Ненависть бесплодна и вредна для души. На ненависти нельзя ничего построить, и солидарность людей, дружно кого-то ненавидящих, — мнимая и эфемерная. Сегодня все вместе ненавидим одних, завтра других, а послезавтра — глядишь, уже и друг друга: так бывает и в личных отношениях, и в жизни общественной, политической. Социальные сети показывают это очень ясно и скоро: прокатывающиеся по ним волны коллективной ненависти столь же заразительны, сколь и ничтожны по результату. От них остается только тяжкое похмелье, как от бессмысленной пьянки в случайной компании: хочется скорее забыть. А то еще можно впасть в устойчивую наркотическую зависимость: сделаться профессиональным ненавистником чего скажут, мракобесом с похмельным тремором; у нас сегодня такие востребованы.

Но чем же заменить ненависть? Ведь вражду и неприязнь до конца не изжить, и, честно говоря, многие люди объективно их заслуживают. Когда вместо ненависти предлагают ее противоположность, доброту и братскую любовь, то обычно либо по недомыслию, либо из лицемерия. Лучше искать для нее какие-то более мягкие заменители. Не искоренять зло раз навсегда, а понемногу обезвреживать его, снижать его градус. Переходить на менее крепкие напитки, на менее аддиктивные страсти. Или, в более благородных терминах, подниматься все выше по ступеням морального совершенствования: каждый сам выбирает, где остановиться.

Неплохой заместительной терапией для ненависти может быть презрение. Оно холоднее, а значит рассудительнее ненависти и не так легко передается другим, обычно каждый вырабатывает его самостоятельно. Ненависть — рабское чувство, а презрение — господское, аристократическое, в нем нет ресентимента, оно может разрядиться насмешкой. Ненавистник невротически зависит от предмета своей страсти, а презирающий может о нем даже забыть. Но с презрением есть и свои проблемы: легко увлечься и запрезирать слишком многих, в пределе — всех окружающих. (Отсюда, например, распространенные сетования о «народе рабов». ) И еще: презрение, негодование или возмущение не всегда искренни, часто ими маскируют все ту же ненависть, из самолюбия не решаясь в ней признаться, в том числе и самим себе. Практический критерий для их различения такой: ненавидящий врага злорадствует при любых его бедах (кирпич на голову упал…), а презирающий — нет, он ценит свой успех, но не чужую неудачу.

Следующей, еще более гигиеничной заменой ненависти будет жалость. Она, конечно, унижает и поэтому тоже нередко служит риторическим прикрытием для злобы («ну ты, жалкий трус…»), но если ее хорошенько очистить, то останется непритворная снисходительная печаль о противнике, которого мы не отвергаем презрительно, а желали бы сберечь: жаль ведь его, мог бы пригодиться человечеству, если бы думал и вел себя достойнее. Увы, иные из наших недругов настолько сами себя унижают подлостью, что снисходить до них — не дотянешься. Зато опять-таки легко впасть в гордыню, высокомерно жалея всех, кто с тобой не заодно; а сам-то ты разве всегда прав, и кто и как пожалеет тебя в твоих собственных грехах?

Еще ступенькой выше находится уважение к противнику — роскошный пережиток рыцарских нравов, наряду с дуэльным кодексом и спортивным fair-play. О нем ностальгически мечтал Ницше, призывая нас искать себе «своих врагов» — то есть не случайных и низких, а соприродных нам, единокровных. Таковы и древнегреческие герои в стихах Брюсова:

Уважение к противнику не расслабляет, не мешает бороться с ним; но оно вводит борьбу в разумные рамки, оставляет возможность примирения и даже союза, основанного на взаимном признании; в отличие от презрения или жалости, для него требуется именно взаимность, равноправие сторон. В отличие от ненависти и прочих ее заменителей, это подлинно социальное чувство. В мирной жизни (о войне разговор отдельный) его поддерживает корпоративная этика — академическая, творческая и т.д., — заставляющая противников оглядываться на свое сообщество и на свою репутацию в нем. Чем прочнее такое сообщество, тем больше шансов, что их борьба перейдет в конструктивную конкуренцию.

Ну, а последней, высшей ступенью на этой лестнице будет бескорыстная любовь к своим врагам, о которой сказано в Евангелии, или же «любовь к дальнему», о которой писал уже названный немецкий философ. Именно к врагам и к дальнему — друзей-то и близких любить дело нехитрое. Куда труднее сказать себе: он, враг, ничем не хуже меня, может быть даже лучше, и он мне дороже себя; борясь с ним, я стану тем самым поддерживать его в форме, чтобы он и дальше себя не ронял. Боюсь, у немногих из нас есть в жизни такой исключительный, идеальный нравственный опыт; я и сам не буду хвастаться.

Выше была сделана оговорка: война — особый случай. Она распаляет в людях ненависть, и часто утверждают, что без ненависти на ней не победить. Даже если это и так (хотя не все военные и воевавшие люди с этим согласны), бывает ведь и другая задача — остановить, предотвратить войну: задача, спустя много лет вновь ставшая для нас актуальной. Чтобы с нею справиться, имеет смысл начать с себя, с оздоровления собственных чувств.