Вернувшись в свою спальню, Чезаре бросился в кресло и опустил голову на руки. И все его расстроенные, мучительные и еще не сформулированные мысли вылились в пару сказанных фраз:

– Он любит Примаверу… Но любит ли она его?..

Чезаре был своего рода дикарем. Он часто любил, но любил как дикарь. Он был самцом, которого возбуждал вид проходящей мио самки; он овладевал самкой, и всё на этом кончалось. Никогда его ревность не возбуждалась до того момента, пока его спящие чувства не пробуждались в горячем желании овладеть женщиной.

Возможно, впервые у него в груди родилось «человеческое» чувство и стало развиваться в дикарском сознании. В первый раз он почувствовал, что обладание желанной женщиной не сможет его полностью удовлетворить. В первый раз он обеспокоился о прошлом и чувствах любимой женщины. Открытие этого факта сначала удивило его, а потом уступило место неистовому гневу. Он поднялся, прошелся по комнате широким шагом, разбил одну статуэтку и две чудесные порфировые вазы, плевался, ругался. Наконец он бросился одетым на кровать и задумался.

– Она его любит, это неоспоримо. Они виделись. Он солгал. Когда говорил мне, что ее не знает. Она его любит! Это очевидно… Но отдавалась ли она ему? – прорычал он. Не знаю!.. О, если бы я по крайней мере знал!..

Он одним прыжком соскочил с кровати и снова принялся бегать по комнате, проявляя повадки хищника, который рычит, почуяв добычу. Но чтобы он ни делал: успокаивался или бесился, неистовствовал – один и тот же вопрос возникал все снова перед ним.

– Спросить его о ней? Спуститься к нему в камеру? Допросить его?

Но эту мысль он гневно отверг. Он разразился громким смехом:

– Я, Чезаре Борджиа, расспрашиваю шевалье де Рагастена о том, чиста ли моя будущая любовница! Вот это спектакль!.. Я совсем сошел с ума!

С полночи он воевал с собой, то впадая в состояние болезненного изнеможения, то поддаваясь приступам исступления, от которых дрожали в соседних покоях пробудившиеся слуги… Наконец он придумал план, по видимости, примирявший чувства, сталкивавшиеся в его душе.

– Ладно, я пойду туда, – процедил он сквозь зубы. – Пойду!.. Мне надо знать… Я больше не вынесу неизвестности… Уже светает… Когда Рагастена поместят в последнюю камеру, я больше ничего не смогу узнать… А мне надо знать всё!.. Он заговорит… При необходимости я предложу ему свободу в обмен на правду! Он же не настолько безумен, чтобы отказаться!

И, улыбнувшись, Чезаре продолжал:

– Что касается свободы, то я сдержу слово… Открою ему дверь… Но потом, сзади, нанесу точный удар кинжалом… Когда он скажет.

Он не закончил. Только удостоверился, что шпага находится на своем месте, у пояса. После этого Чезаре спустился в кордегардию, занимавшую первый, приземный, этаж, взял ключ от камеры, где томился Рагастен, и ключ, отпиравший кандалы, а потом спустился в подземелье.