В Лувре царила таинственная тишина. Леонора Галигаи, удалившись в свои покои, отведенные ей по соседству с апартаментами королевы самой Марией Медичи, размышляла… Леонору терзали сомнения. Король-враг, король-отрок… Ему чуть больше пятнадцати, он так хорош собой и так полон жизни, но придется его… убить! Последнее слово громовым раскатом пророкотало у нее в душе, точно суровый и окончательный приговор. Отравительница встала и твердым неспешным шагом направилась к королевским покоям.

Два высоких окна королевской опочивальни, выходивших на Сену, были наглухо закрыты шторами.

У самого изголовья кровати виднелась небольшая дверь, которой никто не пользовался: она соединяла апартаменты Людовика с покоями юной королевы Анны. Король вот уже десять месяцев женат на Анне Австрийской, но оба они еще слишком молоды для брака, их союз пока лишь политическая сделка… И маленькая дверь, открывающая путь в любви, еще не вызывает у юных супругов никакого интереса…

В огромной кровати, залитой тускловатым светом ночничка, свисающего с потолка на тройной золотой цепочке, безмятежно почивает король.

Точным, хорошо заученным движением Леонора открывает принесенный с собою флакон. Протягивает руку… Не сводя глаз с лица короля, вливает яд в золотой кубок. Затем наполняет кубок жидкостью из амфоры, стоящей рядом.

Потом женщина выскальзывает из опочивальни, закрывает за собой маленькую дверь и, замерев в узеньком коридорчике, ждет… Нет, это еще не все!

Необходимо увериться, что ее замысел увенчался успехом, что король обречен!

Она хочет услышать, как король проснется и, опершись на локоть, потянется по своему обыкновению за кубком. Она хочет услышать, как Людовик сделает глоток… Тогда можно будет с полным правом сказать себе:

– Свершилось! Король испил свою чашу. Яд уже проник в его тело. Теперь остается пойти к Лоренцо и взять у него цветок, убивающий тех, кто пригубил эту дьявольскую жидкость!

И Леонора ждала, замерев за дверью. Женщина словно окаменела, вся обратившись в слух. Пробило два часа… половину третьего… три. Титаническим усилием воли отсекая от своего сознания все посторонние шумы, она стремилась не упустить вожделенных звуков. И не упустила.

Она слышала, она поразительно ясно видела – да, видела в обостренном своем воображении – как Людовик просыпается, приподнимается на локте и тянется за смертоносным кубком. Сейчас, сейчас он его осушит! И Кончини станет повелителем Франции!

И в этот миг вдали послышался страшный шум. Кто-то бежал, стремительно приближаясь к королевским покоям, кто-то вопил: «Держи! Держи!»

– Эй вы! Что все это значит? – вскричал Людовик, соскочив с постели.

Охранявшаяся стражниками главная дверь королевской опочивальни распахнулась настежь, и в комнату ворвались люди. Леоноре показалось, что земля уходит у нее из-под ног…

Чувствуя, что она стремительно погружается в воду, Жизель потеряла четкое представление об окружающем мире. Девушку швырнуло в водоворот, затем течение подхватило ее и затащило под вторую арку. Жизель то выкидывало мощным толчком на поверхность, то затягивало на самое дно. Она не могла определить, сколько времени продолжался этот кошмар.

В очередной раз вынырнув из пучины, Жизель открыла глаза и увидела перед собой какой-то черный предмет, раскачивавшийся на волнах. Собрав последние силы, девушка рванулась вперед и судорожно вцепилась в него, а подтянувшись поближе, поняла, что это совсем маленькая лодка, привязанная к кольцу, которое было вделано в каменную кладку почти у самого края арки. Отчаянным усилием Жизели удалось забраться в утлое суденышко; дрожащая и мокрая, она смогла наконец перевести дух. Свежий воздух животворной струей вливался в легкие… Девушка решила не терять времени на размышления о том, кто на нее напал. Разумеется, это было покушение. Преступники воспользовались водой, а не клинком – и ясно почему: вдохновительница убийства хотела, чтобы гибель Жизели выглядела как несчастный случай. Вдохновительница? Да, Мария Медичи. В этом не было никаких сомнений!

Теперь надо как можно скорее выбраться на берег: впрочем, сидя в лодке, сделать это нетрудно. Из пышных складок платья Жизель вынула кинжал, чтобы перерезать канат, и вздрогнула: суденышко было прикреплено к кольцу железной цепью. Девушка шагнула на корму, которая на несколько дюймов выступала из-под арки, и остолбенела от изумления, увидев перед собой веревочную лестницу, спускавшуюся откуда-то сверху прямо в лодку. Веревка, брошенная с моста? Неужели кто-то был свидетелем покушения? Жизель не стала долго раздумывать, а поспешила воспользоваться лестницей. Гибкая и ловкая, девушка быстро добралась до самого верха.

Она оказалась у Дома, который находился почти на середине моста. Лестница была крепко привязана к скобе, выступавшей с наружной стороны подоконника. Забравшись наверх, Жизель поняла, что лестницу опустили вовсе не для нее: окно было закрыто. Девушка попыталась разглядеть что-нибудь через стекло, поскольку внутри горел свет. Но это единственное, что она сумела разобрать, всматриваясь в мутные и темные стекла. Тогда Жизель постучала.

Створки окна резко распахнулись. Видимо, обитатель этого дома ожидал чего угодно – но только не стука в окно, пробитое в отвесной стене над водой. Жизель оказалась лицом к лицу с изумленным карликом: он стоял на табурете, устремив на нее сверкающие глаза. Сообразив, что перед ним молоденькая девушка, бледная и насквозь промокшая, он явно смутился, но тут же приветливо произнес:

– Влезайте. Кто бы вы ни были, бедный Лоренцо рад видеть вас в своем доме.

– Лоренцо? Торговец зельями? – содрогнувшись, переспросила Жизель.

– Он самый, – поклонился карлик. – Я вижу, мое имя повергло вас в ужас, мадемуазель. Но вы боитесь напрасно.

– Я вовсе не боюсь, – ответила Жизель, влезая в оконце.

Карлик захлопнул ставни, перед тем бросив внимательный взгляд на реку. Жизель быстро обвела глазами комнату: это была настоящая лаборатория. Продавец трав вопросительно смотрел на гостью, столь странным образом появившуюся у него в доме.

– Я упала в воду, – пояснила девушка. – Течение затащило меня под арку. Там я увидела лодку и забралась в нее. А потом поднялась к вам по лестнице. Вот и все.

– Упала в воду, – пробормотал Лоренцо. – Так-таки и упала? – пристально взглянул он на девушку.

– Да, – кивнула та. – Какое это имеет значение? Лучше расскажите мне про вашу лодку и про вашу лестницу, – попросила красавица.

Лоренцо заулыбался.

– Такая милая девушка, конечно, не выдаст бедного калеку, – проговорил он. – Каждый день мне приходится ждать расправы: разъяренная чернь вот – вот ворвется в мой дом, и тогда бедному Лоренцо несдобровать… На этот случай я и держу под мостом лодку. Вечером я спускаю в нее лестницу, а утром поднимаю. А теперь прошу вас выпить вот это. Не беспокойтесь, я вас не отравлю, – с усмешкой добавил карлик.

Он подал ей какую-то жидкость, которую девушка выпила с благодарной улыбкой. Лоренцо не сводил с красавицы восхищенных глаз.

– Мой укрепляющий эликсир подействует быстро, – заметил он. – Но вы промокли насквозь, а в моем доме нет женской одежды, так что вам придется высушить свое платье перед огнем. Входите же, – пригласил карлик, распахивая дверь.

Жизель без колебаний последовала за ним. Они очутились в комнате, обставленной весьма изысканно. Лоренцо на минуту вышел и вернулся с большой охапкой хвороста. Бросив ее во внушительных размеров камин, карлик быстро развел огонь.

– Чувствуйте себя как дома, – радушно промолвил маленький человечек и деликатно удалился.

Оставшись одна, Жизель принялась сушить свою одежду.

«Несчастный уродец, – посочувствовала она хозяину. – Могла ли я подумать когда-то, что человек, одно имя которого наводило на меня безумный страх, станет моим спасителем?!»

А тем временем Лоренцо, сидя в своей лаборатории, размышлял:

«Этой ночью мое зелье обречет на смерть двоих… Леонора отравит короля, а Кончини – дочь герцога Ангулемского… Взамен же этих двух смертей судьба – насмешливая или мстительная – требует, чтобы я помог сохранить жизнь человеческому существу.

Ведь я же, как это ни удивительно, спасаю свою таинственную гостью. Более того, это приносит мне какое-то странное облегчение… Мне, человеку, ненавидящему весь мир! Ладно… Пусть жизнь, которой будет лишена Жизель Ангулемская, станет моим даром ночной незнакомке.»

Погруженный в свои мысли Лоренцо даже не заметил, как пролетели полчаса; карлик очнулся лишь тогда, когда в комнату вошла его загадочная гостья в просохшем платье.

– Что вам нужно еще? – спросил маленький человечек. – Ага, вижу, вам не терпится поскорее выбраться отсюда.

– Извините, сударь, но меня ждут, – улыбнулась девушка. – Такое долгое отсутствие наверняка встревожило моих близких…

Ведя незнакомку к деревянной лестнице, карлик думал: «Надо полагать, девица загулялась допоздна, ее ограбили и швырнули в воду…»

– Прощайте, – промолвил он, открывая дверь, выходившую прямо на мост. – Надеюсь, теперь вы не будете вздрагивать от ужаса и отвращения, услышав имя проклятого Лоренцо!

Жизель протянула карлику руку. Он поцеловал ее. Переступив порог, девушка на прощанье сказала:

– Сударь, я никогда не забуду того, что вы сделали для меня. Если вы попадете в беду, если вам надо будет где-то укрыться от гонений, прошу вас воспользоваться моим гостеприимством. В любое время дня и ночи вас с радостью примут в моем доме.

– Хорошо, – ответил Лоренцо. – И как же я отыщу ваше жилище?

– Это очень легко! – снова улыбнулась красавица. – Чтобы попасть ко мне, достаточно постучать особым образом – пять раз подряд – в дверь особняка, расположенного в самом низу улицы Дофин. Это дворец моего отца. Мое имя – Жизель, я дочь графа Овернского, герцога Ангулемского.

С этими словами девушка повернулась и исчезла в ночи. Карлик, потрясенный до глубины души, долго не мог двинуться с места. Наконец он задумчиво закрыл дверь и медленно пошел в лабораторию. Там он снова погрузился в раздумья, и только наступивший рассвет вывел его из долгого оцепенения.

Жизель прощалась с Лоренцо приблизительно в то самое время, когда Леонора Галигаи кралась к королевской опочивальне. Сбежав с моста, Жизель спустилась по улице, сжимая в руке кинжал. Девушка беспрепятственно добралась до дверей отцовского особняка и проскользнула внутрь. Жизель знала, что этой ночью в подземелье дворца должны собраться единомышленники герцога Ангулемского. Она стрелой помчалась по коридору, в конце которого мерцал слабый огонек. Вскоре ей показалось, что она слышит какой-то глухой шум, гневные выкрики, звон клинков… там сражались!

«Мой отец разоблачен!» – в ужасе подумала девушка, спрыгивая на верхнюю площадку лестницы, спускавшейся в подземелье. Отсюда была прекрасно видна кипевшая внизу битва. Но нет, не битва, а подлое убийство! Человек десять или двенадцать накинулись на одного. Загнанный в угол юноша со сломанной шпагой в руке, казалось, отбивался от разъяренной стаи кровожадных хищников.

Жизель испустила душераздирающий крик, и атакующие замерли от неожиданности. В юноше, которого они собирались убить, девушка узнала своего спасителя с Медонской дороги! Жизель снова увидела его таким, каким запомнила навсегда, – ослепительно-прекрасным в своем бесстрашии и благородстве. Герцог встретил девушку криком отчаянной радости:

– Дочь моя! Жизель! Дорогая девочка!

Жизель стремительно одолела лестницу и оказалась внизу.

«Она!» – ликующе воскликнул про себя Капестан.

Жизель резко отвела нацеленные в грудь шевалье клинки и, дрожа от возмущения, встала рядом со своим спасителем.

– Отец, – промолвила девушка, – вы вознамерились убить человека, который вырвал меня из лап Кончини!

Потрясенный герцог Ангулемский пролепетал:

– Он? Тебя спас шевалье де Капестан? Ты же говорила – Сен-Мар!

Жизель необычайно мягким голосом пояснила:

– Я не знала, что его зовут шевалье де Капестан, он не представился мне из скромности. К тому же было не до церемоний: ему пришлось сражаться с дюжиной бретеров Кончини.

– Сударыня, – склоняясь перед Жизелью, произнес Капестан, – ваши слова навеки останутся в моем сердце. Что бы ни случилось, моя жизнь принадлежит вам.

– Благодарю вас, господин шевалье, – ответила девушка. – Ваше поведение на Медонской дороге, ваша учтивость, не утраченная даже здесь, в обществе этих благородных сеньоров, заставляют вспомнить доблестных рыцарей былых времен.

Заговорщики переглянулись. Конде, Гиз и все прочие дружно отсалютовали шпагами, после чего вложили их в ножны. Сен-Мар переломил свою о колено.

Герцог Ангулемский, не сводивший глаз с Сен-Мара, приписал необычайное волнение маркиза ревности и не на шутку встревожился.

На предполагаемом браке Жизели и Сен-Мара основывались все честолюбивые планы, которые столь усердно разрабатывал Карл Ангулемский. Возвращение Сен-Мара в родовое поместье без официального объявления о свадьбе было равносильно краху всех надежд… Чувствуя, как почва уходит у него из-под ног, герцог принял отчаянное решение.

Он подавил свою радость, вызванную благополучным возвращением дочери, подумав, что позднее подробнейшим образом расспросит Жизель о том, кто я как похитил ее из Медона.

– Дочь моя, – укоризненно промолвил герцог, – я весьма огорчен, узнав, что на Медонской дороге тебя спас какой-то авантюрист, а не твой жених, как я полагал. Но это дела не меняет: я взял с тебя слово и дал свое. Твой суженый стоит перед тобой. Дорогие друзья, господа, имею честь сообщить вам о скорой свадьбе моей любимой дочери Жизели с господином Анри де Рюзе д'Эффья, маркизом де Сен-Маром.

Неожиданность сделанного герцогом объявления, смертельная бедность Жизели, вызывающая поза Сен-Мара, не сводившего с Капестана горящих глаз, – все это заставляло видеть в скороспелой помолвке некий скрытый смысл. Капестан улыбнулся.

Жизель догадалась, какие страхи обуревают ее отца. Трус, готовый все на свете принести в жертву своей гордыне! Девушка была возмущена до глубины души, однако благородство Жизели граничило с самоотречением. Чувствуя, как рушится ее мечта о счастье, красавица шагнула вперед, в то время как Капестан отступил назад, держась нарочито скромно перед герцогом Ангулемским, обозвавшим его авантюристом, вместо того чтобы поблагодарить за спасение дочери. Жизель, заставив себя протянуть руку Сен-Мару, объявила:

– Герцог Ангулемский взял с меня слово и дал вашему отцу свое. Что ж, я не нарушу обещания. Вот моя рука, сударь!

Герцог де Гиз, постаравшись унять дрожь, в которую его бросило от этой сцены, наконец произнес, указывая на Капестана:

– Остается узнать, зачем сюда пожаловал этот господин…

Жизель обернулась к Капестану, ее прекрасные глаза отчаянно молили о снисхождении: «Я дала слово! Легче умереть, чем нарушить клятву. Простите! Мне надо спасти отца!»

Шевалье отвернулся. Знакомство их было очень недолгим – всего несколько минут на Медонской дороге, но они понимали друг друга с одного взгляда. Тайный язык любви красноречивее множества слов, произнесенных вслух…

Капестан шагнул к герцогу Ангулемскому и пояснил спокойным голосом, в котором звучала легкая ирония:

– Монсеньор, я пожаловал сюда, чтобы спасти вашу светлость. У авантюристов вроде меня имеются свои причуды… У дверей Кончини мне удалось подслушать много интересного – например, то, что маршал собрался схватить вас и ваших замечательных единомышленников, а особняк ваш взять под наблюдение. Зная, что ваш арест – дело решенное, я вознамерился вырвать герцога Ангулемского из рук палачей и отправился за город в надежде отыскать вас. В Медоне, в доме, расположенном напротив гостиницы «Сорока-воровка», я встретил некую фею, которая раскрыла мне тайну девиза, начертанного на дверях этого особняка. Я проник внутрь. В тот самый момент, когда вы набросились на меня, я собирался крикнуть: «Тревога, господа! Кончини вы следил вас! Кончини идет по вашему следу! Спасайтесь!» Видимо, я совершил ошибку, в чем и приношу свои извинения.

Испуганный ропот пробежал по рядам присутствующих. Усомниться в правдивости слов шевалье было невозможно. Некоторые подробности, проскользнувшие в его рассказе, прямота и открытость юноши – все свидетельствовало о том, что он не лжет. Особняк не сегодня-завтра будет окружен врагами – если не окружен уже сейчас.

– Господа, – перекрывая шум, воскликнул Конде, – пришло время подумать о нашем спасении.

Герцог Ангулемский протянул Капестану руку со словами:

– Молодой человек, вы – наш!

– Да, да! – поддержали его остальные. – Можете считать себя нашим, шевалье, нам послало вас само Небо!

Капестан невозмутимо выждал, пока установится тишина, отвесил поклон герцогу Ангулемскому, так и не пожав ему руки, и решительно произнес:

– Господа, прошу не считать меня вашим. Я вынужден отказаться от этой чести.

– И что же вас к этому вынуждает? – поинтересовался Гиз.

– Я задумал сыграть с нашим славным Кончино Кончини одну милую шутку, – проговорил шевалье. – Я ненавижу его и потому предупредил вас об опасности. Но дальше наши пути расходятся, и я становлюсь вашим врагом. Вы собираетесь лишить трона, а, возможно, и жизни бедного маленького короля, которого никто не любит. Что ж, придется мне его полюбить. Господа! Я намерен помочь Людовику XIII удержаться на престоле!

Сделав это торжественное и простодушное заявление, благородный Капестан дерзко оглядел собравшихся. Жизель смотрела на отважного шевалье с нескрываемым восхищением, зато остальные тут же насторожились. Подойдя к юноше, герцог Ангулемский сказал:

– Молодой человек, вы подслушали, наши секреты. Мы не станем вас убивать, признавая честность ваших намерений. Но вы объявили себя нашим врагом. Что касается меня, я с первого взгляда почувствовал в вас своего противника. Тем не менее вы спасли мою дочь, вы предупредили нас об опасности. Посему я готов на время забыть о своей ненависти к вам. Как только вы окажетесь на свободе, мы сведем наши счеты. А пока придется вас задержать. Шевалье де Капестан, вы – наш пленник!

– Шевалье де Капестан, вы свободны! – раздался властный женский голос.

Все повернулись к девушке, посмевшей произнести эти слова.

– Жизель! – вскричал, возмущенный до глубины души герцог Ангулемский. – Что это значит?

– Это значит, что я заинтересована в успехе нашего замысла больше всех, – твердо ответила красавица. – Никто из вас не сделал ради этого столько, сколько я. Благодаря мне вы объединились и благодаря мне ваши планы близки к осуществлению. Особенно это касается вас, отец мой… Все вы уже обговорили, что получит каждый из вас после победы, и только я, стоящая во главе нашего дела, еще ничего не попросила для себя. Теперь и я намерена потребовать свою долю – ею станет свобода шевалье де Капестана. Это мое право, и я прошу отнестись к нему с уважением. Шевалье, вы свободны!

Капестан отвесил Жизели глубокий поклон. В дверях он обернулся, и взгляды их встретились. На какое-то время молодые люди замерли, не в силах оторвать друг от друга глаз, потом шевалье резко шагнул к выходу и исчез…

– Надо было по крайней мере взять с него слово помалкивать, – пробурчал Сен-Мар. – А теперь мы пропали!

– Шевалье де Капестан нас не выдаст, – уверенно возразила Жизель. – Ручаюсь за это своей головой!

Герцог бросился к дочери и едва успел подхватить ее на руки: от пережитых волнений девушка лишилась чувств.

Капестан выскочил из особняка герцога Ангулемского. Лицо юноши пылало, он готов был обвинить в своем несчастье весь мир. Еще бы! Мечты шевалье о любви пошли прахом.

Но как ни велико было отчаяние Капестана, в голове у него все время вертелись слова, услышав которые, он недавно вскрикнул от ужаса, выдав тем свое присутствие на собрании заговорщиков: «Этой ночью король Франции будет отравлен».

Невзирая на разбитое сердце, надо было бежать в Лувр, прорваться к Людовику, успеть крикнуть: «Сир, не пейте ничего этой ночью!» Во что бы то ни стало нужно спасти несчастного мальчика от уготованной ему страшной смерти!

«Куда подевался Коголен? – негодовал шевалье. – Где лошади? Где Фан-Лэр, который домчит меня в Лувр за две минуты?!»

Капестан метался по улице взад-вперед, не переставая изрыгать проклятия и ругательства. Он то и дело свистел, подзывая своего оруженосца, но Коголен не откликался! Коголена и след простыл! Убедившись в этом и испустив на всякий случай последний отчаянный вопль, шевалье бросился бежать на своих двоих: вдали, на колокольне Сен-Жермен-л'Озеруа, пробило два часа.

Капестан вихрем промчался по Новому мосту и свернул влево, на набережную Эколь. Не сбавляя скорости, он понесся дальше и наконец достиг старого королевского дворца. Задыхаясь, шевалье остановился у ворот, охраняемых двумя стражниками, которые туг же скрестили перед юношей свои пики.

– Господа! – воскликнул, обращаясь к ним, Капестан, – случится страшное несчастье, если я не поговорю немедленно с господином де Витри.

– Офицер! К вам пришли! – гаркнул один из стражников.

На другой стороне рва замелькал свет фонаря, и чей-то голос прокричал в ответ:

– Пропустите!

Капестан пробежал через мост и оказался под сводами дворца.

– Сюда! – распорядился встретивший его чело век, кивнув на правую дверь.

Капестан повиновался и очутился в обширном караульном помещении, в глубине которого он сразу же заметил еще одну – застекленную – дверь, выходившую во внутренний двор замка, где человек двадцать швейцарцев, несших в эту ночь караульную службу, спокойно посиживали на табуретах. Сержант, их начальник, говоривший с сильным немецким акцентом, спросил шевалье:

– Что случилось? Зачем вы явились сюда?

– Мне надо немедленно встретиться с капитаном гвардейцев, – взволнованно воскликнул молодой человек. – Речь идет о жизни одной высокопоставленной особы, имя которой я не хочу называть. Поторопитесь! Быстро пошлите за капитаном, или проводите меня к нему.

– Это так спешно, сударь? – удивился сержант. – Осторожнее, краска!.. Значит, вы утверждаете, что дело весьма серьезное?

– Я уже битый час твержу вам об этом, – начал терять терпение Капестан.

– Значит, вы говорите – осторожнее, краска! – значит, вы говорите, что дело это срочное? – устремил на юношу задумчивый взгляд сержант.

Капестан раздраженно пожал плечами и шагнул к застекленной двери. Он заметил одного из стражников, неспешной походкой направившегося к правому крылу здания.

– Как бы не опоздать! – чуть не плача от бессилия, воскликнул шевалье и спросил у сержанта: – Где живет капитан?

– Видите два освещенных окна справа от вас? Вот там. А позади его квартиры располагаются покои Его Величества. Сударь, отойдите от двери, посторонним запрещено к ней приближаться. Стойте здесь!.. Осторожнее, краска!

– А долго ли мне придется ждать? – обеспокоенно осведомился Капестан.

– Нет, сударь, – степенно ответил сержант. – Десять минут потребуется, чтобы добраться до капитана, пятнадцать – чтобы разбудить его и растолковать, что речь идет о жизни и смерти, ну и эдак через полчасика он пришлет кого-нибудь сюда, чтобы хорошенько вас порасспросить…

– В таком случае мне придется бежать к нему без вашего дозволения, – решительно заявил шевалье.

– Эй, сударь! – возмутился сержант. – Вы что, рехнулись?! Стража, сюда!

Капестан хотел было выхватить шпагу, но тут же вспомнил, что ее обломки валяются в подземелье особняка герцога Ангулемского. Тогда шевалье просто бросился на сержанта, схватил его за горло и с диким криком принялся трясти, как тряпичную куклу.

– Ты что, вздумал издеваться надо мной, негодяй? – орал юноша. – Немедленно пропусти меня во дворец – или я сверну тебе шею!

– Эй, стража! Убивают! – хрипел сержант. – Сюда! Быстрее!.. Осторожно, краска!

В мгновение ока Капестан был окружен дюжиной разъяренных швейцарцев гигантского роста. Над головой шевалье взметнулось два десятка здоровенных кулаков, готовых обрушиться на его голову, однако этого не произошло. В стане врага внезапно начался жуткий переполох, воздух огласился французскими, немецкими и Бог знает еще какими проклятиями, которые неудержимым потоком лились из двенадцати луженых глоток. Противник отступал по всей линии фронта, злобные вопли, испускаемые швейцарцами, перемежались победными кличами Капестана и его громким хохотом.

Что же обратило в бегство неустрашимых гвардейцев? Краска! Та самая краска, за которой столь бдительно следил сержант, наконец-то сыграла свою роль! В королевском дворце в это время делали ремонт, и маляры по вечерам сносили бадьи с краской в караульное помещение. В пылу сражения Капестан ненароком опрокинул одну такую бадью, а когда увидел растекавшуюся по полу краску, юношу осенила блестящая идея, которую он незамедлительно воплотил в жизнь. С молниеносной быстротой шевалье схватил две огромные малярные кисти и, размахивая обеими руками, принялся усердно раскрашивать лица швейцарцев. Краска стекала по щекам бравых вояк, капала с носов, забивала рты, залепляла глаза, пятнала роскошные мундиры… Швейцарская гвардия отступала спешно и беспорядочно, отважные солдаты бежали, словно крысы с тонущего корабля…

Главное – спасти мундир. Уберечь перевязь. Умереть, но не дать пятну обезобразить камзол. Швейцарцы, хладнокровно шедшие на стальные клинки, разбегались от малярной кисти. Все же в общей неразберихе им удалось заметить, что мимо них пронеслась какая-то тень. Это шевалье, грозно размахивая кистями, ринулся во двор, устремившись к освещенным окнам. Разъяренные стражники кинулись в погоню за мятежником…

Тотчас же по Лувру громовым раскатом разнесся сигнал тревоги. На всех постах караульные схватились за оружие.

Капестан пересек двор и нырнул под своды замка, намереваясь прорываться к лестнице. Весь Лувр был уже на ногах. Наверху распахнулась та самая дверь, к которой хотел пробиться шевалье. Он ринулся к освещенному прямоугольнику, крепко сжимая в руках малярные кисти.

– Пропустите! – вопил Капестан на бегу. – Я должен немедленно видеть капитана де Витри!

– Это я! – прогремел с верхних ступенек человек, еще не пришедший в себя от изумления.

– Медон! – умоляюще крикнул ему шевалье.

Это слово было паролем, услышав который, караульные обязаны были пропустить посетителя к королю в любое время дня и ночи. Тем не менее Витри колебался. Капестан не стал ждать, когда же капитан гвардейцев примет наконец какое-нибудь решение, и вдохновенно взмахнул кистями. Бац! Бац! Бац! Витри буйно зазеленел! Меткий удар туда! Смелый мазок сюда! Безумцу удалось проскочить мимо отпрянувшего капитана – и вот юноша уже в апартаментах Людовика XIII. Дверь! Сейчас шевалье распахнет ее… Могучим движением он отбросил в стороны двух гвардейцев, мазнув их для острастки по лицам, и одним прыжком оказался у самого изголовья королевского ложа. Оглядевшись, Капестан схватил амфору и разбил ее вдребезги, с размаху выплеснул содержимое золотого кубка на паркет и навзничь бросился на ковер. Тут шевалье перевел дух и радостно улыбнулся, воскликнув:

– Еще не выпил! Черт возьми, я все-таки успел!

И обессиленный Капестан, широко улыбаясь, закрыл глаза.

Да, Людовик ХШ так и не пригубил смертоносного зелья. Переполох, поднявшийся в Лувре, остановил его руку, которая уже тянулась к кубку. Услышав непонятный шум, юный король схватился за шпагу. Через минуту дверь опочивальни распахнулась, словно от порыва ураганного ветра. Король вскинул шпагу, но тут же опустил ее: он узнал Капестана.

Лицо Людовика, наблюдавшего за тем, как шевалье разбивает амфору и выливает содержимое кубка на пол, покрылось смертельной бледностью: он догадался обо всем!

А за маленькой, искусно замаскированной дверью отравительница, едва не задохнувшись от бешенства, пыталась понять, что же произошло. Король спасен! Но кем?! Надо узнать это любой ценой. Женщина затаилась в своем укрытии, снова обратившись в слух.

Бледный и обессиленный шевалье все еще лежал на ковре. Вокруг молодого человека толпилось множество людей, примчавшихся вслед за ним в королевскую опочивальню. Теперь она была битком набита стражниками, офицерами, слугами – и всем им не терпелось наброситься на Капестана.

– Не трогайте его! – закричал король. – Смерть тому, кто прикоснется к этому человеку!

В комнате воцарилась напряженная тишина. Людовик мрачно посмотрел на разбитую амфору, на распростертого у кровати шевалье, затем скользнул глазами по толпе, заполнившей комнату. При взгляде на преследователей Капестана губы Людовика, не привыкшие улыбаться, дрогнули… Король усмехался все явственнее, пока наконец не разразился неудержимым хохотом.

– Ха, ха, ха! – захлебывался от смеха Людовик. – Что за носы – красный, зеленый, голубой! А вон тот пожелтел, как лимон! А у этого фиолетовая борода! Ну и потеха!

Король хохотал, бросившись в кресло, а за маленькой дверью исходила злобой коварная отравительница…

Гомерический хохот, от которого тряслись стекла, в конце концов вернул Капестана к жизни. Шевалье открыл глаза и увидел намазанные до ушей рты, пестрые лица, запятнанные краской костюмы. Приподнявшись на локте, Капестан в изумлении уставился на собравшихся вокруг него людей.

– Вы свободны, господа, – объявил король. – Всем вам надо хорошенько умыться.

Перестав смеяться, Людовик жестом приказал присутствующим удалиться. Вскоре комната опустела. Людовик и Капестан остались одни. Лицо юного короля снова омрачилось. Накинув на плечи плащ, он принялся медленно расхаживать по опочивальне. Капестан ждал.

– Шевалье де Капестан, садитесь вот в это кресло, – промолвил наконец Людовик, ласково взглянув на молодого человека.

– Шевалье де Капестан! – прошептала отравительница, стараясь как следует запомнить это имя.

– Сир! Я частенько слыхивал от своего батюшки, что не пристало подданному сидеть в присутствии монарха.

– Будьте любезны сесть, – мягким тоном повторил король.

Капестан не без труда добрался до указанного кресла и со вздохом глубокого облегчения опустился в него. Отдохнуть ему действительно не мешало. Король внезапно нагнулся и подобрал с пола огромную кисть… затем другую.

– Что это? – удивленно осведомился он.

– Это мои шпаги, сир, – объяснил Капестан. На короля снова накатил приступ смеха; забросив кисти в угол, он уселся и попросил шевалье:

– Расскажите… это должно быть забавно!

И Капестан начал повествовать об эпической битве. Изумленный отвагой шевалье, король восхищенно взирал на его мужественное лицо, на его энергичные жесты; Людовик с увлечением слушал историю человека, посмевшего бросить вызов всему Лувру. Когда шевалье замолчал, король глубоко задумался. Затем, стараясь унять дрожь, с тревогой спросил:

– Зачем вы так спешили ко мне?

– Затем, чтобы крикнуть: «Ваше Величество, не пейте ничего этой ночью и ничего не ешьте!» – произнес Капестан.

– Значит, меня собирались отравить? – прошептал Людовик XIII.

– Да, – лаконично ответил шевалье. Людовик сжал голову руками и воскликнул в отчаянии:

– Я погибну! Меня уже пытались убить – не случайно же взбесилась вдруг моя лошадь. Этой ночью пустили в ход яд, завтра измыслят что-нибудь еще… Все хотят моей смерти. Все! Я погибну!

Шевалье с жалостью и почти братским состраданием смотрел на несчастного подростка, оказавшегося на краю бездны.

– Нет, сир, вы не погибнете! – решительно возразил он. – Защищайтесь! Атакуйте, если это необходимо. Убийцы трусливы. Внимательно смотрите по сторонам и, почуяв опасность, первым наносите удар. Тогда не вам надо будет бояться смерти!

– Как вы узнали?.. – устало поинтересовался король.

– Совершенно случайно, – откликнулся шевалье. – Я подслушал один разговор… Дело было ночью, и мне не удалось разглядеть в темноте лица собеседников. Однако не оставалось никаких сомнений: отравить собирались именно короля. И я сразу же помчался сюда…

Людовик смотрел на него с простодушным восхищением, Капестан отвечал ему ласковым, исполненным симпатии взглядом. Они улыбнулись друг другу.

В эту минуту, когда сердца их бились в унисон, Людовик забыл о своем королевском величии, а Капестан понял, что спасает вовсе не могущественного монарха, а одинокого заброшенного мальчика.

Юный король лукаво покосился на грозные кисти, снискавшие столь громкую славу в стенах Лувра, и снова принялся хохотать. Однако вскоре веселость его сменилась обычной угрюмостью. Он сжался в своем кресле и печально сказал:

– Бесполезно! Они убили моего отца, убьют и меня!..

Притаившаяся за маленькой дверью Леонора Галигаи посчитала, что знает вполне достаточно, и медленным шагом отправилась в свои покои, недоуменно размышляя: «Откуда взялся этот Капестан? Он уже второй раз встает на моем пути. Кто он?

Кончини его ненавидит. Я – нет, но он падет от моей руки».

Людовик по-прежнему сидел в кресле, погрузившись в мрачные думы.

– Убьют и меня, как убили моего отца! – повторил он.

– Вы должны защищаться, сир! – вскричал шевалье.

– Защищаться? Что ж, пожалуй, завтра я прикажу начать расследование, – вздохнул король.

– Прикажете? – покачал головой Капестан. – Но расследование лучше провести самому. Чтобы никто ничего не знал… Чтобы ваши враги даже не подозревали, что вы за ними следите. Осторожность прежде всего! И как только вы во всем разберетесь – поразите их внезапно, словно молния! Главное же, все время будьте начеку!

Людовик ощутил, как сердце его забилось сильнее.

– Допустим, – все еще сомневаясь, проговорил он, – допустим, я почувствую рядом с собой опасность, тогда…

– Тогда призовите меня, – пылко вскричал шевалье. – Клянусь, что в моем присутствии, король Франции останется невредимым!

Фраза была слишком выспренной и могла показаться смешной, но Людовик ожил от этих слов. Капестан уже дважды спасал ему жизнь. Король, только что избежавший смерти, поднял на шевалье глаза и снова восхитился его решительным лицом. Людовик дрожал – точно так же, как тогда, когда закричал: «На помощь!»

– Хорошо! – взволнованно промолвил он. – Вам я верю! Да, я верю, что вы спасете меня. Начиная с этой минуты я стану посвящать вас во все государственные тайны, от которых у меня болит голова и ноет сердце. Я перечислю вам своих врагов, вознамерившихся вскарабкаться на мой трон.

– Ваше Величество, государственные тайны мне знать вовсе не обязательно! – запротестовал Капестан.

– Начиная с этой минуты, шевалье, я буду вас всегда держать при себе, – не обращая внимания на слова молодого человека, продолжал король. – Я назначаю вас… кем бы мне вас назначить? – задумался Людовик. – Надо, чтобы ваша должность была почетной, раз вы станете моим наперсником… Господин Кончини всего лишь маршал, господин де Люсон всего лишь министр. Люин – всего лишь заведует моей охотой. Я хочу, чтобы перед вашим титулом бледнели все эти должности… ведь вы будете и маршалом и министром… вы будете другом монарха!

– Сир! Сир! Сир! – с легким испугом вскричал Капестан.

Он опустил голову, чувствуя себя почти раздавленным изобилием посыпавшихся на него милостей фортуны, которая наконец-то соизволила обратить на шевалье свой благосклонный взор. Было от чего опьянеть!

Людовик XIII продолжал:

– Ваш титул должен звучать очень громко, под стать тому суровому делу, которое я вам поручаю. Вы станете щитом, принимающим на себя удары вражеских клинков, вы станете мишенью, в которую летят вражеские пули!

– Значит, битва! – воскликнул Капестан. – Будем драться!

– Да, будем драться, – кивнул король. – Открытые сражения и коварные ловушки – мы должны быть во всеоружии в любое время! Я хочу, чтобы вы выступили против самого грозного, самого главного моего врага. Мои придворные, мои маршалы, мои швейцарцы и гвардейцы, нет, с ними я боюсь идти на него в атаку. Слушайте, слушайте, шевалье, мой приказ!

– Слушаю, Ваше Величество, – прогремел в ответ Капестан. – Слушаю и повинуюсь, сир!

– Итак, приказ, шевалье… мой рыцарь!.. О! Прекрасно! – возликовал Людовик. – Вот и найден титул для вас: рыцарь короля. Для вас – и только для вас – восстановлю я почетное звание, которым Карл Великий и удельные властители одаривали самых преданных и самых храбрых. Оплот монаршего величия – рыцарь короля! Я присваиваю вам это звание!

– Но я жду приказа, сир! – напомнил Капестан. – С кем мне нужно сразиться?

– Что ж, вот вам приказ: мой рыцарь, вы должны устранить самого опасного моего врага! – торжественно объявил Людовик XIII. – Герцог де Гиз – мой враг, но опасным я его не считаю. Принц Конде – мой враг, но его тоже можно не принимать в расчет. Роган, Эпернон, Монморанси, Буйон, Сен-Мар, Вандом и сотня прочих могущественных сеньоров – мои враги, но мне на них наплевать. В самом Лувре, рядом со мной, судя по всему, мой враг – господин д'Анкр, но Кончини достоин только презрения. Я полагаю, что моя мать – тоже мой враг, но я ее не боюсь. Все, все они – просто мелкие интриганы… Шевалье, вы должны сразу же, с первого же вашего шага сосредоточить все свое внимание на действительно серьезном моем противнике. Недаром даже мой отец, Генрих IV, опасался этого человека! В его жилах течет королевская кровь. Мы, Бурбоны, оттеснили эту династию от трона. Будьте бдительны! Он – сын короля и желает стать королем! Если вы устраните его, я смогу царствовать спокойно! Найди те этого человека и вызовите его на дуэль!

С губ смертельно побледневшего Капестана сорвался звук, похожий на рычание. Людовик посчитал это вопросом и глухим голосом пояснил:

– Заставьте его драться с вами и… убейте!

– Имя! – выкрикнул потрясенный Капестан, хотя уже знал, кого назовет король.

– Карл, граф Овернский, герцог Ангулемский. Незаконный отпрыск дома Валуа, – мрачно проговорил Людовик ХШ.

«Отец Жизели» – в отчаянии подумал Капестан, с трудом сдерживаясь, чтобы не разразиться проклятиями.

В первую секунду шевалье пытался побороть себя. В конце концов – что тут такого? Ему велено в честном поединке уничтожить заклятого врага короля – человека, который и ему самому нанес тяжкое оскорбление; более того Карл Ангулемский намеревался убить Капестана!

Но этот человек был отцом Жизели! Он ее обожал! И если шевалье убьет д'Ангулема, то между Капестаном и Жизелью проляжет непреодолимая пропасть!

Еще не успев ни слова сказать в ответ, Капестан, бледный и расстроенный до глубины души, отрицательно покачал головой. Это был решительный отказ.

Людовик XIII смотрел на шевалье недоуменным взглядом. В пятнадцатилетнем отроке заговорила отравленная подозрительностью королевская кровь.

– Вы не хотите?.. – изменившимся голосом спросил подросток. – Берегитесь, шевалье, мой рыцарь! Подумайте хорошенько, прежде чем противиться монарху! Вы не поняли, какая вам оказана честь? Вы не знаете, что это такое – быть в государстве первым человеком после короля?..

– Я здесь не верю никому, – горько продолжал Людовик. – Вы отважны и умны, шевалье, вы показались мне воплощением преданности. Я доверяю вам безгранично. Вы потребовали от меня приказа. И я повелел вам устранить герцога Ангулемского. А теперь вы отказываетесь?

Шевалье глухим голосом ответил:

– Отказываюсь, сир…

Король злобно передернул плечами.

– Ваше Величество, – произнес Капестан, – назовите мне другого врага! Я готов сразиться с Гизом, с Конде, с любым самым могущественным сеньором, я с радостью брошу вызов им всем, вместе взятым! Прикажите, и я немедленно ринусь в бой!

– Нет! – вскричал маленький король. – Освободите меня от Ангулема!

– Сир! Сир! – в отчаянии умолял шевалье. – Именно его я не могу убить! На мою беду этот человек для меня неприкосновенен. Но другие! Другие тоже опасны! Они тоже сильны, коварны и честолюбивы, уверяю вас!

– Нет! – возразил король. – Я боюсь только Ангулема!

Дрожа от лихорадочного возбуждения, раздираемый на части противоречивыми чувствами, Капестан уверял:

– Сир! Мы трое – я, мой конь и моя шпага – сумеем разделаться со всеми…

Король ткнул его кончиком пальца в грудь и с улыбкой нескрываемого презрения бросил:

– Фанфарон! Капитан из балагана!

Шевалье покачнулся, словно его хлестнули по лицу. Действительно, все его клятвы и заверения должны казаться Людовику пустым бахвальством, раз он не хочет сразиться с единственным человеком, которого боится юный король.

Объяснить, в чем дело? Признаться в своей любви? Это Капестану не позволяла сделать гордость. Шевалье выпрямился и с достоинством произнес:

– Вы назвали меня фанфароном, сир, хотя я дважды спас вашу жизнь! Интересно, как вы меня назовете, когда я спасу ее в третий раз?

И, не ожидая ответа, молодой человек быстро вышел из комнаты, стремительно пересек приемную, заполненную придворными и гвардейцами, и, никем не остановленный, выбрался из Лувра. Очутившись на улице, Капестан торопливо зашагал в свою гостиницу, то проклиная себя за упрямство, то радуясь, что устоял.