Беседа Н. А. Булганина и А. И. Микояна с И. Хатояма и И. Коно. Продолжалась 1 час 10 минут.

После обмена приветствиями Хатояма сделал следующее заявление.

– С сентября 1951 года, после того как кончилось мое поражение в политических правах, – сказал он, – я непрерывно выступаю за нормализацию отношений с Советским Союзом. С тех пор прошло почти пять лет. Моя систематическая работа в этом направлении увенчалась успехом в том смысле, что общественное мнение Японии пришло к убеждению о необходимости нормализовать отношения. Я весьма рад, что нахожусь в настоящее время в Москве и лично имею возможность осуществить то, о чем я настаивал на протяжении длительного периода. Я рад и тому обстоятельству, что переговоры, которые ведутся на протяжении больше года, вступили в последнюю стадию.

Японский премьер-министр обратился к советским руководителям со следующими вопросами.

– Первое – это территориальный вопрос. Известно, что это самый трудный вопрос, по поводу которого стороны больше всего говорили в ходе переговоров. На днях господин Коно вместо меня имел несколько встреч с господином Хрущевым. В ходе этих встреч рассматривался территориальный вопрос. Я бы просил и вас, господин председатель, оказать содействие в разрешении этого вопроса. Перед выездом из Японии мы считали, что нормализацию отношений можно завершить без территориального вопроса. Но в нашей партии есть довольно значительная группировка, возглавляемая Иосида, которая резко выступает против нашей позиции в вопросе о переговорах, и ввиду этого обстоятельства мы вынуждены были по приезде в Москву вновь поставить вопрос о передаче нам Хабомаи и Сикотан. Повторяю, вопрос нами ставится вопреки нашей воле.

Второй вопрос – о приеме Японии в ООН. Я не придерживаюсь чисто формальной стороны дела. Другими словами, я не нахожусь во власти фразы. Меня интересует политическая сторона дела, и я прошу, чтобы советское правительство после нормализации наших отношений поддержало бы просьбу Японии о приеме ее в члены ООН, не связывая с приемом других стран. Я уверен, что вы великодушно отнесетесь к Японии в этом вопросе и поддержите ее желание быть в семье стран, входящих в ООН.

Третье – о задерживаемых лицах. В проекте нашей совместной декларации вопрос об освобождении задерживаемых лиц представлен в форме целого абзаца. Господин Хрущев согласился принять пункт о том, чтобы продолжить расследование на территории Советского Союза на предмет обнаружения тех японцев, которые не включены во врученный вами список. Поэтому я просил бы в проект совместной декларации включить следующий пункт: «Что касается японцев, сведения о которых отсутствуют, то СССР примет меры к тому, чтобы выяснить, не имеются ли указанные японцы на территории Советского Союза. СССР продолжит работу по розыску указанных лиц».

Четвертое – по вопросу о запрещении атомного оружия и о совпадении точек зрения по ряду международных вопросов. Об этом сказано в 9 параграфе совместной декларации. Известно, что на протяжении переговоров мы обсуждали только те вопросы, которые имеют непосредственное отношение к установлению дипломатических отношений. Я не отрицаю, что предлагаемый вами вопрос имеет исключительно важное значение, но я считаю, что было бы целесообразнее такие вопросы обсуждать и решать после того, как между нашими странами будут установлены нормальные дипломатические отношения.

И пятое. Я прошу советское правительство оказать нам содействие в подыскании в Москве помещения для посольства и для размещения личного состава.

– Я намерен исчерпывающим образом ответить на все ваши вопросы, – произнес Булганин, выслушав японского коллегу. – Прежде всего хочу заявить, что все мы, в том числе я и мой коллега товарищ Микоян – первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, все руководящие товарищи из правительства, высоко ценим ваши усилия, направленные на ликвидацию ненормальных отношений, сложившихся между нашими странами. Мы с неослабным вниманием следили за вашей деятельностью в этом направлении с 1951 года. Мы всегда желали вам успеха, и теперь мы с большим удовлетворением с вами встретились и вступили в переговоры. Мы надеемся, что этими встречами будет положен конец ненормальным отношениям, существующим еще до сих пор между нашими странами. Сегодня на завтраке я уже заявил, что наша встреча носит исторический характер. Я и сейчас хочу это вновь подтвердить и считаю, что ваш приезд в Москву войдет в историю японо-советских отношений…

У Хатояма был усталый, болезненный вид. Казалось, он не слушал протокольных слов советского премьера, который считывал их с бумажных квадратиков, лежавших перед ним на столе.

– Мы также высоко ценим энергичную деятельность господина Коно, – отдавал дань дипломатическому этикету Булганин. – Мы с большим удовлетворением констатируем, что министр Коно сделал многое с целью нормализации наших отношений и тем самым послужил общим интересам народов обеих стран…

Наверное, такой заход показался странным самому чтецу, и он оторвал глаза от бумажных квадратиков с напечатанным текстом. Взглянув на гостя, добавил как бы от себя:

– Я говорю все это не потому, что того требует протокол. Это искреннее мнение разделяется всеми членами правительства.

Хатояма не знал, что и это отступление было тоже отпечатано заранее на машинке.

– А теперь разрешите ответить на поставленные вопросы. – Булганин опять уткнулся в текст. – Территориальный вопрос. По территориальному вопросу было очень много встреч, заседаний, бесед. Это происходило и в Лондоне и в Москве. Известно, что этот же вопрос явился главным во время пребывания в Москве господина Сигемицу. Наконец, вчера и сегодня имели место встречи товарища Хрущева и господина Коно, также посвященные территориальному вопросу. Мы уже указывали, что Хабомаи и Сикотан можно вернуть Японии в случае заключения мирного договора. Как известно, через нашего посла в Лондоне Малика было заявлено, что мы готовы пойти на такую передачу, хотя, откровенно говоря, когда мы решали этот вопрос в правительстве, мы проявили большую решимость и взяли на себя тем самым серьезную ответственность перед нашим общественным мнением. Но мы руководствовались желанием заключить мирный договор и тем самым нормализовать наши отношения. К сожалению, японская сторона заявила, что она не может заключить мирного договора. Во время пребывания в Москве господина Сигемицу министр иностранных дел СССР товарищ Шепилов обстоятельно разъяснил позицию советского правительства в этом вопросе, и не наша вина в том, что миссия господина Сигемицу не увенчалась успехом…

Булганин говорил, боясь отойти от заранее заготовленного текста. Он напомнил, что вчера и сегодня были встречи между товарищем Хрущевым и господином Коно, который представлял премьер-министра господина Хатояма. Товарищ Хрущев изложил точку зрения, с которой советское правительство целиком и полностью согласно, ибо эта точка зрения является вместе с тем и точкой зрения всего правительства. Перед Японией есть большой выбор. Она может руководствоваться целым рядом положений, изложенных в известных документах. Имеется в виду проект мирного договора, обмен письмами между руководителями правительств, обмен письмами между Громыко и Мацумото и, наконец, вариант решения территориального вопроса, который был изложен Хрущевым.

Таким образом, позиция советского руководства в территориальном вопросе обстоятельно изложена. Оно ни на какие другие уступки в этом вопросе не может пойти и не пойдет.

Коно заметил, что он был у Хрущева по территориальному вопросу и хотел бы встретиться с ним еще раз. Он попросил проявить в этом вопросе благосклонное отношение к японской делегации.

Булганин, не отреагировав на просьбу японского министра, продолжал свое выступление. Он заявил, что советское правительство вносит на рассмотрение японской стороны следующие два текста предложений, основанных на переговорах Хрущева с Коно. Первый текст должен быть внесен в совместную декларацию.

Советский премьер зачитал проект статьи, содержащий указание о том, что СССР передаст Японии Хабомаи и Сикотан после подписания мирного договора после возвращения Японии территорий, находящихся под контролем США. Вслед за этим Булганин зачитал проект текста, который не предполагалось включить в совместную декларацию и который представлял собой устную договоренность между сторонами относительно того, что Хабомаи и Сикотан будут фактически переданы Японии после заключения мирного договора, не дожидаясь возвращения США принадлежащих Японии территорий.

Хатояма попытался выяснить, значит ли это, что СССР вернет Хабомаи и Сикотан после заключения мирного договора или же это возвращение обусловливается двумя обстоятельствами: а) заключением мирного договора, б) возвращением США Окинавы и других территорий, находящихся под контролем США?

Булганин разъяснил, что в случае подписания мирного договора в предложенном господину Сигемицу варианте Советский Союз согласен передать острова Хабомаи и Сикотан Японии.

Хатояма заметил:

– Упоминание в этом документе о Соединенных Штатах сильно осложнило бы наше положение, поэтому мы хотели бы избежать этого.

Микоян искренне удивился:

– Мы считали, что нашим вариантом, который был зачитан товарищем Булганиным, мы облегчаем борьбу Японии за возвращение ей своих территорий, находящихся под контролем США.

– Задача Японии была бы действительно облегчена, если бы СССР вернул нам Кунашир и Итуруп, – упорствовал Хатояма.

– Об этих островах и речи быть не может, – решительно отрезал Булганин.

Микоян:

– Я был на этих островах и нашел, что они являются чисто русскими территориями и никто у нас не примирится с мыслью передачи.

Посещение Микояном Сахалина состоялось в октябре 1954 года во время поездки партийно-правительственной делегации по Дальнему Востоку и Сибири, – после официального визита Хрущева, Булганина и Микояна в Китай в первой половине октября. Тогда они приехали в Порт-Артур и ошеломили командование расквартированной там армии вестью, что Ляодунский полуостров передается Китаю.

Булганин пресек попытку дискуссии, резко оборвав японцев:

– Это все, что касается территориального вопроса. Наша позиция окончательная и непоколебимая. О приеме Японии в ООН. После восстановления нормальных отношений и ратификации документов мы выполним наше обещание – поддержим просьбу Японии о приеме ее в ООН.

Хатояма выразил искреннюю благодарность.

Булганин:

– О задерживаемых лицах. Мы предпримем меры к тому, чтобы передать Японии всех задерживаемых в СССР лиц, включая осужденных военнопленных. Мы также согласны с дополнением японской стороны о желательности предпринять меры для выявления лиц японской национальности, не включенных в списки. Далее, о 9 пункте нашей совместной декларации, то есть о совпадении точек зрения по международным вопросам и по вопросу о запрещении атомного и водородного оружия. Нам казалось, что по этому вопросу мы найдем общий контакт и общее мнение с японской делегацией. Как известно, советский парламент быстро откликнулся на решение японского парламента, содержащее призыв к запрещению атомного и водородного оружия. Мы считаем, что если оба правительства подтвердят это в момент нормализации отношений, то такое решение принесло бы большую пользу всему человечеству. Однако, если японская сторона считает неприемлемым такой пункт, то мы не будем возражать против его исключения.

Микоян поддержал Булганина:

– Я согласен с Николаем Александровичем и не настаиваю на оставлении этого пункта, но я не понимаю позиции японской стороны в этом вопросе. Известно, что Япония была первой страной, которая подверглась атомной бомбардировке. При этом нужно сказать, что бомбы были брошены тогда, когда война уже почти кончилась и, следовательно, необходимости в такой бомбардировке не было никакой. Японский народ громко заявил о том, что он будет добиваться запрещения атомной бомбы. Японский парламент, отражая настроение народа, также принял известное постановление, содержащее обращение ко всем парламентам мира, и, как известно, наш парламент очень быстро на это откликнулся. Чем же объяснить такое отрицательное отношение к этому вопросу со стороны японской делегации?

– Японская делегация не выступает против такого пункта и придает ему весьма большое значение, – ответил Коно. – Мы лишь хотим, как говорил об этом премьер, заняться этим вопросом в другое время, то есть после нормализации отношений.

– И, наконец, по вопросу о просьбе предоставить помещение для посольства, – подошел к завершению встречи Булганин. – Советское правительство сделает все, чтобы помочь найти в Москве помещение для японского посольства и для персонала и создать в этих помещениях благоприятные нормальные условия работы. Разумеется, мы надеемся, что все будет делаться на принципах взаимности.

– Я думаю, что большого помещения для японского посольства не потребуется, – на всякий случай внес уточнение Коно.

– Я полагаю, что и для нашего посольства в Токио также не потребуется большого помещения, – нашелся Булганин.

Удивительно, но без шпаргалки!

Хатояма в заключение сказал, что если в результате нормализации отношений удастся в какой-то мере смягчить международную напряженность и предотвратить возникновение новой войны, то, он считает, что обе страны выполнят тем самым свой великий и высокий долг перед всем человечеством.

– Я с вами вполне согласен и считаю, что нормализация отношений между СССР и Японией явится большим вкладом в дело смягчения международной напряженности и пойдет на пользу не только нашим народам, но и народам всего мира, – снова задолдонил по бумажке скучный советский премьер. – Я хочу отметить, что основой нашей внешней политики является борьба за мир и дружбу между народами. В своей внешней политике мы следуем указанию великого Ленина о мирном сосуществовании государств с различным социальным строем и вне зависимости от идеологической основы, на которой построено данное государство.

– Думаю, что для Японии было бы целесообразным незамедлительно, после завершения наших переговоров, нормализовать свои отношения также и с Китайской Народной Республикой, – напомнил Микоян.