Ответственный советский работник обладает широкими возможностями строить и определять свое свободное время. Если ему наскучили служебные апартаменты, ему дано уединиться в охотничьем срубе в горах или замкнуться на уединенной правительственной даче на каком-нибудь лазурном берегу. Он может направить свои стопы в изысканный санаторий или отдохнуть в лесном угодье. И все же быт влиятельного бюрократа заранее предопределен и трафаретен — в нем не больше вариантов и неожиданностей, чем в менуэте. Выбор удовольствий ограничен возрастом, возможностями наслаждения — необходимостью сохранять свои слабости в тайне. Круг интересов узок: скупка антикварных ценностей, собирание абстрактной живописи, коллекционирование роскошных автомобилей.

Укладу жизни ответственных советских чиновников свойственны определенные общие черты: нет прочных привязанностей — кругом только начальники и подчиненные, однообразность работы, душевная усталость. Из-за однородности советского стиля жизни и убогости воображения время течет по унылому руслу, не обещая сюрпризов. И все томятся в безделье, оставляя свои роскошные кабинеты. Они успели все познать и многим удовлетвориться. Им никогда не приходится поражаться неожиданному проявлению внимания к себе — они привыкли к нему. Никогда не доводится испытывать волнения из-за недостатка средств, не свойственно переживать горечь непризнания: лживые комплименты и дежурные восторги — их неизменные спутники. Они находятся лишь под влиянием динамики честолюбия. А поэтому они постоянно ищут подтверждений своей значительности, важности. Во всем — ив накопительстве прежде всего — стараются захватить больше, чем то, что возможно было потратить вчера; а пресытившись, получают удовольствие в тирании, унижают, измываются без всякой необходимости над каждым, кто соприкасается с ними. Претендуя на незаурядность и необыкновенность, неизменно остаются гораздо в большей мере, чем полагают сами, автоматами, действующими, думающими, передвигающимися, руководимыми по заранее и не ими заданным стереотипам и программам.

А раз так — то надо скрыть внутреннюю опустошенность пышными декорациями. И начинают, как правило, с жилища, которое является примером не только нарочитого хвастовства, но свидетельством того, как коммунистический класс воспринимает себя и трактует свою значительность.

Большой дом (изолированная квартира) — видный человек. Маленький дом (коммунальная квартира) — незначительный человек. Никак не бывает в СССР, чтобы человек, не связанный с коммунистическим классом или не обслуживающий его, жил в таком доме, как ответственный чиновник. Облик и размер квартиры всегда находятся в связи с характером отношений советского гражданина с властью. Квартира — прекрасное средство давления на человека: ее как правило нельзя купить, а можно получить лишь как благодеяние из рук государства. И каждый счастливый шаг в карьере начинается с переезда в новую, более просторную и удобную квартиру. Отношение партократов к самим себе, как к людям, призванным господствовать, подкрепляется не только пристрастием к домам, существенны автомашины, наряды, но жилище остается главным. Великим предпочтением пользуются собственные дачи и виллы за глухими каменными заборами, еще лучше — за колючей проволокой, со сторожем. Это внушает обывателю благоговейный трепет.

Сохранение социальной дистанции — вопрос в СССР весьма важный и необходимый. С социальной точки зрения было бы, безусловно, неудобно, если бы партийный вельможа усаживался за обильно накрытый стол, а сосед по коммунальной квартире — инженер или врач — принимался за консервированную тушенку и квашеную капусту. Социальная дистанция, следовательно, вытекает из соображений идеологии: если важный государственный сановник огражден от рабочего высокими стенами и между ними пролегает ухоженный частный сад, есть надежда, что трудящийся какое-то время не узнает, как живет, чем питается, с кем встречается его руководство. И тем самым спасена будет иллюзия об обществе равных возможностей.

Склонность к уединению, вызванная необходимостью, превращается в культ. Самому главному советскому руководителю Генсеку Горбачеву принадлежит небольшая (6־комнатная) квартира, на двери которой прикреплена табличка с его фамилией. Там он прописан и по месту жительства голосует в избирательном округе, позируя фотографам. Такая достойная, но скромная квартира вызывает уважение. И даже те, кому негде жить, кто ютится в многоквартирном коммунальном доме, невольно испытывают удовлетворение: у самого Генсека всего несколько комнат. Можно и подойти к дому — обычное, добротное здание с обязательным милиционером у входа. Но советский Генсек в этой квартире по существу не живет. Его сфера обитания — виллы, одна — с плоской, другая — с готической крышей в 20–30 комнат, расположенные в окрестностях Москвы, окруженные трехметровой высоты оградой и охраняемые целой армией солдат. И эти дома не являются единственными. Когда (и если) Генсек дает волю своей страсти охотника, то может приехать в Завидово — роскошный дворец в 120 километрах севернее Москвы. Уникальный охотничий край резервирован только для него.

В его распоряжении дома отдыха, расположенные в Ореанде — в Крыму, в Пицунде — в Закавказье: там время от времени он проводит совещания с лидерами "братских" партий. И еще к его услугам дюжина коттеджей, срубов в Прибалтике, на Валдае, на Карельском полуострове.

Не обижены жилплощадью и другие советские руководители. Премьеру Рыжкову принадлежит роскошное современное здание с видом на Москву-реку на Воробьевском шоссе, но он предпочитает жить в ухоженных резиденциях под Москвой — их у него две. Расположены они недалеко от Москвы, в прекрасных дачных местах — Барвихе и Жуковке — на крутых холмах, над спокойно текущей Москвой-рекой, рядом с просторной русской долиной с сосновыми рощами. Летняя его резиденция — на побережье Крыма, со спускающейся мраморной лестницей к морю, с бассейнами для соленой и пресной воды, с тропическими садами.

Все эти дворцы, виллы, дома, хижины изолированы от внешнего мира каменными стенами, массивными железными воротами, системой сигнализации. Запретная зона. Роскошь завуалирована привычкой к секретности, ибо советской элите есть что терять. Образ жизни и привычки коммунистических господ дали повод к созданию многих легенд, мифов и… анекдотов?.

Мало тех, кто видел эти дома, но даже резиденции советских господ рангом пониже впечатляют, подавляют и изумляют. Вот одно из описаний такого дома. Дом помещается в модном, поросшем лесом предместье. Войдя в первую комнату, вы оказываетесь в 18-м веке. Оригинальные картины старых художников, сверкающий паркет слепит глаза, мебель — коллекция антиквара или мечта директора музея. Ряд кресел как бы предлагает покрыть их табличками: "Не дотрагиваться!"… Тяжелая резная дверь — и вы входите в следующую комнату, но в 21-е столетие. Это не комната-жилье, это декорация для снятия показательного фильма из области научной фантастики… Вы спускаетесь по узкой маленькой лестнице и входите в средние века: стены из грубых неотесанных камней и декорированы старинным охотничьим оружием, мебель и пол покрыты шкурами диких животных, толстые кривые поленья, замшелые от старости, тлеют в огромном камине…

Сильным советского мира, однако, вовсе не обязательно иметь собственные квартиры и коттеджи. В случае необходимости к их услугам гостиничные дома ЦК КПСС и Совета Министров. Их можно использовать не только для гостей, но и реквизировать для личного потребления. Нынешний первый секретарь ЦК компартии Азербайджана Кямран Багиров, как и его предшественник Г. Алиев, стремясь подчеркнуть свою простоту и скромность, отказался переехать в официальную правительственную резиденцию, сохранив за собой старую 4-комнатную квартиру в центре города Баку, в которой он жил, будучи просто секретарем ЦК республики. По-видимому, подражает Горбачеву для создания мифа скромного человека из народа. И подражание полное: в этой квартире он только прописан, в действительности он расположился в одном из гостиничных домов ЦК, в некотором отдалении от города — особняке в полторы дюжины комнат, в три этажа, стилизованном под поместье средневековых немецких баронов. От ворот к дому ведет аллея в километр, по обе стороны которой высажены экзотические растения. По внутреннему интерьеру дворец точно копирует убранство замков азербайджанских князей.

В последние годы появилась тенденция у господствующего класса иметь квартиры не в отдалении от города, а в центре, где они закамуфлированы за плоскими фасадами многоэтажных зданий. Фактически эти квартиры — дом в доме: двухэтажные, с десятком комнат, винтовой деревянной лестницей, отдельным лифтом. В соответствии со вкусом их обитателей разбираются и ставятся новые стены, возводятся каменные колонны, заменяется оборудование кухонь и ванных. Размеры жилых комнат по меньшей мере в несколько раз больше, чем стандартные, гостиные напоминают добрую половину теннисной площадки. Такой особняк из стекла и бетона предоставляет его обитателям максимум удобств. А внешне не выделяется из типовых домов — каменных мешков советского города. И чтобы уберечь тайну роскоши, предпринимаются строжайшие меры предосторожности: посыльные, доставляющие почту, должны предъявлять специальные удостоверения, посетители через несколько охраняемых входов пропускаются только с разрешения жильцов.

Такие дома — последний крик советской моды. Они есть в каждом более или менее значительном городе: в Москве на проспекте Мира, в Ленинграде на улице Ленина, в Киеве на Крещатике, в Баку в Лермонтовском переулке… Внутреннее убранство таких квартир солидно и достойно: стены обиты деревом, увешаны дорогими картинами и гобеленами, полы из цветного паркета, бронзовые люстры, серебро, антикварные статуи. Самое подходящее слово для этих квартир — дорогие. Денег здесь не считают. Таков стиль коммунистического класса.

От случая к случаю их обитателям, вероятно, приходят в голову какие-либо коммунистические заповеди, с которыми они выступают перед своими подчиненными и которые они, собственно говоря, должны были бы претворять в жизнь. Например, такое высказывание Энгельса: "Частная собственность должна быть отменена, все имущество должно быть обобществлено". Но логически (в соответствии с логикой правителей России) можно объяснить, к чему такая роскошь и изысканность. Властвующей элите в общественных местах бывать не пристало: не к лицу ей смешиваться со случайными людьми, да и служивый народ замучает просьбами и жалобами. Так что не имей они, властители России, подобных квартир, вести им монашеский образ жизни. А так есть где достойно принять гостей. И никого постороннего. Званые обеды, солидные и чопорные, устраиваются, как правило, на 10–12 персон: все тут важные персоны — разночинцев не зовут. Если приглашает ответственный сотрудник ЦК, то присутствуют министры, генералы, придающие встрече известную торжественность и респектабельность. Возможны также ученые, но только признанные и лауреаты. Богему — артистов, художников, писателей —־ в дом не зовут: может воспользоваться гостеприимством и где не следует бросить эпиграмму, пустить иронический слушок, обронить нежелательное замечание. И тогда — подорван престиж. А так дистанция прочно гарантирует поклонение и раболепие. Иное дело, если это не званый обед, а вечер отдыха — там возможны служители муз. Но тогда их устраивают не в официальных резиденциях, а на загородных дачах без жен и детей. Там партократ не прочь напиться, сбросив груз тяжелых государственных забот. Здесь пользуется уважением пение и допускаются смелые песни "а ля Окуджава и Высоцкий".

Стремление и тяготение коммунистического класса к богатству и роскоши имеет еще одно, может быть, самое важное значение. В накопительстве советские элиты видят важнейшее средство сохранения себя как класса.

Особенность советской партократии как класса в том, что она (пока) не может юридически передать свою власть и привилегии потомству — таковы ограничения, налагаемые на нее коммунистической идеологией, такова плата за стремление закамуфлировать в ней — в идеологии — эгоистические стремления и корыстную политику новых господ советской России. Выход видится коммунистическому классу в миграции их детей в учебные заведения, способные обеспечить им социальный статус в обществе, не будучи связанным с политической коньюнктурой. Следующий шаг-внедрение в науку: получение научных степеней и званий, которые гарантируют советскому человеку высокое социальное положение. Тем самым привилегии отрываются от характера исполняемой работы и становятся неотъемлемой частью личности: член-корреспондент академии пожизненно получает 350 рублей в месяц, действительный член — 500 рублей. В распоряжении академиков имеются дачи, закрытые магазины, машины по вызову… И в этом коренное отличие академика от партократа: его благополучие не столь блистательно, но зато надежно. А надежность — это самый желанный идеал советского руководителя, измотанного в интригах, зависимого от начальства.

Алексей Аджубей — зять Никиты Хрущева — с падением тестя утратил свои позиции, ибо его могущество основывалось только на высоком месте в структуре советской иерархии. Он, наивный, по-видимому, не знал, что ничего не вечно в советской системе власти, и не удосужился подумать о месте в Академии. Зять Алексея Косыгина — Джермен Гвишиани — оказался дальновиднее: он протолкнул себя в Академию Наук и теперь спокойно смотрит в будущее. То же сделали (или для них сделали отцы) дети советских сатрапов рангом пониже: сын хозяина украинской компартии Петра Шелеста проскочил в Академию Наук в самый последний момент — в канун падения его отца, в академиках вот уже несколько лет пребывает и сын Андрея Громыко.

Академический титул никого не избавляет от невежества, но гарантирует спокойную сытую жизнь.

Следующий шаг в динамике увековечивания привилегий: превращение пожизненных прав в наследственные. И если по наследству не передается место в партийной иерархии — оно даже не является пожизненным, — если нельзя завещать потомству звание академика — оно пожизненное достояние, то имущество, ценности безличны и передаются от отца через детей к внукам.

Отсюда — от имущества, ценностей и накопленных денег — начинается в СССР обратное движение индивида к власти. Деньги обеспечивают поступление в институт, на них же покупаются престижные должности, обеспечивающие высокий статус в обществе. А статус в свою очередь содержит в себе возможности накопления капитала — и так замыкается социальный круг. Коммунистический класс вырывается из ограничений, налагаемых на него идеологией, — в капитале он нашел универсальное средство увековечивания привилегий, влияния и власти. Он стал в полном смысле слова классом, господствующим, объединившим в себе монополию собственности, монополию власти и монополию увековечивания власти. Его внутреннее социальное движение стало движением по кругу: социальный статус — капитал — социальный статус.

Была решена и важная для господствующего класса проблема его аристократизации: сохранение его однородности достигается через межэлитарные браки — спирали власти являются и брачными биржами. Дочь Сталина вышла замуж за сына Секретаря ЦК Жданова, дочь премьера Косыгина — за сына генерала КГБ Гвишиани, сын академика Семенова женился на дочери академика Харитонова и т. д. Так создается живой барьер против проникновения чужеродных элементов в коммунистический класс. Тем самым замыкаются барьеры советских элит: от закрытых заграничных поездок до закрытых вилл, от закрытых спецшкол к закрытым институтам, от закрытого образа жизни к закрытым бракам…

Сказанное нами должно убедить, что коммунистический класс, властвующий класс советского общества, живет легко, вольготно и пресыщенно. Так оно и есть. Мысль о том, что, достигнув социальных вершин, он найдет печальную пустоту, мысль о том, что он, обвернувшись черным капиталом, не будет знать, на что его потратить, мысль, что успех и преуспевание — проходящи, а за ними возможна расплата, мысль о грустном уделе человеческого тщеславия — эти мысли ему недоступны.

Счастлив ли Он? Сказать "нет" — значит рассуждать не по-советски. Он выиграл в игре, в которой в проигрыше оказался весь народ. Следовательно, надо считать его удачливым. Ибо иначе будет поколеблена вера в систему, которая дала коммунистическому классу из всех своих благ самое главное — власть над запуганным, затравленным, униженным и оскорбленным человеком.

И еще к одному выводу мы подходим в нашем анализе: надеяться, что появится на арене советской политической жизни новое поколение коммунистов, способных привести режим к либерализации, — иллюзия. Ничто нельзя изменить в коммунистической системе, не ликвидировав ее как таковую. В таком случае, если (и когда) это произойдет, необходимо будет говорить о деятельности уже не коммунистических, а антикоммунистических лидеров. На этой идее, останавливая нашу работу, заметим: в ходе корриды наступает момент, когда бык, затравленный, разъяренный, истекающий кровью, внезапно перестает метаться и, устремив взгляд на своего мучителя, бросается на него и убивает. Этот момент известен у испанцев как момент "истины". Момент истины, несомненно, придет и для советских народов. Вопрос только — когда?