«Где это я?» — глаза отчаянно искали, за что зацепиться, но взгляд тонул в непроглядной серой дымке, окутавшей всё вокруг: «Как я здесь оказалась? Какой густой туман» — ощущение дикой усталости не давало подняться на ноги, с трудом удалось лишь сесть: «Я помню, как мы разговаривали. О чём мы говорили?». В тумане не было видно даже собственных рук, от этого страх пронизывал насквозь, рождая ощущение, что тела просто нет, вообще ничего нет в сплошной серой пелене. «Мы говорили о прошлом. Да, помню, я обещала подумать. Боже, как тяжело думать, будто туман пролез даже в голову. Наверное, это мой сон. Так о чём я должна была подумать? О чём мне рассказывал Тимор? О серой башне, о каком-то воплощении зла, которое там живёт. О мире, который я сама создала. Разве это возможно? Наверное, возможно. Я ведь обещала верить ему. Моё прошлое. Да, он говорил, что мне нельзя вспоминать. Теперь понимаю… Понимаю, почему мама всё время плакала — она боялась меня выпускать. Мама, что же я не могу принять в своём прошлом? Одно я знаю точно — знаю, что не хочу возвращаться домой, к своему безжизненному существованию. Я знаю, что чувствую сейчас, и это чувство говорит, что моё место рядом с ним. Тимор, я действительно боюсь тебя, но это меньшее, что я чувствую рядом с тобой. Мне хочется быть рядом всегда. Наверное, это и есть любовь — чем ещё это может быть? В книгах пишут, что, когда жизнь человека тебе дороже собственной — это любовь. Если ради человека готов на всё — это любовь. Если хочешь быть с ним и в печали и в радости — это любовь. Я чувствую всё это. Всё это и ещё больше! Такое огромное, трепетное чувство! Я просто останусь с ним здесь и будь, что будет. Ведь здесь можно быть счастливыми, а там — в том мире его нет, и счастья тоже нет. Там только дом и двор, мой старый дуб. Он сможет жить и без меня. И проклятая белая дверь. Но сейчас мне даже не интересно, что там за ней. Сейчас кажется, что там не может быть ничего кроме пустоты. Потому что везде, где нет его, есть только пустота. Мама, папа, вы простите меня, если я не вернусь? Я вас люблю, но его я люблю больше» — в мыслях наступила тишина. Усталость не отступала, руки и ноги не слушались: «Нужно проснуться». Но как это сделать? Ева снова попыталась встать, но это было слишком тяжело. Она с трудом приподняла руку и поводила ей в тумане перед собой — пустота. Вдруг стало жутко холодно, по телу пробежала дрожь: «Как страшно». В эту секунду послышался шорох где-то недалеко в серой пелене, стало ещё страшнее. Внезапно туман немного отступил и всего в паре шагов впереди сверкнули волчьи глаза.
Ева проснулась в тёмной комнате, сердце бешено колотилось в груди, ужас волнами разливался по охладевшему телу.
«Где я? Неужели дома? Неужели всё мне приснилось?» — взгляд отчаянно цеплялся за темноту, в поисках хоть одного знакомого предмета, единого лучика света. Но вокруг была непроницаемая тьма.
«Нужно встать» — подумала девушка, готовая разрыдаться, если ноги коснуться высокого ворса её зелёного прикроватного коврика, это ощущение она точно узнает. Она опустила ноги, но пальцы почти ничего не почувствовали — всё тело затекло и похолодело от испуга, после кошмарного сна. Ева встала, и в тишине послышалось шуршание ткани, сползшей за ней с края кровати, сердце замерло. Она руками легонько провела по талии, спускаясь на бедра, ощутила на коже шершавую текстуру хлопка: «Платье?» — пошевелила пальцами ног, почувствовав тесноту: «Туфли?». Сердце вновь заколотилось, затрепетало. Девушка села обратно на кровать, стараясь собраться с мыслями.
«Нужно идти к нему!»