Возвращение в Ставрополь

В. Казначеев:

— После окончания МГУ Горбачёву предложили поступить в аспирантуру, но будущий генсек вместе с супругой решили отправиться на Ставрополье: лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе; к тому же диплом Московского университета на периферии давал большие преимущества, чем в Москве, где у молодой четы не было ни связей, ни широких перспектив. По юридической линии Горбачёв идти не хотел, ещё будучи студентом-практикантом он хлебнул настоящей работы, и, так как панически боялся сверхусилий, решил свою энергию направить в комсомольское русло.

В. Болдин:

— Вкусивший прелести столичной жизни, Горбачёв беспокоился по поводу неопределённости в своей судьбе. Молодого юриста это волновало теперь вдвойне. В сентябре 1953 года он женился на Раисе Титаренко, студентке философского факультета МГУ, и думать надо было о работе и для неё. Поскольку достойного места в краевой прокуратуре никто не заготовил, вполне возможно, что его ждало захолустье. А это не входило в планы молодого специалиста, вполне обоснованно гордящегося своим московским дипломом. Горбачёв давно понял, в какие двери надо стучаться, чтобы не ждать милости от судьбы. Нравы в ту пору в партийных органах были не те, что в середине 70-х годов, и Михаила не только сразу приняли и выслушали в крайкоме, но и помогли ему сменить профиль работы. А хотел он потрудиться на общественном поприще в качестве комсомольского функционера, где, как считал, имел большой столичный опыт. И верно, московский опыт у ставропольских комсомольцев был в дефиците.

Судьба ещё раз улыбнулась Горбачёву, и его сразу утвердили заместителем заведующего отделом пропаганды крайкома ВЛКСМ. Это была должность, которая даже для выпускника московского вуза считалась весьма солидной.

Горбачёв с головой окунулся в круговерть комсомольской жизни. Та пора оставила в его душе много добрых воспоминаний. Нередко вечерами уже в должности генсека он вспоминал эти годы, рассказывал, как мотался по станицам, проводил собрания, организовывал диспуты и ответы на вопросы. Время тогда было необыкновенным. Начиналась оттепель. Повсюду царил оптимизм. Страна расправляла плечи, быстро развивалась промышленность, улучшалась жизнь на селе, возводились новые города, создавались научные центры. В небо взмывали ракеты, советские люди осваивали космос, время рождало таланты. Физики и лирики, лишённые возможности трудиться в «комках», спорили о величии мироздания, о значимости духовного и материального.

Свежие ветры перемен докатились и до степей Ставрополья. И в этой круговерти Горбачёв был на своём месте как организатор, пропагандист, трибун-трубач. Само время двигало его по кабинетам и коридорам ставропольской власти, пока весной 1970 года он не оказался на вершине той пирамиды, с которой хорошо просматривался Московский Кремль.

Р.М. Горбачёва:

— Ставрополь… Михаил Сергеевич приехал сюда из Москвы в год окончания университета, несколько раньше меня. Приехал с дипломом юриста в распоряжение краевой прокуратуры. Однако проработал там всего десять дней. Писал мне: «Нет, всё-таки не по мне служба в прокуратуре… Встретил товарищей по прежней работе в комсомоле». В другом письме: «С учётом моего комсомольского опыта в школе и в университете меня приглашают на работу в крайкомол. Ты знаешь моё отношение к комсомольской работе». И дальше: «Был длинный, неприятный разговор с прокурором края». В новом письме: «Со мной ещё раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола». Следующая фраза: «Меня утвердили в должности заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды».

Кстати, прокурором края тогда работал В.Н. Петухов. Тот самый, с которым у Михаила Сергеевича был «длинный, неприятный разговор». Петухов — человек незаурядный. Почти пятьдесят лет посвятил прокурорско-следственной работе. Написал немало интересных очерков, связанных с этой работой. Две свои книги, изданные в 1970 году и 81-м, передал с дарственными надписями Михаилу Сергеевичу. И написал письмо: «Сегодня я с огромным удовлетворением думаю о том, что поступил тогда правильно, не встав на Вашем жизненном пути».

В. Максимов, писатель-диссидент, работавший в Ставрополе молодым журналистом:

— Этот город сводился тогда к единственной асфальтированной улице, без канализационной системы и весь покрытый пылью.

М. Горбачёв тоже подробно описал своё возвращение в родные пенаты. С 5 августа 1955 года началась его стажировка в краевой прокуратуре. По вечерам бродил по городу в поисках жилья. Прошёл день, второй, заходил в десятки домов, но каждый раз неудача. Наконец коллеги по работе посоветовали: обратись к маклерам. Прокуратура и милиция вели с ними отчаянную борьбу и многих держали на учёте. Дали адрес опытного маклера, женщины, — улица Ипатова, 26 (такие «важные» сведения врезаются в память). Пришёл, и она сразу поняла, что явился не для «борьбы», а за помощью. Взяла с него 50 рублей и дала адреса трёх домов. Один из них — на улице Казанской — и стал его жильем на ближайшие годы.

В доме жили симпатичные интеллигентные супруги-учителя, вышедшие на пенсию, их дочь и зять — Люба и Володя. Потом появился и внук — назвали Анатолием. Хозяева сдали столичным молодожёнам одиннадцатиметровую комнатку, одну треть которой занимала печь. Из трёх небольших окон открывался вид на прекрасный старый сад. Правда, сами окна приходилось закрывать с большим трудом — настолько всё перекосилось. Из мебели — длинная, узкая железная кровать с сеткой, провисавшей чуть ли не до самого пола. Да и вся комнатка была запущена до крайности, но лучшего выбора по деньгам молодого специалиста, видимо, не существовало. С хозяевами договорились, что они будут платить за комнату 250 рублей в месяц. О дровах, угле, керосине должны сами заботиться. В центре комнаты, в качестве стола и шкафа для книг одновременно, он поставил фанерный ящик, который хоть и «малой скоростью», но прибыл в целости из Москвы. Соорудил вешалку для одежды. А перед самым приездом Раисы Максимовны купил два стула. На этом меблировка была завершена.

В. Казначеев:

— На третьем курсе пединститута я уже был председателем студенческого профсоюзного комитета и членом Ставропольского горкома ВЛКСМ. С этого времени и началось моё знакомство с М.С. Горбачёвым, в ту пору Мишей, энергичным, находчивым, умеющим показать себя молодым человеком с университетским значком. После окончания МГУ его направили в Ставропольскую краевую прокуратуру на рядовую должность, с чем честолюбивая натура Михаила Сергеевича не могла смириться. Он позвонил первому секретарю крайкома комсомола В.М. Мироненко и попросился на работу в комсомол. Земляки из Красногвардейского района, где Горбачёв учился и рос, дали хорошую характеристику. Немалое значение сыграла в его судьбе комсомольская деятельность в университете и поддержка крайкома партии в лице заместителя заведующего орготделом Н.Т. Поротова.

В общем, должность заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации Ставропольского крайкома ВЛКСМ ему предложили сразу. Благодаря опыту, приобретённому в Московском государственном университете, Михаил владел формами и методами идеологической работы, умел оценивать обстановку, был настойчив. Позёрство, частые ссылки на Ленина, Сталина, классиков марксизма создали ему образ эрудированного комсомольского работника. В разговоре он не упускал возможности подчеркнуть, что был комсоргом Красногвардейской сельской школы, работал на комбайне штурвальным, был награждён орденом Трудового Красного Знамени.

О начале его комсомольской деятельности в Ставрополе Казначееву известно со слов В. Мироненко, бывшего тогда первым секретарём крайкома комсомола. Ему позвонил Н. Поротов, заместитель заведующего орготделом крайкома КПСС, сказал, что нужно побеседовать с молодым специалистом на предмет его работы в комсомоле.

В комнату бочком протиснулся среднего роста паренёк, приятной наружности, улыбчивый. Поздоровались. Он представился: «Горбачёв Михаил». Сел напротив в кресло, потирая ладони о штаны, волновался очень. Сказал, что он местный, со Ставрополья. Окончил МГУ, юрфак, хочет работать в комсомоле, опыт работы есть, но только в деревню ехать не может, жена тяжело больна, боится, не выдержит, да и специальность у неё неподходящая — философ…

Короче, произвёл хорошее впечатление, смотрел прямо, рассуждал здраво.

В крайкоме как раз было вакантное место заместителя заведующего отделом пропаганды. Мироненко предложил ему, он тут же согласился. Работал хорошо. После приезда из Москвы его жены ему дали квартиру. Только оказалось, что тяжёлый недуг супруги — блеф, но это уже потом выяснилось.

Н. Поротов:

— После окончания с отличием университета, с дипломом юриста М.С. Горбачёв был направлен в Ставропольскую краевую прокуратуру для использования по специальности в крае. Это было в июле 1955 года. Тогда же произошла моя с ним непредвиденная первая встреча, которая, как я полагаю, и предопределила в известной степени его дальнейшую судьбу.

А случилось это так. Раздался телефонный звонок от дежурного милиционера у входа в крайком партии: один молодой человек просится на приём. В то время я работал заместителем заведующего отделом партийных органов крайкома партии. Я сказал, чтобы посетителя пропустили. И вот в моём кабинете появился Миша Горбачёв. Он представился, кто он, и объяснил, зачем пришёл ко мне. До этого он побывал уже в отделе кадров краевой прокуратуры, где ему пообещали подобрать подходящее место работы и попросили зайти немного позже. Но нетерпеливый и не изъявлявший желания идти на юридическую службу Миша с чувством определённой надежды отправился в крайком партии. Я поинтересовался, почему он пришёл именно ко мне, ведь у него направление в прокуратуру. Миша объяснил, что он член партии, что занимался комсомольской работой в университете, а до учёбы в МГУ и в школе, что четыре года в период школьных каникул трудился помощником комбайнёра на уборке урожая, что награждён орденом Трудового Красного Знамени. В заключение своего рассказа он признался, что хотел бы на общественную, в частности, комсомольскую работу, к которой у него больше влечения, чем к юридической. В подтверждение Горбачёв рассказал о том, что в течение учёбы в университете он избирался секретарём бюро ВЛКСМ курса, заместителем секретаря комитета комсомола юрфака. На последнем курсе его вновь избрали на прежнюю комсомольскую должность — секретарём бюро ВЛКСМ. По окончании университета за активную работу он был награждён Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ.

Однако памятуя о том, что у него всё же направление было в прокуратуру, несмотря на то, что у меня из этой беседы сложилось о нём в принципе положительное мнение, я предложил ему идти к прокурору края В.Н. Петухову для окончательного решения вопроса. «При условии, — сказал я Мише, — если прокурор согласится отпустить тебя, тогда вновь приходи ко мне». Он с удивлением посмотрел на меня и с какой-то грустью вымолвил: дескать, не примет его прокурор, ведь он уже был в отделе кадров, и там на него свысока посмотрели. Пришлось мне вновь подтвердить необходимость посещения им прокурора края, при этом обнадёживающе заявить, что он обязательно примет. «А после него — вновь ко мне», — повторил я.

Как только Миша ушёл от меня, я сразу же позвонил по телефону В.Н. Петухову и попросил лично принять его и побеседовать с ним, затем о своих впечатлениях сообщить мне. «А зачем?» — поинтересовался Василий Николаевич. «Потом скажу», — ответил я.

Через некоторое время он звонит и сообщает, что у него был Горбачёв. «Ну и как»? — «Да знаешь, Николай Тимофеевич, вроде неплохой парень». Это соответствовало и моему первоначально сложившемуся мнению. После этого мне пришлось открыться прокурору и спросить, не будет ли он возражать, если возьмём Мишу на комсомольскую работу. «Берите, — согласился он. — У нас юристов достаточно. Обойдёмся».

И вот Миша вновь пришёл ко мне. Довольный встречей, на радостях вымолвил: «А прокурор — дядька хороший!» Вот так и закончилась его юридическая работа, которая, по существу, не начиналась.

В этой связи не могу не остановиться на одной детали. Прокурора края В.Н. Петухова я хорошо знал как незаурядного человека, порядочного, высококультурного, профессионального работника. Поэтому очень странно воспринимаются слова М.С. Горбачёва в письме жене Раисе, которая приводит выдержки из него в своей книге: «Я надеюсь…»: «Нет, всё-таки не по мне служба в прокуратуре… Встретил товарищей по прежней работе в комсомоле, с учётом моего комсомольского опыта работы в школе и в университете меня приглашают на работу в крайком. Ты знаешь моё отношение к комсомольской работе. Был длинный неприятный разговор с прокурором края. Со мной ещё раз побеседовали и, обругав, кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола. Меня утвердили в должности заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации».

У меня, стоявшего у истоков непосредственного решения вопроса о трудоустройстве М.С. Горбачёва, подобная двойственность вызвала неприятные чувства и, как мне видится, здесь проявилось очередное его лукавство. Хотел бы я этого или нет, другой квалификации таким действиям дать невозможно, то есть они ещё раз подтверждают те некоторые личные качества, которые были присущи М.С. Горбачёву.

В этом плане характерен и другой пример. В личном листке по учёту кадров, находящемся в бывшем Ставропольском партархиве, который заполнен Горбачёвым в день предстоящего утверждения его на бюро крайкома ВЛКСМ в должности заместителя зав. отделом пропаганды и агитации 15 августа 1955 года, в графе «Трудовая деятельность» указана работа помощником комбайнёра в 1946–1950 годах. А ведь на самом деле в это время он был учащимся средней школы. Думается, незнанием им, дипломированным юристом, порядка заполнения личного листка это объяснить невозможно. По всей вероятности, сказалось стремление к свойственной ему саморекламе.

Исходя из того, что прокурор дал согласие на открепление молодого специалиста от места распределения, я повёл с Горбачёвым разговор в конкретном плане и предложил поехать работать, естественно, в случае его избрания, секретарём сельского райкома комсомола. Он подумал и ответил: «Я парень деревенский, этого не боюсь. Но, Николай Тимофеевич, вы же меня направите куда-нибудь туда — в восточные районы, в сухие степи». «Конечно, — сказал я ему, — там у нас всегда потребность в кадрах». Миша в принципе вроде бы не возражал, но сослался на одно «но», которое не позволяет забираться в глубинку, в далёкие от Ставрополя районы. «Дело в том, — сказал он, — что моя жена Рая страдает болезнью щитовидной железы, к тому же она продолжает учиться, по окончании университета будет философом. С этой специальностью ей там, в глубинном районе, тоже придётся туго. По этим причинам не больше чем через год я буду вынужден проситься переехать в краевой центр. Естественно, такие действия будут восприняты как «дезертирство». И я буду выглядеть в ваших глазах, Николай Тимофеевич, хлюпиком и неустойчивым человеком».

Смотрю: вроде бы логично размышляет. «Ладно, раз такое дело, — говорю, — инструктором в крайком комсомола пойдёшь?» «Если доверите, конечно», — ответил он. Я попросил Мишу, чтобы он несколько минут посидел в приёмной и подождал моего приглашения на дальнейший разговор. Как только он вышел от меня, я сразу же позвонил первому секретарю крайкома ВЛКСМ В.М. Мироненко и переговорил с ним в отношении наличия вакантной должности инструктора. Виктор поинтересовался, для какой цели? «Да есть тут, — ответил я ему, — один паренёк — Миша Горбачёв, достаточно подготовленный, с университетским образованием. Имеет желание поработать в комсомоле. Было бы неплохо взять его, а там посмотрим, что из него получится». В.М. Мироненко заявил, что найдёт такую возможность.

Я позвал Мишу и теперь уже порекомендовал ему идти к В.М. Мироненко. Он спросил: «А кто такой Мироненко?» Когда я сказал, что это первый секретарь крайкома ВЛКСМ, он всполошился. По тем временам это была крупная фигура в крае, и молодой выпускник заметно волновался перед такой ответственной встречей. Когда он скрылся за дверью, я вновь взялся за телефон. Звоню Мироненко. Договорились с ним: как побеседует с Мишей — мне обязательно сообщит своё мнение. Через некоторое время — звонок.

«Парень хороший, — с ходу докладывает Мироненко, — из Московского университета, знает деревню, соображает, язык подвешен. Чего же лучше?! У нас есть вакансия заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации. Он подойдёт. Не будете возражать?». «Нет, говорю, — если он вас удовлетворяет на такую должность, пожалуйста, устраивайте, вам же с ним работать, не мне». Так и договорились. «А где он?» — спросил я. «Пошёл к вам».

Вскоре Миша появился у меня в кабинете. «Ну, как?» — «Во парень какой Мироненко», — доволен, чувствовалось, очень. А Мироненко был чуть-чуть старше Горбачёва. Быстро, оказалось, нашли общий язык. «Так вот, — объявляю ему, — заместителем зав. отделом пропаганды и агитации крайкома ВЛКСМ пойдёшь?» Заморгал глазами, растерялся. «Я не знаю, конечно, — завозился в мыслях. — С пропагандистской работой немного знаком…» И через минуту своё, коронное: «Если доверите…» Ну и всё такое прочее. «Давай, — говорю, — Миша, дерзай!»

Так он и начал работать в крайкоме комсомола. Я ему и с квартирой помогал, когда в его семье родилась дочка. Трудно было им жить на частной квартире. Он в положительном плане отзывался обо мне. Часто изрекал: дескать, у Николая Тимофеевича сильная рука, или дорогу даст и поможет по ней идти, или с дороги собьёт. Впоследствии, когда он уже стал первым секретарём крайкома КПСС, по случаю праздников всегда присылал мне поздравления с добрыми пожеланиями в жизни и работе. Но я не забывал и часто вспоминал те «но», о которых он мне в своё время говорил. И, в частности, когда в отношении Раисы лукавил: никакой, насколько мне известно, болезнью щитовидки она не страдала. Видимо, Мише уж очень хотелось угодить любимой и властной жене при выборе себе престижного места работы в ранней жизни.

Загадочным оставался и, с моей точки зрения, объяснению не поддавался тот факт в жизни Миши Горбачёва, когда он, несмотря на то что с отличием закончил университет, получил специальность юриста и направление для работы в органы прокуратуры края, желания профессионально заниматься этим делом не изъявлял. И только потом стало в какой-то степени ясно, исходя из письма, которое он за два года до окончания университета, проходя в летние каникулы учебную следственно-прокурорскую практику у себя, в Красногвардейском районе (бывшем Молотовском), написал своей жене Раисе. Вот в этом письме он как раз выразил своё отношение не только к обстановке, в которой проходил практику как будущий юрист, но и к своим землякам, показав себя с большими претензиями в жизни. Поразительным является его тон в оценке всех, с кем встретился и кому был обязан своей жизнью. Я, конечно, не берусь судить, насколько это было в то время справедливо, но бесспорно одно. По крайней мере, никто из его сверстников не говорил о своих земляках так высокомерно и оскорбительно. Текст этого письма помещён в изданной в 1991 году книге Р.М. Горбачёвой «Я надеюсь…». Не пробыв ни одного дня после окончания университета в качестве юриста, М.С. Горбачёв тем не менее в одном из своих выступлений во время выборов на высший пост в стране упомянул, что он якобы работал непродолжительное время по специальности.

Впоследствии он всё больше уверовал в неизбежность своего счастливого дальнейшего восхождения по ступенькам комсомольской и партийной номенклатуры и в способность быть на виду при безусловной поддержке крайкома партии в его беспрепятственном росте как руководящего работника в крае. Следует заметить, что этому в значительной степени способствовали присущие ему личные качества, как то: постоянная неугомонность, стремление идти смело и энергично, хотя не всегда обоснованно, на осуществление различных новаторских задумок. Он был общительный, обаятельный, контактный с людьми, словоохотливый, всячески старался убедить любого, найти в нём сторонника.

Не обошёл молчанием эту страницу своей биографии и главный герой нашего повествования. Послушаем его интерпретацию.

М. Горбачёв:

«Бесцеремонность, проявленная работниками Прокуратуры СССР, безразличие к моей семейной ситуации и вся история с моим распределением зародили у меня серьёзные сомнения относительно работы по специальности. Не развеяла их и стажировка в Ставрополе. И я принял решение порвать с прокуратурой.

Вступил в контакт с крайкомом комсомола. Встретил знакомых, помнивших меня по прежним временам. Поделился своими мыслями. Значок Московского университета и рассказ о моей общественной деятельности на юридическом факультете, видимо, произвели впечатление. Через несколько дней я был приглашён на беседу к первому секретарю крайкома комсомола Виктору Мироненко: познакомились, поговорили, и я принял предложение перейти на работу в крайком — на должность заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды.

Кажется, всё шло хорошо. Но это только на первый взгляд. Как молодой специалист, я должен был прибыть к месту распределения и выполнять ту работу, которая будет поручена. Теперь надо было как-то уладить дела в прокуратуре края. Мою ситуацию облегчало то, что Мироненко вопрос о моём переходе на комсомольскую работу согласовал с крайкомом партии. Но я решил не обходить прокурора края и напросился к нему на разговор. Василий Николаевич Петухов пользовался большим авторитетом, репутацией весьма самостоятельного и принципиального человека. В правоте такой оценки не раз смог убедиться потом, работая в комсомоле.

— Вы вправе решить, отпускать меня или нет. Но я прошу пойти навстречу моему желанию, — этими словами я закончил своё обращение к прокурору края.

Об этой беседе в тот же день написал Раисе Максимовне: «Был длинный неприятный разговор с прокурором края». А на другой день в следующем письме: «Со мной ещё раз побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола».

Спустя десятилетия, уже в 80-х годах, я получил от Василия Николаевича две его книги с дарственными надписями и письмо: «Сегодня я с огромным удовлетворением думаю о том, что поступил тогда правильно, не встав на Вашем жизненном пути». Но это было позже, а тогда беседа с Петуховым всё-таки оставила в моей душе неприятный осадок».

Ставропольский писатель Борис Кучмаев раскопал, кого имел в виду Горбачёв, говоря о знакомых, помнивших его по прежним временам. Одним из них был редактор краевой комсомольской газеты «Молодой ленинец» Павел Ларионов. Именно к нему обратился первый секретарь крайкома комсомола Виктор Мироненко: что за человек Миша Горбачёв? Ларионов тоже родом из Молотовского района, земляк, стало быть. Более того, его жена, Мария Сергеевна, работавшая в молотовской средней школе № 2, давала рекомендацию Горбачёву для вступления его кандидатом в члены ВКП(б).

В партархиве крайкома КПСС хранится письменное поручительство Ларионова за Михаила Горбачёва. В нём перечисляются все известные заслуги молодого выпускника МГУ: отец — передовик с наградами, Михаил — со своим орденом и Почётной грамотой ЦК ВЛКСМ, свидетельствовавшей о его комсомольской активности.

Я знаком с Павлом Андреевичем Ларионовым. Одно время он работал в секторе печати ЦК КПСС. Правда, там я его уже не застал — мы люди разных возрастных категорий. Познакомились мы с ним во время совместной работы на одной из сессий Верховного Совета СССР. По старой традиции, говорят, ещё довоенной, аппарат Идеологического отдела ЦК курировал подготовку стенограмм сессий советского парламента. В редакционные группы подбирали наиболее опытных и квалифицированных работников печати. Павел Андреевич неизменно входил в состав этих групп. Мне рассказывали, что он земляк Горбачёва, что руководил рядом газет на Ставрополье, но сам он о близости к семье нового генсека не обмолвился ни словом. Это был человек старой закалки.

Его журналистская карьера закончилась в Москве. Он ушёл на пенсию во второй половине 80-х годов с должности заместителя главного редактора журнала «Советы народных депутатов».

 

Чужая инициатива

М. Горбачёв:

«В 50-х годах после суровых лет войны и восстановления молодая энергия, живой дух товарищества ещё сохранялись в комсомольской среде. Но вся работа в комсомоле держалась на энтузиазме, и не так легко было сделать даже самое простое дело.

Приступив к работе в крайкоме, я старался как можно быстрее войти в курс дела, вникнуть в свои новые обязанности, побывать в местных организациях. Начались мои регулярные поездки по районам Ставрополья. До отдалённых пунктов надо было добираться на поезде или на попутных грузовиках, а внутри районов более всего пешком. С первой же зарплаты (на руки — 840 рублей) пришлось купить кирзовые сапоги, другая обувь просто не подходила в условиях нашего бездорожья.

Ещё более трудной в те времена для командировочных была проблема питания. Весь день на ногах, устанешь, проголодаешься, а поесть негде, закусочных, кафе, столовых, просто буфетов — ничего этого не было. Пожалеет, позовёт к себе кто-либо из коллег или просто сельчан, угостит — стакан молока, кусок хлеба — и уже хорошо. А когда окажешься в гостях у кого-то из местного начальства, то это уже целое событие.

Ещё большая проблема — ночлег. Гостиниц или домов приезжих в большинстве сёл не было, разве что в районных центрах. И тут выручали ребята-комсомольцы: либо устраивали к какой-нибудь «тёте Мане», либо приглашали в семью.

В каждой поездке завязывались всё новые и новые знакомства, делались какие-то открытия. Узнавание людей, узнавание жизни в её самом натуральном виде стало для меня главным».

Н. Поротов:

— Начав работать в крайкоме комсомола, Горбачёв проявлял себя активным и заинтересованным в комсомольской жизни. Руководство крайкома комсомола стало подумывать о его самостоятельной работе. Речь заходила о возможности выдвижения на пост первого секретаря Ставропольского горкома комсомола.

Итак, проработав ровно год в крайкоме комсомола, Горбачёв вновь оказался у меня. В.М. Мироненко представил его с целью согласования для возможной рекомендации на самостоятельную работу в горком комсомола. На мой вопрос — как он относится к такому предложению, Миша повторил своё излюбленное выражение: «Если доверяете, то не возражаю». Он и был избран первым секретарём горкома ВЛКСМ. Сразу энергично взялся за решение конкретных дел, в частности стал заниматься вопросами устройства первого городского пионерлагеря на берегу Сенгилеевского озера. Правда, этот лагерь, просуществовавший определённое время, затем был закрыт по причине невозможности, по санитарным нормам, функционировать на берегу озера, которое являлось единственным источником снабжения горожан краевого центра питьевой водой. Что касается других инициатив и дел — привлечения студентов на благоустройство, озеленение города и т.д., то их тоже можно отнести к заслугам Горбачёва.

М. Горбачёв:

«Не всё гладко получалось с моими комсомольскими коллегами. Мой университетский багаж давал, безусловно, определённые преимущества, и когда возникали споры и дискуссии по общим проблемам, я, по студенческой привычке, сразу же ввязывался, выдвигал какие-то, может быть, и неожиданные для собеседников аргументы, показывая несостоятельность их позиции. Делал это исключительно ради истины, в запале дискуссии.

И вот однажды, на совещании аппарата крайкома комсомола, мне открыто бросили упрёк в том, что я «злоупотребляю» своим университетским образованием. Потом в узком кругу мне сказали:

— Знаешь, Миша, мы тебя любим, уважаем и за знания, и за человеческие качества, но многие ребята в аппарате очень обижаются, когда в споре выглядят как бы неучами или хуже того — дураками. Разве это их вина, что кончали они лишь вечернюю десятилетку?»

В. Казначеев:

— Горбачёв прослыл усердным, знающим работником. К нему стали присматриваться наверху как к перспективному служащему. После XX съезда молодой политработник делает весьма заметный крен в сторону либерализма, и «оттепель», во время которой на свет вылезло много беспринципных карьеристов, была блестяще использована Горбачёвым в личных целях.

О нём начинали подумывать всерьёз, подыскивая услужливому комсомольцу более высокую должность. Горбачёв это знал и нервничал. Но всё разрешилось для него как нельзя лучше.

Он занял место Мураховского в Ставропольском горкоме.

Да, того самого Мураховского — Всеволода Серафимовича, которого генсек Горбачёв потом переведёт в Москву на должность председателя Госагропрома и первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. Знатоки аппаратных игр рассказывали мне, что с идеей создания Госагропрома он носился ещё во времена премьерства Тихонова, чтобы отобрать у него часть полномочий и таким образом расширить своё влияние. Мураховский был учителем по образованию, и это обстоятельство вызывало недоумение у руководителей аграрного комплекса.

Когда Мураховский возглавлял комсомол краевого центра, ему было уже за тридцать. Возраст явно не комсомольский. То ли дело двадцатипятилетний Горбачёв. Однако тут едва не произошла кадровая осечка. Кагановичский райком КПСС города Ставрополя «сосватал» молодого замзава из крайкома комсомола инструктором в свой отдел пропаганды. Инструктор райкома партии — самая никудышная, бесперспективная должность. Пойди он туда, может, и лишилась бы великая страна своего реформатора, но Виктор Мироненко умолил старших партийных товарищей не трогать Мишу: «Мы его на первого секретаря горкома готовим».

Мураховского «бросили» с первого секретаря горкома комсомола рядовым завучем средней школы. Проработав там месяца два, получил более престижную работу — старшего лаборанта, затем заведующего кабинетом кафедры политэкономии пединститута, в котором когда-то состоял секретарём комитета комсомола. Через семь месяцев его взяли инструктором отдела науки и школ крайкома партии.

Горбачёву, по словам В. Казначеева, досталась крепкая организация, так что особенно перенапрягаться не пришлось. Однако как начинающему, подающему надежды политработнику Горбачёву было жизненно необходимо обратить на себя внимание, покрасоваться перед начальством в отчётах на конференциях. Уже давно разрабатывалась идея создания ученических производственных бригад в средних школах Ставрополя, позднее этот опыт был перенесён на весь край, на всю страну. Как только Горбачёв пришёл в горком, он сразу же выступил с этой инициативой. Получилось так, словно это была его идея, как будто не было тех людей, кто разрабатывал программу, кто постепенно подготавливал под неё почву. Все они остались как бы в стороне, а Михаил Сергеевич пожинал плоды чужой инициативы.

Начинание, сыгравшее положительную роль в деле воспитания подрастающего поколения, поддержал не только крайком партии, но и первый секретарь ЦК ВЛКСМ А.Н. Шелепин. Решение провести I Всесоюзный слёт ученических производственных бригад в колхозе «Россия» на Ставрополье было победой, за которую боролись многие регионы страны. Работа комсомола заметно оживилась. Сотрудники аппарата пошли в первичные комсомольские организации, начали проводить интересные диспуты, спортивные соревнования, тематические вечера в вузах и техникумах.

Словом, благополучный, респектабельный комсомольский вожак — требовательный, энергичный, образованный. И в то же время ссылка на болезнь жены, быстрая отставка Мураховского, присваивание чужой инициативы — да, коллеги тогда видели его, по словам Казначеева, непорядочность, но его обаяние было так велико. Он любил казаться «своим парнем», и лишь спустя годы выкристаллизовалась общая закономерность: кого он сердечно обнимает сегодня, кому истово клянется в дружбе и симпатии, тот непременно попадает в беду. Но это было позже. Тогда все они были молоды и охотно прощали друг другу ошибки.

Карьера Горбачёва складывалась как нельзя более удачно. Спустя некоторое время он оказался уже в кресле второго секретаря крайкома комсомола.

Это произошло в мае 1958 года. Тогда первый секретарь ЦК ВЛКСМ В. Семичастный подписал постановление секретариата ЦК ВЛКСМ «Об утверждении тов. Горбачёва М.С. вторым секретарём — зав. отделом комсомольских организаций Ставропольского крайкома ВЛКСМ».

Г. Горлов:

— Очень жаль, что взлёт нашего земляка оказался разрушительным для страны. Его благие намерения по оздоровлению экономики страны, борьбе с пьянством, очищению партийных рядов от взяточников, зарвавшихся чинуш обернулись для партии, страны хаосом. То ли Михаил Сергеевич понадеялся на свою непогрешимость, на своё всезнайство, потому что на Западе ему в уши елей заливали, дудели, какой он умный реформатор; то ли советников подобрал себе таких, что дальше своего носа впереди ничего не видели, но с его подачи, считаю, начались развал страны и гонение на партию.

О том, что земляки, его одноклассники недовольны результатами его политики, он знает, потому что прямо ему об этом сказали, когда он был последний раз в Ставрополе и приходил в Совет ветеранов, где встретился с В.Ф. Назаренко, которая была вторым секретарём Орджоникидзевского (потом Октябрьского) райкома партии и курировала работу комсомола, а М.С. Горбачёв был тогда первым секретарём горкома комсомола. Обняв её, обрадованный встречей, спросил, как она живёт, на что Варвара Фёдоровна ответила: «После развала страны с вашим участием — плохо». Тут же увидев Г. Фатеева, нашего известного поэта, с которым он учился в школе, Горбачёв и к нему обрадованно бросился: «Гена, как дела, как живёшь?» На что Геннадий Семёнович ответил прямо: «После вашего предательства — безработный».

Н. Поротов:

— Не прошло и двух лет, как возник вопрос о замещении образовавшейся вакансии второго секретаря крайкома ВЛКСМ. Эта вакансия образовалась в связи с избранием В.М. Мироненко секретарём ЦК ВЛКСМ. Первым секретарём крайкома стал работавший вторым секретарём Н.И. Махотенко. Мироненко и его преемник Махотенко предложили на освободившийся пост второго секретаря Мишу Горбачёва. Снова он появился в моём кабинете, снова состоялась беседа и снова прозвучали знакомые слова: «Если доверяете — не возражаю». Вскоре он и был избран вторым секретарём крайкома комсомола.

Потом наши дороги на некоторое время разошлись. В 1959 году, когда Миша стал вторым секретарём крайкома комсомола, меня перевели в соседнюю Калмыкию заведующим отделом партийных органов обкома партии. По истечении шестилетней работы на ответственных должностях в Калмыкии я вновь возвратился на Ставрополье. Откровенно скажу: работая в соседней автономной республике, я следил за тем, как складывалась дальнейшая судьба моего выдвиженца. За это время он успел побывать в различных должностях: первым секретарём крайкома ВЛКСМ, парторгом крайкома партии по Ставропольскому территориальному колхозно-совхозному производственному управлению и уже работал заведующим отделом парторганов и членом бюро крайкома КПСС. Он не забыл меня. С его личной подачи мне пришлось по десять лет работать председателем комитета народного контроля Карачаево-Черкесской автономной области и секретарём краевого совета профсоюзов.

Сообщение в краевой газете о пленуме Ставропольского крайкома комсомола, на котором М. Горбачёв был избран вторым секретарём крайкома ВЛКСМ.

ДЕЛАМИ ОТВЕТИТЬ НА ДОВЕРИЕ ПАРТИИ

С пленума крайкома ВЛКСМ

В приветствии Центрального Комитета КПСС XIII съезду ВЛКСМ дана высокая оценка деятельности комсомола. С честью оправдать эту оценку, приложить все силы для успешного претворения в жизнь великих предначертаний Коммунистической партии — с этой мыслью собрались члены крайкома ВЛКСМ, активисты на очередной пленум крайкома комсомола. С докладом «Об итогах XIII съезда ВЛКСМ и задачах комсомольских организации края» выступил член бюро, заведующий отделом комсомольских органов по союзным республикам ЦК ВЛКСМ В.М. Мироненко.

Докладчик и многие выступавшие говорили о тех славных делах, которыми встретили комсомольцы, молодёжь края XIII съезд ВЛКСМ. Более четырёх лет комсомольские организации шефствуют над овцеводством. За последние годы на работу в животноводство направлено свыше 11 тысяч юношей и девушек. Впервые созданные на Ставрополье школьные производственные бригады получили широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.

Многое сделано, но ещё больше предстоит совершить. Ставрополье — в лесах новостроек. И на этих стройках должна работать прежде всего молодёжь. Более пяти тысяч молодых строителей — энтузиастов должна послать сюда комсомольская организация края. Стройки нефтяной и газовой промышленности должны стать ударными комсомольскими объектами. Развернув борьбу за экономию к бережливость, молодёжь края имеет все возможности к 40-летию ВЛКСМ внести в комсомольскую копилку 25 миллионов рублей. Каждый молодой ставрополец обязан овладеть техникой, знать трактор, комбайн, автомобиль. Ещё большую заботу нужно проявить о сохранении овцепоголовья. Мастерами высоких урожаев кукурузы должны стать комсомольско-молодёжные звенья. Комсомольские организации обязаны улучшить идейно-воспитательную, идеологическую работу.

— Комсомольская организация края под руководством партийной организации всегда шла в ногу со всем комсомолом. — заканчивая доклад, говорил тов. Мироненко. — Нет никакого сомнения, что и впредь она будет достойным отрядом ВЛКСМ.

На пленуме выступили делегаты XIII съезда ВЛКСМ секретарь Калмыцкого обкома комсомола Б. Надбитов , каменщица треста «Огавропольхимстрой» С. Кравченко, секретарь Благодарненского райкома ВЛКСМ В. Карбовниченко, член ЦК комсомола, чабан колхоза «2-я пятилетка», Ипатовского района, В. Дьяговцев . Они поделились своими впечатлениями об обстановке, в которой проходил съезд, о тех радостных чувствах, которые вызвало у всех делегатов выступление Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР тов. Н.С. Хрущёва.

В своём выступлении инженер Ставропольского газопромысла № 1 A. Чепио говорил о необходимости внедрения прогрессивных методов газоразведки, более интенсивного использования богатейших месторождений газа. В решении этой задачи многое могут и должны сделать комсомольцы.

С интересом было выслушано выступление секретаря комсомольской организации колхоза «Октябрь», Курсавского района, Д. Клименко.

— Наш колхоз, — сказал он, — принял технику на 3.600 тысяч рублей. В колхозную семью влились 120 трактористов, 30 комбайнёров. Но механизаторов у нас всё же не хватает. Поэтому мы решили, чтобы каждый комсомолец, каждый молодой колхозник сельхозартели изучил технику. Уже организованы кружки по изучению трактора. Создана группа стригалей, которой руководит передовой комбайнер С.С. Кривенко. Успешно идут занятия в кружках токарей, слесарей. Немного позже начнёт действовать кружок по изучению автомобильного дела. Но нам нужно помочь наглядными учебными пособиями, технической литературой, красочными плакатами.

С большой речью на пленуме выступил первый секретарь крайкома КПСС тов. И.К. Лебедев.

Пленум решил организационные вопросы. В связи с переходом тов. B.М. Мироненко на работу в ЦК ВЛКСМ, пленум освободил его от обязанностей первого секретаря крайкома комсомола. Первым секретарём крайкома ВЛКСМ избран тов. Н.И. Махотенко, вторым — тов. М.С. Горбачёв.

В. Казначеев:

— В течение 1958 года шла подготовка к XIII съезду комсомола. В.М. Мироненко уже работал зав. отделом ЦК ВЛКСМ. Стал вопрос о первом секретаре Ставропольского крайкома комсомола. Рассматривалась кандидатура и Горбачёва, но Мироненко её не поддержал. Горбачёв запомнил это на всю жизнь и не простил Виктору Михайловичу такого неуважения к себе, хотя тогда же всё-таки стал вторым секретарём крайкома.

Как инструктор крайкома комсомола по работе со школьной и студенческой молодёжью я постоянно находился с ним в контакте. Наступило новое время, другие веяния. Были возвращены из Средней Азии репрессированные Сталиным народы, в том числе и карачаевцы. И мне поручили с группой работников крайкома ВЛКСМ выехать в г. Карачаевск для организации там комитета комсомола. Мои коллеги не очень утруждались, больше отдыхали и развлекались, а справку о проделанной работе взяли «с потолка». Подписать её я категорически отказался. Написал дополнительную записку, в которой изложил настоящее положение дел.

Но мои коллеги ухитрились побывать у Горбачёва раньше меня и нарисовали ему картину своей работы в Карачаевске в светлых тонах. Кстати, если Горбачёв принимал, как говорится, первую информацию за чистую монету, то уже не отступал от неё, хотя она могла быть неверной. Этим часто пользовались окружавшие его работники крайкома. К тому же Михаилу Сергеевичу хотелось блеснуть проделанной работой перед вышестоящими организациями. Однако я стоял на своём, и Горбачёв был вынужден прислушаться к моим аргументам и изменить мнение о работе бригады как результативной. С того момента Горбачёв стал присматриваться ко мне попристальней и вскоре предложил мою кандидатуру на должность секретаря горкома комсомола.

Тем временем в городе Ставрополе разворачивалось строительство заводов. Стройка завода «Электроавтоматика» была объявлена комсомольской. Её строителям обещали, что после пуска завода они останутся работать в цехе, возведённом собственными руками. Но парней и девушек бессовестно обманули. Начальник отдела кадров стал укомплектовывать коллектив по запискам, звонкам вышестоящих персон и личным соображениям. Поднялся большой шум, жалоба молодёжи попала к Горбачёву. Я подробно рассказал ему о баталиях ребят с администрацией завода.

В это время в наш край был направлен на работу Председателем совнархоза бывший Председатель Совета Министров СССР Н.А. Булганин. К нему-то и направил меня Михаил Сергеевич. Из-за стола вышел человек небольшого роста с бородкой, очень приятной наружности, вежливый, тактичный. Внимательно меня выслушал, прочитал письмо комсомольцев, тут же вызвал директора завода А.А. Самарича и спокойно сказал: «Обещанное надо выполнять, сделайте всё, чтобы поддержать молодёжь и горком комсомола».

Много разных людей повстречал я на своём веку, но облик Булганина отпечатался в памяти как воплощение угнетённости. Больно было видеть его безмерное одиночество. Кроме как на работе, он ни с кем не общался, потому что право унижать, оскорблять его получили все, кому не лень. Сочувствовал Николаю Александровичу только народ. А власть имущие поносили с высоких трибун, печать превратила его в изгоя. Травить Булганина стало модой. В 1960 году для вручения краю ордена Ленина приехал сам Н.С. Хрущёв. Подвыпив на банкете в честь такого торжества, Никита Сергеевич произнёс, как водилось, пространную речь. В ней он грубо отозвался о ссыльном Председателе Совета Министров. Когда дошло до нецензурщины, местное радио было вынуждено прервать трансляцию.

Первый секретарь крайкома партии Н.И. Беляев был членом Президиума ЦК КПСС, но о том, что его сняли с работы, узнал не в Центральном Комитете, а со стороны. Подобное отношение к себе, унижение собственного достоинства наносили душевные раны, оставляли травмы на сердце. И это испытали тогда многие.

В. Болдин:

— Иногда я обнаруживал, что, несмотря на молчание, высказанные ему кем-либо соображения и идеи не упали на бесплодную почву, а спустя время прорастали в действиях Горбачёва, как плод его размышлений. Некоторые идеи ждали не одного года, чтобы быть осознанными и вернуться в виде его собственного мнения. Умение присваивать чужие идеи развито у Горбачёва до вершин совершенства. Но это никого не обижало, так как все отлично понимали, что у людей его уровня так, наверное, и должно быть.

В. Печенев (руководитель группы консультантов Отдела пропаганды ЦК КПСС, затем помощник Генерального секретаря ЦК КПСС К.У. Черненко, в постсоветские времена работал в администрации Президента РФ, в Министерстве национальной политики РФ, написал книгу «Взлёт и падение Горбачёва»):

— Когда на мартовском и апрельском Пленумах ЦК КПСС (1985) в докладах М.С. Горбачёва речь шла о преемственности нашего генерального курса, то теоретически всё было довольно близко, как говорится, к истине, ибо два основных компонента этого курса: «совершенствование социализма» и «ускорение» — появились задолго до знаменитого Апреля. Другой вопрос (и это главное, конечно), что на практике и в силу известных и пока малоизвестных причин ничего существенного до апрельского (1985) Пленума ЦК КПСС не было сделано для этого (да и много ли было сделано после?).

Что касается «перестройки», то первое время даже само слово это решительно искоренялось всеми руководителями из наших текстов. (На этот счёт, как хорошо мне известно, между некоторыми членами Политбюро даже существовала определённая устная договорённость. Об этом нам как-то сказал, ссылаясь на напоминание М. Горбачёва и Д. Устинова, сам К. Черненко.)

Тем не менее (это было уже после смерти Устинова) в февральском, то есть формально ещё черненковском, варианте проекта новой редакции Программы КПСС говорилось о том, что партия «считает необходимым осуществить перестройку хозяйственного механизма, постоянно добиваться его соответствия меняющимся условиям экономического развития и характеру решаемых задач». Так что и это «магическое» слово было уже сказано!

Невероятно! М. Горбачёв в черненковские времена нещадно искоренял слово «перестройка» из всех партийных документов. Однако подробный экскурс в историю этого термина я проведу в следующей книге, посвящённой пребыванию Горбачёва у власти.

 

Главный комсомолец края

М. Горбачёв:

«25 апреля 1958 года на расширенном пленуме Ставропольского крайкома комсомола бывшего второго секретаря Николая Махотенко избрали первым, меня — вторым секретарём. А когда в марте 1961 года Николай перешёл на партийную работу и возглавил Изобильненский райком КПСС, я стал первым секретарём крайкома ВЛКСМ и пробыл на этом посту до апреля 1962 года.

Теперь при дальних поездках по краю я уже пользовался машиной — знаменитым «газиком»».

В. Казначеев в эмоциональной форме раскрыл подоплёку этой бесстрастной констатации факта:

— На смену первому секретарю крайкома партии Беляеву, по решению Хрущёва, приехал из Москвы молодой, 42-летний министр хлебопродуктов РСФСР Ф.Д. Кулаков. Как известно, «новая метла по-новому метёт». Начались кадровые перестановки и в крайкоме комсомола. Уловив момент, когда первый секретарь Н.И. Махотенко находился в Центральном Комитете ВЛКСМ, Горбачёв явился к Кулакову и, не стесняясь, «настучал» на Николая Ивановича. Следует сказать, что Махотенко был замечательным человеком и неплохим комсомольским работником.

Выскажи Михаил Сергеевич всё, что думал о своём старшем товарище по работе прямо в глаза, при всех, — кто бы возражал? А он нанёс удар из-за спины. Это уже не критика, а предательство. И становится понятным, что имела в виду сельская учительница Лидия Чайко, знавшая своего ученика «насквозь и глубже», когда сказала: «В играх с одноклассниками Миша действительно был предводителем, но большим трудолюбием не отличался, ради выгоды мог обмануть и предать. Уже в детстве у него проявлялись черты карьеризма».

Кулаков не уловил готовности Михаила Сергеевича легко менять свои убеждения, обратил внимание Фёдор Давыдович в Горбачёве на другое: хватку комсомольского функционера. Крайком партии тут же переместил Махотенко на другую работу, а Михаила Сергеевича рекомендовал на его место. Проголосовали за него, как в то время водилось, единогласно. Так осуществилась мечта необычайно честолюбивого Горбачёва — стать главным в краевом комитете комсомола. С этого момента начинается новая полоса в жизни Михаила Сергеевича, ибо поддержка Ф.Д. Кулакова обеспечила ему быстрое продвижение по служебной лестнице.

Практических дел на пользу людям мы за ним не замечали. Зато он умел покрасоваться, блеснуть эрудицией. Был завистлив и мстителен. Не терпел соперников, особенно второго секретаря В.Г. Василенко, человека исключительно честного, неутомимого, необыкновенно делового. У него в руках «всё горело». Да и сам он «сгорел» всего лишь в сорок лет, работая в Москве на посту ответственного работника Министерства иностранных дел. Однако те, кто видели Горбачёва в президиумах, слышали его красивые речи, не замечали в нём позерства, корыстолюбия. На людей он производил благоприятное впечатление. Признаюсь, я и сам долгие годы был в плену его обаяния.

Мы часто встречались в узком кругу, отмечали вместе дни рождения, праздники, в выходные дни выезжали на природу. Наш круг был довольно узкий: Горбачёвы с дочерью Ириной, Василенко, Махотенко и я с жёнами. Новый человек появлялся среди нас редко.

Мы были, по-моему, очень откровенны, много спорили. Валентин Василенко, даже если был прав, так горячился, что это позволяло Горбачёву в словесных пикировках неизменно побеждать его. Во-первых, он удачно использовал цитаты классиков марксизма-ленинизма; во-вторых, сказывалось его знание юриспруденции.

В. Казначеев прямо говорит, что Горбачёв к тому времени уже практически полностью переключился на «делание карьеры». Для этого все средства были хороши. Прежде всего он начал избавляться от соперников. Стоило какому-то мало-мальски способному руководителю оказаться рядом с Горбачёвым, как незамедлительно на этого человека либо находился компромат, либо его выдвигали на другую должность с обязательным переводом в дальний район, пусть с повышением, но, главное, с глаз долой…

Из надиктовок Р.М. Горбачёвой узнаем бытовую сторону его тогдашней жизни:

— Зарплата Михаила Сергеевича составляла тысячу рублей в месяц — «старыми», как принято называть, деньгами. За вычетом налогов, членских взносов во всевозможные организации оставалось 840 рублей. До сих пор помню — ведь эти деньги, учитывая мою длительную «безработность», долго были единственным источником нашего существования. Не считая продуктовых посылок, которые иногда передавали нам из села родители Михаила Сергеевича. Большим помочь они не могли — не было возможности.

Работая в комсомоле, Михаил Сергеевич часто бывал в командировках по краю. И вот в одном из таких «командировочных» писем он писал мне следующее: «…сколько раз я, бывало, приеду в Привольное, а там идёт разговор о 20 рублях: где их взять, при том, что отец работает круглый год, день и ночь. Меня просто захлестывает обида, и я не могу (честное слово) удержать слёз. В то же время думаешь: а они ведь живут ещё неплохо. А как другие?.. Очень много надо ещё сделать. Как наши родители, так и тысячи так же, заслуживают лучшей жизни…»

Жизнь в те годы была не такой уж дешёвой. Если иметь в виду наши восемьсот рублей. Двести рублей каждый месяц мы платили за квартиру, за маленькую частную комнатку, которую снимали. В ней с трудом умещалось даже наше тогдашнее «состояние». Кровать, стол, два стула и два громадных ящика, забитых книгами. В центре комнаты — огромная печь. Уголь и дрова покупали. Еду готовили на керосинке в маленьком коридорчике. Были у нашей «квартиры» и преимущества. Комнатка светлая, целых три окна и все выходили в сад. А сад большой, красивый. И были хорошие, добрые хозяева — я это тоже отношу к достоинствам квартиры. Старые учителя-пенсионеры. Дедуля, в отличие от жены и дочери, суров и малоразговорчив. И только выпив, в «нетрезвом виде» учил меня, что «надо трезво смотреть на жизнь».

Начало стенограммы пленума Ставропольского крайкома ВЛКСМ, работу которого открыл первый секретарь крайкома комсомола М. Горбачев. 1960 год.

 

Первая квартира

В ночь под православное Рождество 6 января 1957 года у молодожёнов родилась дочь Ирина.

Р.М. Горбачёва:

— В том же году, благодаря усилиям коллег Михаила Сергеевича, мы получили «государственную квартиру». Она была в доме, два верхних этажа которого при строительстве спланировали как жильё. А нижний, первый, — под служебные помещения. Но из-за трудностей с жильём последние постепенно также превратились в жильё. Наша «двухкомнатная» квартира — в недавнем прошлом кабинет с приёмной — была последним павшим бастионом. Точнее, для кого-то, для какой-то конторы павшим, а для нашей семьи — обретённым. В результате весь этаж стал огромной восьмиквартирной коммуналкой с общей кухней в конце коридора и с общим туалетом.

Здесь жили демобилизованный подполковник, механик швейной фабрики, сварщик газопровода, сантехник… Всё это были люди с семьями. И четыре женщины-одиночки: две жили вместе, а две занимали по комнатке. И мы с Михаилом Сергеевичем — впервые в жизни в собственной квартире.

Это было маленькое государство с очень разными и очень суверенными субъектами, если применять современную терминологию. Государство со своими неписаными, но понятными для всех законами. Здесь работали, любили, расходились, выпивали по-русски, по-русски ссорились и по-русски же мирились. Вечерами играли в домино. Вместе отмечали дни рождения. Пренебрежение в отношениях и высокомерие исключались полностью. Это был какой-то непосредственный, естественный, человечный мир…

Михаил Сергеевич подшучивал надо мною. Самое интересное, он уже тогда употреблял сегодняшний наш парламентский сленг. Писал в одном письме (а письма мне он писал так часто потому, что у нас не было телефона, да и вообще времена ещё «нетелефонные»): «Дипломатические отношения с суверенными единицами должна поддерживать ты. Надеюсь, не без гордости будешь проводить нашу внешнюю политику. Только не забывай при этом принцип взаимной заинтересованности».

 

Провинциальный интеллект

В апреле 1958 года его выбрали делегатом XIII съезда ВЛКСМ. На съезде выступил Никита Сергеевич Хрущёв.

«От съезда сильные впечатления, — писал Горбачёв из Москвы жене. — Выводы, к которым не всегда придёшь у себя дома… оправдание накопившегося внутреннего беспокойства, усилий, напряжения».

Ну а дальше — личное: «Твои просьбы стараюсь выполнить… Что купил, не буду говорить. Об одном жалею, что денег уже нет… Я подписал тебе Всемирную историю — 10 томов, Малую энциклопедию, философские произведения Плеханова… Скоро приеду, может быть, даже раньше письма, ибо не исключена возможность — самолётом».

«Я подписал тебе…» — это сленг просвещённой части комсомольской бюрократии. До последних дней советской власти номенклатура употребляла этот бесивший меня термин. В силу тогдашних служебных полномочий мне приходилось курировать и систему издания и распространения подписных изданий, до сих пор помню: никто из приходивших за содействием сослуживцев не просил: «Помоги подписаться», все говорили: «Помоги подписать».

В. Казначеев:

— Послушав Горбачёва, могло показаться, что человек он начитанный, знает литературу. На деле же читать он не любил. Просматривал книги по списку, который присылали ему из центра, интересовался только произведениями нашумевших авторов. Чаще всего ограничивался аннотациями или предисловиями к книгам, которые ему подбирали помощники. Если речь заходила о литературе вообще, Михаил Сергеевич восклицал: «Прочитаешь иную справку — это же целый роман!».

При В.М. Мироненко Ставропольская краевая организация ВЛКСМ была широко известна в стране своими инициативами.

 

В гостях у Кулаковых

В. Казначеев:

— Будучи в крайкоме комсомола, он поначалу действительно старался. Потом стал принимать от секретарей райкомов дутые простыни отчётов, запустил работу с молодёжью.

По приёму в комсомол край попал в отстающие. И как же вышел Горбачёв из положения? Очень просто — без всякой подготовки стали принимать в комсомол оптом, по двести человек, целыми бригадами, классами. Край из отстающих вышел в ведущие по числу комсомольцев. Кроме того, как первый секретарь крайкома комсомола, он получил право бывать на партсобраниях в райкомах партии, сблизился с партработниками.

Однажды он был приглашён в гости к Кулаковым. Обычно сдержанный, на этот раз так выплясывал перед Евдокией Фёдоровной Кулаковой, что это заметили партийные вожди и чаще стали приглашать его на праздники партийной элиты.

М. Ненашев (советский партийный и государственный деятель, работал в ЦК КПСС, возглавлял газету «Советская Россия», Гостелерадио и Госкомпечати СССР):

— Мне не довелось работать в комсомольских органах, но опыт работы в партийных комитетах позволяет мне судить, что многие комсомольские функционеры тех лет копировали не лучшие черты своих партийных опекунов: чинопочитание, послушание и умение внимательно слушать вышестоящих. Аппарат комсомола, особенно в его верхнем эшелоне, мало чем в фарисействе уступал иезуитам.

 

«Что ты за сутки сделал для утки?»

Н. Поротов:

— За неудачи и даже провалы по его вине он никогда не нёс персональной ответственности, а потому был чрезмерно убеждён в непогрешимости своих действий.

Ещё будучи на комсомольской работе, Горбачёв стремился выступать в роли комсомольского лидера в крае, чему способствовало в известной степени избрание его в состав ЦК ВЛКСМ. Он моментально отзывался на все решения партии путём включения в их выполнение как можно больше и активнее комсомольцев и молодёжи. Работал как бы с азартом, наказы крайкома партии выполнял беззаветно. Как только Н.С. Хрущёв провозгласил, что утятина — прекрасное мясо и мы должны больше производить его для советских людей, сразу же комсомол края начал включаться в шефство над утководством. Сколько было на этот счёт в молодёжной печати различных призывов, обращений типа: «Комсомолец! Что ты за сутки сделал для утки?» При нажиме со стороны крайкома КПСС и его первого секретаря И.К. Лебедева в крае вначале произошло увеличение производства утиного мяса, но вскоре имевшиеся водоёмы были до отказа заполнены утками, в результате произошло загрязнение до такой степени, что многие из них стали совершенно антисанитарны и были закрыты для пользования. С другой стороны, отсутствие необходимых мощностей промышленности стало препятствием в деле организации переработки выращенных уток. В народе это вызывало не только удивление, но и горечь за бездумную деятельность организаторов.

В связи с тем, что состоявшийся в 1959 году XXI съезд партии объявил об окончательном построении социализма в СССР и вступлении страны в период развёрнутого строительства коммунизма, одновременно утвердил директивы семилетнего плана, призванного образовать материально-техническую базу предполагаемого будущего, нового по своему содержанию общества, крайком ВЛКСМ не замедлил и в данном случае с обращением к комсомольскому активу, призвав молодых патриотов вместе со всеми тружениками края выполнить семилетний план по производству мяса, молока, яиц за три года, по производству шерсти — за пять лет. Таким образом для молодёжи края объявлялись ударным фронтом не только ускоренное разведение уток, шефство над овцеводством, кукурузой — «королевой полей», но и ускорение выполнения семилетнего плана по производству всех видов животноводческой продукции. Конечно, нельзя с ходу отрицать всё то, что делалось комсомолом края, тем более когда обеспечивался соответствующий положительный результат в осуществлении начатого дела.

Однако, видимо, это была общая болезнь той атмосферы, в которой работал Горбачёв, когда руководящие деятели легче шли на лозунги, призывы, речи, чем на организацию конкретного дела. И, конечно же, на том ударном фронте, в победы на котором легко уверовал краевой комсомол, возглавлявшийся Горбачёвым, не всегда обеспечивались желаемые результаты, нередко хорошие порывы и начинания, не получив широкого развития, через некоторое время затихали даже в среде комсомольского актива.

Сошлюсь на два примера. В своё время краевой комсомол определил кукурузу комсомольской культурой. На деле получалось не совсем так, о чём в своё время говорил на краевой конференции ВЛКСМ по отчёту крайкома, с которым выступал Горбачёв, первый секретарь крайкома партии Ф.Д. Кулаков. «Все согласились — крайком ВЛКСМ, районные комсомольские организации, — что кукуруза будет комсомольской культурой, но на деле не хватило пороха для хорошего выстрела. Получили с каждого молодёжного гектара только по 19,6 центнера сухого, зерна и по 173 центнера зелёной массы. Это очень плохо. Причина — низкий уровень организаторской работы комсомольских организаций. Многие, если скажут три слова, то надо иметь в виду, что сдержат только одно…» Вскоре этот жаркий призыв о шефстве молодёжи края над «королевой полей» прекратился вообще.

Не с лучшими результатами закончилось и шефство комсомола края над овцеводством, о чём говорил Горбачёв в упоминавшемся отчётном докладе о работе крайкома ВЛКСМ. В частности, указывалось, что за два года в важнейшую отрасль сельского хозяйства было направлено 18 тысяч юношей и девушек. Кажется, что сделана большая работа, но на самом деле этой работы не видно, так как ушло за это время 16 тысяч молодых людей. К причинам безрезультативности можно отнести и отсутствие заботы комсомола, его крайкома, о создании элементарных культурно-бытовых условий для работающей молодёжи, запущенность воспитательной работы на фермах, приверженность к шумихе, парадности, увлечение всякого рода починами.