1

У него было простое, уже почти забытое русское имя — Федор. И жизнь была простая, до оскомины. Серая, с черными, неубывающими провалами потерь. Сначала отец, потом мать, потом жена. И остался он один в нудной жизненной пустыне. По вечерам его встречала старая обшарпанная однокомнатная квартира в далеком, непрестижном районе. Выцветшие облупившиеся обои, потрескавшийся потолок, и краска на полу, стертая до желтизны дерева. Надо было сделать ремонт. Но зачем? Для кого? Его все устраивало. Он был непривередлив, неприхотлив. Изредка, по выходным, забредали полупьяные знакомые, если вдруг шел дождь, а выпить было негде. Дешевая водка в граненых стаканах, которые чуть старше хозяина, килька с луком и серый хлеб. Всего этого хватало. Он выпивал противную обжигающую жидкость, смотрел на донышко стакана. Там было вылито: «Ц 14 к». Когда это было? Он долго и молча смотрел в немытое окно, не обращая внимания на пьяные речи знакомых, извечно сводящиеся к одной и той же теме взаимного уважения. Думать ни о чем не хотелось. Просто нападало никчемное оцепенение, серое и однотонное, как все окружающее. Впрочем, иного он не знал. Да его и не бывает.

Лишь работа вносила какое-то разнообразие, но… И она текла медленно и нудно. А что интересного может быть у инженера по сигнализациям в полузаброшенном НИИ Целевой Электроники? Контакты, катушки, сирены, тепловые, лазерные датчики. Оборудование новых систем, замена старых на более совершенные. Но это случалось крайне редко. Остальное время — скучное однообразие. Читка спецлитературы, все то же глядение в окно, пустые разговоры. Ну, соответственно и оплата — минимальный оклад. Можно было найти другую работу, но… специалист он был не ахти какой и кроме основного профиля мало в чем ориентировался или просто не хотел. За деньгами он никогда не гнался. Ему хватало на то подобие жизни, что он влачил. На кружку пива и хвост селедки, изредка на новую рубашку и дешевые кроссовки, мелочи находилось. Часть мизерной зарплаты он отдавал за долги, что остались после похорон матери. Длинная прямая серая дорога, где каждый шаг похож на предыдущий, лежала перед ним.

2

Федор частенько встречал ее в коридорах института. То была эффектная женщина, всегда ярко одетая, высокая блондинка с огромными каре-зелеными глазами, таинственно затененными длинными ресницами. Когда она улыбалась, на нежных щеках появлялись очаровательные ямочки. Это выглядело очень соблазнительно. Хотелось коснуться их губами. И не только их. Но, к сожалению, Федор не был с ней знаком. Он лишь знал, что ее зовут Юля. Красивое имя. Оно очень подходило ей. Да еще то, что она вхожа в круги руководства. А кем она работает, замужем или нет, он не знал. Нет. Она не для него. Слишком красивая. Слишком высоко летает. И потому Федор старался не думать о ней. Но… Она сама вошла в его жизнь, медленно и осторожно, словно кошка, вышедшая на охоту. И действительно, были в ее движениях и мягкость, и кошачья грация.

Она смотрела на него из-под длинных ресниц ясными летними глазами и улыбалась. Федор молчал. Он не поверил глазам, увидев ее в своем кабинете.

— Здравствуйте, — голос ее был певучий, с отзвуком весеннего ручья. — У меня что-то с чайником. Не посмотрите?

И она протянула ему электрический чайник. Федор смотрел на тонкие пальцы, сжимающие черную ручку, и никак не мог очнуться.

Тогда она улыбнулась еще раз. Поставила чайник на стол и со словами: «Я завтра зайду» — направилась к двери. Он смотрел ей вслед и понимал, что надо что-то сказать, но что — не знал. (Он тупо смотрел на округлые особенности ее фигуры, туго обтянутые короткой черной юбкой, и чувствовал, как глубоко в груди сладкой истомой зашлось растревоженное сердце.)

На завтра она принесла баночку дорогого кофе и домашние печенья, которые таяли во рту.

— Надо испытать чайник, — пояснила она.

— Конечно, — согласился Федор. Он чувствовал себя увереннее. — Присаживайтесь.

Он усадил гостью в свое кресло и закрутился, завертелся, стараясь угодить ей. Она внимательно осмотрела его лабораторию и натолкнулась взглядом на томик Шопенгауэра, которым Федор разбавлял свое одиночество.

— О, — Юля улыбнулась, — я тоже люблю умные книги.

Отсюда сам собой завязался робкий поверхностный разговор о книгах, литературе вообще и глобальных мировых проблемах. А потом, когда реанимированный чайник закипел, пришло время пить кофе. Склонив голову набок, гостья наблюдала за Федором сквозь опущенные ресницы. Тонкая рука небрежным движением поправляла светлые локоны, спадающие на лицо, открывая маленькой аккуратное ушко и очаровательную родинку у нежной мочки. А далее грациозный изгиб белой шеи, чуть прикрытый воротником белой блузки. Федору очень нравились девственные женские уши, не знающие тяжести презренного металла. А у Юли были именно такие.

Когда выпили по второй чашке кофе, гостья совсем освоилась и, увлеченно рассказывая содержание недавно прочитанной книги, небрежно закинула ногу на ногу. Короткая черная юбка уползла вверх, разрез на бедре беспомощно раскрылся, выставив напоказ нежную плоть. У Федора перехватило дыхание, ладони стали влажными. Он пытался казаться беспечным, кивал, улыбался и старался не смотреть на ее ноги, прекрасно понимая, как красноречивы его голодные взгляды.

На прощанье она одарила его обворожительной улыбкой и пообещала зайти еще. Так и сказала: «Просто поболтать». Вначале она действительно приходила просто поболтать, попить кофе, приносила ему книги, а со временем он почувствовал, что их отношения могут иметь логическое продолжение. Еще никто не воспринимал его так, как она: со всеми недостатками и достоинствами. Он уже не мог не видеть ее каждый день. И если она долго не приходила, начинал волноваться. Каждое утро он стоял у окна и ждал появления ее белого «Фольксвагена».

Да, она привыкла жить хорошо. Дорогие одежды, рестораны, своя машина. Конечно, она получала в несколько раз больше его. Должность. Он немного комплексовал и старался уйти в сторону, когда она вдруг пригласила его в ресторан. Это неправильно. Приглашать должен мужчина. Он отнекивался, но она не хотела ничего слушать.

— Какая глупость, — мягко говорила она, — вести разговор из-за сотни баксов. Просто у меня настроение такое. Хочется тихой музыки, полумрака, хорошего вина и… человека, с которым можно просто поболтать по душам. Это сейчас большая редкость.

— Но я… — он развел руками.

Она по-детски насупилась и с нежной дрожью в голосе прошептала:

— Не обижай меня.

Он не мог ее обидеть.

— Сначала мы купим тебе приличный костюм…

А потом…

Она сама застелила кровать свежим бельем. Он смотрел на ее пухлые ягодицы, обтянутые черным материалом, и не понимал, зачем он ей.

Наутро он проснулся первым. Долго любовался спящей женщиной. Есть в этом что-то прекрасное. Во всех спящих… Она открыла глаза, улыбнулась.

— Поцелуй меня.

Он поцеловал.

— Поцелуй всю, — она капризно надула губки, — я так хочу.

Он был не против. Забытая сласть вернулась и приятно будоражила кровь. Ему самому хотелось зацеловать тугое нежное тело. Он целовал, спускаясь губами все ниже и ниже, и не верил во все это. Не верил в реальность происходящего.

— Сегодня выходной, — промурлыкала она, запуская пальцы в его волосы. — И у нас много дел.

«Каких дел?!» — мысленно удивился Федор, но ничего не сказал.

А дел действительно оказалось много — и новых, и почти забытых.

А потом, уже много дней спустя, она ласково подвела разговор к интересующей ее теме, и Федор заподозрил неладное. Так вот для чего весь этот спектакль! Она стала еще нежнее, еще ласковее, вытворяя такие вещи, о которых он и не подозревал, и все гнула, гнула свою линию.

— Пойми, — шептала она, прижимаясь к нему упругой грудью (левой или правой, не имеет значения, они обе хороши в равной степени), — дело верное. Покупателя я уже нашла. Сто миллионов долларов. Представляешь, какие это деньги! За полчаса работы. Все продумано. Но кроме тебя никто не справится. Ты — единственный специалист.

Федор поднял на нее удивленный взгляд:

— Но что может быть такого в нашем умирающем институте?

— Ты далек от тайн производства. Ты думаешь, просто так у нас самая новейшая техника? В нас вложено столько денег! Результат двадцатилетней работы — сверхпроводник. Его цена — семьсот миллионов долларов. Это революция в электронной промышленности. Кто первым заполучит его — тот господин и бог.

— Но при чем здесь я?

— Вся информация на лазерном диске. Код сейфа я знаю. Дело в сигнализации. Дело в тебе.

Ее горячее дыхание щекотало ухо. Она накрыла его своим телом, поцеловала:

— Представляешь, вся жизнь изменится. У тебя свой остров в Тихом океане, роскошная вилла, и я рядом, в наряде дикарки, загорелая, сладкая, как шоколадка. Вся твоя. Я бегу по кромке моря. Ты гонишься за мной. Сильный, загорелый, дикий. Догоняешь, роняешь на песок и… я не в силах тебе сопротивляться…

«Женщина, имя тебе — вероломство…» — сказал однажды классик, и был бесконечно прав.

Видя его нерешительность, она встала и, не прикрываясь, прошлась по комнате. Он смотрел на ее тело. На движение ягодиц, на ее бедра, живот, груди, и представлял ее загорелой дикаркой, убегающей по кромке прибоя.

— А что ждет тебя здесь? Серая, непроглядная жизнь впроголодь, нищенская старость и место на общем кладбище, без памятника, с шестизначным номером.

Федор угрюмо молчал.

— Ладно, я не хотела тебе говорить, но… если это не сделаем мы, это сделают другие. Шеф сам продаст проводник. Институт закроют, а мы останемся на улице с пособием для безработных. Подумай: что держит тебя здесь?! Кому и чем ты обязан? Кто хоть раз вспомнил про тебя? Для них ты — мусор, и не более. Пора самому позаботиться о себе. Не век же сидеть… как премудрый пескарь. Заодно и долги раздашь. Проценты-то растут.

Он болезненно поморщился.

— Мне надо подумать.

— Нечего думать. Все давно придумано. План у меня есть. Надо торопиться. После итоговых испытаний будет поздно.

— Подойди, — попросил он.

Она повиновалась. Он положил руку на бедро, гладкое, тугое.

— Я хочу все забыть.

— Ты забудешь все, я обещаю…

— Я хочу сейчас, — прошептал он, с мольбой глядя на нее снизу вверх.

Она довольно улыбнулась, на щеках возникли сладкие ямочки.

— Сейчас так сейчас. Но вначале я приму душ. А потом… потом мы обсудим детали нашего дела.

3

Только потом он долго и мучительно думал: что же толкнуло его, серого, безвольного человека, на такое безумство? Может, надоело быть безвольным и серым, или обуяла дикая злоба на все начальство, готовое так бессовестно кинуть его. А что тогда? Кому он нужен в сорок лет? Не такой уж он специалист, чтобы его встречали с распростертыми объятиями. Или надоело быть нищим, выкраивать копейки и ходить в магазины просто так, как в картинную галерею. Или боязнь потерять удивительную женщину. Наверное, все это сплелось, свилось в одну веревочку, которая и подтянула его к…

Отключить сигнализацию не составило большого труда. Ведь он сам собирал ее четыре года назад. Знал все слабости и достоинства.

Стараясь ступать как можно тише, он поднялся на седьмой этаж. А вот и семьсот первый кабинет. Кабинет Юлии. Там ждет его таинственный напарник. Федор осторожно повернул ключ. Вошел в кабинет, замер, прислушиваясь. Было тихо, до звона в ушах. Только сердце бухало. Никогда он не занимался такими делами.

— Серый, — тихо позвал Федор.

Дверь шкафа скрипнула, и что-то маленькое и серое возникло перед ним.

— Я уж думал, не придете, — прошептало это серое что-то, — ноги затекли в шкафу сидеть. Что за жизнь!

— Тебе сколько лет?! — удивился Федор.

— Одиннадцать, — ответил Серый.

— Да-а-а, — протянул Федор. Он ожидал кого угодно, чего угодно, но не ребенка и, немного подумав, добавил: — Пошли.

Они подошли к двери соседнего кабинета. Плохо, что сборка внутри кабинета. Было бы намного проще. Подковырнув отверткой пластиковую панель обшивки, Федор снял ее, обнажив пухлый пучок проводов. Где он, нужный? Ага, вот этот.

— Посвети, — шепнул он напарнику. Самый ответственный момент: вставить две иголки, накинуть перемычку, чтобы в охране на пульте не загорелась лампочка. Потом можно перекусить провод. Но если промахнешься — взвоет, замигает и… приплыли. «А ведь дело плевое, — мелькнуло в голове, — любой бы мог справиться». Вставив иголки, он замерил напряжение. Есть. Теперь перемычку. Щелкнули бокорезы. Все. Сигнализации больше нет. Но лучше выждать полчаса. Лампочка может мигнуть. И вдруг Петра Ивановича понесет проверить причину! Надо быстро поставить панель на место и обратно в семьсот первый кабинет. Две-три минуты у них есть. Они сидели тихо, боясь шелохнуться. Интуиция не обманула Федора. Через пять минут, что-то ворча под нос, появился охранник. Он обошел весь этаж, но ничего подозрительного не заметил и убрался восвояси. Выждав еще с полчаса, Федор взялся за дело. Теперь второй провод. Вторая перемычка. Тройная сигнализация — не шутка. В третий раз сторож не пришел. Наверное, решил, что мыши озоруют.

Изначально оба кабинета были венткамерами. В них базировались двигатели вытяжной системы, задвижки, сложная система труб и сборки управления. Но со временем необходимость в них отпала и всю эту рухлядь выбросили. Сделали ремонт, и получились два уютных кабинета. Но… хитрость вот в чем. В прежние времена их связывала неширокая труба. Саму ее выбросили, а отверстие заделали фанерными кругами, не удосужившись заложить кирпичом. Об этом не знал ни директор, ни главный технолог, которому и принадлежал семьсот третий кабинет. Вот через эту лазейку Серому и предстояло проникнуть к заветному сейфу.

Еще год назад Федор удивлялся, когда его заставили ставить в этом кабинете лазерные датчики. Теперь понятно, к чему такая предосторожность.

С пробками пришлось повозиться. Надо было все сделать аккуратно и как можно тише.

Серый оказался профессионалом. Встав на плечи Федора, он просунул в отверстие левую ногу, потом правую и шепнул:

— Подтолкни.

Федор помог ему. Извиваясь, мальчик без особого труда проскользнул в узкое отверстие. И уже через пять минут показалась его рука с диском. Федор принял сокровище и втянул мальчика обратно. Все оказалось намного проще, чем мог себе представить Федор. Они немного отдышались. Не от усталости, от волнения.

Приоткрыв дверь, он долго прислушивался к тишине ночных коридоров. Теперь необходимо спуститься на второй этаж, где располагалась столовая, и по узкому наклонному желобу скатиться в мусорную машину. В пять утра их вывезут на свалку. А там — свобода.

В машине пахло не вкусно. Да что там, воняло по полной программе. Желудок выворачивало, хотелось высунуться и сделать хоть один глоток свежего воздуха. Но они, со стойкостью профессионалов, сидели молча и неподвижно, прижимая к груди пакеты с чистой одеждой.

 4

Все вышло как нельзя лучше. Машина вывалила их на свалке. Полежав еще немного среди отбросов, они вылезли из кучи помоев. И только тут, в утреннем свете, Федор рассмотрел своего напарника. На вид ему никак не одиннадцать лет. Восемь, от силы — девять. Стрижка «под горшок», огромные серые глаза, худое желто-зелено-серое лицо. Серая, похожая на старый мешок, застиранная водолазка, принадлежащая явно не ему, поскольку была велика. Плечи стремились к локтям, а рукава приходилось поминутно подтягивать. Да и штанишки… латаные-перелатаные трикошки с торчащими коленями, рваные, расхлистанные кроссовки на босу ногу. Из порванного носа правой сиротливо выглядывал большой палец. «Кто-то живет хуже меня», — подумал Федор. И тут же сам собой возник вопрос. А зачем? Зачем он тут? Совсем еще ребенок и в таком деле. Время. Страшный отпечаток времени. Оно не щадит никого. И в первую очередь детей. Беспризорщина, как в гражданскую войну.

Федор окинул округу быстрым взглядом. Ничего подозрительного. Насколько хватало глаз — кучи мусора, чередующиеся с кустами. Да, собственно, кому какое дело до двух оборванцев? По лету бомжей здесь — пруд пруди. Да и рановато еще.

— Пойдем к тем кустам, — вслух сказал Федор. Ему порядком надоело шептать. — Надо переодеться.

Серый согласно кивнул и сморщил нос:

— Ага. На «параше» я еще не ездил.

Он стянул водолазку, и Федор еще раз удивился его худобе. Кожа и кости. И как только двигается? В его представлении дети должны были выглядеть иначе. Розовые и упитанные, как молодые поросята. Оказывается… Над левым соском у Сереги красовалась жирная татуировка «14 643».

— Это зачем?

— А-а-а, — беззаботно отмахнулся Серый, — это в приемнике накололи. Всем делают, кто больше трех раз попадает. Чтобы не спрашивать: кто и откуда. В картотеке мы все по номерам. Сразу ясно, кого куда отправлять.

Федор поморщился и осторожно спросил:

— А родители… у тебя есть?

— Да как сказать… — пожал плечами мальчишка. — Отца вроде никогда и не было, а мать… не… не до меня ей. У нее своя жизнь.

Он оказался словоохотливым и без просьбы напарника продолжал монолог:

— Я раз пять из дома сбегал. Сначала с друзьями, потом сам по себе. Воровал, — признался он. — Ну, жить-то как-то надо. На работу меня кто возьмет?

— Резонный вопрос, — согласился Федор.

— Вот уж никогда не думал, что буду медвежатником, — усмехнулся пацан.

— Я — тоже, — признался Федор.

Мальчик достал из пакета ярко-красную олимпийку.

— Это еще зачем? — удивился Федор. Он не любил яркие цвета.

— Юлька мне положила, — просто ответил Серый. — А тебе что, не нравится?

Он называл ее просто, как подружку: «Юлька».

— Да нет, ничего, — буркнул Федор.

Они сложили вонючую одежду в пакеты и спрятали под кустом, хотя вернее было просто бросить ее в кучу близлежащего мусора. Федор определил направление города и неопределенно махнул рукой:

— Нам туда.

— Не-е-е, — морщился Серый, — воняет здесь не хуже, чем в машине.

— Потерпи немного, сейчас выйдем в посадки, — автоматически ответил Федор, внимательно осматривая окрестности. Где-то тут должна быть заброшенная насосная станция. Ага, вон она, заросла совсем, не найдешь сразу. Там должен стоять джип.

 — Я, когда получу деньги, буду через день в баню с бассейном ходить. Я был там два раза. Мне очень понравилось, — продолжал балаболить Серега.

Федор остановился и внимательно посмотрел на напарника.

— Чего?! — удивился Серый.

— Ты как попал сюда?

— Меня Юлька в приемнике подобрала. Сказала, что я больше голодать не буду и никто меня больше не обидит. Она крутая девка, правда?

— Да, — задумчиво кивнул Федор. Она обманула его лучшие надежды. В такой прекрасной оболочке… Теперь он уже жалел…

— И квартирка у нее навороченная, — восхищенно рассказывал Серый. — Я целую неделю у нее жил. И сейф у нее такой же, как в кабинете. Я тренировался всю дорогу. Под конец с закрытыми глазами открывал, по щелчкам.

— Далеко пойдешь, — печально вздохнул Федор.

— Из нас неплохая команда получится, — заметил Серега. — Как ты думаешь?

— Думаю, — эхом отозвался Федор. Вся эта авантюра ему уже не нравилась. Прежняя позолота бесследно пропала, а на ее место прокралось противное ноющее сомнение. А стоило ли?

— А ты видел фильм «Джон и Тимми»? На прошлой неделе показывали, — после ночного молчания Серегу как прорвало. — Там ребята вроде нас работали.

— Только начало, — рассеянно ответил Федор. Сквозь кусты он уже видел блестящий вишневый бок джипа. — Ко мне гости пришли. Надо было развлекать.

— Жа-а-аль, — протянул мальчик, — классный боевичок был. Джон и Тимми тоже стащили какую-то вещичку, но их в конце пришили. Жаль.

Федор остолбенел. Ноги отнялись, руки похолодели. Проще пареной репы. Они идут на верную смерть. Кто? Кто за просто так отдаст тебе сто миллионов долларов? Да у нас за сто рублей убьют! Не то что за такое состояние. Вот в чем весь секрет. И место специально выбрано глухое. Схватив мальчика за руку, он поволок его туда, где были самые густые кусты. Он очень надеялся, что их еще не увидели.

— Олимпийку, сними олимпийку, — зашептал он, присев за кустом и усадив рядом мальчика. Сердце бешено колотилось, руки тряслись и покрылись противным липким потом. Наверное, впервые он понял, что смерть совсем рядом.

— Что случилось?! — возмутился Серега.

— Понимаешь, друг, — он стиснул плечи мальчика, встряхнул его и, заглянув в глаза, прошептал: — Я — Джон, а ты — Тимми. Мы сделали свое дело на семьсот миллионов долларов, а лишние свидетели никому не нужны! Понимаешь?

Огромные глаза мальчика округлились. Он выдавил из себя страшный вопрос:

— Теперь и нас пришьют?

В ответ Федор крепко обнял пацана, как обнимают спасителя, и с благодарностью шепнул в самое ухо:

— Спасибо, что вспомнил про фильм.

Злиться и обижаться не было времени. В мозгу билась единственная мысль: «Бежать, бежать как можно дальше!» Он отдал мальчику свою темно-синюю олимпийку, оставшись в зеленой футболке, и, прячась за кустами и кучами мусора, как звери, они заспешили прочь.

Через полчаса вышли к обшарпанному зеленому вагончику, колеса которого наполовину вросли в землю. Два разномастных ящика играли роль крыльца. Дверь была на замке. Но больше всего Федора поразили занавески на единственном окне. Создавалось впечатление, что здесь кто-то жил. Странно, но в наше время… Федор заглянул за вагончик. Там между двумя столбами была натянута веревка и на ней трепыхалось несколько невзрачных бесформенных тряпок, среди которых он разглядел синее платьице на девочку лет десяти и яркую детскую панамку. «А что, если…» — в его голове промелькнула неожиданная идея. Он сдернул платье, панамку и заодно прихватил большую линялую куртку грязно-зеленого цвета.

Забравшись поглубже в посадки, он протянул платье Сереге:

— Одень. Оно должно тебе подойти.

— Ты чего!.. — скривился мальчик.

— Они ищут Джона и Тимми, — пояснил Федор. — Они ищут мужчину и мальчика. Понимаешь? На девочку они не обратят внимания. Ты пойдешь впереди, а я — следом. Меня они не видели. Понимаешь? Так у нас меньше шансов привлечь внимание.

— Ты думаешь, они нас уже ищут?

— За такие деньги они перевернут всю свалку, раскопают каждую кучу. Сейчас мы повернем и пойдем по окраине города.

— Куда? — поинтересовался мальчик.

— В городе нам появляться нельзя. В понедельник нас будет искать и милиция, — Федор на минуту задумался. — Есть надежное место. Правда, идти далеко. Но… дня за три, думаю, дойдем.

— Дойдем, — согласился Серега. Сокрушенно вздохнув, он стал превращаться в девочку, и когда все было готово, обиженно пожаловался: — Непривычно без штанов.

Девочка из него получилась симпатичная. Худенькая, болезненная, с огромными печальными глазами. Поля панамки скрывали прическу, нависали над глазами, придавая легкий налет таинственности. Федор остался доволен.

— Ты пойдешь впереди. Я буду присматривать за тобой.

Серега поднял на него огромные глаза. Выдержал продолжительную паузу.

— Я… — он понял Федора с полувзгляда. — Я… сделаю все, как ты скажешь.

Он шмыгнул носом, ссутулился и пошлепал вдоль дороги.

Маленькая хрупкая фигура. Федор смотрел вслед. Злость на весь мир, боль за себя и этого мальчика… Он поймал себя на мысли, фантастической… «А если бы у меня был сын? Ну, примерно такой же…» А почему же… Красивое имя. А может… Он послан… свыше… На место того, что не родила ему жена.

Он уже… боялся за него. Серега шел впереди. Эфемерное создание. Худое, бледное. Девочка. Они прошли пустырь, вышли к брошенной стройке. Груды битых кирпичей, лопнувшие бетонные блоки, ржавые трубы, прутья арматуры, кучи застывшего раствора и останки трактора. Край города. Может, и не стоило сюда заходить. Добрые мысли приходят после времени. Он даже не мог себе представить… В шесть часов утра есть еще такие люди. Черная размазанная фигура накрыла Серегу. Он вскрикнул, завизжал, упал на спину, раздавленный большим человеком. Первое время Федор не мог понять, что это значит. Такое он видел только в кино. Но жизнь… Она бросила его вперед. Он взревел, как раненый медведь, в три прыжка оказался рядом, схватил за шиворот и что было сил рванул на себя. Мужик тут же вскочил и кинулся на Федора, опрокинул его, навалился сверху, стиснув шею крепкими руками. В глазах потемнело от боли в спине. Падая, он сильно ударился об острый угол кирпича. В угасающем сознании мелькнула запоздалая мысль: «Надо было бить в затылок». В жизни Федор почти не дрался, не приходилось. За сотую долю секунды он успел пожалеть, что мамка с папкой в свое время не отдали его в секцию борьбы. Ох, как бы сейчас она пригодилась. Собрав остатки сил, он схватил врага за руки и попытался отвести их, но противник попался крепкий. Федор даже не мог крикнуть мальчику: «Беги!» И тут… Серега и не думал убегать. Он кинулся на злодея, вцепился зубами в ухо и намертво стиснул челюсти. Мужик заорал дурным голосом и тут же забыл про Федора. Он попытался ударить мальчика, но тот находился за его спиной и сделать это было невозможно. Теперь Федор не упустил преимущества. Его правый кулак крепко приложился к носу врага. Тот обмяк и безвольной тушей навалился на Федора. Серега отпустил жертву. Отпрыгнул и застыл напряженный, внимательно следя за продолжением схватки. Федор столкнул с себя врага, подобрал половинку кирпича…

Отбросив кирпич, он схватил мальчика, поднял на руки:

— Серый, ты как?

Огромные глаза мальчишки полыхали испугом. Его трясло. Он смог выговорить только одно слово:

— Зачем?

Федор прижал его к груди.

— Все, все, все, — шептал он в самое ухо и зачем-то крутился на месте. — Спасибо тебе, спасибо, сынок, — последнее слово само собой сорвалось с губ. Волосы щекотали лицо. Мягкие, нежные. От них пахло дорогим шампунем и ребенком. Серега обхватил его шею, доверчиво прильнул… Федор чувствовал его дрожь. Еще никогда он не обходился так с… Тварь. А прилично выглядит: неплохой костюм, галстук, светлая рубашка… Убедившись, что вокруг по-прежнему пустынно, Федор проверил содержимое карманов. В солидном кожаном портмоне оказалась приличная сума денег. Потом отволок безвольное тело в неглубокий котлован, заросший бурьяном. Впервые в жизни он поступил с человеком так. С человеком? Он получил свое, сволочь. Думать о том, жив ли он, Федору не хотелось.

— Все нормально, все нормально, — приговаривал он, больше успокаивая себя, чем напарника. Его самого трясло и мутило. Он старался дышать глубже и думать о чем-то приятном, но… какое тут приятство?

— Чего ему надо было? — не унимался Серега.

— Просто он спутал тебя с девочкой.

— Козел, — обиженно ругнулся мальчик.

— Вытри слезы, — дрожащей рукой Федор смахнул с бледной щеки мальчика крупную слезу и подал ему слетевшую панамку. — Что бы ни случилось — мы едем в деревню к бабушке. Тебя зовут Света. Запомни: Света. А сейчас мы зайдем в магазин и я куплю тебе самую большую шоколадку. Договорились?

Мальчик шмыгнул носом:

— Какой тебе магазин в шесть часов утра?

— Да есть тут недалеко один круглосуточный. Нам надо купить продуктов на дорогу, — он взял мальчика за руку и уже не отпускал до самого магазина.

5

Безлунная ясная ночь. В августе звезды самые яркие. Небо глубокое, черное, но смотреть на него не холодно, как это бывает в морозные крещенские ночи. Воздух пропитан букетом подсыхающего многотравья. Чуть покалывает шею. Осторожно, стараясь не разбудить доверчиво прижавшегося и сладко посапывающего Серегу, Федор убрал стебель. Умаялся мальчонка. Мыслимое ли дело целый день идти? На ужин они доели остатки припасов, что удалось купить на окраине города. Легче будет идти: нести совсем нечего. Но это мало волновало Федора. Уже подошла молодая картошка. Hазвести костер — проще простого. Она, молодая, печеная — самая сласть. Добавить огурчиков, помидорок. Раздобыть можно. Федор не считал себя профессиональным вором. Вообще никогда не воровал. Но пару корней картошки — можно. Не помирать же с голода. Но то будет завтра. Он гнал мысли о еде. Утро вечера мудренее. Будет день — будет пища.

Небо мигало испуганными глазами. Со всех сторон долетали таинственные ночные звуки. В реке плескалась крупная рыба, высоко на деревьях сердито вскрикивали проснувшиеся птицы: не иначе сон страшный приснился. У омета попискивали мыши, осваивая новое жилье. Откуда-то издалека, невозможно было разобрать направление, доносился приглушенный собачий лай.

Мысли всякие лезли в голову. Так уж человек устроен. Сон не идет, а мысли лезут. Вроде устал, прошли много, но все равно… Нервное перенапряжение. Серега вот спит. Он просто не верит, что его могут убить. В одиннадцать лет совсем иное восприятие мира. А Федор медленно прокручивал в голове основные вехи своей жизни. Не так уж их много.

В тот день он как раз получил зарплату. Зашел в аптеку, купил таблеток для матери, потом бутылочку пива для себя. Домой пришел веселый, довольный. С порога:

— Мама, я тебе таблетки купил.

Квартира ответила тишиной. Руки опустились, похолодели.

Где-то на задворках памяти промелькнуло лицо жены. Она была его первой женщиной. Глупая, жадная. Так и остался один. Даже детей у них не получилось. А к тридцати годам у любого мужика подкатывает желание подбросить к потолку своего сынишку, вытереть ему сопельки и в кругу друзей за кружкой пива похвастаться его озорством. Он долго обижался на жену. Но потом понял, что виноват скорее всего сам. Женщины любят сильных самцов. А он? Тихий, спокойный. Воровать родители не приучили. Да, не приучили. Если бы она узнала, что ее бывший муж-недотепа спер семьсот миллионов долларов! Что у него будет свой остров в Тихом океане и все-все, что только можно пожелать. Она бы, наверное, удавилась от злости. Эк размечтался! Юля, Юля! Ах, дрянь. Нашла лопушка. А какая женщина! Федор вспомнил, как целовал ее всю. Она любила это. Всю-всю. Все бугорки и ложбинки. Она мурлыкала, поворачивалась, подставляя его губам свое тело. Вот сволочь! Наверное, прав старик Фрейд: все в этом мире делается ради обладания самкой. Куда полез? Видел же: не по тебе девчонка. Поверил. Она же… сука! Все продумала. И пропуск его сдала и кабинет опечатала. Все продумала, до мельчайшей подробности. Стопроцентный успех. Ну, ладно — он. А ребенка подставила! Стерва. Ничего святого. Ради таких денег и маму живьем закопать можно. Федор чуть не матюгнулся, но вовремя прикусил язык, хотя на десяток километров лишь мыши да птицы. Серега проснется. Что теперь? Остров в Тихом океане. И загранпаспорта на новые имена сделаны, и билеты на воскресенье куплены. Никто никогда их не найдет. Убегающая по пляжу папуаска. Как же красиво могут врать люди! А как наивно могут верить другие! Да нет. Вернее всего — лишняя дырка в голове. А не найдут их по одной простой причине: в заброшенной насосной очень глубокие колодцы. Дурак. Позарился. Захотел. Квартира своя была. Какой-никакой заработок. Тихо жил, никого не трогал. А теперь… как дикарь. От людей шарахается, по кустам прячется. В ометах ночует. Но диск-то остался. Это, наверное, огромная глупость — тащить его с собой. А все же такие деньги! Да что с ним делать? Надо выход иметь на покупателя. А это люди не его уровня. Они пешком по улицам не ходят. У них сигаретку не стрельнешь и разговор между прочим не заведешь.

Да поздно уж возмущаться. Что сделано, то сделано. Чьи-то легкие шаги послышались совсем рядом. Нет, это не человек. Зверь какой-то. Федор покрепче стиснул дубинку, сломанную заранее, на всякий «пожарный» случай, и даже дыхание затаил. А рядом, просматривая сны, безмятежно посапывал Серега. Как ни странно, но вся эта авантюра пришлась ему по душе. Мальчишка.

Наверно, он все-таки устал. Устал бояться, устал обижаться и злиться. Ровное дыхание мальчика действовало успокаивающе. Федор откинул все мысли. Стало легко и просто. Поглубже вздохнув запах сена, он закрыл глаза. Как быть и что делать дальше — он не знал. Но он знал одно: у него теперь есть Серега. Существо, с которым его свела судьба и за которое он теперь в ответе. Душу грела отеческая любовь. Перед мальчишкой нельзя быть слабым, и он что-нибудь придумает. Главное — до брата добраться. А он — голова: обязательно что-нибудь подскажет.

Проснулись они поздно. Солнце слепило глаза. И в близость смерти не верилось. Все злоключения казались полузабытым кошмарным сном. Слишком ярким и добрым был мир вокруг. Жужжание шмелей, стрекот кузнечиков, ломкий полет ярких бабочек. Они искупались и пошли дальше, придерживаясь берега реки. Федор не узнавал местность. Когда он был здесь последний раз? Лет пятнадцать-двадцать назад.

В какой-то полузаброшенной деревеньке им удалось раздобыть картошки, огурцов и помидор. Промелькнул соблазн утащить гуся. Важного, жирного. Но решили не связываться. Слишком много шума от этой животины. Отойдя подальше, они развели костер, напекли картошки. Ели без хлеба, без соли, но оба были довольны.

Дальше пошли дикие молодые леса. Густые, сорные, сумасбродные. Ольха, осина, береза вперемешку с елями, соснами, ивняком по самому берегу. Федор инстинктивно искал следы пребывания человека, но не находил. Похоже, они пионеры в этих джунглях. К вечеру он уже стал опасаться: не заплутались ли они? Единственный ориентир — река, сильно обмелела, сузилась, берега совсем заросли и потеряли свои истинные очертания. Серега заметил, что его напарник нервничает.

— Мы что, заплутались? — деловито осведомился мальчик.

— Похоже, — растерянно оглядываясь, признался Федор.

— Что будем делать?

— Пойдем вперед, — лаконично ответил Федор, поскольку ответа на этот вопрос он не знал. Минут через десять они вышли на большую поляну и вдруг увидели коровью лепешку. Совсем свежую. Указав на нее пальцем, Федор облегченно выдохнул:

— Правильно идем. Не иначе корова брата нам путь заминировала.

Так оно и оказалось.

Они долго присматривались к дому из кустов. Угрюмый, здоровенный мужик с рыже-седой бородой ворошил сено перед домом.

— Будь здесь, — прошептал Федор, — пока не позову. Если что — беги куда глаза глядят.

Серега кивнул лохматой головой. Настороженный вопрос застыл в огромных серых глазах. Федор не удержался, запустил руку в его волосы, прижал голову к груди.

— Все будет хорошо, — шепнул он. — Это я на всякий случай.

Навстречу ему из-под навеса вышла крупная серая лайка. Замерла, предостерегающе подняв голову. Федор остановился. Мужик перестал ворошить сено.

— Байкал, иди на место, — сказал он собаке. Та развернулась и, недовольно ворча, направилась под навес.

Они долго стояли друг против друга. Человек с вилами и человек с дубиной. Молча ощупывали друг друга подозрительными взглядами.

— Привет, Семча, — наконец-то сказал Федор.

— Федька?! — изумленно прошептал бородач. — Ты ли это? Какими судьбами? Откуда?

— Из города. Примешь?

Семен почувствовал тревогу брата:

— Что случилось?

— Подставили меня. Спрятаться надо.

— Это ты по адресу. Ближайшая деревня — тридцать верст. Там три старухи и два старика. До меня только пешком можно добраться. Есть еще один дом. А там лес до самого Ледовитого океана.

— Да, — кивнул Федор. — Еле нашел тебя. Вся округа заросла.

Семен грустно улыбнулся:

— Как развалили колхозы… вместо пшеницы в полях сосны да березы колосятся. Лет через пятнадцать у нас своя Сибирь будет.

— Ружье у тебя осталось? — осторожно спросил Федор.

— Ты никак воевать собрался? — насторожился брат.

— Все может быть, — растерянно признался Федор.

Семен усмехнулся:

— Три ружья. И винтовка с оптическим прицелом. Да не бойся ты. Я здесь судья, я здесь прокурор. В нашей тайге всю жизнь партизанить можно. Никто тебя не достанет. Пойдем в избу. С дороги перекусишь да расскажешь, а там и баньку сообразим.

— Я не один, — заметил Федор.

Семен опять усмехнулся в бороду:

— А мне работников не хватает.

Федор махнул рукой.

— А это кто?! — удивился брат.

— Сын, — не раздумывая ответил Федор.

— В платье?! — не скрывая удивления, воскликнул Семен.

— Так получилось, — пожал плечами Федор.

— Что-то он у тебя тощий да зеленый.

— А в городе все такие…