроениям неизвестных существ с Земли-II, Базилий вздрогнул.

— Посмотри, Конрад, что там думают о нас, — сказал он тихо.

— Вы когда-нибудь замолчите?

— Ну послушай меня хоть раз… Посмотри.

— Настроения жителей интересуют только дураков и слабаков. Ракета снабжена оружием, которое еще никому не снилось. Еще мгновение, и Легарт…

— Возвращается! Возвращается! — Амелия бросилась отцу на шею. — Папа! Дорогой папа!

Серебряная точка на экране описала полукруг. Ракета сбилась с курса и поворачивала в сторону Земли-I.

— Спокойно. Тихо, а то всех вас отправлю к Гульке II.

— Штурвал не слушается машин. Не могу удержаться на курсе, — сообщает Легарт.

— Небольшая авария. Все будет в порядке.

— А все-таки возвращается, — ликовала Амелия. — Вспомнил и возвращается.

— Начинай бомбить!

(Приказы Дескура через комнатную станцию связи попадали на центральную, а оттуда, после подтверждения, немедленно передавались Легарту.)

— Наконец-то дельное предложение! — завопил Филип. Воспользовавшись невнимательностью дедушки, он выпил две бутылки и поэтому был настроен оптимистично.

— Слишком далеко, — ответил Легарт.

— Передаем новый курс. Во что бы то ни стало нужно приблизиться на расстояние успешной бомбардировки.

— Возвращается… — Амелия сложила ладони на груди, прикусила губы, стиснула колени. Видно было, что она всеми силами старается притянуть ракету к Земле.

— Что там за чертовщина? — Дескур заволновался не на шутку. Знал, чем пахнет неудачная экспедиция.

— Приняли нас за свинтухов Юга и поэтому не разрешают приземляться. Я тебе точно, папка, говорю.

— Замолчи!

(Дескур принадлежал к тем немногочисленным людям, кто знал, что свинтухов не существовало. Не существовало и Юга. Веру в существование свинтухов поддерживали по-разному. Например, при помощи испорченных замков без ключей.)

— Легарт, Легарт! Во что бы то ни стало! — Дескур уже не владел собой. Еще минута, одна, другая — и центр выключит его станцию. Был уверен, что в любой момент руководство полетом может быть передано кому-то другому.

— Успокойся, ничего такого не будет, — сказал мягко Базилий. — Они нас считают сумасшедшими. Я просмотрел известия о настроениях жителей. Смотри: «нет, нет, нет» и… «сумасшедший дом». Обрати внимание, «сумасшедший дом» повторяется чаще всего.

— Снова несешь чепуху. Эти на той Земле не умнее нас. Они могут изменить направление полета ракеты, но не могут ее уничтожить. А так поступил бы каждый нормальный человек.

— Может, не хотят?

Дескур покрутил пальцем у виска.

— Филип тебе это объяснит.

— Что ж ты меня отсылаешь к Филипу? Этот сопляк наелся и почти спит. Поговорим спокойно. Согласно моим расчетам, там Земля-I, а мы — на Земле-II. Наших предков небось считали дураками с пагубными наклонностями. Вот и отправили во Вселенную. Ясно, что не очень приятно для уха и сердца, но очень правдоподобно. Даже легендарное начало с Адамом и Евой, их изгнанием из рая тоже играет мне на руку. Подумай об этом, Конрад. Мы здесь, а они там. Эх, они там спокойно жили долгое время, до этой ракеты. Наверное, и сейчас сидят над творожком и гоголем-моголем, рассматривают анютины глазки и не знают, что такое макароны из сосны… О, извините, уже узнали. Сидят, любят друг друга, а один дежурный наблюдает за машиной, которая отгоняет непрошеных гостей. Ну что ты на это скажешь? Ничего? Считаешь, что я тю-тю? Даже слушать не хочешь?

Базилий махнул рукой. Со злостью еще раз глянул на сообщения.

— Сплошной «сумасшедший дом»… Хм… Слушай, Конрад, ты только не пойми меня неправильно, слышишь? Да, болтай, мол, себе на здоровье, а мы тебя не слышим. И ребенок спит. Поговорю тогда с бутылкой. Ну что за разговор с пустой бутылкой?

Ракета неутомимо кружила над Землей. Ракета набирала скорость, разгонялась и внезапно поворачивала, чтобы через мгновение снова повторить безнадежную попытку.

Амелия и Конрад не сводили глаз с серебряной точки на темном экране. Смотрели, смотрели, каждый со своей надеждой в сердце.

Перевел В. Толстой.