Покуда во Дворе чудес совершались все эти события, король и его свита, ведомые Алэ Ле Маю, прискакали к дому на улице Сен-Дени, куда Мадлен Феррон провела шевалье де Рагастена.

Король сошел с коня.

Двадцать всадников, ехавших с ним, поступили так же, и командир их тотчас исполнил распоряжения, отданные Франциском. Затем король молча позвал за собой Ла Шатеньере, д’Эссе и Сансака.

– Сударь, – сказал он офицеру, – если я кликну вас – врывайтесь в дом и, не задумываясь, убивайте всех, кто встанет на пути: и мужчин, и женщин!

Офицер поклонился, давая понять, что приказ понял и готов исполнить его, ни на что и ни на кого невзирая. Затем король подошел к двери. Она была заперта.

– Открывайте дверь, – сказал король офицеру, – только без шума.

Один из солдат по знаку офицера подошел, засунул острие кинжала в замочную скважину, и через десять минут безмолвной работы дверь отворилась.

Франциск I вошел в дом, за ним три его спутника. Внутри была еще одна дверь. Ее открыли тем же способом.

Но молчанье, царившее в доме, лишь сильней беспокоило короля.

Отчего, в самом деле, там было так темно и тихо?

Когда он поднялся по лестнице до середины, тьма вдруг рассеялась. Король быстро схватился за шпагу и поднял голову: свет ведь шел оттуда, сверху. И он увидел женщину со светильником в руке, которая с печальным и суровым достоинством глядела на него. Франциск I тотчас же узнал ее.

– Мадам де Рагастен! – воскликнул он, снимая шляпу с учтивостью, которая редко ему изменяла.

Потом улыбнулся и, уже приняв решение, громко сказал:

– Знаете ли, сударыня, мы с вами недавно расстались не слишком любезно, так что я желал бы помириться с такой превосходной особой, как вы.

– Государь, – ответила Беатриче, – я повторю вам то, что сказала в усадьбе Тюильри: добро пожаловать.

Король беспокойно огляделся. Он был готов к сопротивлению, к укорам (он ведь попал в этот дом как один из воров, с которыми в этот час сражался великий прево), так что слова Беатриче заставили заподозрить ловушку.

Франциск I обладал храбростью, доходящей до необычайной степени.

«Может быть, меня сейчас зарежут, – подумал он. – Что ж! Лучше умереть, чем попасть в дураки». И он проворно взбежал на ступеньки, остававшиеся между ним и Беатриче.

– Буду ли я иметь удовольствие говорить с господином де Рагастеном? – спросил он с поклоном.

– Господин шевалье будет очень огорчен, что его не оказалось здесь, когда Ваше Величество нынче вторично его удостоили честью…

С этими словами Беатриче посторонилась и пропустила короля. Заметив его нерешительность, она все поняла и сказала:

– Ничего не бойтесь, государь, я в этом доме одна.

Король немного покраснел и вошел вместе со своими спутниками в прекрасную и просторную, но не вполне меблированную залу.

– Как, мадам! – воскликнул он. – Вы говорите, что здесь никого больше нет?

– Совершенно никого, государь.

– Но видели, как сюда вошло несколько человек…

– И еще с четверть часа тому назад они были здесь, государь. Теперь же, как мне ни жаль, я одна, как могу, стараюсь оказать королю надлежащие ему почести.

– Где же господин де Рагастен?

– Государь, – ответила Беатриче так спокойно, что король поневоле ею залюбовался и проникся к ней уважением, – я могла бы ответить на это, что вы – первый рыцарь Франции – сейчас допрашиваете женщину, которая приехала в эту страну, прославленную непритворным гостеприимством…

– Простите меня, сударыня, – смущенно сказал король. – Но речь идет об очень важных делах, уверяю вас. И, несмотря на мое огорчение, я задаю вам вопросы, как глава правосудия этой страны, а вас настоятельно прошу отвечать. Где господин де Рагастен?

– Поскольку вы говорите как власть имеющий, государь, я вынуждена отвечать. Господин де Рагастен пошел отвести в надежное место девушку, которая нам обоим очень дорога.

Франциск I взорвался:

– Куда же он лезет! Какой-то мелкий авантюрист, ни итальянец, ни француз, и смеет еще нас учить!

Беатриче побледнела.

– Государь, – произнесла она необычайно решительно, – шевалье де Рагастен никогда никому не позволял оскорблять себя безнаказанно. Мой же первейший долг – следить, чтобы его не могли оскорблять в его отсутствие. Но так как я женщина и не имею средств препятствовать четырем мужчинам быть наглецами – я удалюсь, чтобы не слышать дальнейшего.

– Не уходите, сударыня! – воскликнул король. – Вы сейчас произнесли очень дерзкие слова, но, как вы сами сказали, вы – женщина, и я не прибегну к мерам наказания, на которые имею право, – не дай того Бог. Не уходите, я буду выбирать слова и надеюсь на то же и от вас.

– Ваше Величество можете быть в этом уверены, – ответила на это Беатриче.

Король немного помолчал.

– Сударыня, – сказал он, – сейчас в усадьбе Тюильри я сказал вам ясно, что Жилет – моя дочь. Вы мне верите?

– Охотно верю, Ваше Величество, тем более что Жилет сама рассказала нам всю свою историю.

– Итак, шевалье де Рагастен знает, что она моя дочь, что я ищу ее – и увозит ее, похищает, прячет! Не ссылаясь уже на другие свои права, скажу вам, сударыня: я не так поступил с шевалье, когда он приходил ко мне с просьбой помочь найти его сына… вашего сына, сударыня!

– Государь, шевалье говорил мне о благосклонном приеме, который вы благоволили ему оказать, и я всячески уверяю Ваше Величество в его и моей признательности.

– Не сомневаюсь, сударыня, но странным образом поступает шевалье в доказательство этой признательности!

– Господин де Рагастен только сейчас спрашивал Жилет, хочет ли она, чтобы ее отправили в Лувр. Если бы она сказала «да», государь, шевалье был бы готов доставить вам ваше дитя.

– А она что сказала? – поспешно спросил король?

– Что лучше ей умереть…

Франциск I повесил голову.

– Неужели она меня так ненавидит! – прошептал он.

Но тут же гнев опять овладел им.

– Пусть так, – сказал он. – Господин де Рагастен куда-то отвел мою дочь. Но я желаю знать, куда он ее отвел.

– Не знаю, государь.

– Нет, знаете, сударыня! Вернее, вот что: поведение ваше, ваш голос, смущенный ваш взгляд – все мне говорит, что вы со мною лукавите. Итак, я желаю, чтобы вы мне сказали все в точности, или…

– Что «или», государь?

– Или я накажу вас одну. Стало быть, вы утверждаете, что шевалье здесь нет?

– Да, государь.

– И Жилету он увел?

– Да, государь!

– Превосходно. Он лишил меня дочери – я его лишаю жены. Извольте собраться и следовать за нами, сударыня.

– Как, государь, вы смеете…

– Я все смею! – злобно сказал король. Я вас арестую, сударыня. Когда шевалье де Рагастен вернет мне дочь, я верну вам свободу – в этом клянусь, но клянусь и в том, что шевалье не увидит вас, покуда я не увижу Жилет.

– Государь, вы недостойно злоупотребляете силой!

– Нет, сударыня, я очень милосерден.

– Государь, я уступлю только силе, и мы посмотрим, могут ли во Франции четыре дворянина поднять руку на женщину.

– Ничего, смогут! – воскликнул король в припадке ярости.

Он махнул рукой своим дворянам, и те без колебаний набросились на Беатриче. Она закричала.

В этот миг дверь отворилась и появилась Жилет. Вся белая, словно лилия, но твердым шагом девушка направилась к ошеломленному королю.

– Государь, – сказала она, – я готова следовать за вами.

– Бедное дитя! – воскликнула Беатриче.

– Увы, сударыня! Я обречена… И тем больше мое несчастье, что я могла бы стать причиной вашего. Государь, – обратилась Жилет к нему, – в первый раз я явилась к вам, чтобы спасти человека, который доверился мне. Смею думать, что на сей раз за моим появлением в Лувре не последует вскоре арест шевалье де Рагастена, как тогда – арест Этьена Доле.

– Дитя мое, – ответил король, волнуемый множеством чувств, – арест Доле – дело политическое. Что же до шевалье, клянусь вам: его никто не тронет.

– Прощайте, сударыня, прощайте, милая благодетельница! – воскликнула Жилет, бросаясь в объятия Беатриче.

– Государь, – сказала жена шевалье, – то, что вы нынче сделали, отвратительно. Берегитесь, как бы вам не заплатить за это дурное дело каким-нибудь большим несчастьем!

Король содрогнулся, но ничего не сказал, а только холодно поклонился и затем обратился к Жилет:

– Дитя мое, у вас против меня несправедливое предубеждение. Пройдет немного дней, и, надеюсь, я рассею их своей к вам любовью. Ла Шатеньере, подайте руку герцогине де Фонтенбло.

Ла Шатеньере поспешно повиновался и схватил Жилет под руку. Та безропотно повиновалась.

Король еще раз с суровым видом поклонился Беатриче.

– Сударыня, – сказал он, – я обещал этой девушке не трогать господина де Рагастена и сдержу слово. Но послушайте меня: посоветуйте ему поскорей возвратиться в Италию.

И он вышел, твердя про себя:

– Больше уж ее у меня не украдут!