Одна-единственная мысль терзала в последние дни тяжело больную Жанну де Пьенн:
«Я умираю, а судьба моей дочери так и не устроена… Бедное дитя! Без опеки и покровительства отца ей не прожить! Я должна найти Франсуа, пусть даже он до сих пор считает меня преступницей!.. Поручу ему Лоизу, тогда можно и умереть!»
Жанна расспросила шевалье де Пардальяна — теперь она знала, что ее письмо дошло до Франсуа де Монморанси и бывшему супругу известна правда. И Жанна стала ждать…
Когда Пардальян-старший объявил ей, что она вот-вот увидится с маршалом де Монморанси, несчастная женщина совсем не удивилась, а лишь прошептала:
— Он пришел, значит, я могу спокойно умереть! Мысль о скорой кончине не покидала Жанну — она не желала смерти, но и не страшилась ее. Она просто чувствовала, что умирает. Что-то словно надломилось в душе этой женщины. При известии о возвращении возлюбленного радость на миг вспыхнула в ее сердце ярким пламенем и тотчас погасла, оставив лишь горстку пепла. Одно твердила Жанна про себя:
«Близок час моей смерти! Наконец-то я отдохну…»
Когда мать, обняв дочь, шепотом передала Лоизе волнующее известие, девушка испытала такое потрясение, что не могла произнести ни слова, не могла двинуться с места ни на шаг. Она лишь взглянула на мать и лишилась чувств, медленно опустившись на пол. Пардальян-старший кинулся ей на помощь, а Жанна, охваченная бесконечной душевной усталостью, даже не обратила внимания на обморок дочери.
Потом Пардальян проводил Жанну де Пьенн в комнату, где ожидал Франсуа де Монморанси.
«Наконец-то, наконец-то, — твердила про себя Жанна, — я поручу моему супругу дочь, а сама спокойно умру у него на руках!»
Когда она увидела стоявшего перед ней Франсуа де Монморанси, ей захотелось закричать от радости, броситься ему навстречу, но сил у Жанны не было и все ее помыслы и желания вылились лишь в чуть слышные слова:
— Прощай… Я умираю…
И все кончилось… Но Жанна не умерла, лишь разум ее угас в безумии. Эта женщина вынесла такие муки, боролась с невзгодами и нуждой, все отдала своему ребенку и жила надеждой когда-нибудь увидеть дочь счастливой. Но теперь, когда Лоиза была спасена, силы оставили Жанну, она не выдержала, и безумие обрушилось на нее.
Семнадцать лет страданий не сломили ее, но она не вынесла минутной радости. Но судьба, так мучившая Жанну, все-таки оказалась милосердна, если можно говорить о милосердии в такие минуты, когда страдает человеческий разум. Жанне было даровано утешение: потеряв разум, она снова вернулась в годы своей юности, когда была счастлива и любима; снова жила она в родном Маржанси, где ей было так хорошо!..
Бедная, бедная Жанна! Несчастная маленькая фея Маржанси!
Когда маршал де Монморанси пришел в себя, он поднялся с колен и огляделся вокруг как человек, очнувшийся от глубоких грез. Он увидел Жанну де Пьенн: ее усадили в кресло, и она спокойно улыбалась, но, увы, глаза ее были пусты. Перед ней на коленях стояла девушка и тихо рыдала. Франсуа медленно подошел к дочери, склонился над ней и дотронулся до ее плеча.
Лоиза подняла голову, а Франсуа, протянув ей обе руки, помог встать, поставил перед собой и внимательно посмотрел на свою дочь. Он не мог не узнать ее: Лоиза очень напоминала мать, юную Жанну, которую маршал встретил и полюбил когда-то в Маржанси.
— Доченька! — прошептал Франсуа.
Сотрясаемая рыданиями, Лоиза кинулась на шею маршалу, и первый раз в жизни, с невыразимым восторгом и нежностью, девушка произнесла слово, к которому совсем не привыкла:
— Отец!..
И слезы их смешались.
Потом Франсуа сел рядом с Жанной, взял ее руку в свою, а Лоизу, словно ребенка, посадил к себе на колени.
— Дитя мое, — произнес он, — матери у тебя больше нет, но ты нашла отца, он поддержит тебя в великом горе…
Так воссоединились три любящих человека.
Наконец маршал и Лоиза немного успокоились. Они перестали лить слезы, убедив себя, что разум к Жанне вернется, и перешли к бесконечным рассказам и расспросам.
Лоиза рассказала отцу, как они с матерью жили все эти годы, а он в свою очередь поведал ей, как сложилась его судьба после трагедии в Маржанси. Так они просидели до полуночи, рядом с бледной, улыбающейся Жанной, не проронившей ни слова.