- Кадет Царицын? Да вы ли это?.. – перед ним стоял улыбающийся профессор Краплин.
Иван глазам своим не поверил. Вот уж действительно: на ловца и зверь бежит.
И прямо с места в карьер, "без здрасьте", Ваня торопливо спросил:
- Вы говорили о шоу... Я согласен, если, конечно, ещё не поздно. Но мне нужен аванс...
За линзами профессорских очков потеплело. Наклонил кудрявую бороду, в бороде намёрзли седые жилки.
- Не поздно, Иван, совсем не поздно. И аванс обязательно будет. Десять тысяч евро, мой юный друг. Довольно будет?
Ни фига себе! Да на эти деньги можно всех выжигателей, до последнего карапуза, снарядить новенькими рогатками, спутниковыми навигаторами. И даже бронежилетами, если понадобится.
Холодно в груди у кадета Царицына, голос чужой:
- Профессор, воля ваша. У меня внезапная нужда в деньгах. Только не говорите генералу. Если узнает, я пропал.
- Ну, не беспокойтесь, Царицын, – Краплин заботливо приобнял мальчика. – Ну почему, например, вы не можете заболеть воспалением лёгких? Подростки ведь так любят мороженое... Замечательная болезнь, у вас будет уйма свободного времени.
Профессорская "Волга" подкатила к празднично украшенной громаде "Президент-отеля". Здесь мигали оранжевые новогодние деревья. Возле лифта гудела странная толпа: молодые люди, как один белокурые, одетые не по сезону в тесные джинсики, рваные маечки, в какие-то кофточки без рукавов...
Ване и профессору едва хватило места в зеркальной лифтовой кабине.
Они поднялись на последний этаж. В гостиничном коридоре было шумно и душно от смеси дорогих ароматов. Ваня опешил: такие же в точности парни расхаживали в холлах, толпились возле огромных, красного дерева двустворчатых дверей люксового номера.
- Это мальчики из модельных агентств, – шепнул Ване на ухо Краплин, защекотал бородой шею. – Каждый мечтает сыграть в проекте Ханукаина. Ещё бы, такой престижный контракт!
Профессор подвёл Ваню к охраннику:
- Моя фамилия – Краплин. Этот парень пройдёт без очереди.
Модели загалдели, под перекрёстным огнём ненавидящих взоров Царицын пролез внутрь.
За низким туалетным столиком, выдвинутым на середину, сидел утомлённый рыжеватый человек в очках с реденькими всклоченными бакенбардами. Он курил тонкую дамскую сигаретку и устало перетасовывал лежащую перед ним колоду фотоснимков.
- Вы кто такой?
- От профессора Краплина, – сообщил Ваня.
- Не знаю никакого профессора, – уныло заметил человек в бакенбардах. – Возраст?
- Шестнадцать.
- Рост?
- Одна тысяча семьсот пятьдесят миллиметров. Рыжеватый брезгливо оглядел Ваню с ног до головы.
- Восемьдесят человек в день, и ни одной нормальной рожи. У каждого второго на лбу печать потомственного алкоголизма. Остальные либо улыбочка, как у парикмахера, либо блеск наркотический в глазёнках. И где, спрашивается, я найду в этой стране товарное этническое лицо?
- Объём груди и бёдер?
- Не знаю, – Царицын удивился, – не замерял.
-Имя?
- Иван.
- Место рождения?
- Ставропольский край.
- Казачок, стало быть?
- Ну да. Можно сказать, казачок.
- Интере-эсно. Иванушка-казачок, угу.
Мутные глазки из-под редких ресниц прицелились с любопытством.
- И небось, дурачок?.
- И дурачок. Если Вам будет угодно.
- А знаете что, молодой человек? – рыжеволосый помолчал, потом улыбнулся. – Вы не подходите.
- Это почему?
- Вы слишком умный. Нам по сценарию нужен Иван-дурак. А вы из себя Ивана Царевича корчите. Пригласите, если не затруднит, следующего.
Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и вошёл низенький пузатый человек, завёрнутый в полотенце. Он казался тёмным и грязным, точно облился мазутом, – от множества мокрых волос, покрывавших толстенькие конечности, грудь и даже короткую складчатую шею. Рыжеволосый вскочил:
- Хотите чашку кофе, сэр? Стакан мартини стрэйт?
- К дьяволу, – уныло процедил пузатый.
Не поворачивая головы, прошлёпал в белых гостиничных тапочках к комоду и с кряхтеньем стал копаться в нижнем ящике.
- Малкин, куда запропастился пластырь? – послышался брюзгливый голос. – Я кошмарно порезался, эти бритва никуда не годится.
Малкин скакнул на помощь шефу. Ваня был уже у двери. Пузатый скользнул по нему равнодушным взглядом и – замер. Через секунду он уже вопил на всю комнату:
- Малкин, погляди, какое лицо! Это же чудо, Малкин! Это юный русский бог!
Не прошло и получаса, как Царицын, обложенный прокуренными подушками, сидел в рыжем кресле Изяслава Ханукаина, и перелистывал толстую тетрадь, озаглавленную:
ДЕТИ ПРОТИВ ТЕРРОРА
или
КЛОЧКИ ПО ЗАКОУЛОЧКАМ
РУССКАЯ ВСЕНАРОДНАЯ СКАЗКА
Сценарий новогоднего шоу-концерта
Красная площадь,
31 декабря 200.. года
Автор сценария, режиссёр и продюсер -
I. Khanuckain
Режиссёр радостным кабанчиком вертелся вокруг Ивана. А тот полностью погрузился в сценарий.
- Читайте, юноша, изучайте! – мурлыкал полуголый продюсер, похаживая вокруг с бокалом чего-то мутного и ледяного. – Ну, сильнейшая вещь. Как видите, завязка обманчиво тривиальна: накануне Нового года колдун похищает красавицу. Но минуточку! Это не древний заплесневелый Кощей. Это пострашнее. Это его продвинутый внук – юный чернокнижник Кощейка. И что же он делает? Хи-хи, он совершенно очаровывает ди-и-ивную внучку Деда Мороза, девственно чистую Снегурку – эдакую русскую фотомодель в сарафане, с золотой косой до пупа. Для затравки шикарно, шикарно!
Он весело затрясся, играя мохнатыми складками тела. Иван перевернул страницу.
ИВАН. Вставайте, люди русские!
МУРОМЕЦ. Чего тебе надобно, парень?
ИВАН. Опозорили недруги Русь Святую!
ХОРОМ. Украли нашу мечту ненаглядную!
Ханукаев, потирая ручки, облизнулся. Закатил крупные, в тёмных прожилках глаза.
- Однако, хи-хи, не всё потеряно в этой стране. На сцену выходит положительный герой. Такой продвинутый русский тинейджер по имени Иван. У Ивана есть два верных корефана – Илюха Муромский и Серёга Волк. Втроём они отправляются выручать Снегурку.
ИВАН. Ляжем за землю русскую, парни.
СЕРЫЙ. Не вопрос, Ванюха.
ИВАН. Окропим родные хлеба поганой кровью.
ИЛЮХА. Без базара, мужики.
- Под ногами русских героев путается всякая нечисть. Им строит козни мощная Баба-Яга, а также Соловей Разбойник, недетский такой Леший и прочие злодеи, – продолжал продюсер, медленно вращая головой, его лысина влажнела от удовольствия. – Роли злодеев исполняют звёзды первой величины! У каждого злодея – своя музыкальная тема. Разумеется, Иван всех преодолевает, добирается до Кощеева замка – и бах. Кульминация. Великое галактическое сражение: Иван против Кощейки!
Иван удивился: неужели перепев старинной сказки? Ханукаин будто почуял:
- Юноша, смотрите. Я оживляю затасканный русский сюжет лучшими западными технологиями. Великолепные, просто нездешние костюмы и декорации. Бродвейская хореография. Мощнейшие спецэффекты, лазеры и потоки пламени. Будет успех, тотальный успех. У нас волшебный треугольник ролей: красивый интеллектуальный маньяк, беззащитная невольница и отвязный блондин-избавитель. Понимаете, это Шекспир, это выше Шекспира... Страстно влюблённые подростки, как в "Ромео и Джульетте", Вы чувствуете? Насилие, варварство – как в "Отелло"! На базе русской сказки замешано! Фольклор, язычество, этническая аутентичность, и всё на Красной площади, осознаёте? Шоу начнётся сразу после "Горячей линии" господина президента. Президент будет нашим зрителем!
- Отличный сценарий, – сказал Ваня, откладывая текст.
- И твоя роль самая главная! – сложив ладошки, закивал продюсер. – Сиди-сиди, сейчас принесут мороженое.
- Друзья! Если все счастливы, давайте подпишем контракт! – подскочил рыжий Малкин.
Ванька опустил взгляд на страницу и сердце сладко зашлось:
"Исполнитель получает вознаграждение в размере 25 000 евро"...
Профессор Краплин не обманул Царицына, получается даже больше, чем было обещано! И, главное:
"Аванс в размере 30% от общей суммы вознаграждения выплачивается в день подписания настоящего Договора"'.
Но тут взгляд зацепился за мелкий курсив:
"Заказчик не несёт ответственности в случае ущерба, нанесённого здоровью Исполнителя или гибели Исполнителя, происшедшей в результате несчастного случая в ходе работ по исполнению настоящего Договора по вине Исполнителя или третьей стороны".
- Любопытно, – хмыкнул Ваня озадаченно.
- Обычная практика, – отмахнулся Малкин. – Так пишут в контрактах. Предположим, на репетиции ты загляделся на хорошенькую статистку, свалился со сцены и сломал себе ногу. И что, Ханукин должен отправляться за решётку? Поверь, дружочек, в любом договоре есть такая строчка. А если поранишься слегка – вообще нет проблем, вылечат бесплатно. У тебя же страховка будет!
Ваня кивнул. Помощник протянул ему чёрную коробочку, в которой желтело на бархатной подушечке старомодное перо с костяной ручкой.
- Это амулет, – без улыбки сказал продюсер. – Оно досталось мне от дедушки. Я называю его "Перышко Синей птицы". Контракты, подписанные этим пером, неизменно приносят успех.
Ванька взял перо. Ни одна ворона не каркнула за окном.
Ехали за город.
- На студию, скорее на пробы! – восклицал Изя Ханукаин, взмахивая рукавами верблюжьего пончо.
Микроавтобус, весь в неоновых лучах, резал подмосковную темень, вспугивая пьяных пешеходов и оставляя в лужах алые стёжки туманистых задних огней. Зазвонил телефон. Царицын чуть пригнулся, стесняясь старомодной модели.
- Ванюш! Куда пропал?! Мы тебя ищем, – родной голос Петруши Тихогромова.
- У меня дела, – прикрывая рот, прошептал Ваня. – Не волнуйтесь.
- Что случилось, брат? Тебе помощь нужна?
- Помощь? Нет, не нужна. Я нашёл деньги, – усмехнулся Царицын. – Скажи казачкам, пусть заказывают любые модели велосипедов. Завтра всё будет, как я обещал.
Привезли куда-то за город.
По мягким советским коврам, мимо сильно потемневших крымских пейзажей они прошли здание насквозь и очутились в огромной пристройке, напоминавшей выставочный зал, набитый самой невообразимой всячиной: из-под крыши свисали копчёные туши, удавленницы и мешки с цементом, в дальнем углу зеленела синтетическая берёзовая роща, среди ветвей белели колонны дорического ордена, гипсовые афродиты и забавные, мастерски сработанные баллистические ракеты из папье-маше.
На коврах пировали кочевники.
Курительницы обильно курились, жаровни жарили вовсю, вдоль стены бегала на скользящем тросике настоящая вороная кобыла.
- Добро пожаловать в наше артистическое кочевье, - Ханукаин по-хозяйски распахнул ручки, – Вот моя передвижная фабрика мечтаний. Тут всё есть – кумиры-мумиры, звёзды-блёзды и прочая крутизна, как выражается ваше продвинутое поколение. Вон там, видите, со стаканчиком? Это Мегера Лядвинова, богиня. А на балконе? Тот, с расстегнутой ширинкой, – великий Матвей Похабенский. Звёзды первой величины, дружок... И ты с ними в одной команде!
Царицын вертел головой в разные стороны. Но что это... Показалось?
Знакомый голос, звонкий, как натянутая струнка.
- Хочется летать, летать! Такое счастье – сцена, подмостки, кулисы... Я даже мечтать боялась, – восторженно звенела струнка, а мягкий, уверенный юношеский баритон откликался:
- Алиса, вы прелесть. Вы обязательно станете звездой. У Вас талант актрисы, вы не принадлежите самой себе!
"Алиса"?! Нерусское имя, как алое знамя, – хлопнуло и развернулось в голове. Иван, обернувшись на голоса, увидел стройного юношу, которого он узнал мгновенно: Лео нельзя было перепутать. Тонко вычерченное лицо с крупными, тёмной воды очами, с презрительно парящими бровями, с ресницами гуще, чем у первой красавицы-турчанки, с ярко-алыми губами, казавшимися подкрашенными, с белым сахарным блеском зубов и пушком на верхней губе.
Знаменитый юноша бросал по сторонам короткие взгляды, и казалось, у каждого взгляда вспыхивал огненный хвост, как у жар-птицы.
Юноша был облачён в чёрную шёлковую сорочку клубящейся ткани, и странно смотрелась рядом с ним собеседница – девчонка лет пятнадцати, одетая как-то намеренно просто. Короткие штанишки поросячьего цвета с аккуратно разодранными коленками и даже с блёстками. И маечка у неё была самая простенькая, будто и не собиралась Алиса сегодня на студию великого Ханукаина, а так, выскочила из дома за чипсами. Пшеничного цвета хвостики болтались над ушами и закручены были, как показалось Ване, нарочито торчком.
Рябиновский хохотал и метал взгляды, как американский вертолёт над пустыней разбрасывает магниевые ракеты, а Алиса весело кивала головой, при этом правая её рука держала Рябиновского под локоть. Поравнявшись с Иваном, дочка президента нечаянно глянула на него, ну просто как смотрят на афишу.
Взгляды их встретились. Она не вспыхнула, не повела бровью – просто очень быстро опустила голову. Рябиновский тоже узнал Ивана. Его глаза насмешливо и высокомерно блеснули.
- Тишина, внимание! – заревел мегафон голосом продюсера. – Финальная сцена! Всем очистить площадку, кроме Кощея, Снегурочки и Дурака!
На кадета Царицына натянули алую рубаху с русским печатным орнаментом на вороте, затянули кушаком.
- Пробуем финальную сцену, – грохотало в мегафон. – Иван-дурак является в замок Кощея. Он требует отдать ему красавицу. Так, так, тотальное внимание. Всё серьёзно, назревает кровавая разборка. Иван на пороге! Кощей и Снегурка под факелами. Внимание... пятьдесят шестая страница, кто забыл. Начали.
Установилась напряжённая тишина.
- Я долго буду ждать? – поинтересовался мегафонный голос. – Снегурочка, не спать! Ваши слова, ну же!
Несчастная девушка с ужасом поглядела на Ивана, потом на Рябиновского.
- А... гм. Что я должна сделать? Мегафон фыркнул:
- Всё написано в сценарии! Русским по белому: "Снегурочка вскрикивает от радости и бросается Ивану на грудь". Далее следует признание в любви. Что не понятно? Ещё раз... готовность. Начали!
У Ивана возникло желание спрыгнуть со сцены и убежать. Сейчас эта девочка, обиженная и оскорблённая, будет признаваться ему, Ивану, в любви? Ну, точно, он ведь читал сценарий... Бедная Василиса, неужели её заставят броситься к нему на грудь? Мысли понеслись, как скорый поезд: "Никто не знает, что мы знакомы. Ни Ханукаину, ни Рябиновскому неведомо, что она была влюблена, а теперь ненавидит меня. Что-то будет?"
Снегурочка побледнела:
- Простите... мне как-то неловко.
- Что значит "неловко"? – возмутился мегафон. – Мы что здесь? В игрушки играем? Алиса! Взять себя в руки! Работаем, работаем. Время идёт, деньги капают! Начали!
Иван опустил глаза. Только бы не встретиться взглядом.
- Я сказал "начали"! – закипал мегафон. – Что здесь такого? Нужно притвориться, сыграть любовный порыв. По местам! Алиса, вперёд!
Она сжала кулачки, твёрдо вышла на середину. Зажмурилась и, задрав белое личико к потолку студийного ангара, продекламировала:
- Ах, милый друг! Иванушка, ты здесь? Любимый мой, я так тебя ждала!
Девочка отвернулась, пряча пунцовое лицо.
- Не верю, – прогремел мегафон. – Это не игра, это... порнуха какая-то. Так в любви не признаются!
Изя, кряхтя, спустился с высокого стульчика. Подошёл к Алисе.
- Милая моя! У тебя наверняка есть любимый мальчик, признайся? У такой красавицы не может не быть. Представляю, как ты будешь визжать, если увидишь своего кекса после долгой разлуки. Так визжи! Представь, что перед тобой – любимый, единственный в мире Ваня! Герой! Красавец! Супермен! Прыгай ему на грудь, души поцелуями! В чём проблема-то, не понимаю?
Бедняжка обречённо мотнула головой:
- Не могу. Простите.
Ване вдруг стало весело. Алиса была восхитительно хороша в эту злую для неё минуту: снежно-белое личико, прохладные тени ресниц, огромные глаза. Краше любой Снегурочки. Царицын понимал, отчего трепещут ресницы и холодеют пальчики президентской дочки. Бедняжка боится... сыграть слишком верно! Чтобы он, проклятый Иван Царицын, не возомнил невозможного... А то взбредёт ему, глупому, в голову, что сердце Василисы страдает, что она помнит каждую минуту того незабываемого бала в Георгиевском зале Кремля.
Ханукаин продолжал что-то горячо говорить Василисе, она отчаянно мотала головой, повторяя:
- Не могу, не могу, правда...
И вдруг – она сделала решительный шаг вперёд. Наверное, так шагают с моста в пропасть.
Она подошла вплотную к Ивану, подняла на него свои страдающие глаза и сказала решительно, но в то же время нежно и трепетно:
- Я правда люблю тебя, Ваня. И убежала за кулисы.
Ханукаин, тихо оседая, без сил опустился жирным задом на сцену.
- Вашу ж мать! – только и молвил он.
- Кажется, вы открыли гениальную актрису, – с усмешкой молвил Лео Рябиновский, – я всегда говорил.
Рыжий Малкин подскочил, вытирая мутные слёзки:
- Я поздравляю, шеф! Такая Снегурочка... все растают! Все будут рыдать!
Режиссёр измождённо высморкался в бумажную салфетку, сунул её Малкину в нагрудный карман и вдруг недобро нахмурился:
- Боюсь, коллеги, мы рано радуемся. Здесь больше, чем игра. Тут реальность. Девочка действительно втюрилась в Ивана Царевича.
- То есть, как? – глаза Рябиновского блеснули.
- Она слишком молода, чтобы так играть, – глухо произнёс Ханукаин, приобнимая Лео за плечо. – Сами того не ведая, мы заставили её проговориться. Здесь – реальная подростковая любовь. Как говорится, с первого взгляда. Впрочем, наплевать. Главное – результат. Для моего шоу этого достаточно.
Ваня готов был провалиться сквозь землю. Точно сговорившись, все вокруг дружно решили, что Алиса влюблена в него по уши. Но всё-таки что это было? Внезапное проявление врождённого актёрского дара? А может быть, жестокое девчоночье издевательство? Или невольный крик души, пробившийся сквозь лёд презрения и ненависти?
Царицын был так смущён и взволнован, что не сразу понял, что за конверт сунул ему в руки один из менеджеров финансового отдела. Ваня опустился на стул возле кофейного автомата, гудевшего, как осиный рой в гнилом дереве. Вокруг автомата тоже всё гудело и роилось. Он выпил две чашки, прежде чем сообразил: это же деньги. Честно заработанный аванс...
Он сунул пакет за пазуху – пошёл отрабатывать. Пробная репетиция с участием нового актёра продолжалась всю ночь. Ваня щёлкал мизансцены, как орешки, особенно удавались те, где нужна была сила, ловкость, эффектная фраза, Гонялся за Бабой-ягой на метле, подвешенной сверху, на ма- тарзанки, на прозрачном полимерном тросе. Сражаясь Псом-рыцарем, ловко орудовал пластмассовым двуручным мечом. Сурово и зрелищно шествовал крестным ходом вместе с другими русскими витязями.
Успех был безусловный. Новые коллеги (включая, как ни странно, Лео Рябиновского) были от Ивана-дурака в совершенном восторге: он словно родился в этой алой сорочке, словно создан был для своей непростой роли. Визажисты лишь немного скорректировали причёсочку – и славянский мальчик, прыгая по сцене в казачьих сапогах, смотрелся, по авторитетной оценке режиссёра, "дивно, аутентично".
Наутро главный выжигатель столицы Иван Царицын, согревая евродоллары теплом разгорячённого сердца, выехал в штаб, на Никитский бульвар.
Фургон с рекламой фирменного магазина с трудом заехал на тесный дворик.
Когда распахнулись серебристые дверцы, мальчишки обалдели: внутри, завёрнутые в промасленную плёнку, томились титановые создания неземной красоты, с амортизаторами и коробками передач, с гибкими рамами...
Когда белобрысый рейнджер Берендейка (Игорь Берестов, школа № 57, 7"Б", две тройки в четверти) приближался к вороному, свирепо скалящему хромированные челюсти велосипеду, его круглые глаза глядели с такой трепетной любовью, что становилось ясно: точно так же двести лет назад лихой желтоусый предок Берендейки (Никанор Берестов, Белоцерковский казачий полк, 3-я рота, два Георгиевских креста за последнюю кампанию) подступался к трофейному чистокровному жеребцу.
А Васе Жукову, атаману замоскворецкой велосотни войска, ничего не досталось. "Погоди немного, – Царицын похлопал по плечу. – Я заказал тебе лучшую машину. Её не было в магазине, обещали привезти через месяц. Ты уж потерпи..." Вася улыбался немного растерянно, но кивал.
Мимо мельчайший из казачков, двенадцатилетний Гриня по прозвищу Скоростной Ушастик, вёл новый байк в поводу – видимо, не дерзая подняться на высоту кожаного седла.
- Привыкайте, парни, к новой жизни! – смеялся Царицын, наблюдая, как парни с благоговейными лицами разворачивают промасленные чехлы. – Со мной не пропадёшь. На следующей неделе закупим настоящие шлемы, со встроенными наушниками для радиотелефона!
К полудню начали собираться подземные "муравьи".
Поначалу подходили с растерянными лицами – как-то неловко было общаться с великим Царевичем напрямую, без уволенного Митяя Муравья. Но гномы видели пакеты с "алладинами", разложенные на лавках, и преображались. Мерили прямо здесь, вкусно щёлкая клапанами, затягивая ремни.
Ахали, восторженно орали: "Йес!" Потом Царицын вынес большой мешок и предложил каждому запустить руку внутрь. Там были радиопередатчики, достаточно мощные, чтобы связываться под землёй. "Муравьи" отходили с красными от счастья лицами, с "взрослыми" рациями, горделиво
нацепленными на грудь. Царицын, возбуждённый, в распахнутом пальто, вручал, пожимал руки. Оказывается, многих "муравьев" он помнил по именам, и "муравьи" смущались, как первоклашки, когда великий Царевич внезапно доверительно бил в плечо.
- Здорово, Данила. Это тебе.
И вручал очередной подарок: крутые спецназовские перчатки, или хронограф с подсветкой, или моток драгоценного гроса для спуска по вентиляционным шахтам.
Фирменный фургон отчалил, и почти сразу в ворота въехал чёрно-синий горбатый седан с красивой надписью на дверце: "Khan shows entertainment company ".
Мальчишки переполошились, в руках стрелков заблестели рогатки.
Телепайло, дежуривший на крыше особнячка, успел вложить в резинку стограммовую гирьку. Сбоку, придерживая под драными пальтишками биты, пододвинулись братья-близнецы Солоухины из спортивной школы "Торпедо".
Царицын взмахом руки расслабил бойцов: "Это за мной".
Из машины вышел немолодой человек в кожаной курточке, наголо бритый, в золочёных очках. Он с лёгким поклоном расаспахнул перед Царицыным заднюю дверцу:
- Пора ехать на репетицию.
Главный выжигатель обернулся к своим:
- Сегодня выходной, отмечаем обновки. Я на мобильной связи.
Парни стояли с разинутыми ртами.
Царицын, пряча довольный блеск в глазах, полез было в машину, как вдруг сбоку кто-то ухватил за плечо. Петя. Друг Тихогромыч.
- Слушай, брат. В общем... Ася спрашивала, как ты по-живаешь. Надо бы съездить к ней. Ведь обещал, помнишь.
- Конечно. Вечером, – Царицын поспешно захлопнул дверцу.
* * *
А под землёй, совсем рядышком, неподалёку от церкви Феодора Студита, сидел и позорно, как девчонка, плакал бывший главарь подземной молодёжи Митяй Муравей. Он остался совсем один.
Впрочем, нет: через полчаса приполз неунывающий Бахыт, один из самых древних и самых грязных "муравьев", с выбитыми передними зубами и вечно слезящимися глазками. Дёрнул за плечо.
- Не плачь, Митяха. Пойдём в метро покатаемся, украдём чего-нибудь.
Митяй шмыгнул носом, молча отцепил Бахытову руку и ушёл через заброшенный "тассовский лабиринт" в сторону Дома журналистов.
Он шёл без фонаря, на ощупь – по привычке забирая ближе к реке. Все муравьи знали, что под набережной в зимнее время, особенно в оттепели, ходить нельзя: сбросы талой воды заливают коллектор чуть не до потолка. Митяю было наплевать.
Через четыре часа, ни разу не выбираясь на поверхность, не зачерпнув воды, он добрался до Воробьёвых гор. Тут, под университетскими фонтанами, был его старый штаб. Митяй уже не плакал.
Он твёрдо решил уйти на дно – благо в штабе, в ржавом сейфе у него было полно разнообразной дури – в своё время муравьи натаскали своему фюреру всякой всячины, что удалось обнаружить в столичных клоаках: и водку, и едва початые пластиковые бутылки с виски, и разные жуткие пакетики, содержимое которых Митяй не пробовал, хотя догадывался...
"Эх, давись всё конём! " – он твёрдо решил завалиться в берлогу и напиться. Он доплёлся до "кабинета", толкнул гнилую дверцу, облепленную фотографиями улыбчивых девушек – и замер на пороге.
В митяйской берлоге сидел человек. Резкий свет криптонового фонаря резанул Митяю по глазам. Он машинально заслонился рукой, как от удара.
Впрочем, никто не собирался его бить. Напротив, человек ласково произнёс:
- Митя, не бойся. Это же я, Петя.
- П-петя? Ты как здесь... оказался?
Тихогромов опомнился, перестал светить Митяю в глаза.
- Да вот... поговорить надо. Извини, что без приглашения. Ребята рассказали, что ты живёшь под университетским фонтаном.
- Ну, дела! Сам пролез? Без проводника?! Ну, ты -монстр!
Тихогромов ничего не ответил. Чем-то зашуршал в темноте.
- Ты чего шуршишь? – напрягся Митяй. – Что... деньги принёс? Подкупить меня хотите?! Не получится!
- Какие деньги, брат? – рассмеялся Тихогромов. – Я тебе пирожки принёс, с картошкой и грибами. Будешь?
Митяй помолчал, потом подсел поближе к Пете.
- Буду.
Ему вдруг страшно захотелось есть. Со вчерашнего разговора с Царицыным во рту не было ни крошки.
- Даже тёплые. Обалдеть.
- Ты не думай, я тебя не подкупаю пирожками, – успокоил Митяя Петруша. – Просто так пирожки. Без задней мысли. Я просто... как сказать... чтобы ты на Ваньку не обижался. Короче говоря, у него сейчас тяжёлый период. Мы с ребятами подозреваем, что он... под воздействием находится.
- Чи-и-во?! – изумился Митяй. – Под нариками что-ли? Да не может быть!
- Что ты, брат, наркотики ни при чём. Слава Богу, не на-столько всё плохо. Воздействие другое, – Петруша замялся. – Ну... не знаю, как объяснить. На него действуют... как бы гипнозом. А вернее говоря, мысленно.
- Кто действует-то?
- Типа... колдуны.
- Гм, – усмехнулся Митяй. – Что-то не верится. Только вот не верится почему-то.
- Я тут начал информацию собирать, – сказал Петруша. – В общем, есть факты. Царевича сейчас крепко колбасит. Разные мысли ему сейчас в башку лезут, вот он и нервничает. Ты его прости, пожалуйста, подожди недельку-другую. А Царицын сам к тебе прибежит прощения просить. Вот увидишь.
Митяй ничего не ответил.
* * *
- А вот и наша новая суперзвезда, – иронично заметил Леонард Рябиновский, указывая в окно на подкативший седан. Телохранитель выскочил, чтобы распахнуть перед Иваном дверцу.
Иван не спеша выбрался из машины, пригладил светлый чубчик.
- Очень высокомерный мальчик, – фыркнула Алиса, отходя от окна. – Столько самомнения! А мне ещё приходится признаваться ему в любви! Невыносимо...
- Но очень реалистично, – едко улыбнулся безжалостный Лео.
Алиса ничего не ответила. Энергичный голос ханукаинс-кой секретарши объявил:
- Внимание! На репетицию в костюмах срочно приглашаются: Илья Муромец, Серый Волк, Иван-дурак.
- Дурак! – с наслаждением повторила Алиса.
Ванька с радостью нарядился в свою рубаху. Это была одна из его любимых сцен. Огромный, мускулистый Муромец лежал на печи и, как полагается русскому богатырю, пребывал в немощи.
Роль Муромца исполнял прима-хоккеист НХЛ Павел Солнцев, загорелый блондин, чьи фотографии сводили с ума пятнадцатилетних девушек в разных уголках планеты.
Изяслав Ханукаин специально договорился с директором "Детройт ред уингс", чтобы Солнцева отпустили на две недели в Москву. Это был идеальный Муромец: от Солнцева просто веяло доброй силой, благородной и миролюбивой. Улыбка у него была обезоруживающе детская, но злые языки утверждали, что причиной тому было нечётное малое количество извилин в мозгу хоккеиста, но Царицын этому не верил.
Итак, по сценарию, Иван Царевич и Серый волк в одеждах нищих странников возникали на пороге ветхой избушки Муромца:
СЕРЫЙ. Вот здесь он живёт, богатырь святорусский. Только его ещё разбудить надобно! А это нелегко.
ИВАН. Поднимайся, русский народ! (Поднимает сверкающий меч.) Вставай, страна огромная! Встань за веру, русская земля!
ИЛЬЯ. Не могу. Нет силушки подняться.
СЕРЫЙ. А вот святая водица. Глотни маленько.
ИЛЬЯ (потягиваясь). Ух! Чувствую, как силушка по жилушкам расходится! (Вскакивает на ноги.) Эх! Раззудись, нога, развернись, плечо! Ну, теперь я готов на подвиги. Вперёд за землю родимую на супостатов!
Гениальный Изя взгромоздился на свой высоченный стульчик, техники перестали бегать по сцене, двигать декорации. Хоккеист в расписной рубахе замер на печи.
- Внимание! – прогремело в мегафон. – Работаем!
Иван шагнул в оранжевое зарево огней. Стройный и плечистый, в алой русской рубахе, твёрдо шагая по стонущему настилу сцены, он подходил к домику былинного сидня медленно и благоговейно. Уж ему ли, Ивану Царицыну, не знать, как важен для судеб Отечества этот священный момент пробуждения народного богатырского духа... Откинув светловолосую голову, Иван медленно обнажил меч. Сбоку включился мощный вентилятор – потоком воздуха взметнуло золотые пряди. Звенящим от волнения голосом Иван возгласил:
- Поднимайся, русский народ!
Взвилось к небу блещущее лезвие славянского меча. Скоро поганые недруги узнают, что такое русский гнев. Недолго ещё воронам гадить на золотые купола. Недолго плакать прекрасным девам на берегах родимых рек.
- Вставай, страна огромная!
Уж погасла подсветка декораций и полезли со своими кабелями техники – ладить фоны для нового света, а Иван всё стоял, улыбаясь.
И когда спускался со сцены, в его ушах не стихало эхо рокочущих слов, и, казалось, отражался в глазах ярый отблеск сияющего клинка.
Даже опускаясь на стул со стаканчиком кофе в руках, Иван сохранил царское в осанке, во взгляде и в голосе. Медленно, будто наполненный великим значением собственной жизни, немного сутулясь под тяжестью жизненной миссии, Иван приблизил к губам стаканчик.
И тут пробегавшая мимо Ваниного столика девчонка с дурацкими хвостиками бросила в его тарелку что-то трубочкой скрученное, белое.
Записка?! От ... неё? Прикрыв записочку салфеткой, Ваня усмехнулся. Ничего удивительного. Она влюблена в него, он так и думал.
Не случайно так волновалась, когда надо было по сценарию признаться в любви.
Страстный и крепкий вкус ирландского кофе. "От судьбы не убежишь, надо признаться себе в этом, – думает Царицын, – особенная девочка. Особенная любовь. Я верю, так и будет. В моей жизни не могло быть иначе..."
Он поглядел туда, где Алиса-Василиса, хихикая, о чём-то оживлённо беседовала с Рябиновским и Фаберже. А на Ваньку если и взглянет раз в полчаса, то уж непременно с таким демонстративным презрением, что даже неприлично: каждый понимает, какая это ненависть...
И чем больше такой ненависти, тем веселее Царицыну...
Лениво покусывая зубочистку, заглянул в записку, точно это был ресторанный чек.
А сам глазами впился:
Не вздумайте возомнить, жалкий человек, будто Вы и правду что-то для меня значите. Мне приходится разыгрывать пламенные чувства к Вам, между тем, ничего кроме омерзения испытывать невозможно, глядя на Ваше наглое лицо. Распуская слухи, будто между нами что-то было прежде, Вы в очередной раз совершаете подлость, к чему я, впрочем, привыкла. Имейте мужество уничтожить это письмо.
Снова позвали на сцену. Будто из любовного романа в сказку, шагнул Царицын: на сцене гладь искусственного льда и синие на чёрном сполохи полярного сияния.
- Сцена четырнадцать. Внимание! Атака тевтонских рыцарей, – разнеслось под сводами гигантской студии.
Злобного Пса-рыцаря играл известный актёр по фамилии Горловских. Это был настоящий урод, причём урод счастливый: страшный перекос челюстей, распухшие губы и неподвижные, лишённые ресниц глаза сделали его сказочно богатым.
Редкий фильм ужасов, снятый в России, обходился без горбатой, неимоверно плечистой и совершенно лысой звезды.
По замыслу режиссёра, тевтонский агрессор, облачённый в узнаваемые латы западного образца, пряча страшное лицо под характерным шлемом, надвигался на русского Ивана, размахивая боевым цепом. Ивану предстояло несколько раз подпрыгнуть, уворачиваясь от шипастого шарика на цепи, а затем обрушить на врага страшный удар бутафорского двуручного меча.
ПЁС-РЫЦАРЬ. Подчинитесь или умрите, русские свиньи!
ИВАН. Пусть ярость благородная вскипает, как волна! (Наносит добивающий удар.) Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!
Глядя на громаду блестящего металла, напиравшую с Запада, Иван ощутил странную дрожь, какой-то почти священный трепет; он стиснул рукоять меча, ноздри его бешено раздувались.
И теперь, как тысячу лет назад, славянин встречал закованную в железо европейскую чуму с открытым лицом.
Стальное чудовище с рычанием оборотилось, взмахнуло чёрным цепом... послышался гадкий свист. Иван не стал пригибаться – он бросился вперёд. И сходу, весело оскалив зубы, двинул Пса-рыцаря рукоятью меча в самое забрало, круглым золочёным яблоком прямо в стальное рыло. Удар был страшен – рыцарь хрюкнул и, запрокинув морду, начал медленно заваливаться набок.
- Кто с мечом к нам придёт...
Русский Иван отступил на шаг и в добивающий удар вложил всю многовековую славянскую ненависть.
- От меча и погибнет!
- Бле... блестяще! – икая, хватая ртом прокуренный воздух, восторгался Ханукаин. – Мой мальчик, ты великолепен! Теперь снимай с него шлем, давай!
По сценарию следовало стащить с поверженного врага бочкообразный шлем, чтобы зрители увидели лицо Пса-рыцаря. Гримеры потрудились на славу: и без того страшное, оно теперь напоминало оскаленную, сморщенную от злобы собачью морду.
- Ни пяди родной земли не отдадим! – возгласил Ваня, оборачиваясь к Илье Муромцу и Серому Волку. – Не допустит наш народ, чтобы русский хлеб душистый назывался словом"брод"!
Грянула музыка.
Разгорячённый Царицын прыгнул со сцены. Счастливый и измученный, он отёр пот с лица, скрылся за ширмой. Сбросил костюм, влез в чёрные кадетские штаны. Совсем рядом, за ширмой, мелькнули две тени – высокая и поменьше.
- Откуда у вас эта записка? – тревожно произнёс девичий голосок, который Царицын узнал сразу.
- Не забывайте, Алиса. Ведь я волшебник, – проворковал в ответ нежнейшим баритоном Лео Рябиновский.
Иван вздрогнул, как от электрического удара. Записка! Судорожно сунул руку в карман штанов... там было пусто.
- Надеюсь, вы не читали? – голос девушки задрожал.
- Разумеется, читал, – усмехнулся Лео. – Откуда мне знать, что это ваша записка. Вы пишете, что у вас с очаровательным Ваней-казачком "что-то было прежде". Крайне любопытная информация... признаться, несколько неожиданная для меня.
- Ничего у нас не было! – вырвалось у Алисы. – И вообще, я не собираюсь перед вами оправдываться! Как вы посмели читать? Это не ваше письмо!
- Ах, вот как? – Лео сощурился, улыбка его совершенно утратила вежливость, почти превращаясь в оскал. – Не смею больше задерживать!
Он поклонился насмешливо низко. Алиса, вспыхнув, сжала кулачки и побежала прочь по коридору. И на лестнице прямо влетела в Царицына, преспокойно сидевшего на перилах.
- Самодовольный хам, эгоист! – её глаза позеленели от злобы. – Как вы посмели передать Рябиновскому мою записку?! Вы просто подлый, подлый...
- Постойте... Василиса! – Иван шагнул навстречу.
- Молчите! Не смейте приближаться!
Со всей силы, вслепую, судорожно сжатым кулачком президентская дочка врезала ненавистному Ивану по физиономии. Из великолепного царицынского носа брызнула кровь.
Василисины глаза расширились в ужасе:
-Ай...
Иван понял: сейчас или никогда. Вот она, та заветная минута, когда судьбу можно брать голыми руками.
Он решительно шагнул вперёд, уверенно и мягко взял Алису за оттопыренный локоть и поцеловал.
И в это время в заднем кармане Ваниных брюк весёлой песенкой зазвонил мобильник. Никогда ещё кадетская песня про фуражку не казалась Царицыну такой омерзительной.
Алиса вздрогнула от неожиданности, как-то печально вздохнула, отстранилась и молча, не глядя на Ивана, пошла по коридору.
- Я вас внимательно слушаю, – звенящим от злости голосом сказал Иван.
- Ванюша! Ванюш, это ты?
- А кто ещё вам нужен? – с леденящим спокойствием поинтересовался Царицын.
- Это я, Петя, – запищало в трубке. – Ты даже не представляешь, Ванюша, какая у нас новость. Отгадай с трёх раз... Не можешь? И не догадаешься никогда. – Он помолчал немного, интригуя друга, но не выдержал, выпалил громко и радостно: – Ставрик и Касси приехали, с отцом! Мы тут все собрались, ну, в домике... Ася, Надинька Еропкина, я, Ставрик, Касси... Торт купили. Приезжай! Касси сказала, что у неё к тебе срочное дело. Она привезла тебе письмо...
Конечно, Ваня обрадовался. Он так давно не видел дорогих сердцу Кассандру и Ставрика. Но у него репетиция. Он не может приехать.
- Я не могу приехать, у меня репетиция. Может, попозже, вечером...
Петя громко вздохнул.
- Письмо срочное... – тихо сказал он.
- Ну, дела, – подумал Иван. – Вот ведь закрутило – некогда с друзьями повидаться. Интересно, что за письмо привезла Касси. Поеду после репетиции, – решил он. – Дождутся, никуда не денутся. Чай с тортом, разговоры, то, сё.
И он завертел головой по сторонам, пытаясь отыскать Василису.