Хотела себе памятник
Р.М. Горбачёва:
— Отпуск свой Михаил Сергеевич всегда брал осенью или зимой после завершения сельскохозяйственных работ в крае. Отдыхали, как правило, «у себя» — в Кисловодске, Пятигорске или Железноводске. Но если получалось, то иногда использовали отпуск и для путешествий. Ездили в Москву, Ленинград. Один год — в Узбекистан, посмотрели Ташкент, Самарканд, Бухару, пустыню Кызылкум. Дважды за те девять лет в составе туристических групп провели отпуск в зарубежных поездках — по Италии и Франции.
Увидела в Риме памятник Гарибальди и потом признавалась Г. Пряхину:
— Знаете, кто рядом с Джузеппе Гарибальди, на фризе памятника? Его Анита. Анита Гарибальди. Жена. Памятник Гарибальди и, в общем-то, Аните Гарибальди — жене, которая прошла с ним через все освободительные походы и умерла во время похода. Разделила сполна трудности и взлёты его судьбы. Она ведь тоже — «хранительница домашнего очага»…
В. Казначеев:
— Росла карьера Горбачёва, росли и потребности семьи, в первую очередь его супруги. В стремлении к роскоши, богатству, страсти к излишествам она была ненасытна, в нарядах не знала предела, заезжала в торги, пользовалась услугами лучших мастеров.
Народная пословица «Дай человеку власть, и он себя покажет» очень точно определяет сущность Горбачёва. Как только он оказался в ряду членов ЦК КПСС, сразу стал важным, надменным, настолько высокомерным, что совершенно перестал считаться с руководителями ведомств, если они не члены ЦК, не депутаты Верховного Совета СССР или РСФСР. Ему на самолёте доставили три «ЗИЛа», которыми он не преминул похвастать перед родными, соседями, знакомыми. Такова уж натура Михаила Сергеевича. В этом супругу не уступает и Раиса Максимовна. Она тут же переключилась на двухсотую секцию ГУМа, где обслуживались сотрудники ЦК и министерств СССР. Горбачёва, не стесняясь, настаивала на доставке в дом вещей самых «фирмовых». И всегда получала желаемое. Свои туалеты заказывала в единственном экземпляре. Одежда её и мужа стала меняться по нескольку раз в неделю. Как они выглядели, находясь у власти, мы все видели по телевидению.
Сладко кружилась голова
Вопрос Г. Пряхина (начало 1991 г.):
— Раиса Максимовна, у меня к вам и такой вопрос: не секрет, что в те годы положение первого секретаря крайкома было непререкаемым. Искушение властью существовало не только для руководителей, но и для их жён. Как чувствовали себя вы тогда, на Ставрополье, в этом качестве?
Ответ:
— «Искушение властью» для меня прежде всего означало новые, добавившиеся к моим ежедневным профессиональным, семейным заботам бесконечные тревоги и волнения, связанные с работой мужа. Сопереживание за судьбу дел в крае — это, конечно, прежде всего… Хотя в определённой мере новое положение изменило нашу жизнь и с другой стороны: оно улучшило материальное состояние семьи, возможности пользования медицинской помощью, расширило круг контактов, знакомств.
А. Коробейников:
— Михаил Сергеевич шага не делал без совета со своей супругой. Советоваться с Раисой Максимовной он начал рано, буквально с первых дней своей комсомольской карьеры. Советчиком жена оказалась своеобразным. Поскольку в сути дел было разобраться трудно, она нашла свою «нишу» — оценивать окружающих Михаила Сергеевича людей, и только её оценки того или иного человека имели для супруга значение.
Люди, которые чувствовали некомпетентность Раисы Максимовны и не умели скрывать этого перед ней, были обречены. Она их вычёркивала из списка перспективных работников. Только чинопочитание или восхищение её философским даром, на худой конец её очередным нарядом приносили «соискателю» дивиденды. Всё это вызывало неприязнь к ней.
Жёны первых лиц в государстве, нередко случается, имеют влияние на расстановку чиновников вокруг своих мужей. К этому история привыкла. Но столько вреда, сколько нанесла Раиса Горбачёва, отвергнув людей, способных оградить её мужа от ошибок в решении государственных вопросов, не принесла жена по крайней мере ни одного генсека партии.
По словам Коробейникова, его всегда поражал магнетизм, которым Раиса Максимовна обладала в отношении мужа. Михаил Сергеевич постоянно обращался к ней за поддержкой, ловил любое её замечание, любое слово.
Пришлось съехать с квартиры
Р.М. Горбачёва:
— К моменту избрания Михаила Сергеевича первым секретарём у нас в Ставрополе уже была своя отдельная, обжитая квартира. Пришлось её оставить и переехать в служебный дом, где традиционно жили секретари крайкома. Вопрос о переезде и о том, должны мы или не должны оставить и сдать свою квартиру, не обсуждался. Считалось само собой разумеющимся. Обоснование? Служебный дом имеет всё, что необходимо для работы руководителя края. Так началась наша жизнь по служебным квартирам.
Годы те оказались чрезвычайно напряжёнными, хотя и предшествующие, скажем прямо, были не лёгкими: ведь мы работали, продолжали учёбу, растили ребёнка. И всё же девять лет, — почти девять лет, — которые Михаил Сергеевич проработал первым секретарём, были для нас особо напряжёнными. Отдых, свободное воскресенье выдавались крайне редко. Но когда выходной всё же выпадал, мы любили проводить его за городом, на лесных и степных тропах. Дачи никакой — ни личной, ни государственной — на Ставрополье у нас не было.
Утверждение Раисы Максимовны опровергается бывшим вторым секретарём Ставропольского крайкома В.А. Казначеевым. Надо полагать, что он знает, о чём говорит.
В. Казначеев:
— В Бекешевке Михаил Сергеевич сам выбрал место в горах, возле речки, под строительство роскошных палат, точнее, резиденции для своей семьи, куда можно было приглашать и гостей. Дача прекрасно вписывалась в горный ландшафт. Огромный охотничий зал здесь обставили трофеями, отвели специальную комнату для игры в бильярд. За обеденным столом могли разместиться несколько десятков званых гостей. Имелись шикарные спальни для хозяев, много комнат для приезжих. В цоколе каждый мог попариться в русской и финской банях. В холлах в красивых чашах распускались живые цветы. Не дача, а роскошные барские хоромы в лесу, где можно было и поохотиться. Здесь Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна отметили свою серебряную свадьбу, которая завершилась в Кисловодском ресторане «Театральный».
Кроме этого, дачу в Архызе для 4-го управления отделали итальянскими, французскими, немецкими материалами, завезли новое бытовое оборудование. В Ставрополе перестроили гостиницу «Интурист», по сути, превратив её в личную дачу Горбачёва. Строились также дома отдыха в селе Отрадном, на Маныче. В общем, всё делалось в угоду себе и высокопоставленным лицам. Устраивались вечеринки, праздники, обеды, дни рождения. Ничто не могло настолько содействовать росту известности, популярности Горбачёва среди московской знати, как подобное времяпрепровождение, названное гостеприимством по-ставропольски.
Р.М. Горбачёва (приноравливаясь к модной в конце 80-х годов теме борьбы с привилегиями, расцветшими в эпоху правления Брежнева):
— Спортивные брюки, кеды и пятнадцать — двадцать километров пешком. Чаще вдвоём. Иногда с Иришей, иногда с друзьями. Но «компания», как правило, не выдерживала похода и предпочитала короткую прогулочку, проминку, игру в волейбол и т.д. А каких только приключений не бывало с нами во время наших походов! И в лесу блуждали, и в степи во время пурги. Однажды дело приобрело опасный оборот. Спасла линия электропередачи. Она нас и вывела к городу. Друзья уже подняли переполох, что мы потерялись.
Как хорошо было вдвоём! Специально уходили. Какое это удовольствие! Выехали за город и пошли. И лес, и степь были нашими. И в горах попадали в переплёты. Но, скажу вам, самое страшное — оказаться в горах под сильной грозой. Был случай, когда в лесу нас обстреляли какие-то хулиганы. Зашли далеко, в глухомань и вдруг — выстрелы. Пришлось прятаться. Зато есть что вспомнить.
— Справляла ли праздники номенклатурная верхушка?
— Конечно, собирались — на Новый год, на ноябрьские праздники. Предварительно деньги сдавали, в складчину, Михаил Сергеевич такое правило ввёл… А вообще, друзей и на Ставрополье, и в Москве у нас много.
В. Болдин пишет: «А друзей у него, по-моему, никогда и не было… Да ещё большой вопрос: были ли у него вообще товарищи?»
А. Коробейников:
— Горбачёв, по мнению его жены, был неспособен утверждать себя путём уничтожения других. Да, уничтожать не уничтожал. А использовал на полную катушку и потом отбрасывал, как ступени отработанной ракеты. По головам и спинам таких людей Михаил Сергеевич проделал немалый путь к своей вершине. Поднимаясь, он забывал или отодвигал подальше соратников и помощников. Но не догадывался, что и при спуске с вершины помощь нужна и, как правило, ещё большая. И раз таковой не оказалось, он буквально рухнул вниз — мало кто его поддержал.
В «Жизни и реформах» Михаил Сергеевич пишет, что до конца сохранит чувство искренней благодарности всем, кто помогал ему в делах личным участием или поддерживал морально. Самообман. У него не было не только друзей, но даже верных соратников. Одних он бросил сам, другие со временем бросили его. Было бы неправдой сказать, что Горбачёва вовсе никто не ценит, что у него совсем нет приближённых. Но по складу психики и по складу ума он одинок. Раиса Максимовна не в счёт. От неё ему некуда деться. Она — его физический и моральный капкан.
Знаю, что как в Ставрополе застолье руководителей края в праздничные вечера, так и в Москве — руководителей партии и государства было одинаково трудновыносимой тягомотиной. На Ставрополье члены бюро крайкома партии и члены крайисполкома 1 мая и 7 ноября, как положено, ритуально собираясь на праздник у четы Горбачёвых, считали это «занудной обязанностью». Только официальные здравицы, наполненные лицемерием и казёнщиной, — и так три — четыре часа кряду. Постепенно, уже при Мураховском, этих сходок не стало.
Из письма Лидии Будыки в редакцию журнала «Крестьянка», декабрь 1990 г.:
«Многое сразу оживает в памяти. Яркие, счастливые годы жизни в Ставрополе, совместные прогулки, споры, весёлые розыгрыши, сложные и радостные переживания. Но на ум почему-то больше приходят грустные воспоминания. Наверное, потому, что в тяжёлые для себя минуты человек больше раскрывается, обнажается в нём глубоко запрятанное, и становится он от этого ещё ближе и понятнее. Так было и в тот летний день, когда мы с Раисой Максимовной летели из Москвы в Краснодар на похороны отца, Максима Андреевича Титаренко. Накануне в нашей квартире раздался звонок, и, чуть помолчав, сдержанно и тихо Раиса Максимовна сказала: «Лида, знаешь, папа умер».
Я думаю, что тысячи сплетен, которые раздаются по адресу Раисы Максимовны, кроме зависти, а иногда и ненависти, вызваны простым, наивным желанием людей верить в возможность существования хотя бы где-то совершенно сказочной, беззаботной, лёгкой жизни, в которой нет ни проблем, ни горьких разочарований, ни болезни, ни смерти близких людей. Да что говорить о других, когда я сама часто обманывалась, видя на экране телевизора её мягкую улыбку, оценивая ровную, приветливую манеру общения».
Лидия Будыка — врач-педиатр, кандидат медицинских наук, помогала Раисе Максимовне растить дочь Ирину. Лидия Александровна вышла замуж за Александра Дмитриевича Будыку, инженера, тоже кандидата наук, прошедшего путь от директора районной МТС до союзного министра. С этой семьёй Горбачёвы дружили более тридцати лет.
А. Коробейников:
— Михаил Сергеевич говорит, что у него было множество друзей среди горцев. Кто они? Кроме руководителей Карачаево-Черкесской автономной области, которые вынуждены были обслуживать его и его покровителей, никто у него в «друзьях» не числился.
Я знал одного из руководителей этой автономии — Умара Ереджибовича Темирова, который побил все партийные рекорды по пребыванию в одном и том же руководящем кресле. Он занимал должность второго секретаря Карачаево-Черкесского обкома КПСС… 26 лет. Уже будучи в пенсионном возрасте, Темиров приехал в Москву — на руководящую работу. Он возглавлял аппарат одного из комитетов Госдумы — и это в 68 лет, хотя федеральным законом предельный возраст пребывания на государственной службе установлен в 65 лет. Попытки отправить его на пенсию результатов не давали. Это удалось лишь в середине 2000 года.
Из дневника В.И. Воротникова:
«Тут уместно сказать о манере М.С. Горбачёва вести «доверительный разговор». Создаётся полная иллюзия откровенности, настоящего товарищества, стремления посоветоваться, узнать мнение собеседника. Я очень долго находился в плену такого «товарищества». Верил в искренность отношения ко мне и отвечал взаимностью. Восхищался его способностью приблизить к себе, покорить своим обаянием. Лишь много позже, приблизительно с середины 1987 года, а особенно в 1988 году, понял, что это была лишь имитация, видимость товарищества, дружбы. Он действительно нуждался в совете, в мнении собеседника, но лишь настолько, насколько это позволяло «привязать» партнёра к своей идее, своей позиции. Причём манера формулировать свою позицию, выражать свои взгляды, да и просто информировать о чём-то была весьма своеобразной. Он говорил, не завершая мысль, как-то обрывочно, намёками и полунамёками, с подтекстом (мол, тебе и так всё ясно). Такая манера всегда давала ему основание, с одной стороны, заполучить сторонника, заручиться поддержкой «общей точки зрения», а с другой — в случае необходимости можно было и заявить, что ты-де меня не так понял. В этом проявлялась суть его личности, его характера. Всегдашняя готовность к манёвру, к балансированию, к выбору решения в зависимости от ситуации. Он сам подчёркивал, да и другие считали, что Горбачёв — мастер манёвра, компромисса, что это непременное качество настоящего политика. Но такое «мастерство» Горбачёва обернулось в конечном счёте трагедией для нашей страны, советского народа. Увы, это была не политическая тактика, не маневрирование, оправданное и необходимое ради достижения определённой цели. Это была черта характера. Горбачёв менял не тактику, а стратегию, менял убеждения, соратников, товарищей. И — ради личных, корыстных интересов. Итог деятельности М.С. Горбачёва плачевен. И для него тоже — его покинули прежние сторонники».