Старый Борджиа вошел в свои покои в сопровождении Лукреции. Аббат Анджело проскользнул в соседнюю комнату. Он был полон решимости не пропустить ни слова из того, что будет сказано за стенкой.

Понтифик мельком взглянул на дочь и без какой-либо подготовки сказал:

– А ты мне не говорила, что у тебя в плену находится дочь графа Альмы.

Лукреция уже давно научилась принимать маску полной невозмутимости всякий раз, как оказывалась перед отцом. Сейчас она удовлетворилась уклончивым ответом:

– Я не говорила вам про эту девушку, потому что у вас и без того было достаточно поводов для беспокойства. А с девушкой я сама улажу свои личные дела. Я предполагала, что расскажу вам о своих намерениях, когда придет подходящий момент.

– И этот момент еще не пришел?

– Нет, отец, не пришел…

В это мгновение кто-то легонько постучал в дверь. Лукреция обрадовалась, что есть повод избежать разговора, к которому она не была готова. Она поспешила открыть дверь, несмотря на оклик папы:

– Пусть нас оставят в покое!

За дверью стоял слуга, объявивший о прибытии интенданта Джакомо, который просит немедленно принять его.

– Пусть приходит! – тихо проговорила Лукреция и сразу же прикрыла дверь, чтобы отец не мог видеть происходящего. Появился Джакомо.

– Синьора, – сказал он, – согласно вашему приказанию я пробрался в Веселый дворец, чтобы взять там вещи, которые нужны вам на Капрере. Веселого дворца больше нет. Римская чернь сожгла его.

– Есть еще новости? – спросила она.

– Монсиньор герцог де Валентинуа находится в пути на Капреру.

– Ты в этом уверен?

– Абсолютно уверен, синьора!

– Слушай, Джакомо! За плохое известие о разрушении моего дворца я готова была дать тебе десять палочных ударов… Но за хорошую новость о прибытии Чезаре ты заслужил десять дукатов. Я прикажу выдать их тебе, друг мой…

Лукреция вернулась к отцу. В ее отсутствие старый Борджиа размышлял о том, как заставить дочь отпустить Беатриче. Он увидел, что дочь вошла с сияющими глазами и радостной улыбкой на устах.

– Ты получила хорошее известие?

– Возможно, отец… Но, прошу вас, возобновим нашу беседу с того момента, где мы прервались.

– Что она тебе сделала? – спросил старик.

– Она?.. Ничего!.. Я же сказала вам только что: не пришло еще время рассказать вам о моих намерениях в отношении дочери графа Альмы… Ну, хорошо, я ошиблась… Как раз наоборот: момент пришел… Вы же знаете, что я всегда старалась воспользоваться вашими уроками. Вы показали мне пример, отец. Графиня Онората вас стесняла, и вы ее уничтожили. Теперь ее дочь мешает мне, и я хочу ее убрать.

– А если бы я попросил помиловать ее, что бы ты на это ответила?

– Отказала бы вам, – отрезала Лукреция.

– А если бы я не только попросил помилования, но и стал бы умолять тебя позволить ей завтра же оставить Италию?

– Вы смеетесь, отец?

– … А если бы я сказал тебе, что моя жизнь зависит от ее свободы?

– Как это?

– Слушай… Наверняка в Риме до тебя доходили слухи об известной старой колдунье. Ее называли Магой.

– В самом деле, я слыхала об этой женщине.

– Так вот, эта колдунья, которую я считаю наделенной исключительным интеллектом, эта Мага, – не знаю уж, почему, – привязалась ко мне. Она мне спасла жизнь. Она мне помогала следить за моими недругами. Выходит, что я должен питать к ней безграничное доверие… А теперь слушай хорошенько: Мага сейчас находится здесь… Мага говорила со мной…

– Она с вами говорила?!

– Да, только что, на берегу, она подошла ко мне. И это, дочь моя, позволяет мне утверждать, что стражники, которыми ты окружила меня, просто скверно исполняют свои обязанности. С завтрашнего дня я перестаю покидать замок. Мага объявила мне, что моя жизнь в опасности.

– Ерунда! – побледнела Лукреция.

– Повторяю, что я безгранично верю этой женщине, и это доверие обоснованно, потому что сбывалось всё, о чем она до сих пор меня предупреждала… Моя жизнь в опасности… В этом я уверен… И то, что сказала Мага, не слишком расходится с моими предчувствиями… Ну вот… А знаешь ли ты, что она добавила? Я буду спасен, если Беатриче вернут свободу…

– Отец, – ответила Лукреция, – вполне возможно, что эта женщина питает к вам привязанность, как вы говорите. Я в этом не сомневаюсь. Но как раз в этой привязанности мне видится доказательство того, что колдунья может искренне ошибаться… Сохраните свое доверие к ней, но успокойтесь… Никакая опасность вам не грозит.

Однако старый Борджиа упрямо покачал головой:

– Прошу тебя дать этой Беатриче свободу. Повторяю тебе: на карту поставлена моя жизнь. А ты колеблешься!..

Лукреция встала.

– Никогда, – с ледяным спокойствием отчеканила она, – я не откажусь от своих интересов ради бредней сумасшедшей старухи, какую бы привязанность она к вам ни питала. Послушай и меня, отец. Клянусь вам, что никакой опасности для вас нет. И если бы даже существовал какой-то заговор против вас, он разбился бы у стен этого замка. Весь остров наводнен моими шпионами; за побережьем наблюдают. Ни один корабль не может пристать к острову без того, чтобы мне об этом не доложили. Мы можем целый год выдерживать осаду. В здешнем гарнизоне каждый солдат с радостью бросится со скал по одному моему знаку. У нас есть оружие, продовольствие. Всё продумано, всё предусмотрено. Вы здесь в большей безопасности чем в Ватикане…

Слова дочери мало-помалу возымели свой эффект. Старый Борджиа убедился, что Лукреция пленницу ни за что не выдаст. Проникнуть в замок силой или хитростью было практически невозможно.

Лукреция, чтобы лучше убедить отца, рассказала наконец о похищении Беатриче и о мотивах, которые она принимала в расчет: удерживать Беатриче – значит, заполучить Рагастена.

– Я взяла в плен Беатриче, – закончила Лукреция, – и привезла ее сюда. Понимаете, отец? И вы все еще просите меня отпустить пленницу на свободу?

– Теперь нет. Даже если мне придется рискнуть жизнью! Отомстить Рагастену! Да за такую радость я не пожалел бы лучшей провинции Италии! Но как ты рассчитываешь воспользоваться этой малышкой? Разве этот шевалье не отправится ее искать? Он ведь и найти ее может!

– Недолго ему придется искать ее, – сказала Лукреция с торжествующей улыбкой. – Я надеюсь вернуть ему пленницу…

– Не понимаю…

– Я верну ее обесчещенной… Завтра здесь будет Чезаре… Он способен на любое преступление, я это знаю. Но Чезаре рассудителен. Чезаре понимает, что ничего не может без вас. Если вы умрете, его могущество развалится…

– Это верно!..

– Чезаре приедет завтра, – продолжала Лукреция. – И завтра же дочь графа Альмы станет любовницей Чезаре. Он страдает по ней… А потом пусть Рагастен приходит к нам требовать свою невесту… Мы отдадим ему истерзанную тряпку!..

– Хватит, дочка, хватит!.. Ты полностью достойна меня!..

– Да, я – настоящая Борджиа! И горжусь этим.

Отец и дочь переглянулись, и Лукреция вышла. Она покружилась по кабинету, в который выходила комната папы. С другой стороны открывался выход в коридор. Она быстро обошла кабинет, словно сомневалась, не спрятался ли там кто-то. Но в кабинете никого не было.

Она быстро открыла противоположную дверь, и взгляд ее засветился удовлетворенно. В другом конце коридора она заметила быстро удалявшуюся тень. Она узнала аббата Анджело.

Оказавшись в малом салоне, обычном для себя месте, Лукреция приказала вызвать аббата. Через несколько минут тот предстал перед нею.

– Ну, – спросила его в упор Лукреция, – и к чему мы пришли, любезный Анджело?.. Мне кажется, что ваша старая колдунья не торопится действовать!..

– Я ждал ваших приказаний…

– Так приступай же к действиям… А ты уверен, что она решится действовать?

– Да, синьора!..

– Хорошо! Но надо всё предвидеть. Если она вдруг проявит желание подождать еще денек-другой, вам следует только повторить содержание моей беседы с отцом.

– Какой беседы, синьора?

– Той, которую вы подслушивали в кабинете. Ступайте и поторопитесь!