Вокруг посягательств на жизнь этого человека накручено столько былей и небылиц, что порой трудно отличить подлинные факты от легенд. И все же попытаемся. Действительно ли на Сталина не было покушений и все разговоры о них — плод его исключительной подозрительности и недоверия?

 

ПЕШЕЕ ХОЖДЕНИЕ — ПРЕКРАТИТЬ!

Нынешний молодой читатель, немало наслышанный о бесчисленной охране Сталина, о его сверхподозрителъности и ультрабдительности, будет, наверное, в немалой степени удивлен, когда узнает о малоизвестном факте: до начала тридцатых годов Сталин без всякой охраны пешком ходил по улицам Москвы. Об этом невероятном поведении отца свидетельствует его дочь Светлана в своих воспоминаниях о детских годах в Кремле.

Об охране вождя в конце двадцатых годов яркое представление дает Григорий Беседовский, советский дипломат-невозвращенец. Перед назначением в Париж его принял Сталин.

Дело происходило в октябре 1927 года. В этот момент, вспоминает Беседовский, когда борьба с оппозицией достигла чрезвычайной остроты, были крайне усилены меры по личной охране Сталина: в распоряжении ОГПУ имелись сведения, что возможно покушение на Сталина со стороны оппозиционеров. Поэтому попасть к вождю можно было, лишь пройдя через тщательно организованный контроль.

Что он собой представлял? Беседовский подробно описывает процедуру «тщательно организованного контроля».

Посетителю пришлось оставить свой дипломатический паспорт внизу, в помещении комендатуры, где ему дали пропуск, после чего при входе в здание ЦК дежурный чиновник кремлевской охраны подверг его внимательному расспросу и довольно долгому разглядыванию.

— Я чувствовал, что ему очень хотелось попросить меня открыть мой портфель, — вспоминает Беседовский, — но он не решился, очевидно, предъявить такое требование, а на предложенные мне несколько вопросов я ответил в сухом тоне и попросил не задерживать меня по пустякам.

Ему даже не предложили открыть портфель, в котором могло быть все, что угодно, — револьвер, бомба, граната, кинжал. Сравните с нынешней практикой пропуска в государственные учреждения!

Что касается пешего хождения вождя по улицам Москвы, то оно было прекращено решением Политбюро 18 ноября 1931 года. В архиве высшего коллегиального органа партии, перешедшего по принадлежности президенту Российской Федерации, хранится документ, проливающий свет на обстоятельства, в силу которых Совнарком и Политбюро вынуждены были принять дополнительные меры по обеспечению безопасности руководителя страны.

«Членам ПБ. Пешее хождение т. Сталина по Москве надо прекратить» — такую резолюцию начертал В. Молотов на записке ОГПУ за N 40919 от 18 ноября 1931 года. Ниже стоят подписи Л. Кагановича, М. Калинина, В. Куйбышева и А. Рыкова.

Записка, а перед нами подлинник, была адресована Сталину. Подписал ее заместитель председателя ОГПУ И. Акулов.

Один из руководителей секретного политического ведомства информировал секретаря ЦК ВКП(б) Сталина о том, что Лубянка некоторое время назад получила из заслуживающих доверия источников достоверные сведения о скором прибытии в Москву некоего лица, направленного на нашу территорию английской разведкой. Данное лицо явится для установления связи и передачи конфиденциальных поручений.

ОГПУ хорошо подготовилось к приему гостя. Хозяином явочной квартиры, куда должен был прийти человек из-за кордона, являлся агент Лубянки.

Не подозревавший об этом террорист 12 ноября постучал в дверь явочной квартиры. Гость и хозяин обменялись условленными паролями. Прибывший оказался белым офицером, секретным сотрудником английской разведки, работавшим по линии РОВС — Русского общевоинского союза, образованного в эмиграции в 1924 году, и по линии нефтяной секции Торгпрома, созданной П. Гукасовым. Имя этого крупного бакинского промышленника было хорошо известно в ОГПУ. После Октябрьской революции Гукасов, занимавший пост председателя Русского торгово-промышленного банка, эмигрировал во Францию, где с двадцатых годов принимал активное участие в деятельности антисоветского «Торгово-промышленного комитета».

С момента появления закордонного гостя он по наводке хозяина явочной квартиры был взят под тщательное наружное и внутреннее наблюдение.

Шестнадцатого ноября гость, не подозревая в приютившем его хозяине агента ОГПУ, предложил ему прогуляться по Ильинке. В 15 часов 35 минут около дома N 5/2 напротив Старогостиного двора, увидев идущего навстречу человека в военной шинели, старой заячьей шапке-ушанке и в мягких кавказских сапогах, спутник агента Лубянки внезапно выхватил из кармана револьвер.

Агент ОГПУ моментально узнал человека, в которого намеревался выстрелить его спутник. Это был Сталин. Чекист преодолел оцепенение и схватил за руку своего постояльца. Выстрела, к счастью, не последовало. Попытка теракта была предотвращена.

Террориста, покушавшегося на жизнь вождя, скрутили и доставили на Лубянку. Там он назвал свою фамилию — Огарев. Его допросили, сфотографировали и поместили в камеру.

Заместитель председателя ОГПУ И. Акулов к своему спецсообщению приложил и фотокарточку арестованного. Она тоже сохранилась в архиве.

После этого инцидента охрану Сталина усилили. Власик, к тому времени единственный телохранитель, приставленный к Иосифу Виссарионовичу в 1919 году в Царицыне скорее для поручений, чем для обеспечения безопасности, стал начальником охраны. Власик получил в свое распоряжение отдел в системе управления ОГПУНКВД, который подчинялся только ему и Сталину.

Представление о численности охраны Сталина в начале тридцатых годов, после инцидента на Ильинке, дают вот эти две цифры. Непосредственно функции телохранителей выполняли трое — Власик, Румянцев и Богданов. На постах у одноэтажной дачи в Кунцеве с винтовками, а после с автоматами, тоже стояли трое — Кузьмичев, Кириллин, Мельников. На территории дачи дежурили от двух до трех сотрудников охраны. С внешней стороны забора стояли три-четыре оперработника плюс один у ворот с севера. Все. Сегодня иной финансовый воротила имеет охранников куда больше.

МОСТ

Дачу для героя нашего рассказа построили в самом устье реки Лашупсе, впадающей в дивное высокогорное озеро Рица. Там, на высоте полутора километров над уровнем моря, на берегу, обрамленном мощными вершинами, он в довоенное время иногда проводил свой отпуск.

Однажды по дороге на дачу произошел случай, который зафиксирован как попытка покушения на жизнь вождя. Во всяком случае так интерпретировал происшедший инцидент на мосту Лаврентий Берия. В этой истории много темного. По версии А. Антонова-Овсеенко, данный инцидент был подстроен самим Берией, чтобы товарищ Сталин понял: на Лаврентия Павловича можно положиться.

Антонов-Овсеенко описывает эту историю так. Берия тогда еще работал в Грузии, но постепенно приучал «хозяина» к своей роли непременного спутника-охранителя. Провожал он Сталина на Рицу и в этот раз. Поехали внушительным кортежем на пяти бронированных «ЗИСах». Впереди охрана, за ней Сталин, следом Берия вместе с наркомом внутренних дел Грузии Сергеем Гоглидзе. В четвертой машине ехали несколько человек обслуги, в последней — замыкающие охранники. На полпути, когда миновали впадение Гегги в Бзыбь, Берия остановил кавалькаду. Подойдя к лимузину генсека, он попросил его пересесть в предпоследнюю машину. Сталин послушался. Вместе с ним уселся и Берия.

Обслуга переместилась во вторую машину.

— Почему поменялись местами? — спросил Сталин.

— Тяжелое предчувствие, Иосиф Виссарионович… Есть кое-какие сомнения… Один агент сообщил нечто экстраординарное…

Дорога петляла, перепрыгивала с левого берега на правый, потом обратно. Миновали один мост. А на втором мосту произошло нечто невообразимое. Первая машина с охраной благополучно переехала на другой берег. Второй «ЗИС», в котором должен был находиться генсек, осторожно взобрался на деревянный настил, и он тут же рухнул под тяжестью автомобиля. Лимузин упал в воду и застрял между валунами.

Впечатление было такое, что прогремел взрыв. Правда, не очень сильный, но его многократно увеличило горное эхо. Охранники схватились за оружие. Часть их бросилась в ущелье искать террористов, другая плотно сомкнула кольцо вокруг остановившейся машины генсека.

Почему мост рухнул именно под вторым автомобилем, из которого незадолго до происшествия «хозяин» пересел в предпоследний в соответствии с настоятельным советом Берии? Случайность? С дьявольской хитростью организованная провокация? Или действительно Берия располагал какими-то агентурными сведениями?

Боюсь, что правду об этом мостике никто никогда не узнает. Экспертизу по свежим следам происшествия не производили. Сваи, опоры не обследовали. Ничего не фотографировали. Никаких актов-протоколов не составляли.

 

ВЫСТРЕЛЫ С БЕРЕГА

Йюди старших поколений помнят знаменитую картину кисти известного советского художника, на которой изображен момент, когда Берия прикрывает своим телом вождя, в которого целятся с лесистого берега.

Этот случай тоже имел место в 1933 году, через несколько дней после инцидента на мосту. Сталину захотелось совершить прогулку по воде. Для этой цели снарядили катер. И вот, когда подошли к правому лесистому берегу, раздался выстрел. Берия мгновенно вскочил и заслонил своим телом Сталина. Моторист прибавил ходу, но из-за сосен выстрелили еще несколько раз. Однако катер был уже в безопасной зоне.

Причалив к берегу, Берия организовал поиск террористов. И они были схвачены. Ими оказались… пограничники. Допрошенные лично Гоглидзе, они показали, что действовали по инструкции. Катер со Сталиным отсутствовал в представленной им заявке на прохождение судов в охраняемой зоне. Командир отделения пограничников Лавров дал такое объяснение: увидев движущийся незаявленный катер, пересекающий подведомственную зону, то есть погранзаставу «Пицунда», он сигналами велел катеру пристать к берегу. А поскольку тот продолжал двигаться прежним курсом, произвел несколько выстрелов вверх.

Однако Гоглидзе сделал иное заключение. Из его докладов вытекало, что имело место покушение. Он даже нашел свидетелей, которые показали, что стрельба велась в сторону моря, то есть по катеру со Сталиным на борту. Несчастный командир отделения был отдан под трибунал и подлежал расстрелу. Но тут вмешивается Ягода и уговаривает Берию выдать случившееся за обыкновенное разгильдяйство. Лаврентий Павлович, который не хотел портить отношений с тогда могущественным наркомом внутренних дел, согласился. Видимо, поэтому в показаниях Лаврова имеются детали, существенно менявшие дело: стрельба велась, но не преднамеренно, а по недомыслию и недисциплинированности командира отделения пограничников, пытавшегося заполучить катер, чтобы погрузить на него грязное белье.

Лаврову дали пять лет. Понес наказание начальник погранзаставы «Пицунда». Председателя ГПУ Абхазии уволили из органов.

Но своего срока Лавров не отсидел. В 1937 году бывшего пограничника, отбывавшего наказание в лагере, доставили во внутреннюю тюрьму НКВД в Тбилиси, где, допросив заново, полностью изобличили как врага народа и террориста. Его приговорили к расстрелу. Такую же меру наказания получил и бывший председатель ГПУ Абхазии, уволенный за допущенный инцидент с катером в 1933 году. Обстрелявший катер командир отделения пограничников Лавров был признан участником заговора, имевшим задание совершить террористический акт против Сталина.

Что, открылись какие-то неизвестные прежде обстоятельства? Да нет, все объясняется просто: к тому времени всесильный нарком внутренних дел Ягода находился под арестом, а заменивший его Ежов искал компромат на своего предшественника. Тогда и всплыла вновь история с катером, с покушением на Сталина. Сокрывший деятельность контрреволюционной группы Ягода был расстрелян. А Ежов, раскрывший эту группу с помощью Берии, вырос в глазах Сталина. И Берия тоже. Сначала он стал первым замом Ежова, а спустя несколько месяцев заменил его.

Как бы ни было на самом деле, но оба инцидента — на мосту и особенно с катером — Берия мастерски разыграл в свою пользу, сумел извлечь из них большой политический капитал. Точь-в-точь, как Сталин в ситуации с убийством Кирова. Такой была точка зрения перестроечного общественного мнения, сформированного прессой. Оба, мол, были непревзойденными мастерами в области интриг, закулисных сделок, что, видимо, и позволило сойтись так близко.

В развенчание мифов о посягательствах на жизнь вождя свою лепту внес Хрущев, приведший в мемуарах немало свидетельств недоверчивости и подозрительности Сталина, которые в последние годы его жизни приняли гротескные формы. За обедом он не притрагивался ни к одному блюду, если его кто-нибудь при нем не попробует. Выезжая из Кремля в Кунцево, каждый раз менял маршрут следования, не ставя о нем в известность до последней минуты даже охрану. Усложнил систему охраны Ближней дачи. Все это, а также многочисленные публикации, появившиеся в эпоху горбачевской гласности, убеждали людей, что никаких покушений на Сталина в действительности не было. Они, мол, фабриковались Ягодой, Ежовым, Берией и их подручными.

 

САМОЕ ПЕРВОЕ «КРЕМЛЕВСКОЕ ДЕЛО»

Оно возникло в начале 1935 года. Поводом для его возникновения послужило разоблачение существовавшего в Кремле заговора ряда служащих, работников комендатуры, военных и других, которые, по данным НКВД, готовили покушение на Сталина.

Подробности этого дела были изложены в июне того же года на Пленуме ЦК ВКП(б). Будущий нарком внутренних дел Николай Ежов, в ту пору секретарь ЦК ВКП(б), выступил с докладом «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище А. Енукидзе».

Члены ЦК узнали, что из-за попустительства Енукидзе на территории Кремля была создана целая сеть террористических групп. Ее главным организатором являлся Л. Б. Каменев. Целью террористов было убийство Сталина.

Ежов широко оперировал выдержками из показаний арестованных о подготовке ими террористического акта против вождя.

По итогам доклада пленум вывел Енукидзе из состава ЦК и исключил его из партии. Каменев, который к тому времени был уже осужден по делам «союза марксистовленинцев» и «московского центра», вновь оказался на скамье подсудимых.

Через месяц после пленума под председательством Ульриха состоялось закрытое заседание военной коллегии Верховного суда СССР. Суд проходил без участия государственного обвинителя и защиты.

По самому первому «кремлевскому делу» было осуждено сто десять человек — тридцать военной коллегией Верховного суда и восемьдесят — особым совещанием при НКВД СССР. К расстрелу приговорили двоих — Алексея Синелобова и Михаила Чернявского. Первый занимал должность секретаря для поручений коменданта Кремля, второй был начальником отделения разведывательного управления РККА.

Меры наказания были разные. Самые большие сроки заключения — десять лет — получили девять человек, самые минимальные — два года ссылки — семеро.

Каменева Ольга Давыдовна, член партии с 1902 года, председатель научно-исследовательского совета Управления кинофикации СНК РСФСР, отделалась лишением права проживания в Москве и Ленинграде в течение пяти лет. Ее муж Каменев Лев Борисович, отбывавший наказание в связи с осуждением в январе 1935 года к пяти годам тюремного заключения по делу «московского центра», получил десять лет — но с поглощением предыдущего пятилетнего срока заключения. Были осуждены также его брат Розенфельд Николай Борисович, иллюстратор книг издательства «Академия», его бывшая жена, сотрудница библиотеки в Кремле, и племянник.

Среди осужденных было одиннадцать уборщиц правительственных зданий, швейцаров и телефонисток, восемнадцать сотрудников правительственной библиотеки, шесть работников технического секретариата Президиума ЦИК, шестнадцать военнослужащих, сорок восемь плотников, дворников и представителей прочих рабочих профессий, шесть домохозяек.

В течение первых полутора месяцев арестованным предъявлялись, как правило, обвинения в распространении злостных провокационных слухов. Допросы велись в основном по фактам разговоров об обстоятельствах убийства Кирова и смерти Надежды Аллилуевой — жены Сталина.

Но уже в феврале следствие получило показания ряда арестованных о существовавшей среди работников управления коменданта Кремля троцкистской группы и о том, что «распространение ими клеветнической информации могло создавать террористические настроения против руководителей партии и правительства».

На последующих допросах основное внимание следствия сосредоточено уже на выяснении террористических намерений обвиняемых.

Из места отбытия наказания к следователям доставляется Зиновьев, осужденный, как и Каменев, по делу «московского центра». На допросе он заявил:

— Каменеву принадлежит крылатая формулировка о том, что марксизм есть теперь то, что угодно Сталину… У меня с Каменевым разговоры об устранении Сталина имели место, но мы при этом исходили только из намерений замены его на посту генерального секретаря ЦК ВКП(б)… Заявлений от Каменева о необходимости применения теракта как средства борьбы с руководством ВКП(б) я не слышал. Не исключаю, что допускавшиеся им злобные высказывания и проявления ненависти по адресу Сталина могли быть использованы в прямых контрреволюционных целях…

Из обвинительного заключения:

"В 1933-1934 гг, среди части служащих правительственной библиотеки и комендатуры Кремля образовались контрреволюционные группы, поставившие своей целью подготовку к совершению террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства и в первую очередь против Сталина.

В состав контрреволюционной террористической группы служащих правительственной библиотеки входили: Розенфельд НА., Муханова Е. К., Давыдова З. И., Бураго Н. И., Синелобова К. И, и Раевская Е. Ю., причем руководящая роль в этой группе принадлежала Розенфельд и Мухановой, которые сами готовились совершить террористический акт против Сталина.

Барут (научный сотрудник Музея изобразительных искусств. — Н. З.) и Корольков (педагог по массовой работе в парке культуры и отдыха. Оба осуждены к семи годам тюремного заключения. — Н. З.), не входя в эту группу, тем не менее принимали активное участие в контрреволюционной деятельности этой группы, зная о террористических планах группы Розенфельд и Мухановой.

В состав контрреволюционной террористической троцкистской группы комендатуры Кремля входили бывший дежурный помощник коменданта Кремля Дорошин В. Г., бывший секретарь для поручений при коменданте Кремля Синелобов А. И., бывший дежурный помощник коменданта Кремля Павлов И. Е., бывший комендант Большого Кремлевского дворца Лукьянов И. П. и бывший начальник административно-хозяйственного отдела комендатуры Кремля Поляков П. Ф. Руководящая роль в этой группе принадлежала Дорошину и Синелобову.

Связь между обеими группами поддерживалась через Синелобова и его сестру Синелобову К. И., сотрудницу правительственной библиотеки, причем оружие для совершения террористического акта Розенфельд НА, должен достать Синелобов А. И. Он же, Синелобов, намечался одним из исполнителей террористического акта.

В тот же период времени в Москве существовала контрреволюционная троцкистская террористическая групна из числа некоторых военных работников и контрреволюционная группа из бывших белогвардейцев, причем обе группы основной своей целью ставили подготовку и осуществление террористического акта против Сталина.

В состав контрреволюционной троцкистской террористической группы военных работников входили: ответственный работник НКО Чернявский М. К., слушатели Военно-химической академии Козырев В. И., Иванов Ф. Г, и инженер ЦАГИ Новожилов М. И.

Руководящая роль в этой группе принадлежала Чернявскому, который установил во время заграничной командировки связь с зарубежной троцкистской организацией, получил от нее задание подготовить и совершить террористический акт против Сталина. Непосредственными исполнителями террористического акта намечались Иванов и Новожилов. Связь этой группы с контрреволюционной группой комендатуры Кремля поддерживалась через Козырева, который неоднократно встречался с Дорошиным.

В состав контрреволюционной террористической белогвардейской группы входили бывшие белогвардейцы: Синани-Скалов Г. Б. (заведующий секретариатом исполкома Коминтерна. — Н. З.), Гардин-Гейер А. А. (редактор-консультант газеты «За индустриализацию». — Н. З.), Воронов ЛА. (художник «Рекламфильма». — Н. З.), Сидоров А. И. (старший инженер товарищества «Маштехпроект». — Н. З.) и жена Воронова, она же сестра Синани-Скалова — Надежда Скалова (корректор журнала «Литературное наследство». — Н. З.).

Руководящая роль в этой группе принадлежала Синани-Скалову, который был связан с активными деятелями зиновьевско-каменевской подпольной контрреволюционной организации Мадьяром и другими. Непосредственная связь белогвардейской группы с контрреволюционной террористической группой служащих правительственной библиотеки поддерживалась через Муханову.

Деятельность контрреволюционных террористических групп стимулировалась одним из организаторов и руководителей бывшей зиновьевской подпольной контрреволюционной группы Л. Б. Каменевым, который в 1933 — 1934 гг, систематически допускал злобные клеветнические выпады против руководства ВКП(б) и особенно против Сталина. Непосредственная связь Л. Б. Каменева с контрреволюционной террористической группой служащих правительственной библиотеки поддерживалась через его брата Н. Б. Розенфельда. Он, встречаясь с Н. А. Розенфельд (бывшей женой), Мухановой и Корольковым, распространял исходящую от Каменева контрреволюционную клевету против руководства ВКП(б) и Советского правительства, в особенности против Сталина, вел контрреволюционную агитацию и принимал непосредственное участие в подготовке террористического акта против Сталина.

Служащие кремлевских учреждений Кочетова М. Д. (телефонистка управления коменданта Кремля. — Н. З.), Конова А. И. (сотрудница библиотеки ЦИК СССР. — Н. З.), Минервина Л. Н. (сотрудница канцелярии библиотеки ЦИК СССР. — Н. З.), Гордеева П. И. (сотрудница библиотеки ЦИК СССР. — Н. З.) и бывший белогвардеец Руднев С. А. (бухгалтер диспансерного объединения лечебного учреждения им. Семашко, — Н. З.) в 1933-1934 гг. вели антисоветскую агитацию и распространяли контрреволюционную клевету о руководителях ВКП(б) и Советского правительства".

В 1956 — 1957 годах, когда во времена хрущевской «оттепели» производились массовые реабилитации, столь же скоропалительные, как и репрессии при Сталине, Главная военная прокуратура провела дополнительное расследование «дела библиотекарей».

Выяснилось, что 14 из 30 осужденных военной коллегией Верховного суда виновными себя не признали, десять признали свою вину только в том, что слышали «антисоветские» или «клеветнические» разговоры от других лиц, а в террористической деятельности вину свою отрицали. И только шестеро признали себя виновными в террористических намерениях против Сталина. Среди них брат и племянник Каменева, Муханова, Чернявский, Синани-Скалов и Гардин-Гейер.

— Как будто все сто десять арестованных должны признаться в том, что они намеревались убить Сталина, — прокомментировал автору этой книги один из ветеранов НКВД. — Так не бывает. Посвящают в подобного рода дела как можно меньше участников. Шестеро — и то много.

Тем не менее вывод проверяющих был однозначным: дело создано НКВД искусственно, показания получены противозаконными методами.

— Чепуха! Сработала политическая конъюнктура, — убеждал меня отставной энкаведэшный генерал. — Я хорошо знаю это дело. Замысел убить Сталина был. Троцкисты и белогвардейцы-эмигранты искали выхода на Кремль. Как обычно в таких случаях действуют? Через технический персонал — библиотекарш, телефонисток, парикмахерш. Они обычно кичатся своей причастностью к сильным мира сего, не в меру много болтают. Опытному агенту выудить у них необходимые сведения о распорядке дня жертвы, маршрутах его движения — раз плюнуть. Тем более у такой обслуги, которую подобрал тогдашний секретарь ЦИК Енукидзе. Недаром его исключили из партии с редчайшей для лиц его уровня формулировкой: за бытовое разложение. Кого он только не привел в Кремль! Были там и наркоманки, и алкоголички, и лица с нетрадиционной сексуальной ориентацией… Оргии устраивали чуть ли не ежедневно. Такие работники — идеальный материал для вербовки. Их и использовали…

— Но ведь осужденных по «кремлевскому делу» реабилитировали еще в 1958 году. Кроме нескольких человек…

— Да, тогда не осмелились назвать невиновными Льва Каменева, сына Троцкого Сергея и, кажется, Глебову-Каменеву-Афремову. Была такая литераторша, в издательстве «Академия» работала. Родственница Каменевых. Их реабилитировали уже при Горбачеве, в 1988 году.

По словам престарелого энкаведэшного генерала, материалы, на основании которых были реабилитированы все сто десять участников первого «кремлевского дела», малоубедительны. Они состоят в основном из отрицания своей вины самими осужденными.

— Я читал эти документы. Какие там доказательства невиновности осужденных? Библиотекарша Муханова, находясь в тюрьме, в тысяча девятьсот тридцать седьмом году рассказывала, что начальник секретно-политического отдела НКВД угрожал ей: если она откажется на суде от своих показаний, данных на следствии, то ее расстреляют. Синани-Скалов тоже делился с сокамерниками: он признал себя виновным в результате принуждения и угроз расстрелом со стороны следователей. И так далее, и тому подобное. Других подтверждений невиновности нет.

 

ОТ МИНЫ В МАВЗОЛЕЕ ДО СТРЕЛЯЮЩЕЙ РУЧКИ

В 1938 году, когда начался крупномасштабный военный конфликт у озера Хасан, из числа бывших белогвардейцев, осевших в Маньчжурии, был сформирован отряд террористов. Они шли на верную смерть, ибо поставленная задача — уничтожить Сталина разрывными пулями из автоматического оружия — исключала вероятность уцелеть.

Отряд камикадзе переправили в Турцию, откуда диверсанты должны были по отдельности пробраться на советскую территорию и выйти в район Сочи. По системе подземных коммуникаций смертникам предстояло проникнуть в павильон Мацесты, где в то время будет находиться Сталин. Детали операции тщательно отрабатывались лучшими японскими разведчиками. Неоценимую услугу оказал перебежавший к ним в начале лета 1938 года начальник управления НКВД Дальневосточного края Г. Люшков. Он знал систему охраны Сталина, расположение комплекса Мацесты, поскольку работал до этого в центральном аппарате НКВД.

Однако покушение провалилось. Отряд к месту сбора не явился. Участники операции один за другим были выловлены по мере их проникновения на советскую территорию. НКВД был заблаговременно предупрежден о готовящейся акции, и сделал это надежный источник по кличке «Лео», работавший в Маньчжоу-Го.

Вторая попытка японских спецслужб устранить Сталина относится к 1939 году. На этот раз планировалось пронести мину замедленного действия в Мавзолей. Она должна была взорваться в десять часов утра первого мая, во время праздничной демонстрации, когда на трибуне саркофага Ленина собиралось все советское руководство. И в данном случае органы НКВД были заблаговременно предупреждены все тем же информированным источником «Лео». Подробности этих операций приведены в книге японца Хияма Есиаки «Японские планы покушения на Сталина», вышедшей в Токио.

Не отставали от японцев и немецкие спецслужбы.

 

«ДЛИННЫЙ ПРЫЖОК»

До ноября 1943 года Сталин ни разу не выезжал за пределы СССР. Первая его официальная зарубежная поездка состоялась в Тегеран, где проходила встреча «Большой тройки». В столицу Ирана съехались лидеры СССР, США и Великобритании.

Согласно расхожей советской версии, этим обстоятельством не преминули воспользоваться германские спецслужбы, которые намеревались осуществить теракт против Сталина, Рузвельта и Черчилля. Берлин санкционировал операцию, которой было дано кодовое название «Длинный прыжок».

Возглавить ее поручили знаменитому Отто Скорцени — начальнику отдела тайных операций СС, прославившемуся дерзким освобождением Муссолини. О плане ликвидации «Большой тройки» случайно узнал обер-лейтенант Пауль Зиберт, он же советский разведчик Николай Кузнецов, находившийся в тот момент в украинском городе Ровно. Ему стало известно, что в Берлине формируется специальный отряд диверсантов для отправки в Тегеран. Рассказал об этом прибывший из Берлина болтливый немецкий офицер, который, будучи подшофе, предложил Зиберту оказать содействие, если у него появится желание вступить в этот отряд. Советский разведчик тут же доложил о сверхважной новости в Москву.

Так, во всяком случае, излагалось в известном старшим поколениям кинофильме «Тегеран-43».

А в повести "Заговор против «Эврики» («Эврикой» Черчилль предложил назвать встречу в Тегеране) действует советский разведчик Илья Светлов. Конечно же, он не только выступает под видом офицера германской военной разведки, не только оказывается в центре подготовки террористического акта против «Большой тройки», но и командируется в Тегеран. Там советский разведчик совершает чудеса героизма — с помощью направленных из Москвы чекистов срывает планы террористов, арестовывает главных участников заговора, а одного из них уничтожает лично.

В книге известного журналиста-международника, бывшего переводчика Сталина В. Бережкова «Тегеран-43», изданной в 1968 году, тоже говорилось о существовании заговора против «Большой тройки». Правда, кроме имени разведчика Н. Кузнецова, в книге никто больше не называется.

Не пришло время? Увы, и в постсоветских публикациях, которые не оставили закрытой ни одну тайну недавнего прошлого, в эту тему не добавлено ничего нового.

А может, и добавлять нечего? Может, заговора против «Большой тройки» и в помине не было?

Действительно, сегодня рассекречены все самые жгучие советские тайны — от таинственных приложений к пакту Молотова-Риббентропа до героев атомного шпионажа. На этом фоне срыв заговора в Тегеране никакой государственной тайны не должен составлять.

Однако, судя по рассекреченным документам, замысел, касающийся уничтожения лидеров трех держав антигитлеровской коалиции, существовал.

Архивы свидетельствуют, что с идеей личной встречи «Большой тройки» выступил американский президент Рузвельт.

Это предложение содержится в его послании Сталину от второго декабря 1942 года. Почти целый год шел трудный обмен мнениями. И лишь восьмого ноября 1943 года Рузвельт — последним из «тройки» — дал согласие на встречу именно в Тегеране.

В ночь с 27 на 28 ноября 1943 года в Тегеране состоялась конфиденциальная встреча Молотова с послом США в СССР Гарриманом.

Молотов сообщил Гарриману: советской стороной получены неблагоприятные сведения о том, что прогерманские элементы в Тегеране готовят враждебные акты против руководителей союзных государств. Поэтому с точки зрения лучшей организации совещания и для того, чтобы избежать поездок по улицам, было бы безопаснее, если бы президент Рузвельт остановился в здании советского посольства.

В ответ на это Гарриман сказал:

— Президент Рузвельт с самого начала предполагал остановиться в советском посольстве. Исходя из того, что посольство США в Тегеране расположено крайне неудобно-в полутора милях от города, в связи с чем предстояло много передвижений по улицам — в Белом доме было принято решение воспользоваться любезным предложением маршала Сталина. Но уже накануне отъезда из Вашингтона президенту Рузвельту сообщили, что передвижение по тегеранским улицам совершенно безопасно, и поэтому, а также для того, чтобы не создавать неудобного положения для Черчилля, он решил остановиться в американском посольстве.

Выслушав, Молотов нетерпеливо произнес:

— Мы располагаем более новой информацией, и она, господин Гарриман, касается безопасности руководителей наших держав.

Американский посол попросил поделиться подробностями.

— Речь идет о лицах, связанных с германским агентом в Иране Майером, — сказал Молотов. — Иранское правительство приняло меры и выслало некоторых лиц из группы Майера за пределы страны. Однако его агенты еще остаются в Тегеране, и от них можно ожидать актов, которые могут вызвать нежелательные инциденты. Поэтому представляется целесообразным осуществить первоначальное предложение о том, чтобы президент Рузвельт остановился в советском посольстве.

— Наверное, вы правы, господин министр, — после некоторого раздумья произнес Гарриман. — Но я хотел бы знать, что вы имеете в виду под нежелательными инцидентами. Речь идет о покушении или о демонстрации, которую прогерманские элементы могут устроить на улицах Тегерана? Согласитесь, это разные вещи.

Велик и могуч дипломатический язык! Молотов ответил так:

— Эти элементы могут предпринять враждебные акты против кого-либо из руководителей наших государств и спровоцировать инцидент, который вызовет ответные меры. При этом могут пострадать невинные люди. Этого следует избежать, так как это выгодно лишь немцам и крайне нежелательно для союзников. Если что-нибудь случится, господин Гарриман, то будет непонятно, почему не было осуществлено первоначальное предложение.

— Хорошо, я немедленно сообщу своему президенту информацию, переданную вами, господин министр.

На этом высокопоставленные дипломаты расстались.

Едва успел Гарриман рассказать Рузвельту о встрече с Молотовым, как дежурный американского посольства доложил о прибытии офицера НКВД со срочным письмом от маршала Сталина.

Рузвельт вскрыл пакет. Советский лидер предупреждал президента США, что в Тегеране много переодетых нацистских агентов — не менее ста — и что они замышляют покушение на «Большую тройку». Сталин приглашал Рузвельта приехать в советское посольство и остаться там, пока не минует опасность.

На следующее утро Рузвельт приказал паковать свои чемоданы. Американский президент переехал в советское посольство. Та часть прессы США, которая была настроена менее дружелюбно к русским, назвала этот шаг Рузвельта «похищением президента советским ГПУ».

Вернувшись из Тегерана в Вашингтон, Рузвельт провед пресс-конференцию о встрече лидеров трех союзных держав.

Он сообщил, что немцы замышляли убить Сталина, Черчилля и его самого. Они спаслись только благодаря тому, что Сталин вовремя узнал о подготовке покушения.

В стенограмме той пресс-конференции содержится немало любопытных подробностей, касающихся организации безопасности Сталина. В советской печати они никогда не приводились.

Когда Рузвельт прибыл в советское посольство, оно напоминало ему небольшую крепость, ощетинившуюся пулеметами и охранявшуюся отборными солдатами. В Тегеран для охраны посольства и аэродрома были введены танковый полк и полк НКВД. Вся территория охранялась двойным кольцом автоматчиков. Была учреждена особая комендатура советской части Тегерана. Для большей безопасности узкая улица, где напротив друг друга находились советское и английское посольства, была перекрыта брезентовыми стенками и, таким образом, не просматривалась извне.

На время работы конференции Тегеран был отключен от всех видов связи. В течение четырех суток — с 27 ноября по 1 декабря 1943 года — из иранской столицы не велось никаких радиопередач. Молчало радио, не звонили телефоны, не вывозились газеты, не пересылались письма. Въезд в город и выезд из него были закрыты. Связь заработала лишь после того, как самолеты трех лидеров находились уже в воздухе.

В иранской провинции началась паника — что происходит в столице? Почему она молчит? Местные газеты выдвигали самые невероятные предположения, не исключали и государственный переворот.

Сегодня известно: в момент, когда Молотов стращал Гарримана агентурными сведениями о готовившемся покушении на Рузвельта, Сталина и Черчилля, в Тегеране не было ни одной немецкой террористической группы. После ареста английскими спецслужбами в августе 1943 года офицера СД Майера и двух его радистов в Тегеран не проник ни один фашисткий агент. Прогерманское подполье в Иране было давно разгромлено. Осуществить террористический акт против Сталина, Рузвельта и Черчилля в Тегеране было некому. Молотов, безусловно, знал об этом.

Неужели слухи о покушении на жизнь членов «Большой тройки» — не более чем хитроумная ловушка Сталина с целью заманить американского президента в советскую резиденцию? С какой целью?

Вспоминает сын Лаврентия Берии Серго:

— Меня вызвали к Иосифу Виссарионовичу… Сталин поинтересовался, как идет учеба в академии, и тут же перешел к делу. Оно было, как он сразу предупредил, неэтичным. Речь шла вот о чем. Все разговоры Рузвельта и Черчилля должны прослушиваться, расшифровываться и ежедневно докладываться лично Сталину. Где именно стоят микрофоны, Иосиф Виссарионович мне не сказал. Позднее я узнал, что разговоры прослушиваются в шести-семи комнатах советского посольства, где остановился президент Рузвельт. Все разговоры с Черчиллем происходили у него именно там…

Вот где разгадка: подслушивающие устройства монтировались в апартаменты Рузвельта и его свиты задолго до того, как они в них поселились. Значит, слухи о готовившемся покушении инспирировались сознательно. Рузвельт клюнул на приманку. Этим, наверное, объясняются и его многократные подтверждения версии о терактах, замышляемых против лидеров трех стран.

Не признаешься же публично, что Сталин обвел его вокруг пальца, как мальчишку. Вот и приходилось американскому президенту усиленно подчеркивать, что переезд в советское посольство был вынужденной мерой обеспечения безопасности. Этой точки зрения он придерживался до конца своих дней, поскольку в США высказывались сомнения по поводу целесообразности переезда в советскую резиденцию — мол, в обстановке тесного и раскованного общения со Сталиным он пошел на излишние уступки в пользу русских.

О прослушивании всех разговоров в апартаментах Рузвельта американцы тогда еще не подозревали.

 

ПЛАН РИББЕНТРОПА

Замыслы устранить Сталина рождались не только у руководства военной разведки — абвера и службы безопасности — СД. Летом 1944 года план уничтожения советского лидера созрел у… главы внешнеполитического ведомства Германии Риббентропа.

Вот уж кого меньше всего могли заподозрить в осуществлении теракта!

Естественно, план Риббентропа основывался на дипломатической специфике его деятельности.

Согласно воспоминаниям шефа политической разведки Германии Вальтера Шелленберга, покончить со Сталиным Риббентроп намеревался на какой-нибудь международной конференции. Дипломата в его намерении поддержали Гитлер, Борман и Гиммлер. Смерть Сталина была бы спасением для Германии, можно было ставить вопрос о перемирии.

Своей идеей Риббентроп поделился с Шелленбергом в замке Фушл, где проходили приемы глав иностранных дипломатических миссий:

— Мне нужно поговорить с вами об одном важном деле. Необходима строжайшая секретность. Никто, кроме фюрера, Бормана и Гиммлера, об этом не знает. Нужно убрать Сталина.

Шелленберг кивнул головой, не зная, как реагировать на такое заявление. Риббентроп начал говорить о том, что весь режим в России держится на способностях и искусстве одного человека и этим человеком является Сталин.

— В личной беседе с фюрером, — продолжал Риббентроп, — я сказал, что готов пожертвовать собой ради Германии. Будет организована конференция, в работе которой примет участие Сталин. На этой конференции я должен убить его.

— Один? — спросил Шелленберг.

— Фюрер сказал, что одному этого не сделать. Он просил назвать человека, который сможет помочь мне. Я назвал вас.

Далее Риббентроп сказал, что Гитлер приказал ему обсудить этот вопрос с шефом политической полиции с глазу на глаз и выразил уверенность, что он найдет практический способ выполнения этого плана.

Риббентроп начал объяснять Шелленбергу детали замысла. Он, конечно, понимал, что на конференции будет очень строгая охрана, и вряд ли получится пронести в зал заседаний гранату или револьвер. Однако он слышал, что техническая группа политической разведки изготовляет револьверы, по форме ничем не отличающиеся от вечной ручки. Из такого револьвера можно стрелять крупнокалиберными пулями на расстоянии примерно шестьсемь метров. Эти револьверы были сделаны настолько искусно, что по внешнему виду никто не мог догадаться об их действительном назначении.

— Мы, конечно, — сказал он, — могли бы пронести такой револьвер или что-нибудь в том же духе в зал, и тогда все, что от нас потребовалось бы, это иметь твердую руку…

По замечанию Шелленберга, говорил Риббентроп с таким увлечением, что напоминал мальчишку, пересказывающего содержание впервые в жизни прочитанного детективного романа. Но, увы, было совершенно ясно, что это самый настоящий фанатик.

План дипломата показался шефу политической полиции, мягко выражаясь, результатом его нервного и умственного переутомления. Однако обстановка была неподходящей, чтобы возражать, и, кроме того, Шелленберг понимал, что каждое сказанное им слово будет передано Гитлеру.

От этой затеи попахивало авантюрой. Когда за дело берутся непрофессионалы, жди провала. Но идею одобрил самолично фюрер! И тогда Шелленбергу показалось, что он нашел выход из сложного положения.

Заявив собеседнику, что хотя план технически выполним, однако успех его прежде всего будет зависеть от того, удастся ли заманить Сталина на конференцию, чего добиться будет весьма трудно, особенно после неудачно опыта отношений с русскими в Стокгольме. Шелленберг отказался предпринимать какие бы то ни было попытки связаться с русскими, поскольку потерял доверие с их стороны, и все из-за противодействия Риббентропа. Он, министр иностранных дел, должен создать необходимые условия для осуществления плана и прежде всего добиться согласия Сталина участвовать в работе конференции. Если ему это удастся, шеф политической полиции готов поддержать его словом и делом.

— Я еще подумаю над планом, — сказал Риббентроп, — и поговорю с Гитлером. После этого я вас вызову.

По словам Шелленберга, больше о своем плане Риббентроп ему не напоминал.

Заметим — разговор проходил летом 1944 года, и не надо было строить особых иллюзий относительно согласия Сталина на участие в международной конференции с участием германской стороны. Дивизии Красной Армии неудержимо двигались на запад, взламывая немецкую оборону мощными ударами. План Риббентропа умер сам собой. Тихо и незаметно.

Сам же Шелленберг однажды рассказал об этом плане Гиммлеру. Тому особенно понравилось, как его подчиненный ответил Риббентропу. И тем не менее, после обсуждений с Гитлером Гиммлер предложил свой план, очень напоминавший план Риббентропа. В соответствии с ним специалисты изготовили мину для убийства Сталина. Размером с кулак, она имела вид кома грязи. Мина должна была быть прикреплена к машине Сталина. Мина имела запал, управляющийся с помощью коротковолнового передатчика, и была настолько мощной, что когда при испытании ее взорвали, то от машины почти ничего не осталось. Передатчик был размером не более пачки сигарет и мог подорвать мину на расстоянии до одиннадцати километров.

Двое бывших военнослужащих Красной Армии, находившиеся до войны в течение долгого времени в Сибири (один из них был знаком с механиком из гаража Сталина) ночью на большом транспортном самолете были доставлены к тому месту, где, по сообщению, переданному немецкими агентами, находилась ставка Сталина. Они спрыгнули с парашютами и, насколько в Берлине могли установить, точно приземлились в указанном месте. Однако это было последнее, что хозяева о них слышали, хотя оба имели коротковолновые передатчики. Нет уверенности, что они вообще попытались выполнить задание. Более вероятно, что очень скоро после приземления они были схвачены или же сами сдались органам НКВД и рассказали о задании.

 

СУХАЯ ОДЕЖДА

Эта операция по сей день считается самой серьезной из всех попыток покушения на Сталина. К ее реализации немецкие спецслужбы приступили летом 1944 года.

Главным действующим лицом и исполнителем выступал бывший командир пулеметной роты с Калининского фронта Петр Иванович Таврин.

Когда его задержали и привезли в Москву в контрразведывательное управление НКВД СССР, он охотно рассказал о себе: 1909 года рождения, уроженец села Бобрик Нежинского района Черниговской области Украинской ССР, русский, в 1942 году на фронте был принят кандидатом в члены ВКП(б), образование незаконченное высшее. До войны работал начальником Туринской геологоразведочной партии на Урале. В Красную Армию призван в августе 1941 года.

Однако уже выборочная проверка основных биографических данных показала, чтоонилегендированные. На самом деле у арестованного была другая фамилия — Шило. Правда, имя и отчество совпадали — Петр Иванович.

Выяснилось, что в 1932 году его, жившего тогда в Саратове, осудили за растрату государственных денег. Отбывая срок, Шило сколотил группу единомышленников и организовал побег, для чего проделал лаз в стене тюремной бани.

На свободе пробыл недолго. Вороватого бухгалтера снова засадили за решетку и снова за растрату денег. Случилось это в 1934 году. Но под стражей пробыл недолго — удалось бежать. В третий раз его осудили в 1936 году все по тем же мотивам — растрата. И снова — побег.

В 1939 году по фиктивным справкам растратчик получил документы на имя Таврина. Объявленного во всесоюзный розыск рецидивиста и беглого заключенного Шило в природе больше не существовало. Под новой фамилией его призвали в армию.

И надо же такому случиться — в мае 1942 года на фронте он был кем-то опознан под старой фамилией. О подозрительном командире роты сообщили куда следует. Когда Таврину-Шило передали приказ явиться в особый отдел дивизии, он понял, для чего его вызывают. Не теряя времени, в ту же ночь перешел линию фронта и добровольно сдался немцам.

На допросе в гестапо сообщил, что на этот шаг решился из-за преследований со стороны советской власти, поскольку его отец был полковником царской армии.

Перебежчика содержали сначала в лагерях на оккупированной советской территории, затем перевезли в Германию. Одно время его напарником по нарам был некто шофер Жора, москвич. По ночам, прислушиваясь к шуму дождя за стенами барака, осторожно вели прощупывающие разговоры. Когда Жора однажды простудился и серьезно занемог, Таврин отпаивал его горячим кипятком.

Вскоре москвич Жора исчез из лагеря, не попрощавшись с дружком Петром. Встретил его Таврин год спустя и вот при каких обстоятельствах.

Летом 1943 года узников лагеря собрали для встречи с какой-то важной шишкой, приехавшей из Берлина. Шишка, взобравшись на деревянный помост, призывал пленных красноармейцев вступать в армию Власова.

Таврин не верил своим глазам: да это же Жора, с которым год назад шептался по ночам в холодном бараке! Выступавший оказался генералом, бывшим членом Военного совета 24-й армии Георгием Николаевичем Жиленковым. Теперь он был правой рукой генерала Власова.

Ошеломленный Таврин протиснулся к недавнему напарнику по нарам. «Шофер» Жора узнал товарища по несчастью.

— Я позабочусь о тебе, — пообещал важный берлинский гость. — Нам нужны надежные люди.

Слово свое он сдержал. Вскоре после отъезда Жиленкова малоприметного пленного вызвали к руководству лагеря и предложили сотрудничать с немецкой разведкой. Таврин-Шило согласился. Его перевели в специальный лагерь СД близ города Зандберг и зачислили в особую команду, состоявшую из нескольких десятков советских военнопленных, отобранных для подготовки к шпионским и диверсионным действиям против СССР.

Через некоторое время Таврина доставили в Берлин в штаб гестапо. Принимал подполковник СС Грейфе, начальник восточного отдела СД.

— Он выяснял причины, побудившие меня дать согласие на сотрудничество с германской разведкой, — показывал на допросах в Москве Таврин-Шило, — после чего рассказал о заданиях, которые могут быть мне даны для работы на территории СССР. Он сказал, что может использовать меня для разведки, диверсии или террора. Все зависит от того, к чему я окажусь наиболее пригодным.

Грейфе не торопил с ответом, посоветовал хорошенько подумать над специализацией. После чего Таврина снова отправили в лагерь, но предупредили, что при условии положительного ответа его заберут из Зандберга насовсем.

Снова опостылевшие лагерные стены, знакомые лица членов «особой команды». Что делать? Сомнения развеяла встреча с генералом Жиленковым, который вместе со своим шефом пожаловал в Зандбергский лагерь.

Таврин поделился с Жиленковым новостью о зачислении в «особую команду».

— Молодец, — похвалил бывший секретарь одного из райкомов партии Москвы. — Займись уничтожением Сталина. Если это удастся, ты станешь великой исторической личностью. Погибнет Сталин — погибнет и советская власть. Она держится на нем. А твои заслуги никогда не будут забыты.

У Таврина-Шило заблестели глаза. Он страдал манией величия, и Жиленков умело играл на его слабости.

Когда спустя некоторое время Таврина вызвали в Берлин к Грейфе и подполковник спросил, какое его окончательное решение, Таврин сказал, что хотел бы специализироваться по терактам.

Грейфе похвалил сообразительного русского.

Подполковник не любил сковывать инициативу своих подчиненных, навязывать им схему действий. Ему хотелось, чтобы над планом хорошенько поработал сам исполнитель, чтобы он учел всевозможные тончайшие детали, которые в кабинете не предусмотришь. Иное дело — посидеть над планом вдвоем, кое-что подкорректировать, подправить. Но первичная модель, ее остов, каркас непременно должны идти от новичка.

Грейфе не изменил своему правилу и на этот раз. Прощаясь с Тавриным, подполковник сказал ему, что жить теперь он будет в одном из берлинских отелей, что в лагерь возвращаться не надо, и главная его задача — тщательно продумать и изложить на бумаге подробный план покушения на Сталина.

— Нам бы хотелось знать, какие конкретно материально-технические средства потребуются, — детализировал задание Грейфе. — Например, виды оружия. Не исключено, что их придется изготавливать в единственном экземпляре. А для этого нашим специалистам, сами понимаете, нужно некоторое время. Поэтому данным вопросом займитесь прежде всего.

После лагерных нар номер в берлинском отеле казался раем. Таврин давно не испытывал такого комфорта. Принял горячий душ, облачился в мягкий халат.

В дверь постучали. Таврин повернул ключом в замочной скважине и увидел на пороге улыбавшегося генерала Жиленкова. Таврин уже успел прочесть его брошюру «Первый день войны в Кремле», в которой бывший секретарь райкома и член Военного совета армии описал панику, охватившую высшее советское руководство в связи с неожиданным вторжением гитлеровских войск на территорию СССР. Брошюра была замечена в Берлине, и ее автора ввели в состав «Русского кабинета», провозгласившего себя будущим правительством России, с Власовым во главе.

— Я все знаю, Петр, — упредил Жиленков бывшего сокамерника, собиравшегося поделиться своими трудностями в составлении плана, который надлежало в скором будущем представить подполковнику Грейфе. — Может, я чем-то тебе помогу?

Таврин обрадовался предложению. Потом на допросах в Москве он будет утверждать, что план организации покушения на Сталина разработал Жиленков, а он, Таврин, лишь переписал его своей рукой и отнес Грейфе.

Наверное, так оно и было на самом деле. Откуда мог знать скромный саратовский бухгалтер, никогда не живший в Москве, о том, где чаще всего на людях бывает кремлевский диктатор? Иное дело — Жиленков. Секретарь одного из столичных райкомов партии до войны, он, конечно, был неплохо информирован о том, что Сталин обожал Большой театр.

Кроме того, в Большом театре проводились торжественные мероприятия, посвященные знаменательным датам советской истории. Как правило, в них участвовали руководители партии и государства во главе со Сталиным. Если оставить в зрительном зале радиоуправляемую мину…

— А кто подаст радиосигнал? — настороженно спросил Таврин. — Надеюсь, мне не уготована роль камикадзе?

— Успокойся, в наши планы не входит похоронить тебя подрбломками, — рассмеялся Жиленков. — У тебя будет возможность покинуть театр вовремя. Сигнал на взрыв даст твой напарник. Или напарница. А еще лучше — жена.

— Жена? — переспросил Таврин. — Но у меня нетжены.

— Ничего, обзаведешься, — рассмеялся Жиленков.

И он начал излагать проект плана проникновения в Москву. С чем-то Таврин соглашался, с чем-то нет. Примеривался к своим возможностям, физическим данным.

Спустя несколько дней согласованный план был представлен Грейфе. Подполковник в целом одобрил его, поручив своим сотрудникам провести необходимую доработку и шлифовку.

Пока в восточном отделе СД корпели над устранением замечаний, высказанных Грейфе, самого Таврина направили из Берлина в Псков. Там располагался штаб команды «Цеппелин», которую возглавлял майор Отто Краус. Под его руководством Таврину предстояло пройти прикладную подготовку к выполнению задания.

В Псков он прибыл в сентябре 1943 года и провел там полтора месяца. Его тренировали на меткость стрельбы, преодоление препятствий, умение оторваться от погони.

В первых числах ноября Грейфе вызвал Таврина в Берлин, чтобы убедиться, в чем преуспел будущий диверсант. Успехи были очевидны, но строгий Грейфе сделал недовольный вид и потребовал ускорить темпы.

Между тем обстановка на фронте под Псковом складывалась не в пользу немецких войск, и Берлин принял решение о передислокации команды «Цеппелин» в Ригу. Таврин приехал туда в начале декабря, и уже через пару недель ему представили жену — миловидную Лидию Бобрик. Девушка обучалась в рижской радиошколе команды «Цеппелин».

Добрый Грейфе преподнес молодым поистине королевский подарок — предоставил полуторамесячный отпуск. Пусть супруги привыкнут друг к другу, вживутся в новую для них роль. Средств на содержание молодоженов не жалели.

Все хорошее рано или поздно кончается. Закончился и «медовый» месяц Тавриных. Снова наступили тяжелые будни.

— Мне было сказано, — давал Таврин показания советской контрразведке, — что мои документы абсолютно надежны и что по ним я могу проникнуть в Москву, не вызвав подозрений. Обосновавшись в Москве, я должен был, расширяя круг своих знакомых, устанавливать личные отношения с техническими работниками Кремля. При этом Краус рекомендовал мне знакомиться с женщинами — стенографистками, машинистками, телефонистками. Через таких знакомых я должен был выяснить маршрут движения правительственных машин, а также установить, когда и где должны происходить торжественные заседания…

Таврину надлежало быть майором, заместителем начальника контрразведки «СМЕРШ» 39-й армии. Специалисты СД изготовили удостоверение за номером 298, ничем не отличавшееся от советского аналога.

Кроме того, ему предстояло быть Героем Советского Союза, кавалером пяти боевых орденов и двух медалей.

Обычно немецкая разведка снабжала своих агентов фальшивыми знаками отличия. На этот раз все было настоящее — Золотая звезда Героя, которая принадлежала погибшему в боях генералу Шепетову, орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Александра Невского, орден Красной Звезды, две медали «За отвагу». Диверсанта снабдили даже специально отпечатанными номерами газет «Правда» и «Известия», где в списках награжденных Указом Президиума Верховного Совета СССР красовался сначала капитан, а затем майор Таврин, а также помещались его фотографии. Никому в голову не могло прийти, что газеты фальшивые.

Надежные документы подготовили и для его супруги. Лидия Бобрик превратилась в Лидию Шилову, младшего лейтенанта административной службы, секретаря особого отдела дивизии.

Обоим выдали командировочные предписания о том, что они следуют по вызову в Москву, в Главное управление контрразведки «СМЕРШ» Наркомата обороны СССР.

По этим документам Тавриным надлежало лишь проникнуть в Москву. Жить в городе следовало уже по другим, для чего имелись чистые бланки командиров Красной Армии.

По прибытии в столицу Таврин должен был выдать себя за инвалида войны, найти частную квартиру и прописаться. Чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно ранения, начальник разведкоманды «Цеппелин» Отто Краус предложил сделать диверсанту хирургическую операцию на ноге. Однако Таврин отверг это предложение. Сошлись на менее болезненном варианте. В рижском военном госпитале Таврину под наркозом сделали на теле три глубоких надреза — один на животе и два на руках. Чем не зарубцевавшиеся раны?

Инструктировал Таврина лично Отто Скорцени.

— В беседе Скорцени объяснил мне, — давал Таврин показания на Лубянке, — какими личными качествами должен обладать террорист. Он заявил, что если я хочу остаться живым, то должен действовать решительно и смело и не бояться смерти, так как малейшее колебание и трусость могут меня погубить. Весь этот разговор сводился к тому, чтобы доказать мне, что осуществление террористических актов вполне реально, для этого требуется только личная храбрость, и при этом человек, участвующий в операции, может остаться живым…

На допросах в Москве Таврин вспомнил о трех встречах со Скорцени. Возможно, их было и больше.

Советская контрразведка проявила особый интерес к третьей встрече, которая состоялась в январе 1944 года в Берлине. Характер беседы с матерым диверсантом Скорцени воспроизводили не менее десятка раз — не скрывает ли чего-нибудь Таврин?

С разных сторон подбирались к главному вопросу — что имел в виду Скорцени, когда спрашивал у Таврина, возможно ли осуществить в Москве такую же операцию, как недавнее похищение Муссолини? Какими именно точками в Москве и Подмосковье он интересовался?

Таврин рассказал все, что знал. По его словам, он убеждал Скорцени в том, что Подмосковье — это не Италия, что осуществить подобную операцию в России будет крайне трудно. Кого именно Скорцени намеревался умыкнуть на этот раз, Таврину не известно. Не исключено, что самого Сталина или на худой конец какую-то крупную птицу из высшего эшелона.

Можно представить, как повела себя советская контрразведка, узнав о намерении Скорцени. Наверняка были предприняты самые решительные меры по предотвращению дерзкого замысла матерого диверсанта.

Но это, так сказать, попутный след, который обнаружился во время допросов Таврина. Основной же вел к уничтожению Сталина на месте.

Кроме взрыва в Большом театре, предполагались еще два варианта террористического акта, ставившего целью устранение советского руководителя, без которого, как считали в Берлине, страну охватит хаос и остановится наступление Красной Армии.

В случае появления возможности совершить покушение во время проезда бронированного автомобиля Сталина с пуленепробиваемыми стеклами Таврину следовало обстрелять его бронебойными снарядами. Для этой цели высококвалифицированные инженеры из спецлаборатории разработали уникальное, единственное в своем роде оружие — «панцеркнакке».

Это был необычный аппарат, работавший по принципу короткоствольной безоткатной пушки. Он состоял из небольшого ствола, который при помощи специального кожаного манжета легко крепился на правой руке. Преимущество ствола в том, что его свободно можно было спрятать в рукаве пальто. Никому в голову не могло прийти, что в стволе находился реактивный бронебойно-зажигательный снаряд калибра 30 мм, способный пробить 45-миллиметровую броню на расстоянии 300 метров. Снаряд приводился в действие нажатием специальной кнопки, соединенной проводом с электрической батарейкой, спрятанной в кармане одежды. «Панцеркнакке» (буквально «прогрызающий броню») имел комплект из девяти такихснарядов.

Если этот вариант по каким-то причинам не проходил или предоставлялся случай оказаться на близком расстоянии от Сталина, террориста снабдили пистолетами с отравленными и разрывными пулями.

Кажется, все было предусмотрено до мелочей. Но и чекисты не дремали!

Задержание семейной пары Таврина-Шиловой после приземления в Смоленской области пятого сентября 1944 года подавалось в печати как случайность или в лучшем случае как результат служебной добросовестности старшего лейтенанта милиции Ветрова (имя и отчество этого человека, к сожалению, в документах не сохранилось).

Ветров всю ночь простоял на дороге у поселка Карманово, не сомкнув глаз. Его подняли по тревоге и сообщили, что над линией фронта обстрелян немецкий самолет, который, по всей видимости, углубился на советскую территорию. Не исключено, что где-нибудь поблизости выброшен десант. Ветрову надлежало внимательно наблюдать за всеми проезжающими и с помощью группы, спрятавшейся поблизости от дороги, принять меры для задержания подозрительных.

Ночью шел дождь, и старенькая офицерская шинелька Ветрова сильно намокла. Но он не покидал своего поста, какой бы привлекательной не представлялась мысль пойти в поселок согреться. Ветров был еще тот служака.

Его долготерпение было вознаграждено. Рано утром на раскисшей дороге показался мотоцикл с коляской. Наметанным глазом Ветров определил — едут двое.

Когда мотоцикл приблизился. Ветров увидел, что за рулем сидит молодой мужчина в кожаном пальто с майорскими погонами, а в коляске — миловидная женщина в шинели с погонами младшего лейтенанта.

Ветров дал знак остановиться. Пятнистый мотоцикл притормозил у одинокой фигуры милиционера.

— Проверка документов, товарищ майор, — козырнул Ветров. — Прошу предъявить служебные удостоверения…

Водитель мотоцикла беспрекословно выполнил требование. Ветров внимательно изучил удостоверение. «Таврин Петр Иванович, заместитель начальника отдела контрразведки „СМЕРШ“ 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта», — прочитал милиционер. Все в порядке с документами и у спутницы мотоциклиста.

Ветров хотел уже их отпустить, но на всякий случай спросил:

— Откуда едете, товарищ майор?

Таврин назвал населенный пункт в районе Ржева, где по первоначальному плану должен был приземлиться самолет. Но на подлете к заданной точке они попали в зону обстрела системы ПВО и вынуждены были развернуться в сторону Смоленска. Название местности — где-то в районе деревень Завражье и Яковлеве, где сел самолет, Таврин, естественно, не знал. Ночь, темнота…

Ветров подозрительно рассматривал майора. В голове промелькнуло — это же почти двести километров отсюда. Не менее пяти часов пути. Всю ночь лил дождь, а на мотоциклисте и его спутнице абсолютно чистая и сухая одежда.

И вдруг подозрительность с лица Ветрова как рукой сняло.

— Все в порядке, товарищ майор, — почти весело сказал он. — Можете ехать, только надо сделать отметку, что вы выехали из нашей зоны.

— Какую отметку? — возмутился майор. — Это еще что такое? Делать вам тут в тылу нечего!..

— Ничего не могу поделать, товарищ майор, — сочувственно произнес Ветров. — Приказ не мною придуман. Придется заехать в Карманово. Уж извините — такой порядок. Да и на следующем посту вас все равно задержат, ежели без отметки.

Последний довод прозвучал убедительно, и майор, ворча сквозь зубы, вынужден был выполнить требование милиционера. Тем более, что к ним приближалась опергруппа, сидевшая в засаде.

По дороге в Карманово майор возмущался здешними порядками: его вызвали с фронта в Москву, в Главное управление контрразведки «СМЕРШ», дорога каждая минута, а тут какая-то районная милиция с ее дурацкими отметками. Ветров помалкивал, изображая неловкость.

Точно не известно, куда привезли супругов Тавриных. По одной версии — в райотдел НКВД, по другой — в комендатуру войсковой части. Единственное, в чем нет разночтений, это в том, что пока Таврины оформляли отметки в своих документах, старший лейтенант Ветров на свой страх и риск решил обыскать мотоцикл.

В коляске милиционер обнаружил три чемодана. Превозмогая страх — все-таки майор «СМЕРШа», Герой Советского Союза! — Ветров непослушными руками открыл чемоданы. Кроме личных вещей, принадлежащих майору, там лежали семь пистолетов, портативная рация, «панцеркнакке» и кожаное пальто к нему, магнитная мина с приспособлением для дистанционного взрыва, более сотни разных штампов, чистые бланки документов.

Ясно, что майора и его спутницу после этих находок не отпустили и продержали некоторое время под стражей, пока не связались с Москвой и не установили — в 39-й армии Таврин не значится да и вообще человека с такой фамилией нет во всей системе «СМЕРШ».

Вскоре за ними приехали контрразведчики из Москвы и забрали с собой. Таврин сделал признание, что заброшен на советскую территорию для выполнения специального задания, связанного с совершением террористического акта против Сталина.

И только совсем недавно стало известно, что задержание Таврина старшим лейтенантом милиции Ветровым не простая случайность.

Еще во время подготовки Таврина к операции чекисты получили из Риги сообщение о странном заказе, который сделал неизвестный посетитель в одной из пошивочных мастерских, входивших в систему немецких спецслужб. Клиент попросил сшить ему кожаное пальто по русской моде, но с расширенным правым рукавом (для «панцеркнакке», конечно же!) и широкими удлиненными карманами. Ни адреса, ни своего имени заказчик не оставил, сказав, что сам придет за пальто. Портной, работавший на советскую разведку, удивился необычайности кроя и анонимности заказчика и поделился своими подозрениями с кем надо. Во время примерки за заказчиком незаметно проследили. Из мастерской он направился прямехонько в отель «Эксельсиор», известный посвященным тем, что он входил в систему учреждений германских спецслужб. Обладателя необычного кожаного пальто взяли на заметку — видный мужчина, выше среднего роста, широкоплечий, с благородными привлекательными чертами, с большим лоснящимся лбом, розовощекий.

Для доставки диверсантов на советскую территорию оборудовали специальный четырехмоторный транспортный самолет «Арадо-332», который благодаря двадцатиколесному шасси и особым каучуковым гусеницам мог приземлиться не только на неприспособленной площадке, но и в случае необходимости даже на пахотном поле. Для передвижения по советской территории супругам подготовили закамуфлированный мотоцикл «М-72» советского производства. Посадку самолета должна была обеспечивать заранее заброшенная аэродромная команда.

По плану ее выбросили первой. Однако ей не повезло — переловили сотрудники «СМЕРШ». На допросах аэродромщики особо не упирались и выложили все, что им было известно. Они признались, что прибыли с целью встретить другой самолет. Кто на нем должен прилететь, понятия не имеют.

Контрразведчики поняли, что может пожаловать важная птица, и предложили радисту группы передавать в разведцентр ту информацию, которую ему дадут. Началась радиоигра. Радист сообщал: все зер гут, подготовка к приему самолета идет по плану.

Не заметив подвоха, разведцентр дал добро на вылет супругов. Пятого сентября 1944 года «Арадо-332» взлетел с военного аэродрома под Ригой и взял курс к месту посадки на советской территории. Однако на подходе к нему был обстрелян зенитной артиллерией и получил серьезные повреждения. Стало ясно, что сесть в указанном квадрате не удастся, и экипаж принял решение совершить посадку в другом, более безопасном месте.

Приземлились возле села Карманово Смоленской области. При посадке в полнейшей темноте и на незнакомой местности самолет получил дополнительные повреждения. Пока пилоты наскоро устраняли неисправности, пассажиры выкатили мотоцикл, уселись, завели мотор, попрощались с членами экипажа и двинулись по направлению к Москве.

Советская контрразведка между тем обеспокоилась, не встретив самолет в назначенное время и в условленном месте. Заподозрив, что диверсанты выброшены в другом районе, перекрыли дороги, ведущие на Москву, установили дополнительные посты.

Когда служба наблюдения системы ПВО сообщила об обстрелянном в районе Можайска и развернувшемся в сторону Смоленска немецком самолете, туда срочно были направлены оперативные группы. Одна из групп прибыла в район большого села Карманово.

Чекисты, переодетые в милицейскую форму, расспрашивали местных жителей, не садился ли поблизости самолет, не встречались ли им незнакомые люди. Архивные документы донесли до нас фамилию женщины, видевшей мотоцикл с незнакомыми мужчиной и женщиной. Учительница Алмазова сказала, что мотоцикл двигался в сторону Карманово.

Другие жители сообщили о том, что между деревнями Завражье и Яковлеве ночью, похоже, приземлялся самолет. Во всяком случае, оттуда что-то взлетело поутру и исчезло в западном направлении.

Так что человек по фамилии Ветров, облаченный в милицейскую форму с погонами старшего лейтенанта, появился на раскисшей от дождя сельской дороге, ведущей в Карманово, вовсе не волей случая.

На следствии Таврин выложил без утайки все, что ему было известно.

Знал он немало. Особенно ценными оказались его сведения относительно готовившихся перебросок через линию фронта нескольких групп диверсантов. Потом их всех переловили, не дав возможности выполнить задания по взрыву мостов через Волгу, Каму и другие реки, а также совершить диверсии на оборонных объектах Урала.

По поведению Таврина было видно, что он не прочь искупить вину. Арестованный террорист прямо, без обиняков, заявил, что согласен сотрудничать с советской контрразведкой. Такое же пожелание высказала и жена Таврина.

Началась радиоигра. В сентябре сорок четвертого в Берлин ушло первое донесение Тавриных: прибыли благополучно, начали работу.

Первого марта сорок пятого года Лидия Бобрик передала очередную радиограмму: «Познакомился с женщиной-врачом. Имеет знакомства в кремлевской больнице. Обрабатываю».

Последнее сообщение Таврины передали девятого апреля сорок пятого года. Ответа не последовало — наверное, берлинским хозяевам было не до московских агентов, поскольку бои шли уже на ближайших подступах к городу.

По некоторым сведениям, Таврины содержались в тюрьме еще семь лет после окончания войны. Время от времени их отвозили на конспиративную квартиру, откуда они передавали радиограммы в Берлин, напоминая о себе. Но ответа не было. В Москве тоже никто не выходил на связь с ними.

Осудили и расстреляли Тавриных только в 1952 году. Так долго их держали живыми потому, что они были нужны советской контрразведке, помогая опознавать заброшенных на советскую территорию немецких агентов. К 1952 году, наверное, их всех переловили, и в Тавриных нужды больше не было.

 

РЫСКАЮЩИЕ ВОЛКИ

Существует множество версий последних дней Сталина. Они подробно изложены в моей книге «Вожди и сподвижники. Оговоры. Слежка. Травля», изданной «ОЛМАПРЕСС» в 1997 году.

Во всех приведенных там версиях сквозит мысль, выраженная в речи албанского лидера Энвера Ходжи 24 мая 1964 года: «Советские лидеры — заговорщики, которые имеют наглость открыто рассказывать, как это делает Микоян, что они тайно подготовили заговор, чтобы убить Сталина».

Лидеры — это четверка в составе Берии, Маленкова, Хрущева и Булганина.

В последнее время в этом вопросе появилось и коечто новое.

В 1996 году в США вышла книга «Снежный волк». Ее автор ирландский писатель Глэн Мид исследовал ряд странных обстоятельств кончины Сталина и пришел к выводу, что к смерти советского диктатора приложили руку… агенты ЦРУ.

Прежде всего Глэну Миду показалось подозрительным, что тогдашний американский президент Дуайт Эйзенхауэр, известный аккуратностью в ведении личных дневников, по непонятным причинам не делал записей в течение целых трех недель как раз в тот период. Хотя для Эйзенхауэра все происходящее вокруг Сталина было крайне важным.

В название книги лег тот факт, что Сталин в последние недели жизни проявлял непонятный интерес к волкам. Любопытно, что за пару недель до внезапной кончины, на встрече с индийским послом Меноном, последним видевшим его в живых иностранцем, Сталин сказал две фразы, наполненные каким-то загадочным смыслом: «Волк рыскает в поисках моей крови. Надо уничтожить волков». Посол, несомненно, был озадачен.

О том, что Сталин во время беседы рассеянно рисовал в блокноте красным карандашом изображения волков, есть сведения и в книге американского журналиста Гаррисона Солсбери, который большую часть своей жизни провел в Москве. Ему рассказывал об этом все тот же посол Индии Менон. По словам Менона, Сталин сказал: русские крестьяне знали, что делать с волками, — они их уничтожали. Менону показалось странным это замечание.

И еще. Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, вспоминала, что в последние дни жизни Сталин постоянно рисовал волков с длинными острыми клыками и приказывал держать печи на даче раскаленными добела. Ведь охотники разжигают костры, чтобы отогнать голодные волчьи стаи. Примечательно, что в политических карикатурах тех лет агентов ЦРУ изображали именно волками.

Во время работы над «Снежным волком» Глэн Мид рассказывал о своей версии бывшим сотрудникам КГБ. Реакция была неоднозначной — от категорического отрицания до задумчивого «все может быть».

Действительно, настоящие тайны долго остаются нераскрытыми. Разве нам известно, кто убил президента Кеннеди? В официальную версию мало кто верит.

Внезапная смерть Сталина тоже загадка. К сожалению, разгадки высказываются лишь публицистами да писателями. Официальные расследования по этому поводу не проводились.

 

Приложение N 12: ИЗ ЗАКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ

Из беседы автора этой книги с бывшим заместителем начальника 9-го управления КГБ СССР генерал-майором М. С. Докучаевым

— Террористу Богдану было поручено убить Сталина на одной из партийных конференций. Он сумел в мае 1934 года проникнуть в зал заседания, но не смог приблизиться к месту, где находился Сталин. К тому же в последний момент Богдан заколебался. На следующий день он был убит у себя на квартире. Его устранил Бакаев — один из бывших помощников Зиновьева по Ленинграду. Этот отъявленный убийца предполагался Зиновьевым и Каменевым, после совершения государственного переворота, на должность председателя ОГПУ с тем, чтобы замести все следы преступлений оппозиции. Об этом Бакаев поведал на следствии и судебном процессе. Однажды бакаевские боевики стреляли по катеру, полагая, что на нем совершал прогулку Сталин вдоль побережья Черного моря…

— Были ли еще какие-либо попытки покушения на Сталина?

— Были. И не только на него, но и на других членов советского руководства.

— Выходит, это не легенды?

— Какие уж тут легенды. В 1942 году террорист несколько дней осуществлял наблюдение на Красной площади за работой сотрудников службы безопасности при проезде из Кремля и по улице Куйбышева автомашин с руководителями партии и правительства. Он примелькался службе охраны, и его стали принимать за своего сотрудника. Шестого ноября он появился на Красной площади на автомашине с оружием и представился сотрудникам безопасности как назначенный на этот участок для усиления охраны в предпраздничные дни.

— И что было дальше?

— Когда из Кремля вышла машина, в ней сидел Микоян, этот террорист вскочил вовнутрь Лобного места и открыл оттуда огонь по автомашине. Он стрелял метко и расчетливо, но его пули отскакивали от брони автомобиля. Водитель, почувствовав удары по стеклам, быстро свернул к Васильевскому спуску и ушел от обстрела.

— Никогда не слышал об этой истории…

— Наверное, как и этих имен — майор госбезопасности Степин, капитан Цыба, сержант Ватин? Эти люди вступили в поединок с террористом. В перестрелке тяжелое ранение в ногу получил майор Степин. Впоследствии он стал генерал-майором, скончался в 1989 году. Капитан Цыба успел метнуть гранату вовнутрь Лобного места и тяжело ранил бандита. Цыба с подоспевшим Вагиным схватили его. Майор Степин был награжден орденом Красного Знамени, а капитан Цыба и сержант Вагин — орденами Красной Звезды.

— Наверное, в охране Сталина были самые отборные сотрудники?

— Безусловно. Охрана Сталина была обеспечена также новейшими видами вооружения и современными транспортными средствами. С началом войны служба его охраны была значительно усилена и, главным образом, на трассах проезда и при проведении крупных общественно-политических мероприятий.

— Кроме имени Власика и названных вами сейчас трех чекистов, публика совсем не информирована о тех, кто осуществлял охрану Сталина… Не говоря уж о других руководителях советского государства… Сия тайна велика есть?

— Сегодня уже не тайна. В годы Великой Отечественной войны Сталина охраняли генерал-лейтенанты Н. С. Власики В. В. Румянцев, генерал-майор С. Ф. Кузьмичев, полковники А. М. Раков, И. В. Хрусталев, М. И. Старостин, К. И. Буров, подполковники М. Г. Старостин, К-Горундаев, И. М. Орлов, Н. Г. Кропотов, Туков, Н. И. Бородачеви другие. В личную охрану Иосифа Виссарионовича входили офицеры Кириллин, Старцев, Ларин, Гусаров, Петров, Косарев, Фомин, Кошеваров, Маринин, Кручинин, Воронцов, Нефедов, Секошин и другие. Всего личная охрана Сталина насчитывала 26 человек. Они работали через сутки, т, е, по 12 человек ежедневно, плюс один-двое на подмену.

— А кто были у Сталина водителями его машин, поварами? Совершенно неизвестно…

— Записывайте. Водителями автомобилей Сталина были Н. И. Соловьев, бывший шофер генерала Брусилова, который три дня однажды обслуживал на фронте царя Николая II. Кроме Соловьева, Сталина возили Карпов, Кпивченков, Цветков, Гагач и Селяников. Повара? Еду готовили Судзиловский, Бугаков, Моренов, Колобов. Они готовили закуски, по два первых и вторых блюда. Сталин любил перепелок, голубей, а также другие грузинские блюда.

— Интересно, а кто охранял других руководителей государства?

— В различные годы других видных советских руководителей охраняли чекисты, чьи имена, действительно, широкому кругу людей неизвестны. В. М. Молотова, например, охранял генерал-майор Погудин, офицеры Александров, Карасев, Лагин. М. И. Калинина — полковники Земской и Жилин, К. Е. Ворошилова — генерал-майоры Хмельницкий и Сахаров, полковник Богачев. Л. М. Кагановича — генерал-майор Суслов, офицеры Ильюшин, Астафьев, Артамонов, Л. П. Берию — полковники Саркисов и Надарая. Н. С. Хрущева — полковники Столяров и Литовченко. Н. А. Булганина — полковник Безрук, Г. М. Маленкова — полковники Захаров и Зиновьев, М. А. Суслова — полковник Назаров, А. Н. Косыгина — полковники Смирнов, Потапов, Карасев.

— А как было с видными военачальниками? Их тоже охраняли?

— Конечно. На всех фронтах и во всех горячих точках войны офицеры госбезопасности охраняли маршалов Советского Союза С. М. Буденного, Г. К. Жукова, С. К. Тимошенко, А. М. Василевского, И. С. Конева, К. К. Рокоссовского и других представителей Ставки и командующих фронтами. Их охрану осуществляли подразделения безопасности, которыми руководили офицеры Александров, Бедов, Марков, Белов, Шванев, Копылов. Многие из чекистов этой славной когорты геройски погибли. Я бы назвал фамилии Зайцева, Реброва, Крутихина, Саенко. Немало людей получили ранения, выполняя почетную и трудную обязанность по охране высоких советских руководителей и военачальников. Так, во время бомбежки здания ЦК ВКП(б) жизнь секретаря ЦК партии А. С. Щербакова спас сотрудник охраны Сергеев, закрывший его своим телом. То же самое совершил майор Н. Х. Бедов, спасая жизнь маршала Г. К. Жукова во время Курской битвы.

(Беседа состоялась 2 ноября 1994 года)

Заключение консилиума о смерти Сталина

(5 марта 1953 г., 12 час, дня)

Состояние больного на утро 5-го марта ухудшилось. Расстройства дыхания усилились и были особенно резко выражены во вторую половину ночи и утром 5. III. В начале девятого у больного появилась кровавая рвота, не обильная, которая закончилась тяжелым коллапсом, из которого больного с трудом удалось вывести. В 11 час. 30 мин, после нескольких рвотных движений вновь наступил коллапс с сильным потом, исчезновением пульса на лучевой артерии; из коллапса больной был выведен с трудом после инъекций камфоры, коффеина, кардиозола, строфантина и т, д.

Электрокардиограмма, снятая в 11 час, утра, показала острые нарушения коронарного кровообращения с очаговыми изменениями преимущественно в задней стенке сердца.

Причиной кровавой рвоты консилиум считает сосудисто-трофические поражения слизистой оболочки желудка.

19.50. Инъекции 3,0 камфоры. Пульс частый, слабый. Неполное смыкание век.

20.00. Пульс 150, слабого наполнения. Инъекции 1,0 коффеина.

20.10. Пульс 140, наполнение несколько лучше. Потливость. Дыхание 45. Внутримышечно введен глюконат кальция 10,0. Коматозное состояние. Частый слабого наполнения пульс. Потливость общая, резкая. Неполное смыкание век. Отсутствие рефлекторных движений в левых конечностях. Поверхностное дыхание.

0.35. 2,0 кардиозола.

20.45. Глюконат кальция 10,0 внутримышечно.

20.50. Камфора З,О.

21.00. 2,0 коффеина.

21.10. Резкий цианоз лица. Кожа влажная. Дыхание 45 в 1 минуту. Пульс аритмичный, 140 в 1 минуту, малого наполнения, временами нитевидный. Легкие — коробочный звук, спереди и на боковой поверхности хрипов не выслушивается. Сердце — тоны глухие, эмбриокардия. Живот вздут. При перкуссии живота тимпанит.

21.20. Введено под кожу 200,0 глюкозы 5% раствора.

21.30. Резкая потливость. Больной влажный. Пульс нитевидный. Цианоз усилился. Число дыханий — 48 в 1 минуту. Тоны сердца глухие. Кислород (1 подушка). Дыхание поверхностное.

21.40. Карбоген (4,6% СО2) 30 секунд, потом кислород. Цианоз остается. Пульс едва прощупывается. Больной влажный. Дыхание учащенное, поверхностное. Повторен карбоген (60 СО2) и кислород. Сделаны инъекции камфоры и адреналина. Искусственное дыхание.

21.50. Товарищ И. В. Сталин скончался.

Третьяков, Лукомский, Тареев, Коновалов, Мясников, Филимонов, Глазунов, Ткачев, Иванов.

Патолого-анатомический диагноз

Гипертоническая болезнь со значительной гипертрофией левого желудочка сердца. Выраженный атеросклероз артерий головного мозга, умеренный атеросклероз венечных артерий сердца, атеросклеротический нефросклероз. Обширное кровоизлияние с размягчением в области подкорковых узлов и внутренней капсулы левого полушария мозга. Множественные субэндокардиальные кровоизлияния в левом желудочке, преимущественно в перегородке. Неравномерность кровенаполнения в области задней стенки левого желудочка с дистрофическими изменениями миокарда. Множественные мелкие геморрагические эрозии слизистой оболочки желудка и двенадцатиперстной кишки с умеренным кровоизлиянием в полость желудка и тонких кишок. Острый катарральный бронхит правого легкого, преимущественно нижней доли. Отек правого легкого с гипостазами и ателектазами… Ожирение печени с небольшими цирротическими изменениями. Множественные дивертикулы сигмовидной кишки и брюшинные спайки по ее окружности.

Эпикриз

Смерть ИОСИФА ВИССАРИОНОВИЧА СТАЛИНА последовала от обширного мозгового кровоизлияния, вызвавшего необратимые нарушения жизненно важных функций дыхания и кровообращения. Кровоизлияние в мозг возникло на почве гипертонической болезни, которая способствовала также развитию атеросклероза мозговых и в меньшей степени венечных артерий сердца. В связи с кровоизлиянием в мозг возникли острые нарушения кровообращения в мышце сердца. Одновременно возникли множественные мелкие кровоизлияния в слизистой желудка и желудочное кровотечение. Учитывая течение болезни, следует признать, что указанные нарушения кровообращения способствовали развитию повторных приступов коллапса, которые наблюдались в последний день жизни И. В. СТАЛИНА.

 

Приложение N 13: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ

Из статьи А. Рыбина «Бедный… Иосиф» в газете «Аргументы и факты»

(Заглавие, по свидетельству А. Рыбина, дано редакцией.)

А. Рыбин — бывший сотрудник личной охраны И. В. Сталина, работал в органах ОГПУ-НКВД-КГБ с 1929 по 1955г.) С 1930 года органы ОГПУ, которые возглавлял Г. Ягода, стали выходить из-под контроля ЦК ВКП(б). Сам Ягода, умертвив своего шефа В. Менжинского, окружил себя единомышленниками, среди которых были его заместители Я. Соринсон, М. Фриновский, капитан Черток, начальник отдела правительственной охраны комиссар Паукер, его заместитель Волович, комиссар Курский, Даген и другие.

Ягода в это время по ряду причин стал избегать встреч со Сталиным, в том числе из-за своих близких отношений с Н. Пешковой (женой сына М. Горького). Мне не раз приходилось сопровождать его на дачу к Горькому, в Горки-10, на дни рождения Н. Пешковой. Она нередко и сама приезжала на службу к Ягоде. Если бы об этих отношениях узнал Сталин, то он бы, что называется, стер Ягоду в порошок из-за того, что тот разлагает семью Горького.

… К этому времени Ягода поддерживал тесную связь с находящимся за рубежом Л. Троцким. Так, на открытом судебном заседании в марте 1938 года Ягода заявил, что переслал Троцкому 20 тыс, долларов из фондов НКВД («Правда», 10 марта 1938 г.). Оба они были едины в борьбе со сталинским правительством.

Как написала мне майор в отставке, бывший партийный работник А. В. Никулина, она располагает сведениями, что 3 декабря 1934 г, на Сталина в Ленинграде готовилось покушение. Ему помешала сильная сталинская личная охрана.

С этого времени Ягода начал в Москве практическую подготовку заговора против Сталина. Вот что написал мне по этому поводу бывший курсант школы ОГПУ И. Орловский: «В начале 1936 г. Ягода, Соринсон, Паукер, Волович сформировали из курсантов школы ОГПУ особую роту боевиков. Туда подобрали парней двухметрового роста, богатырской силы и ловкости. Я был в составе этой роты, которая насчитывала 200 штыков. С нами проводил занятия по боевой подготовке капитан из ОГПУ. Ежедневно были занятия по самбо, ближнему штыковому бою, преодолению трудных препятстсвий. Нас хорошо обмундировали и вооружили. Рота в полном составе несколько раз маршировала по площади Дзержинского. Ягода наблюдал за нашей боевой выучкой из окна своего кабинета. После этого Ягода, Соринсон, Паукер, Волович и другие устроили смотр нашей боевой готовности во дворе здания НКВД. Позднее мы узнали, что нам предстояло при содействии коменданта Кремля комиссара Ткалуна войти в Кремль и арестовать Сталина. Но заговор был раскрыт. Нас быстро расформировали по разным воинским частям. Я был откомандирован в Абхазскую АССР».

Далее все аресты участников заговора происходили на моих глазах. Были арестованы Ягода, Соринсон, Паукер, Волович, Гулько, Даген. Курский и Ткалун застрелились. Черток бросился с 7-го этажа и разбился.

В эти годы я был военньм комендантом ГАБТа СССР. Перед празднованием двадцатилетия ВЛКСМ, состоявшимся в ГАБТе, ночью были арестованы сподвижники Ягоды Тихонов, Панов, несколько ранее — Голубев, Козлов. Моим начальником на торжественном заседании был Б. Кобулов; весь вечер мне приходилось докладывать ему обстановку. После этого вечера по НКВД поползли слухи о том, что оппозиция якобы намеревалась арестовать Сталина в ГАБТе.

(«Аргументы и факты», 1990, N 36)

Серго Берия о покушениях на Сталина

"Ни одного покушения — знаю это совершенно точно — не было, вернее, не было допущено. В Тегеране немецкая разведка планировала похищение или убийство Сталина, но чем все закончилось, известно — благодаря усилиям советской разведки заговор против «Большой тройки» был раскрыт и руководители Великобритании, США и СССР не пострадали.

В конце сорок второго года дезертир Савелий Дмитриев произвел на Красной площади несколько выстрелов по машине, выехавшей из Спасских ворот Кремля. Засада была устроена на Лобном месте. Это была машина Микояна. Никто тогда не пострадал, а террориста тут же охрана забросала газовыми гранатами.

Сам Дмитриев показал на следствии, что готовил покушение на Сталина. Отец считал, что бывший красноапмеец Дмитриев, возможно, считал себя пострадавшим от Советской власти, но доминировали все же иные мотивы — психические отклонения у дезертира Дмитриева безусловно были. Допускаю, что планировались и другие покушения, но они пресекались органами безопасности или на стадии подготовки таких акций, или сами террористы отказывались от них, не доведя дело до реализации своих намерений".

Данный фрагмент — из книги С. Берии «Мой отец — Лаврентий Берия», вышедшей в московском издательстве «Современник» в 1994 году. Далее автор под рубрикой «Из официальных источников» помещает такое вот сообщение: «Террорист Дмитриев был задержан на Красной площади 6 ноября 1942 года. 25 августа 1950 года по приговору военной коллегии Верховного суда Союза ССР был расстрелян».

Из воспоминаний И. М. Орлова

(И. М. Орлов — заместитель коменданта Ближней дачи Сталина в Кунцеве)

… Берия все время искал в окружении Сталина шпионов. Так погиб один из комендантов дачи И. Федосеев. Берия сумел оболванить людей из обслуги. Добился от них, чтобы те написали, что Федосеев рылся в переписке Сталина и чуть ли не снимал с писем копии посредством фотоаппарата. Федосеева арестовали. Меня вызвал в КГБ И. Серов по этому поводу. Я сообщил об этом Сталину. Он ответил: «Сходите, что вам известно о Федосееве, то и скажите». Но мне о Федосееве нечего было сказать, тем более, что я работал в другой смене. Но мы, В. Туков, М. Старостин, И. Хрусталев, убеждены, что Федосеев ни в чем не виноват. Он даже фотоделом не занимался. Однако Федосеев был расстрелян, а его жена освобождена из-под стражи.

На имя Сталина пришла анонимка из Италии: «Товарищ Сталин, в вашей машине „Паккард“ подложена магнитная мина». Доложили Сталину, он ответил: «Скажите М. Старостину — шоферу, А. Кривченкову — механику, пусть проверят». Проверили, разобрали по косточкам, ничего подозрительного не обнаружили.

Берия имел привычку в отсутствие Сталина приезжать на дачу и шарить по комнатам. Как-то после такого приезда пропал у Сталина со стола транзистор, кажется, японской марки. Все перевернули, а транзистора не нашли. Сталин внутренне, конечно, переживал. Как так — со стола пропал транзистор? И что вы думаете? Дворник Кузин стал убирать снег около госдачи и наткнулся на запорошенный снегом этот транзистор.

В один из дней раздался на дачу доверительный звонок из ЦК ВКП(б) по «ВЧ». Инкогнито по секрету сообщил: «В диване, где Сталин отдыхает, заложено взрывчатое устройство». Всполошившись не на шутку, В. Туков, И. Хрусталев начали перетрясать диван. Как раз появился Сталин, остановился и спрашивает: «Что вы тут делаете?» Пришлось ему сказать о звонке по «ВЧ». Сталин рассмеялся и произнес: «И вы верите этой чепухе?» Сам пошел работать к себе в кабинет.

Однажды Берия приехал на дачу к Сталину в Кунцево. У нас водился вольер перепелов. Они со Сталиным зашли в вольер. Берия попросил ружье. Принесли ружье. Понятно, И. Хрусталев, В. Туков и другие расположились в кустах около вольера. Берия, конечно, знал, где охрана расположена, и начал по перепелам палить — как раз в ту сторону, где находился Хрусталев и Туков, но продолжал палить из дробовика. Ранил Хрусталева и легко Тукова. Он ненавидел органически сталинскую охрану, а она его вообще презирала…

… Сталин работал круглосуточно. Только глухая полночь его настигала, и он ложился, где придется. Кровати у него не было, спал на диванах. Еще стояли два плетеных топчана. Один на террасе, второй под лестницей на второй этаж.

Как-то в 6 часов я пошел по комнатам искать хозяина дачи. Прошел туда, сюда, его нет. Зашел на террасу, а он отдыхает на плетеном топчане в шинели, ботинках, фуражке. Но, поскольку заходило солнце и лучи падали на егблицо, он прикрыл его маршальской фуражкой. Бывали случаи, когда мы его заставали отдыхающим на топчане под лестницей. Обедал в разное время — в 5, 8, 10, 23 час, и т, д. Щи русские, гречневая каша с кусочком мяса, компот из сухофруктов. Иногда заказывал яичницу-глазунью. Меня наказывал за промахи в работе стопкой цинандали или телиани. Он знал, что я не пил вино. Обычно он говорил: «Хозяин, а вот это вам за тот промах, помните?» Пил Сталин вина мало, только перед обедом. Одну бутылку цинандали пил целую неделю. Для гостей были на столе всякие вина и закуски…

Из записок генерал-лейтенанта КГБ Н. С. Леонова

(Н. С. Леонов 33 года проработал во внешней разведке. Из них 12 лет — в должности руководителя информационноаналитического управления и 7 лет — заместителем начальника ЛГУ. Ушел в отставку в 1991 году с поста начальника аналитического управления КГБ СССР.)

… И вот уже совсем разойдясь, Микоян вспоминал про политбюровские мальчишники на Ближней кунцевской даче, где в последние годы почти безвыездно жил Сталин. «Число членов Политбюро всегда было нечетным, — рассказывал Анастас Иванович, — а обедать садились за прямоугольным столом, придвинутым к стеклянной двери, выходившей на балкон, в комнате второго этажа. Оставался свободным один торец стола. Сидевший за ним смотрел прямо в балконную дверь. На этом месте сидел самый нелюбимый член Политбюро, судьба которого висела на волоске. Сталин, боявшийся покушения, полагал, что если что-то и произойдет, то первой жертвой станет тот, кто сидит прямо напротив окна. По мере изменения своего расположения к людям он менял их места за обеденным столом, но все же последние месяцы жизни Сталина роковое место занимал Микоян».

О сталинском двойнике

Из статьи в газете «Шуйские известия» Ивановской области (1991 г., N 6)

… После убийства в конце 1934 г, члена Политбюро Сергея Кирова Сталин приказал службе безопасности найти человека с абсолютно похожей на него внешностью. Выбор остановили на бухгалтере-еврее с Украины Евсее Лубицком, которым на одной из дач недалеко от Москвы занялась целая команда косметологов, портных и парикмахеров. После «доводки» дублера эти люди были уничтожены. Сталин также отдал приказ ликвидировать семью Лубицкого.

Впервые Евсей Лубицкий сыграл роль Сталина на встрече с делегацией шотландских шахтеров, никогда не видевших до этого живого Сталина. Гораздо труднее было обмануть персонал Кремля и сотрудников МИД СССР. Но и здесь двойник выполнил свою миссию отлично.

В 1952 г. Лубицкий был арестован и отправлен в один из сибирских лагерей. После смерти Сталина его освободили, незадолго до его кончины…