Краешком глаза Рагастен наблюдал за стремительно приближавшимся соперником. Теперь его уже не удерживал на расстоянии галоп Капитана. Вскоре всадник подскакал к Рагастену. Это был тот самый мужчина, что почтительно приветствовал нашего героя в момент, когда прозвучал набатный колокол.
Рагастен приготовился в обороне, взявшись рукой за рукоять шпаги. Но, к его величайшему изумлению, мужчина соскочил с лошади и приблизился к шевалье, глубоко кланяясь на каждом шагу. Рагастен заметил, что у всадника не было оружия.
– Ола, дружище! Уж не ко мне ли вы так торопились?
– Монсиньор, ваш скромный слуга к вашим услугам!
– Что вы хотите?
– Только минутного свидания, если ваша честь соизволит.
«Кто бы это мог быть? – думал Рагастен. – Полицейский агент? Убийца? Шпион?»
– Вы что-то хотели сказать мне? – обратился шевалье к приезжему.
– Кое-что предложить, ваше превосходительство.
– Сначала, друг мой, доставьте мне удовольствие, отбросив в сторону все эти «чести», «превосходительства» и прочее. Твоя вежливость становится надоедливой…
– Синьор шевалье… Я называю вас так, чтобы выказать свое повиновение…
– Откуда тебе известно, что я шевалье?
– Да очень просто. Мне и ваше имя известно. Я знаю вас. Да и кто в Риме вас не знает?.. В городе только и говорят о ваших подвигах, о том, как вы разделались с бароном Асторре, о вашем триумфальном входе в Веселый дворец. Черт возьми!.. Лакеи сболтнули… И потом в день, когда мы должны были вас убить…
– А! А! Вот и откровение!
– Бог мой! Синьор шевалье! Делали всё, что можно… Нам заплатил Гарконио, и мы должны были кричать, что вы убили герцога Гандийского… и что вам надо бы как следует воткнуть кинжал между лопаток…
– Черт возьми! Храбрец мой! Да ты веселый собеседник!
– Да! Но вы схватили Гарконио за шею и бросили нам в лицо, словно косточку от гнилой сливы… Какой бросок, о боже, какой был бросок, монсиньор…
– Опять…
– Простите, повинуюсь, синьор шевалье. Я был в числе тех, кого повалил падающий монах… Короче, когда я увидел всё это, когда я увидел, как вы проскочили над нашими кинжалами, я почувствовал к вам… как бы точнее сказать… обожание…
– Ты мне льстишь…
– Да, осмелюсь сказать: страстное обожание. И тогда я сказал себе, что должен поступить на службу к такому синьору… Это было бы для меня честью…
– Как тебя зовут, храбрец?
– Приятели кличут меня Спадакаппа.
– То есть шпага и плащ! Бандитская кличка! Это не имя человека.
– Уж как есть… Таково мое единственное имя.
– Ладно, пусть будет Спадакаппа. А скажи-ка, друг мой Спадакаппа, видишь ты эту дорогу? Я еду по ней на юг. Ты же поедешь вон туда, на север. Советую тебе исчезнуть так быстро, как только сможешь, если не хочешь свести знакомство с дубинкой, котрую я вырежу вот из этого дерева и попотчую ею твой хребет.
Спадакаппа воздел руки и взмолился в комичном ужасе:
– Синьор шевалье меня гонит! О, все райские святые! Что со мной будет?
– Ба! – расхохотался Рагастен. – Да ведь святые, к которым ты взываешь, могут оказаться вполне приличными дьяволами и указать тебе на какого-нибудь буржуа, которого ты сможешь ограбить…
– Синьор шевалье, послушайте меня, прошу вас. Своим прежним существованием я недоволен до крайности. Жить в мире, не помышлять о зле – как это должно быть хорошо! Возможность спокойно спать, не пробуждаясь среди ночи с рыскающим взглядом и стоящими дыбом волосами! Возможность уверить себя в том, что проходящие мимо люди не смотрят на тебя с презрением!… Я мечтаю об этом, синьор шевалье…
– Ах вот что! Ты выбрал меня, чтобы обучиться добродетели… Это здорово!.. Но почему меня?
– Я подумал о вас, синьор, потому что увидел: вы не только сильны, как Геркулес, и храбры, как Ахилл… Я прочел в ваших глазах доброту вашего сердца…
– Бедняга! – пробормотал Рагастен.
– Клянусь вам, синьор! С меня довольно! А этот Гарконио, монах, шныряющий между нами и выбирающий для нас жертвы! Его я просто-таки боюсь!.. И вот, синьор, когда я узнал о вашем аресте, когда во всех церквях повесили объявления, что вам отрубят руки и голову, я заплакал… Да, я, Спадакаппа, бродяга без веры и совести, я заплакал…
– Хм! Это очень любезно с твоей стороны… Но, в конце концов, это же не повод…
– Тогда, – порывисто перебил Спадакаппа, – тогда, синьор шевалье, я захотел вас спасти! Я попросил товарищей помочь мне… Но эти трусы отказались… Тогда я принял решение покинуть Рим, перебраться в Неаполь и стать там нищим… Всё лучше, чем продолжать свое гнусное ремесло… Я добыл лошадь…
– Ты добыл лошадь?..
– Это мое последнее злодеяние… Но я вынужден был его совершить. Я увидел ее в сумерках; она была привязана у дверей одной гостиницы… Я отвязал ее… Вот и всё. Впрочем, веревка была такой слабой… Лошадь сама ушла бы с привязи.
– А ты лишь подал ей знак, не так ли?
– Нынче утром, – продолжал Спадакаппа, притворившись, что не услышал реплику Рагастена, – я спокойно направился к Неаполитанским воротам… Вдруг я увидел вас… Можете судить, каковы были мое изумление и моя радость… Я хотел приблизиться к вам, но ударил большой колокол… Вы улетели, я поскакал за вами; вы остановились – и вот я здесь! Ах, синьор шевалье, спасите меня от той адской жизни, которую я вынужден был вести.
Спадакаппа говорил искренне. Это почувствовал Рагастен.
– Но кой черт толкнул тебя избрать бандитское ремесло? Почему у тебя не проявилось влечения к жизни честного человека?
– Откуда я знаю? Сила примера… Необходимость… Послушайте, синьор шевалье, вы спросили мое имя. Но у меня его нет! Отец? Я его не знал. Мать? И она неизвестна. Ребенком я попрошайничал; повзрослев, я стал воровать, чтобы поесть. Я – горемыка, вот и всё… И я бы очень хотел найти протянутую ко мне руку.
Рагастен оказался в большом затруднении. В сущности, ему был нужен слуга, понимающий его и привыкший к авантюрной жизни. Этот Спадакаппа великолепно бы подошел к такой роли. Но конкретно в данный момент шевалье не мог себе позволить роскошь иметь такого слугу. Ему ведь надо будет платить, а Рагастен был беден, как последний рыбак на Тибре.
В самом деле, в момент ареста у него отняли шпагу и пояс, где хранилась всё его состояние. Правда, шпага Чезаре, которую он присвоил, была украшена красивым бриллиантом и несколькими рубинами. Но когда случится оказия их продать? Значит, придется отправить Спадакаппу, поговорив с ним намного мягче, чем шевалье сначала намеревался.
– Слушай, – начал шевалье, – я убежден, что ты мне сказал правду. С другой стороны, признаюсь, что ты, несмотря на свои шалости, мне нравишься… Сожалею, что я грубовато обошелся с тобой…
– Синьор шевалье слишком добр.
– Только вот какое дело: мы все-таки должны расстаться. Я недостаточно богат, чтобы содержать слугу.
– И только-то?
– Причина мне кажется вполне достаточной…
– Да нет же, синьор шевалье! Нет! Позвольте мне служить вам. Клянусь, вы не пожалеете! Вы небогаты? Вы еще разбогатеете! Вы не можете мне платить? Заплатите, когда отхватите состояние!
– Черт побери, парень, ты убеждаешь с жаром; это мне нравится… Хорошо… Пусть будет так, раз ты настаиваешь! Беру тебя. Начиная с этого момента ты будешь частью моего дома!
Невозможно передать выражение меланхолической иронии и комичного скептицизма, которое можно было уловить в голосе Рагастена, когда он говорил о «своем доме». Что же до Спадакаппы, то он подбросил в воздух свою шапку.
– Да здравствуют солнце и радость! – закричал он. – Прощай, Рим и его западни! Да здравствует шевалье де Рагастен, мой хозяин!
– Бедняга! – повторил растроганный Рагастен.
И его доверчивая юность, великодушная и горячая, даже не задавалась вопросом: а не шпион ли этот бандит? Не ведет ли он за собой измену?
Рагастен между тем снова уселся в седло и поскакал галопом по Неаполитанской дороге. Спадакаппа следовал в пятнадцати шагах позади, как это пристало конюшенным знатных синьоров на римских улицах. Рагастен знаком подозвал его.
– Ты знаешь какую-нибудь боковую дорогу, где бы я мог свернуть на Флоренцию?
– Синьор шевалье, видите вон ту дубовую рощицу в тысяче шагов перед нами? За нею находится заброшенная часовня. Иногда я ночевал в ней под покровительством святого Панкратия, которому она посвящена. В двадцати шагах от часовни, по правую руку, от дороги отходит тропа, подходящая для вас. Но, значит, синьор шевалье не едет в Неаполь?
– Вы меня расспрашиваете, синьор Спадакаппа?
– О! простите… Старая привычка.
– Да… привычка допрашивать, требовать нечто, будь то кошелек или жизнь…
– О, синьор, вы не великодушны!
– Ладно! Ты прав. Твое возмущение нравится мне, и я, в свою очередь, прошу у тебя прощения.
– На сей раз, синьор шевалье, вы поступили вполне благородно, – сказал просиявший Спадакаппа.
В этот момент они добрались до опушки упомянутой дубовой рощи. Рагастен остановился и, привстав на стременах, поглядел в направлении Рима. Далеко, очень далеко, поднималось облачко пыли.
– За мной гонятся! – сказал Рагастен.
Он огляделся: вокруг была голая, пустынная, слегка всхолмленная равнина; всадник мог здесь видеть всё, куда только достигал его взгляд. Только дубовая рощица предоставляла временное убежище.
Что делать?.. Бежать?.. Направо, налево, прямо перед собой – всюду всадник будет замечен. Теперь всё сведется только к скорости.
– Следуй за мной, если сможешь! – бросил Рагастен Спадакаппе. Но в тот самый момент, когда он собирался ускакать, тот остановил шевалье жестом:
– Не стоит сворачивать, синьор… Вас арестуют. Эти люди возьмут ваш след через три минуты.
– Что же делать?
– Поехали, синьор.
Оба поскакали и в несколько прыжков преодолели небольшую рощицу с редкими деревьями. За рощицей оказалась полуразрушенная часовня. Спадакаппа спрыгнул на землю и поддел кинжалом дверь. Та открылась.
– К счастью, я знаю выход, – сказал он. – Входите, синьор шевалье.
– Черт возьми! Идея хорошая… Входи первым.
– Нет, синьор. Вы войдете один. Быстрее! О! – добавил он, уловив огонек недоверия в глазах шевалье. – Верьте мне, синьор!
Шевалье, после очередного взгляда, которым ответил Спадапкаппа на его немой протест, спешился и вошел в часовню, ведя в поводу Капитана. Что до Спадакаппы, то он тщательно закрыл дверь и сел в седло.
Через щель в двери Рагастен мог видеть и слышать всё, что происходило на дороге. Одну руку он положил на эфес шпаги, другой зажал ноздри Капитана, чтобы помешать ему заржать. Шевалье ждал с той холодной неустрашимостью, которая делала его таким сильным.
«Если этот человек предатель, – сказал он себе, – я погиб… Но выбора у меня нет!.. А, вот и погоня!»
И в самом деле в этот момент из рощицы вылетел конный отряд. Он состоял из полусотни всадников. Впереди отряда галопировал офицер.
Спадакаппа спокойно пошел навстречу конникам.
– Стой! – заметив его, скомандовал офицер. – Эй, ты! Откуда едешь?
– Из Неаполя, ваша честь. Еду в Рим выполнить обет.
– Не встречал ли всадника, выглядевшего беглецом?
– Всадника? Конечно, ваша честь. Я даже поговорил с ним.
– А! А!.. И что же он сказал?
– Он спрашивал, верной ли дороги на Неаполь он придерживается? А когда я ему ответил утвердительно, он помчался галопом, как будто за ним гонится целый легион чертей из ада…
– Он наш! А скажи, какое преимущество, по твоему, у него перед нами?
– Около часа… Но если вы захотите мне поверить, вы можете сильно уменьшить это преимущество… Проскакав около получаса, вы окажетесь у развилки. Правая дорога делает большой крюк… По ней поскакал тот, кого вы преследуете. Левая дорога гораздо короче. Выберете ее – и вы нагоните полчаса.
– Вперед! – скомандовал офицер. – Он наш!.. А ты, добрый человек, приходи завтра к замку Святого Ангела, где я буду нести караул… Получишь вознаграждение.
Отряд умчался бешеным галопом. Через несколько минут густое облако пыли, поднятое им над дорогой, растаяло. Тогда Спадакаппа открыл часовню. Рагастен вышел из нее и вскочил в седло.
– Ну, синьор шевалье, вы видели?.. Слышали?
– Ничего! – улыбнулся Рагастен. – Я молился святому Панкратию, патрону этой церкви.
– А! – удивился ошеломленный Спадакаппа. – И он вам ответил?
– Да. Он сказал мне, что прощает вам все прошлые грехи.