III. Джипси
Великий прево тем временем возглавлял колонну, которая шла на Двор чудес.
План штурма он составил давно.
Вот этот план – очень простой.
Трико подаст знак, что во Дворе чудес все спокойно и можно начинать. На каждой из трех улиц, которые вели в королевство Арго, следует устроить засаду – замаскированный пост из трехсот человек.
Когда сигнал будет подан, Монклар бесшумно проникнет во Двор чудес и займет его центр, построив в каре пятьдесят аркебузиров. Сразу после этого солдаты с факелами зайдут в дома и подожгут их. Жители в панике выскочат из домов.
Аркебузиры в каре начнут палить во все стороны, воры толпой кинутся в переулки. На площади все выгорит.
А на другой день начнется колоссальный процесс, который отправит на виселицу всех, кто спасется от огня и пуль.
Справедливости ради скажем, что этот план в огромной степени родился в воображении господина Лойолы, а оно у монаха было на редкость плодовито, если речь шла о поджогах и убийствах (ради спасения душ, само собой).
По дороге Монклар размышлял. Он думал о Манфреде и Лантене.
Сказать, что великий прево дошел до ненависти к этим людям, которых вовсе не знал, было бы, наверное, слишком. Сердце Монклара знало лишь одну страсть – горестные воспоминания о былом. Думы его были обращены к таинственному прошлому, которое всю его жизнь окутало саваном.
Нет, в Монкларе не было ненависти к двум юношам, которых он звал главарями бандитов, но делом чести для него было повесить их как можно скорей.
В сердце Монклара жила одна только скорбь, в уме – одна только мысль. Мысль эта – безусловное почитание верховной власти. Бог и наместники его на Земле должны повелевать как непререкаемые владыки. Бог – это Бог, а наместники его – такие люди, как Лойола, и такие государи, как Франциск I.
Напасть на Лойолу – значит напасть на Бога. Оскорбить короля – значит оскорбить Бога.
Но Манфред оскорбил короля. А Лантене напал на Лойолу.
Монклар даже не ставил в счет дерзость Манфреда, который вскочил на круп его лошади и угрожал ему, чтобы дать Лантене убежать. Тогда лишь он сам был в опасности, а это пустяк.
Но встать наперекор королю и Лойоле – это Монклар считал чудовищным преступлением, которому не было оправдания.
Долгими вечерами, размышляя в углу у большого камина, Монклар вызывал перед собой призрак женщины, которую он утратил, обожаемого младенца, утраченного с нею вместе. И в эти страшные минуты Монклар разговаривал с Богом.
Он взывал к Всемогущему, имеющему власть творить чудеса и воскрешать мертвых.
А сам великий прево вменял себе в долг принуждать к почитанию Бога и наместников его.
«Но за это, Господи, отдай мне жену, отдай сына, а если слуга твой недостоин такого чуда, дай хотя бы немного мира мучимой скорбями душе его…»
Вот какой вопль непрестанно исходил из глубин его сердца.
Понимаете ли теперь, какая холодная решимость двигала им при исполнении его страшных обязанностей? Понимаете ли, с какой неумолимой волей решил он захватить Манфреда и Лантене? О, прежде всего Лантене: тот не просто оскорбил королевское величество, но еще и поднял руку на святого человека!
Казнь этих двоих принесет наконец – он не сомневался в том – дарованный мир его сердцу.
Манфреда довольно будет повесить. Возможно, придется вздернуть его и на дыбу, и все.
Лантене уготован не менее, чем костер. Ведь огонь очищает: это Лойола прямо говорил.
Пока Монклар размышлял таким образом, уже воображая себе, как высоко взметнулось в небо ясное пламя костра при устрашенной толпе, окружающей место казни, капитаны рот заняли позиции в переулках Спасителя, Монторгёй и Калек. Действие совершилось в полной тишине.
Великий прево явился на поле боя и думал теперь лишь о грядущей победе короля и об истреблении воров.
Он обошел все три переулка, убедился, что приказы поняты верно, и занял сам позицию в переулке Спасителя.
По сигналу Трико – три аркебузных выстрела ровно в полночь – все три отряда вместе должны войти во Двор чудес, и тотчас начнется описанная нами операция. А пока оставалось только дожидаться.
Тяжко пробил двенадцать ударов колокол Сент-Эсташ…
Еще несколько минут…
И вот в тишине прогремел аркебузный выстрел.
Второй… третий… Монклар убедился: все верно.
– Вперед! – приказал он капитану той роты, что находилась при нем.
И грозная сила аркебузиров пошла вперед.
Уверен, что баррикаду защищает лишь горстка людей, да и те заодно с Трико, Монклар спокойно встал посреди улицы и смотрел, как идут солдаты.
Аркебузиры подошли к заграждению на десяток шагов.
И вдруг какой-то суровый голос отдал односложный приказ.
Баррикада воспламенилась, будто кратер, внезапно извергший потоки лавы; прогремел мощный залп, от которого содрогнулись все ветхие стены на улице, вдребезги разлетелись стекла запертых окон.
Трудно описать изумление и испуг роты аркебузиров. Четыре с лишним десятка убитых и раненых посреди проклятий и воплей повалились на землю. В числе убитых был капитан, который шел впереди.
Оставшиеся в живых в беспорядке попятились, цепляясь друг за друга оружием, спотыкаясь друг о друга и падая.
Монклар на миг застыл от удивления, и тут послышались еще два глухих взрыва: это в переулках Калек и Монторгёй воры дали такие же залпы.
Великий прево поспешно подозвал нескольких вельмож, приехавших потехи ради полюбоваться на резню во Дворе чудес. Вместе они перегородили улицу и остановили бегущих.
– Вперед, вперед! – рявкнул Монклар. – Если не возьмете баррикаду на приступ, вас всех в этой кишке перебьют!
Только таким резоном он и мог ободрить аркебузиров.
Они опять пошли на баррикаду, но не сомкнутым строем, как в прошлый раз, а врассыпную, прижимаясь к стенам.
Аркебузиры бегом бросились на приступ. Их было сотни четыре.
Опять грянул залп; опять люди повалились на землю, чтобы уже никогда не встать.
– Вперед! – вопил Монклар.
Через несколько секунд аркебузиры с громким воплем ворвались на баррикаду.
Но на ней тотчас появились некие демоны, вооруженные пиками, алебардами, обломками шпаг, старыми палашами, даже острыми прутьями и всяческими диковинными ножами.
Стоны, яростные крики, ругань на всех языках, пистолетные и аркебузные выстрелы – минут двадцать только это и слышалось.
Королевские солдаты меж тем потихоньку отступали.
Монклар стоял посреди вельмож, не вынимая шпагу из ножен, а те, кто его окружал, отчаянно фехтовали.
И вот великий прево оказался в одном шаге от ворья, которое так и хлынуло на него.
Достойное поведение Монклара, его команды понемногу вернули хладнокровие и солдатам; они из последних сил поднажали, и воры отступили в свой черед.
Но дальше, как смерч, явился еще отряд из глубины Двора чудес. Эти наступали сомкнутым строем, в крепких панцирях, вооруженные, потрясая палашами и пистолетами.
Через несколько секунд улица осталась пуста.
Монклар, побелевший с лица и гневный сердцем, оставался одним из последних, но и он уже изготовился к бегству.
В этот миг кто-то схватил его коня за повод и произнес:
– Вы попались, сударь, сдавайтесь1
Толпа воров окружила Монклара. Вдали слышался топот бегущих солдат.
Он поднял глаза к небу, словно отыскивая там Бога, к которому он взывал, потом перевел взгляд на человека, что во главе отряда воров обратил в бегство людей короля, на того, кто взял его в плен.
И узнал Лантене!
* * *
Воры справляли победу страшными воплями. Разожгли большие костры.
У костров расселись раненые; неугомонные потаскухи уже перевязывали их и натирали мазями.
За столами начался разгул. По площади расставили бочки с вином, которые стремительно пустели. Каждый вокруг стола рассказывал, как стрелял и колол, сколько черепов продырявил…
* * *
В переулке Монторгёй, в переулке Калек дела шли почти точно так же, как и в переулке Спасителя.
Теперь, конечно, долго еще никто даже не помыслит напасть на Двор чудес! Воры наперебой делились мыслями, сколько добра принесет им нежданная победа, одержанная, конечно, потому, что разоблачили Трико.
Рагастен не обнажал шпагу.
Он только ни на шаг не отходил от Манфреда и каждый миг был готов защитить его сталью, столь грозной в его руках.
Когда во Двор чудес ввели великого прево, среди воров поднялся такой гвалт, что, казалось, сотряслись все здания в городе.
Бригадиры и казначеи тотчас окружили Монклара. Если бы не это, с великим прево немедля поступили бы так же, как с его клевретом Трико.
Но старшин здесь почитали.
Под их непрестанные окрики воры попятились, ворча, будто злые собаки, у которых из пасти вырвали кость.
Монклара заперли в кухне одного из домов на площади.
А старшины собрались на совет обсудить, что с ним делать.
* * *
Как только закончилось дело, Рагастен спросил Манфреда:
– А что, цыганка, про которую вы говорили… как ее…
– Джипси? – удивленно переспросил Манфред.
– Да. Вы сказали, я смогу ее повидать?
– Разумеется.
– Так я и хочу…
Удивляясь такой поспешности, юноша поклонился и сказал шевалье, что готов отвести его к старой цыганке.
– Что ж, я прошу вас, – произнес Рагастен с возбуждением, все более непонятным для Манфреда.
«Как? – думал он. – Шевалье знает старую колдунью, которая меня взрастила? А если не знает – что ему от нее нужно?»
Через несколько секунд они уже вошли в жилище Египтянки.
– Матушка, – сказал Манфред, – этот чужой человек желает вас видеть. Очень прошу вас, примите его добром, потому что я многим ему обязан.
– Добро пожаловать ему, сынок, – ответила цыганка.
Рагастен обратился к Манфреду:
– Дитя мое, не будете ли так добры оставить меня с ней наедине? Простите меня…
– Шевалье, – ответил Манфред, – вы мне так приятны и я так вам признателен, что желанья ваши – для меня закон.
С этими словами он изящно поклонился, и Рагастен посмотрел ему вслед, любуясь его стройным станом, благовоспитанной речью, умом, светившимся в его глазах…
Когда Манфред уже минуту с лишним как скрылся из виду, шевалье глубоко вздохнул и обратился к Джипси. Та смотрела на него с тем равнодушным любопытством, с которым всегда смотрят на человека в первый раз.
– Я желал бы, – сказал Рагастен, и голос его слегка задрожал, – спросить вас кое о чем. Но прошу вас мне отвечать по всей правде, со всей откровенностью. Если вы бедны, я вас озолочу…
– Спрашивайте, господин мой, – ответила она, и в ее голосе не прозвучало ни волнения, ни подозрения. – Как смогу, так попробую отвечать.
– Этот молодой человек, что сейчас здесь был…
– Манфред?
– Да… Манфред… Вы не скажете мне, откуда он родом?
– Из Италии, – просто сказала старуха.
Рагастен почувствовал, как заколотилось сердце в его груди.
«Сомнений больше нет! – думал он. – Это мой сын! Мой сын! О, как обрадуется Беатриче!»
Вслух же он продолжал:
– Где вы его нашли? В Италии – но в какой местности?
– Нашла, господин мой?
– Да, нашли… подобрали… что-то такое?
– Не понимаю, – ответила Джипси с самым простодушным видом. – Манфред не найденыш.
– Я как-то не так говорю… Мне хотелось бы знать: кто отдал вам этого младенца?
– Никто!
Рагастен попытался проникнуть в мысли цыганки, но на ее лице ничто не отражалось.
Шевалье сказал:
– Повторяю вам, я вас озолочу. Просите меня о чем вам угодно – я на все согласен.
– Благодарю, господин мой! – горячо ответила цыганка. – Немножко денежек в моем бедном доме, верно, не будут лишними. Хотите, я вам погадаю?
– Нет, я хочу, чтобы вы мне просто ответили: Манфреда ведь украли ребенком? О, я не хочу знать, кто украл!
– Вы ошибаетесь, господин мой…
– Но кто же его отец? Вы его знаете?
– Ох, мне ли его не знать! – воскликнула цыганка, великолепно разыгрывая печаль. – Его отец – благородный синьор из Неаполя…
– Из Неаполя! – с содроганием воскликнул Рагастен.
– Да, из Неаполя… Я была молода… хороша собой… понравилась ему… я его полюбила… От той мимолетной любви и родился мой Манфред.
Рагастен рухнул в кресло. Слишком жестоко было разочарование.
– Так значит, – сказал он с запинкой, – Манфред – ваш родной сын?
– Ну да, господин мой, сын… Я и Манфредом его назвала в память отца, которого он не знал…
– Но этот юноша, – живо проговорил Рагастен, цепляясь за последнюю надежду, – говорил мне, что вы не мать ему!
– Так и я ему говорила… бедняжке! Он такой умница, так не похож на тех, что вокруг – вот и решил, что от знатных родителей. Если б он убедился, что он сын простой цыганки, сердце его разбилось бы. Только мать, господин мой, и пойдет на такую жертву!
Джипси смахнула с глаз пару слезинок.
– Вот Лантене, – сказала она внезапно, – тот другое дело. Тот мне не сын, хотя тоже зовет меня матушкой. Он и впрямь найденыш. Отец его парижанин… теперь уже умер…
Рагастен только рукой махнул: он уже знал, что хотел.
Он встал, пошарил в кошельке и подал цыганке пригоршню золотых монет. Та приняла, рассыпаясь в благодарностях.
Оставим теперь Рагастена, который в глубоких раздумьях шагал теперь ко Двору чудес, чтобы встретиться с Манфредом и поговорить. Об их разговоре мы еще расскажем.
Цыганка же, когда шевалье от нее ушел, села за стол и тоже задумалась.
– Могла бы я, – шептала она про себя, – и правду сказать сеньору де Рагастену. Многих бы тогда осчастливила. А мне тогда что было бы с их счастья? Вот скажи я, положим, шевалье: «Верно, Манфред – ваш сын. Я украла его, чтоб угодить синьоре Лукреции Борджиа». Сказала бы – и что бы из того вышло? Манфред вскоре ушел бы отсюда вместе с отцом. Ну и кто мне скажет наверняка, что он и Лантене не захотел бы с собой увести? Да и в самом деле не увел бы? Да какое мне дело до чужого счастья и несчастья? О моем-то счастье разве хоть раз кто позаботился? Подумал разве кто-то, какие слезы я лью с тех пор, как на моих глазах повесили моего сына?
Она крепко обхватила голову руками. При мысли о сыне она вся так и задрожала.
– Увести Лантене! – прошептала она сквозь зубы. – Да что со мной будет, если не останется при мне сын Монклара, чтоб отомстить ему!
Она встала и подошла к окну, выходившему на Двор чудес.
Посреди площади у большого костра она увидела собрание старшин и среди них Лантене.
Манфред же стоял в сторонке с Рагастеном.
Увидав Лантене, Джипси содрогнулась, и в глазах ее сверкнул огонь дикой ненависти.
Но не Лантене она ненавидела. Ее свирепая ненависть была обращена на отца Лантене – великого прево Парижа графа де Монклара.
Покуда шел бой, Джипси стояла у раскрытого окна и слушала звуки, доносившиеся из темноты. В исходе боя она не сомневалась. Королевское войско побьют, а с ним и Монклара. Это было глубокое ее убеждение; в это она веровала.
Монклар непременно должен быть побежден, чтобы ярость его возросла! Непременно великий прево должен был дойти до ненависти к собственному сыну!
Когда все закончилось, когда она узнала, что королевские солдаты отбиты со всех трех сторон, спокойно закрыла окно и сказала:
– Я знала, что так все и будет!
Теперь она с любопытством наблюдала за собранием старшин и находила странным, что совет длится так долго.
– Неужто еще не кончено? – прошептала она.
Она вышла на улицу и подошла к костру, где под открытым небом, согласно обычаям и привычкам Двора чудес, проходил совет.
Говорил как раз Лантене. Говорил он вот что:
– Если мы, по вашему суждению, предадим его смерти, нам грозят самые страшные беды. Послушайте меня, не делайте так, воспользуйтесь случаем, чтобы утвердить свои вольности. Возьмите с него официально подтвержденное обещание ничего против нас не затевать и отпустите. Или вы думаете, что король оставит его смерть безнаказанной? Завтра же будет новая битва и, возможно, случай тогда обернется не в нашу пользу. А если вы отошлете его живым, не сделав никакого зла, то король не только два раза подумает прежде, чем снова напасть на людей, которые так хорошо защищаются, а еще и зауважает вас за великодушие, да и пленник будет вам признателен.
Джипси насторожилась: о ком он говорит?
Она тронула за локоть бригадира, стоявшего рядом:
– Брат, о каком пленнике они говорят?
– А ты разве не знаешь, старуха Джипси?
– Я одно знаю: моих деточек в этом бою не ранило, не убило – того мне и довольно.
– Знаем, знаем, как ты любишь наших братьев Манфреда и Лантене. Да они того и стоят. Благодаря им сегодня и бежали солдаты! А Лантене особенно отличился.
– Ну да?
– Вот так. Он и пленника взял.
– Так что за пленник?
– Сам великий прево.
– Граф де Монклар? – только и смогла выговорить старуха.
– Теперь решаем, как с ним быть.
– А куда его посадили?
– А вон туда! – указал вор на одну из лачуг.
– А он никак не убежит?
Вор расхохотался:
– Сидит в подвале связанный, веревки крепкие, а дверь заперта на два оборота.
– Такого пленника так и надо стеречь, – заметила Джипси.
И тихонько отошла.
Монклар попал в плен, а взял его Лантене!
Она пошла прямо к указанной лачуге.
У дверей стоял на часах Кокардэр.
– Тебя Лантене зовет, – сказала старуха. – Я за тебя тут постою.
– Ладно, – сказал Кокардэр. – Держи ключ!
– Только дождись, когда совет кончится. Раньше он велел ему не мешать.
– Ясно, ясно…
Кокардэр ушел, посвистывая.
Джипси бросилась к себе домой. Через полминуты она вышла назад со свертком под мышкой и фонариком в руках.
Отперла подвал, вошла и заперла изнутри.
Погребов под лестницей было два.
Во втором из них она увидела Монклара: тот лежал на земле крепко связанный, с кляпом во рту. Цыганка разом вынула кляп и развязала пленного.
– Узнали меня, господин великий прево? – спросила Джипси.
– Узнал! Чего тебе надо? – ответил он в убежденье, что за ней идет толпа воров и сейчас она будет над ним глумиться.
– Это Лантене взял вас в плен?
– Да!
– Сейчас идет совет старшин – решает, как с вами быть.
Монклар пожал плечами и надменно улыбнулся.
– Все согласны отпустить вас живого и невредимого. Один лишь человек – один, слышите? – того мнения, что вас надобно казнить. К несчастью, его голос один перевесит всех остальных. Его послушают.
– Вот как? Кто же этот безжалостный?
– Лантене.
– Так я и думал. Ну что ж, пусть не медлят!
– Я вас спасу.
– Зачем же ты спасешь меня?
– Некогда сейчас объяснять, после узнаете. Только об одном прошу: не забывайте, что Лантене хотел вас повесить, а я вас спасла!
– Не беспокойся: не забуду ни того, ни другого.
Тем временем старуха развязала сверток. В нем были широкий плащ и шляпа.
– Только шпагу оставьте, – сказала она. – Шпага вас выдаст.
Монклар послушался, надел шляпу и завернулся в плащ.
– Пойдемте, – сказала Джипси, когда все было готово.
Они поднялись по лестнице.
Цыганка заперла дверь на два оборота, положила ключ в карман и вышла в переулок Спасителя.
В конце переулка она остановилась и сказала:
– Ступайте, монсеньор.
– А ты?
– А что я? Вернусь домой да и всё.
– Они же узнают, что ты меня выпустила!
– Может, узнают.
– Тогда тебя убьют. Пошли со мной – я сделаю так, чтобы ты жила лучше, чем раньше.
– Мне уже лучше не жить, – возразила она.
– У тебя так много горя в жизни?
– Больше и быть не может у человека.
– Чудная ты! – прошептал великий прево. – Не ты ли говорила со мной как-то раз, когда я ехал верхом близ улицы Сен-Дени?
– Верно, монсеньор, я.
– Ты мне тогда сказала, что Лантене тебе надобен.
– Сказала. Он мне и теперь надобен.
– А ты меня спасаешь – стало быть, знаешь, как я поступлю.
– Нет, монсеньор, не знаю.
– Ведь когда-нибудь все-таки Лантене попадет ко мне в руки.
– Может быть, монсеньор. Ну и что?
– Как «что»? Я велю его колесовать заживо. Он-то меня не пощадил бы – ты сама мне сейчас сказала.
– Сказала, монсеньор, потому что правда.
– Так Лантене тебе надобен, а ты отпускаешь человека, который его колесует?
– Что ж, монсеньор, по-разному в людях нуждаются, разве не так?
Великий прево немного помолчал.
– А что случилось с Трико? – спросил он.
– Нет его больше. Наши люди его убили, потому что он был предателем.
– А кто же им это сказал?
– Лантене.
– Ты не лжешь?
Цыганка насторожилась. Неужели Монклар ее раскусил?
– Зачем мне лгать? – ответила она, как всегда, спокойно.
– Откуда я знаю? Может, у тебя злоба на этого Лантене.
– Нет у меня на него злобы. Он мне никто. А и была бы злоба, я бы до лжи не унизилась. Если я хочу с кем расправиться, расправляюсь сама. И тогда я, монсеньор, бью наверняка, могу поклясться.
– Это так! – сказал Монклар, содрогнувшись.
Он еще немного помолчал и продолжил:
– Чего ты хочешь за мое освобождение?
– Ничего мне не нужно, монсеньор. Я вас только потому отпустила, что у всех у нас были бы большие неприятности, если бы наши люди вас убили.
– Что ж! Тогда прощай.
– До свидания, монсеньор.
Она еще с минуту смотрела ему вслед. Великий прево шел таким спокойным шагом, как будто минуту назад ему не грозила страшная опасность.
Затем старая цыганка вернулась во Двор чудес. Она подошла к костру и спокойно вступила в круг воров, обсуждавших участь Монклара. Джипси окружало некое суеверное почтение.
Полагали, что она водится с какими-то бесами, а кроме того, известно было: она, как в открытой книге, читает по звездам, «что времена во тьме скрывают под покровом», говоря пышным слогом Лафонтена. Не один вор, готовый без страха встретить виселицу, взойти, если надо, на эшафот с бравой усмешкой на устах, столкнувшись глухой ночью с Джипси, вздрагивал и хватался за какой-нибудь амулет против злой доли.
Поэтому когда она вступила в круг старшин и подняла тощие руки, призывая к молчанию, все тотчас и замолчали.
– Вы, братья, – сказала Джипси, – сейчас советуетесь насчет великого прево…
– Верно! Подай и ты свой голос!
– Мой голос теперь ни к чему. И все ваши голоса ни к чему. Нет больше великого прево во Дворе чудес. Он бежал.
Раздался страшный вопль ярости и гнева. Несколько воров кинулось к подвалу, где держали Монклара. Через минуту они вернулись и сообщили, что Джипси сказала правду.
– Не ломайте голову, как это случилось, – сказала цыганка. – Это я отворила дверь и вывела его из королевства Египетского.
Изумленный крик встретил эти слова. Джипси поспешно продолжала:
– Я отпустила его и всех нас спасла. Духи открыли мне, что если великий прево погибнет, нас перебьют. Но если я неправа – накажите меня как знаете. И если наказанием будет смерть – умру, зная, что спасла братьев.
Никто не подал голоса за наказание цыганки. Она спокойно ушла домой.
Но по дороге ее догнал запыхавшийся Лантене.
– Зачем вы спасли этого человека? – спросил он.
– Ты же сам только что на совете разве не говорил, что Монклара надобно отпустить? Я думала, что порадую тебя.
– Порадуете… Что ж, матушка Джипси, простите, что я так осердился.
– Или я правда что-то не так сделала? – спросила она. И голос ее был как-то особенно ласков…
– Разве не понимаете, – тихо произнес Лантене, – разве не понимаете: я потому просил за этого человека, что его свободой и жизнью хотел выкупить жизнь и свободу другого?
– Вот беда! А мне и в голову не пришло!
– Оставим это… Уже случилась эта беда… Но по правде, если бы кто другой это сделал, не вы – не знаю, стало бы у меня довольно духа тут же его не убить?
Тем страшней были гнев и отчаянье Лантене, что он старался говорить тихо, чтобы не перепугать старуху.
Он рубанул рукой воздух и кинулся прочь, воскликнув:
– Должно быть, я и впрямь проклят!
Джипси не тронулась с места.
– Должно быть? – пробурчала она сквозь зубы. – А кто тебе сказал, что и впрямь не так?
* * *
Отчаянье Лантене не имело границ.
С тех пор как провалилась его безрассудная попытка освободить из Консьержери Этьена Доле, он с нетерпением только и ждал штурма Двора чудес.
Он был убежден, что великий прево лично возглавит эту операцию.
План его был прост: взять в плен Монклара. А когда великий прево будет в плену, не сомневался Лантене, у него можно будет добиться свободы Доле.
Как мы видели, этот план прекрасно удался в первой части, которую Лантене основательно считал самой трудной. А потом мы видели, как из-за Египтянки сорвалась вторая часть плана.
