Пометки на документе: «Согласен. Ст.[алин]», «тт. Серов, Петров, Аполлонов, Судоплатов, отработайте и представьте свои предложения 10. VIII. 41 г. Л. Берия», «Созданы 4-е отделы по организации и руководству истр[ебительными] б[атальо]нами, партизанскими отрядами и диверсионными группами. 21.VIII.41. И. Серов».
Создание белорусских военных формирований на оккупированной немцами территории республики связано с именем Франтишека Кушеля. Ему было присвоено звание сначала майора, а затем подполковника германской армии. В конце войны он стал генералом войск СС. В декабре 1943 года Кушель возглавил Белорусскую краевую оборону. Одновременно являлся членом президиума Белорусской Центральной Рады. Батальоны Белорусской краевой обороны вместе с частями СС принимали непосредственное участие в карательных операциях против партизан и мирных жителей.
Кто же он такой, Франтишек Кушель? Одни считают его крупным деятелем белорусского национального возрождения 20-х и начала 40-х годов, другие – военным преступником, третьи – агентом НКВД. И, наверное, все будут правы. Потому что у этого человека было несколько жизней, в том числе и тайных.
Начнем с того, что Франтишек Викентьевич Кушель родился в 1895 году в деревне Першай Воложинского уезда Новогрудского воеводства (ныне Воложинский район Минской области) в семье крестьянина-белоруса. До 15 лет жил в родной деревне. Там он создал молодежный кружок, участники которого поддерживали идею создания независимой, самостоятельной Белоруссии. Подростки читали и распространяли газету «Наша нива». Кружок действовал до 1913 года.
В 1915 году Кушеля призвали на военную службу. В том же году он поступил в Виленское военное училище, после окончания которого в чине прапорщика русской армии выехал для прохождения дальнейшей службы в запасной полк, располагавшийся в Астрахани. В 1916 году был направлен на Западный фронт. В сентябре 1917 года его демобилизовали, и он приехал к родителям, у которых жил до середины 1919 года.
В 1919 году за распространение белорусских листовок Кушель был арестован польской жандармерией и помещен в лидскую тюрьму. К этому времени он уже активно участвовал в движении за белорусское национальное возрождение, которое возглавляли А. Луцкевич, Е. Станкевич и другие известные деятели Белорусского комитета, с которыми Кушель познакомился в Вильно. В Минске он познакомился также с Б. Тарашкевичем, С. Рак-Михайловским, А. Смоличем. Они снабжали его белорусской литературой, поручили создать в своей деревне белорусскую организацию.
Комендант лидской тюрьмы ротмистр Красуцкий предложил заключенному войти в состав Белорусской войсковой комиссии. В феврале 1940 года, отвечая на опросный лист НКВД, пленный офицер польской армии Кушель так напишет об этом: «Красуцкий заявил мне, что если бы я согласился сотрудничать в этом деле, то был бы освобожден. На предложение ротмистра Красуцкого сотрудничать в польской работе среди белорусов я согласился».
Из протокола допроса Ф. Кушеля от 23 мая 1940 года:
Вопрос. Что эта Белорусская войсковая комиссия собой представляла, для каких целей она была создана?
Ответ. Эта комиссия, по существу, являлась как бы главштабом белорусских войск, которые этой комиссией должны быть сформированы.
Вопрос. Комиссия должна была заняться формированием белорусской армии?
Ответ. Да, это так.
Вопрос. Для какой цели создавалась белорусская армия?
Ответ. Для участия в борьбе против красных, советских войск.
Вопрос. Сформированные этой войсковой комиссией части участвовали в боях?
Ответ. Нет, не участвовали, да и частей-то, по существу, не было сформировано.
Таким образом, Кушель дал согласие участвовать в войсковой комиссии, был освобожден из тюрьмы и в звании поручика польской армии направлен в Вильно на должность заместителя председателя этой комиссии. В 1921 году комиссию расформировали, и Кушель стал кадровым офицером польской армии. В 1922 году он окончил военную школу в Варшаве и до 1939 служил на разных должностях в Польше.
22 сентября 1939 года под Львовом Кушель попал в плен. Его в числе многих сотен польских офицеров поместили в Старобельский лагерь. Но он избежал трагической участи тех, кто стал жертвами Катыни. Причина проста: его завербовали чекисты в качестве агента НКГБ для разработки антисоветски настроенных лиц среди польских военнопленных.
Судя по характеристике, работал он неплохо: «Как осведомитель зарекомендовал себя толковым, знающим нашу работу. Материалы давал информационного характера. В ходе допросов высказывал решимость к выполнению более ответственных наших поручений».
В мае 1940 года из Старобельского лагеря его перевели в Москву. Предполагалось изучить возможности положительно зарекомендовавшего себя в доносах на товарищей секретного осведомителя для использования по разработке белорусских националистов. Одновременно органы НКВД дали разрешение его жене, белорусской поэтессе Н. Арсеньевой, находившейся в Казахстане, возвратиться на родину.
Отец Натальи Арсеньевой был из того рода Арсеньевых, который по женской линии дал поэта М. Ю. Лермонтова. В 1921 году она окончила виленские белорусскую гимназию и курсы учителей белорусских народных школ, учительствовала в Вильно, поступила в Виленский университет. В 1922 году вышла замуж за Ф. Кушеля и выехала в Польшу. Осенью 1939 года с двумя сыновьями была арестована советскими властями и выслана в Казахстан. В мае 1941 года вернулась в Белоруссию. Во время войны жила в Минске, сотрудничала в оккупационной «Белорусской газете». В 1944 году эмигрировала в Германию, затем в США. Работала в эмигрантской газете «Белорус», на радио «Свобода», в нью-йоркском Белорусском институте литературы и искусства.
В декабре 1941 года Франтишек Кушель появился в захваченном немцами Минске в качестве начальника полицейской школы. Затем он – руководитель «войскового реферата при Централи БНС» (Белорусская народная самопомощь) с месячным окладом 150 рейхсмарок, а еще через некоторое время – начальник первых офицерских курсов Белорусского корпуса самоохраны (БКС), военизированного формирования белорусских коллаборационистов. Его целью было помогать немецкой и местной полиции в борьбе против большевиков и саботажников.
Предполагалось создать корпус самоохраны в составе трех дивизий: одна в направлении на Минск, Слуцк; вторая – на Барановичи, Слоним; третья – на Вилейку, Лиду, Глубокое. В каждом уезде разрешалось иметь единицу самоохраны от роты до батальона. Руководство БКС уверяло немцев, что оно покончит с советской партизанщиной и станет зародышем белорусского войска. Всего было создано 20 батальонов и несколько менее крупных подразделений БКС.
В частях БКС была введена белорусская национальная символика, разрешенная оккупационными властями.
Из распоряжения генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе от 27 июля 1942 года:
«1. Я разрешаю в Генеральном Комиссариате Белоруссии при различных торжествах, или для опознания белорусской национальности, рядом с немецкими знаками различия вывешивать на домах и носить белорусские национальные знаки и эмблемы.
2. За национальные знаки и эмблемы белорусские на основании данного распоряжения признаются:
а) белорусская национальная «Погоня» согласно прилагаемому образцу;
б) белорусский национальный флаг также согласно прилагаемому образцу;
в) нарукавные нашивки для членов Бел. Народной Самопомощи.
Все эти знаки и эмблемы находятся под государственным покровительством».
Невероятно, но как раз в день 50-летия подписания этого распоряжения, 27 июля 1992 года Верховный Совет Белоруссии утвердил Днем независимости Республики Беларусь. Случайно или по неведению? Неизвестно. Однако вскоре, став президентом, Александр Лукашенко настоял на переносе празднования Дня республики на 3 июля, традиционно отмечавшееся в Белоруссии как день освобождения от немецко-фашистских захватчиков. Шум поднялся неслыханный – особенно в российских демократических изданиях.
Майор Кушель в 1944 году возглавил Главное командование Белорусской краевой обороны – войсковое формирование для борьбы против большевизма на оккупированной территории. Оно было создано в соответствии с личным разрешением Гитлера генеральному комиссару Белоруссии фон Готтбергу и президенту Белорусской Центральной Рады Р. Островскому на проведение мобилизации в Белоруссии. Призыву подлежало мужское население 1908-1924 годов рождения.
Всего было мобилизовано около 25 тысяч человек, из которых планировалось сформировать 48 батальонов – по 400-500 человек в каждом. К середине 1944 года в строю уже было 36 пехотных и 6 саперных батальонов. Главной их целью была борьба против партизан.
Поскольку Франтишек Кушель в годы Великой Отечественной войны стал крупной политической и военной фигурой в Белоруссии, органы НКГБ о нем не забывали. Сохранились директивы наркома госбезопасности Белоруссии Цанавы спецгруппам о необходимости вынудить Кушеля работать на НКГБ. Предусматривалась даже угроза раскрыть перед немцами его связь с НКВД в предвоенные годы.
Из донесения спецгруппы «Мстители» от 8 ноября 1943 года:
«Спецгруппе «Мстители» было поручено восстановить связь с Кушелем. С этой целью к нему была послана связная «Орлова». Зайдя 6 ноября в 7 часов утра в дом Ф. Кушеля и Н. Арсеньевой, застала их дома. В это время чета Кушелей не приняла связную и попросила через горничную зайти к ним через 2 часа. Через 2 часа «Орлову» встретила та же горничная и предупредила, что она подслушала разговор Кушеля и Арсеньевой о том, что они договорились схватить связную и сдать ее СД».
Из шифртелеграммы спецгруппе «Мстители» от 1 мая 1944 года:
«В Кушель и Арсеньевой мы очень заинтересованы, поэтому примите все меры к захвату их живыми. Только при невозможности захвата живыми Кушель и Арсеньевой, когда все меры к этому будут исчерпаны, дайте указание физически их уничтожить».
Однако выполнить это указание чекисты не смогли. Кушель с женой бежали в Германию вместе с отступавшими немцами.
В октябре 1944 года военный отдел Белорусской Центральной Рады был реорганизован в Главное управление военных дел во главе с К. Езовитовым, который был произведен в генерал-майоры. Для подготовки офицерского и подофицерского состава тогда же был создан 1-й белорусский учебный кадровый батальон, укомплектованный преимущественно личным составом минской школы Белорусской краевой обороны, эвакуированной в Германию вместе с преподавателями.
К. Езовитов издал приказ о формировании «особой группы резерва» для создания белорусского войска. В состав группы зачислялись бежавшие в Германию полицейские, личный состав Белорусского корпуса самообороны, белорусских частей СС, СД, лесной стражи, спецгрупп по борьбе с партизанами – то есть из лиц, выступавших против советской власти и искавших спасения от возмездия на родине.
Рейхсфюрер СС Гиммлер поручил Ф. Кушелю сформировать и возглавить 1-ю белорусскую гренадерскую бригаду СС «Беларусь». В ее состав вошли остатки белорусских подразделений, воевавших на стороне немцев. Тогда же была сформирована 30-я гренадерская дивизия СС «Беларусь № 1».
Бригада Ф. Кушеля была направлена в Италию против войск союзников, позже – во Францию, участвовала в боях против американской дивизии генерала Паттена. Вскоре она была разбита, а ее разрозненные подразделения сдались в плен американцам. Белорусов разместили в лагере в городе Регенсбурге.
Но удачливый эсэсовский генерал Кушель и здесь не пропал! Он был назначен американской администрацией начальником лагеря для интернированных в Регенсбурге, а затем возглавил лагерь для перемещенных лиц в городе Мишеньсдорфе.
Дальнейшая его судьба такова: Германия, Великобритания, США. В Америке он принимал участие в работе эмигрантской Белорусской Центральной Рады в качестве заместителя председателя уставной комиссии Управления военными делами БЦР (председатель К. Езовитов), командующим Белорусской краевой охраны и инспектором пехоты Белорусского войска. Последняя его должность – военный министр БЦР, занимая которую он и скончался на чужбине в 1968 году.
О Кушеле подробно рассказал в своей книге «Секрет бригады «Беларусь», изданной в 1982 году в Нью-Йорке, бывший федеральный прокурор бюро специальных расследований отдела криминалистики министерства юстиции США Д. Лофтус. Это бюро известно как подразделение по расследованию преступлений нацистов во время Второй мировой войны. «15 ноября 1941 г. белорусская полиция Фр. Кушеля, – говорится в книге, – одетая в черную униформу типа СС с бело-красно-белыми повязками, совершила облаву в минском гетто. К отчету, подготовленному СС за эту неделю, прилагалась карта оккупированной немцами части Советского Союза с гробами, возле которых были проставлены цифры, свидетельствующие о количестве уничтоженных евреев. У гроба возле Минска стояла цифра 42 000».
В 1981 году П. К. Пономаренко закончил работу над рукописью большой книги «Всенародная борьба в тылу немецко-фашистских захватчиков в 1941-1944 гг.». Книга объемом более 40 печатных листов была сдана в набор, к концу года поступила первая корректура. Казалось, еще пару месяцев, и она выйдет из печати.
Выйти-то она вышла, но ограниченным тиражом и под грифом «Для служебного пользования». В открытую продажу не поступил ни один экземпляр. Дело в том, что известный руководитель партизанского движения на Украине дважды Герой Советского Союза А. Ф. Федоров и бывший заместитель по диверсиям начальника Украинского штаба партизанского движения полковник И. Г. Старинов направили письмо в ЦК КПСС: а не явится ли это произведение пособием для диверсантов и террористов в их борьбе против Советского государства? И вообще, автор увлекся описанием диверсионных и террористических акций, осуществить которые было под силу только профессионалам-энкавэдэшникам. Не возникнет ли у читателей мнение, что подготовленные на Лубянке минеры и были главными фигурами партизанской войны? А как же тогда быть с устоявшимся в массовом сознании утверждением о всенародном характере отпора врагу?
Любопытно, что в беседе с историком Г. А. Куманевым П. К. Пономаренко рассказывал потрясающую историю своего назначения на должность начальника Центрального штаба партизанского движения. Эта история ну никак не стыкуется с его книгой. Решил на старости лет поведать всю правду?
На заседании Государственного Комитета Обороны, состоявшемся 30 мая 1942 года, докладчиком по данному вопросу был Лаврентий Берия. Вместе с Никитой Хрущевым он подготовил предложения по основным задачам и направлениям деятельности Центрального штаба партизанского движения, который должен функционировать при Ставке Верховного Главнокомандования, но под руководством НКВД.
Следует отметить, что Сталин еще в декабре 1941 года вызывал Пономаренко для беседы по вопросам развития и руководства партизанским движением. О централизованном руководстве партизанскими отрядами вопрос ставили ЦК и обкомы партий оккупированных республик и областей. Сталин попросил Пономаренко ознакомиться в соседней комнате с предложениями, подготовленными генерал-полковником Е. А. Щаденко, занимавшим тогда должность заместителя наркома обороны, начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии.
Предложения Щаденко были воплощены в форме проектов приказа наркома обороны и постановления ГКО «О создании партизанских армий». Пономаренко прочел их и категорически отверг.
– Щаденко предлагает не организацию народного партизанского движения на захваченных противником территориях, – сказал он Сталину, – а формирование армий, которые, по его мнению, следует ввести для партизанских действий. Нужно ли их вводить? Это значит перекачивать из наших резервов в тыл врага столь нужные стране силы. Может, лучше поднять на вооруженную борьбу против оккупантов миллионы граждан, оказавшихся в тылу у немцев?
И вот заседание ГКО.
Берия доложил о персональном составе нового органа во главе с наркомом внутренних дел Украины В. Т. Сергиенко, о котором сказал, что он очень хорошо проявил себя в должности наркома на Украине.
– А вам не жаль отдавать в Центр такие хорошие украинские кадры? – спросил Сталин, обращаясь к Хрущеву и Берии. Не дожидаясь их ответа, резко сказал: – У вас узковедомственный подход к этой чрезвычайно важной проблеме. Партизанское движение, партизанская борьба – это народное движение, народная борьба. И руководить этим движением, этой борьбой должна и будет партия. Сейчас то, что требуется, мы и исправим. И начальником Центрального штаба партизанского движения будет член ЦК ВКП(б).
С этими словами Сталин взял синий карандаш, обвел стоявшую последней в представленном списке фамилию Пономаренко и стрелочкой поставил ее на первое место.
В Белоруссии был создан свой республиканский штаб партизанского движения, действовавший под руководством Центрального штаба. Постановление о Белорусском штабе принял Государственный Комитет Обороны 9 сентября 1942 года. Штаб был сформирован 2 октября того же года в полосе действий 4-й ударной армии Калининского фронта и сначала располагался в деревнях Шейно и Тимохино Торопецкого района Калининской (ныне Тверской) области. Однако уже через месяц он оказался в безопасной Москве, где и пробыл благополучно до 1944 года.
В 1996 году вышли «Записки нежелательного свидетеля» генерала НКГБ П. А. Судоплатова, и потрясенные читатели узнали о том, кем и где организовывалась партизанская война в Белоруссии. Павлом Анатольевичем Судоплатовым на Лубянке! Ни в одной послевоенной публикации его имя не упоминалось, хотя на всех документах стояла его подпись. Генерал отсиживал свои 15 лет как осужденный преступник. Реабилитировали его в 1992 году.
Судоплатов возглавлял Четвертое разведывательно-диверсионное управление НКВД – НКГБ, занимавшееся организацией партизанской войны, созданием агентурной сети на территориях, находившихся под немецкой оккупацией. Предшественником управления была Особая группа при наркоме внутренних дел, созданная уже 6 июля 1941 года. Начальником группы был назначен Судоплатов, его заместителем – известный ас диверсионной войны Наум Эйтингон, успевший отличиться в Мексике, где под его руководством была осуществлена дерзкая операция по уничтожению Льва Троцкого. Побывал Эйтингон и на войне в Испании. Начальниками ведущих направлений по борьбе с немецкими вооруженными силами, вторгшимися в Прибалтику, Белоруссию и на Украину, стали Серебрянский, Маклярский (автор сценария знаменитого кинофильма «Подвиг разведчика»), Дроздов, Гудимович, Орлов, Киселев, Лебедев, Тимашков, Мордвинов.
Вам говорят о чем-либо эти имена? То-то. Гремели совсем другие.
А тем временем Лубянка создавала войсковое соединение Особой группы – отдельную мотострелковую бригаду особого назначения НКВД СССР, которой командовали в разное время Гриднев и Орлов. Бригада формировалась в первые дни войны на стадионе «Динамо» в Москве. В ее составе было более 25 тысяч солдат и командиров – лучшие советские спортсмены, чемпионы и рекордсмены. Они стали основой диверсионных формирований, забрасывавшихся в немецкий тыл.
То есть именно диверсионные группы, засылаемые из Москвы, устраивали засады и подрывы на шоссейных и грунтовых дорогах. Немцы, естественно, срывали свою злость на жителях близлежащих сел. Активисты партии и комсомола, боясь за свою жизнь, уходили в лес. Так начиналось партизанское движение.
После войны, и особенно в семидесятых годах, количество его участников росло с неописуемой быстротой. Всякими правдами и неправдами записывались то в связные, то в мифические патриотические группы, созданные на глухих хуторах возле жарких боков молодых хозяек разбегавшимися после первых же стычек с противником горе-вояками. Стимул был, и не маленький: участникам партизанской борьбы полагались значительные льготы и привилегии.
Москва пекла постановления о льготах к каждой юбилейной дате, не подозревая, что сеет смуту среди населения, разделяя его на два лагеря. В одном – вдовы и дети погибших, дома которых отмечались звездочками. В другом – выжившие связные и отъевшиеся на хуторских харчах дебелые мужики, подъезжавшие к своим хоромам, наполненным коврами и хрусталем, на автомобилях, приобретенных по ветеранской льготе. Ладно бы к своим, а то ведь потом и к сыновним, и к внучьим.
Белорусский писатель Алесь Адамович, автор романов «Война под крышами», «Партизаны принимают бой» и другими, сам в детстве ушедший в партизаны, рассказывал мне в 1990 году:
– В 1944 году на Витебщину были собраны «для стратегического взаимодействия с фронтом» отряды и бригады почти со всей Белоруссии – десятки тысяч партизан. Разгромили, разогнали на значительной территории все немецкие и полицейские гарнизоны – оккупанты сначала были в панике. Тем более что ожидали, конечно, наступления тут Советской Армии. Но наступления не последовало. То ли у советского командования планы поменялись, то ли сама идея – собрать в одно место партизан – была всего лишь «военной хитростью»: пусть немцы поволнуются. Начальник Центрального штаба партизанского движения Пономаренко в своих воспоминаниях, хотя и описывает эту операцию, никак не объясняет: почему партизан вовремя не оповестили, когда они сами оказались в «мешке», что общая согласованная операция отменяется? И тогда партизаны решили прорываться. На Витебщине стоит памятник «Прорыв» – вот здесь летней ночью 1944 года 800 автоматчиков, а следом отряды и население бросились вперед. Прямо на затаившиеся немецкие танки. И полегли – тысячи. «Слава нашим партизанам и партизанкам!» Но лучше, спокойнее, надежнее, если героически погибшим!
– Алесь Михайлович, вы это серьезно? – спросил я.
– Серьезно. Думаете, у Сталина не возникало подозрение, что бывшие партизаны и подпольщики – потенциальные террористы, а потому надо с ними со всеми заново разобраться? Мы, конечно, очень удивились бы, если бы с нами, партизанами, поступили, как прежде с нашими противниками – полицаями и власовцами. Как можно нас, проверенных самой войной?! Как будто не были проверены революцией и Гражданской войной те, кто был истреблен в тридцатые годы. За это самое и истребили: проверен – значит, самоуверен, а такие не нужны. Замаранные и запуганные, на все готовые – куда лучше.
И в завершение этой главы – правда о Хатыни. Ее сожгли не немцы.
Кто там бывал, помнит три красивые березки у Вечного огня. А вместо четвертой – лунка, березки нет… Этот символ у многих вызывает слезы – каждый четвертый житель Белоруссии погиб в годы минувшей войны.
Долгое время этот трагический символ, воплотивший в себе скорбь и боль о десятках сожженных деревень, надежно оберегался от всего, что мешало бы именно такому его восприятию. Но прошло время, и факты уже нельзя замалчивать.
12 декабря 1986 года в Минске в здании военного трибунала Белорусского военного округа начался закрытый судебный процесс над Григорием Васюрой, бывшим начальником штаба 118-го полицейского батальона, сформированного в Киеве из военнопленных украинцев. Председательствовал на процессе, продолжавшемся несколько недель, подполковник юстиции В. Глазков.
Из показаний Г. Васюры в судебном заседании:
«До войны я окончил семь классов и сельхозтехникум. Служил срочную службу – добровольно пошел, чтобы поступить в военное училище. Это было в тридцать четвертом. В тридцать седьмом окончил Киевское училище связи. К началу войны за плечами было семь лет военного стажа. Был командиром радиовзвода, потом комвзвода связи, дослужился до начальника связи укрепрайона. Вступил кандидатом в члены партии.
В плен попал 29 июня 1941 года. За два дня до этого уничтожил партийную книжку и удостоверение офицера. С полмесяца пробыл в одном лагере для военнопленных, потом перевезли в другой – на территории Германии. Осенью сорок первого нас отсортировали. Мне предложили пойти в школу пропагандистов-восточников. Кормили здесь досыта, подлечивали. К осени сорок второго нас, «восточников», привезли в Киев.
Здесь чувствовал себя свободно. Меня обмундировали, дали советскую винтовку. В кабинете какого-то начальника подписал присягу. Знал ли я, для чего формируется батальон? Дураку было не понятно, для чего.
По анкете немцы знали, что я был офицером, поэтому назначили командиром взвода. В Плещеницах (районный центр Минской области. – Н. З.) стал адъютантом, начальником штаба батальона. Получил жалованье – 30 марок, продуктовый паек. Мне был установлен отпуск – 24 рабочих дня, для рядовых – 18. У немцев отпуска были по графику: кто хотел, мог ехать на родину, к семье. В первый отпуск я поехал в апреле сорок третьего.
Обязанности свои исполнял исправно, меня не наказывали. Немцы давали команды, а мы выполняли. Кернер (немецкий майор, шеф и дублер командира батальона Константина Смовского. - Н. З.), как правило, вызывал командный состав, ставил задачу. У него была распорядительная власть. Мы дублировли приказы.
Во время операций охватывал страх перед партизанами. Понимал, что могу поплатиться. Из оружия у меня был небольшой пистолет, можно сказать, дамский. Автоматы были у командиров рот. Помню, с мая и до середины лета были две крупные операции против партизан, я лишь помогал немцам в их проведении и руководстве. Если бы была такая мерка, сколько советского во мне, вы бы поверили мне. Их шинель позорно было носить. Детям потом говорил, что был в плену…»
Из обвинительного заключения:
22 марта 1943 года Васюра, Смовский вместе с майором Кернером и другими офицерами, действуя во главе 118-го полицейского батальона, вместе с другими карательными формированиями в целях преследования партизан ворвались в Хатынь, где обвиняемый Г. Васюра принял участие в организации и осуществлении жестокой расправы над жителями деревни, во время которой 149 жителей, в том числе 43 женщины и 79 детей, были согнаны в сарай, расстреляны и сожжены в нем, деревня полностью уничтожена, а имущество разграблено. Васюра лично стрелял по сараю.
В апреле, спустя две недели после гибели Хатыни, Васюра за преданную службу и усердие перед оккупантами получил отпуск, а затем и немецкую медаль. Награды Васюра удостоился одним из первых в батальоне.
Из показаний на суде бывшего рядового 118-го полицейского батальона Г. Спивака :
«Я был в лагере военнопленных в Киеве. Осенью, уже холодно было, нас начали набирать на работу. Потом приехали националисты, где-то уже обученные, стали организовывать охранный батальон. Мне дали винтовку, то ли латвийскую, то ли эстонскую, одели в зеленую немецкую форму. Попал в 118-й батальон, где начальником штаба стал Васюра. Командиром взвода у меня был Пасечник, ротным – Винницкий, бывший офицер. В строю принимали присягу служить немцам. В Белоруссию, мы знали, нас направили для борьбы с партизанами. Выезжали на облавы, на разные операции.
Что знаю о Хатыни? Утром мы поехали по какому-то заданию, миновали Горбатый мост – и тут нас обстреляли из засады. Убиты были гауптман Вельке и еще несколько наших. Мы постреляли в ответ, но партизаны ушли. Тогда забрали лесорубов. Вели по направлению к Плещеницам. Встретили роты, поднятые по тревоге. Произошла заминка, люди стали разбегаться. Они бежали, а мы стреляли. Сколько убили, не могу сказать. Палили, не целясь.
После лесорубов пошли по следам партизан. Вместе с немцами из Логойска и еще откуда-то оцепили Хатынь. Я тоже шел в цепи, выгонял людей из домов. Васюра вместе с начальством отдавал приказания. Когда всех жителей закрыли в сарай, немцы скомандовали поджигать. Чтобы никто не выскочил, поставили пулемет, оцепили сарай. По тем, кто выскакивал, открыли огонь из всех видов оружия. Все стреляли, и я стрелял. Это забыть нельзя. Меня всего трясло. Нашу роту сразу же вывели из деревни.
Подтверждаю, что три раза участвовал в массовых расстрелах и дважды был очевидцем. Вообще первая рота у нас была самая жестокая и преданная немцам. Большинство, если не все, составляли в ней националисты из Западной Украины. Особенно ударным был взвод Мелешко.
Васюру в батальоне побаивались, преданный он был, носил крученые погоны. Однажды послал меня добыть продукты и самогон. Обычно он приказывал старосте, тот – людям, а те несли нам. Горилку мы сами выпили, а сало не принесли. Васюра здоровый был, резанул меня пряжкой по голове, а потом заставил кровь с пола слизывать.
В Польше, когда уже тикали на запад, хотел ему отдячить, да не успел. Оттуда нас через Германию отправили во Францию – там тоже были партизаны…»
В 1952 году Г. Васюру арестовали советские чекисты. Но тогда ему удалось многое скрыть из своего карательного прошлого. Военный трибунал Киевского военного округа приговорил его к 25 годам лишения свободы с конфискацией имущества и лишением офицерского звания за измену Родине. Однако в 1955 году он попал под амнистию и был освобожден. И только через тридцать лет пробил час возмездия: суд приговорил его к высшей мере наказания – расстрелу.
По делу Г. Васюры проходили 54 свидетеля – в основном сослуживцы по карательному батальону. Одних привозили в спецавтомобилях под охраной, другие приезжали по повесткам из разных мест страны.
Для сведения: случайных людей в 118-м полицейском батальоне не было. Это была зондеркоманда, укомплектованная бывшими командирами и бойцами Красной Армии, которые добровольно согласились служить в карательном формировании. Они прошли специальную подготовку в различных школах на территории Германии. Старший лейтенант Красной Армии Г. Васюра превратился в гауптмана СС.