Они двигались по Большой улице, которая и впрямь кишела народом. Пардальян громко болтал о пустяках. Фауста охотно подыгрывала ему и шутила напропалую, удивляя шевалье своей поразительной выдержкой и остроумием.

Некоторые прохожие пытались получше рассмотреть связанных пленников, перекинутых через седла. Но Эскаргас и Гренгай свирепо вращали глазами, грозно щерились и так рявкали на зевак, что те сразу спешили унести ноги…

Шагов через сто процессия остановилась перед скромной таверной и вслед за Пардальяном свернула во двор. Привязывая лошадей, шевалье задержался возле них на минуту-другую. И за это короткое время успел кое-что сделать…

Прибежавший хозяин не удивился, когда увидел раненого и двух пленников, туго связанных крепкими веревками.

Но он изумился, заметив Пардальяна. Почтительно поприветствовав его, трактирщик воскликнул:

— Как, господин шевалье, и вы тут?

На этот вопрос Пардальян ответил другим вопросом:

— Вы в точности выполнили мои распоряжения, мэтр Жакмен?

— Тютелька в тютельку, сударь, — затараторил тот. — Надеюсь, вы будете довольны. Все сделано, как вы приказали.

И мэтр Жакмен поспешил пожать руки Эскаргасу и Гренгаю. Не прошло и пяти минут, как они втроем перетащили пленников в погреб. Пардальян сразу спустился туда же с Фаустой под ручку.

Хозяин потянул на себя тяжелую дубовую дверь, обитую железом, с ключом, торчавшим в огромной замочной скважине. Два фонаря на стене освещали довольно большое пространство. Наверху, под низким сводом, виднелась отдушина. Отверстие это не было забрано решеткой, оно было таким крошечным, что через него не пролез бы и пятилетний ребенок. Каменные плиты были влажными, словно их только что помыли.

В глубине погреба рядком лежали три соломенных тюфяка, разделенных узкими проходами. На каждом тюфяке покоились мягкие матрасы, одеяла и подушки. Посреди подвала стоял квадратный стол, покрытый белоснежной скатертью, хоть и не самого тонкого полотна. На нем разместилась первая перемена блюд плотного обеда: огромный пирог, колбасы, окорок, сухие бисквиты. Шесть запыленных бутылок, оловянные кружки, оловянные тарелки, вилки из букса. Ножей не было.

На другом столике, у стены, возле постелей, стоял таз и сверкал чистотой пузатый медный кувшин, наполненный свежей водой. Тут же находился котелок с кипятком, а рядом — большой горшок с отваром из трав и несколько кружек. А еще — безукоризненно чистое белье, бинты, корпия, разные мази, словом — все, что нужно для перевязок. Скромную обстановку наскоро оборудованного для жилья подвала дополняли четыре или пять деревянных стульев.

Пардальян быстрым взглядом окинул помещение и удовлетворенно улыбнулся. Пока Гренгай. Эскаргас и трактирщик укладывали пленников в постели, шевалье заговорил с Фаустой, которая даже не соизволила осмотреться:

— В общем, как видите, сударь, — Пардальян обратился так к красавице из-за трактирщика, и благодарная Фауста выразила шевалье свою признательность кивком головы, — место, может, и не самое веселое, но здесь по крайней мере чисто, и мы постарались сделать этот погреб похожим на жилище.

— И все же оно больше напоминает мне тюремную камеру, — с улыбкой возразила герцогиня.

— Это правда, и я приношу вам свои глубочайшие извинения, — прижал руку к сердцу шевалье. — Но ведь я рассчитывал поместить сюда только этих увечных вояк. Я и вообразить не мог, что вы окажете мне высокую честь и станете моим гостем. Знай я об этом заранее, я бы подыскал для вас что-нибудь более соответствующее вашему пожеланию. Еще раз нижайше прошу меня простить.

Пардальян говорил очень серьезно. И Фауста так же серьезно ответила:

— Да полно вам, это не имеет никакого значения. Я ценю удобства, но, если надо, обхожусь к без них.

— Вот и прекрасно, а то бы меня совесть замучила, — воскликнул шевалье. — Да вы и пробудете-то здесь всего несколько часов. И можете делать что хотите. Мэтр Жакмен в лепешку расшибется, чтобы вам угодить. А он такой повар, что, отведав его стряпни, вы пальчики оближете!

— Право, шевалье, я причинил вам столько беспокойства, что мне просто неловко. Давайте забудем об этих неудобствах, — проворковала Фауста.

— Как вам угодно, сударь, — поклонился Пардальян.

Они подошли к постелям. Эскаргас и Гренгай меняли повязку д'Альбарану. С великаном все было в порядке. Мэтр Жакмен поставил примочки двум другим пленникам и потихоньку выскользнул из погреба. Пардальян заметил, что слуги испанца еще настолько слабы, что день-другой будут лежать, не вставая, и милостиво разрешил развязать их, чему они были несказанно рады.

Еще раз убедившись, что у пленников есть все необходимое, шевалье повернулся к Фаусте, снял шляпу и галантно раскланялся:

— Прошу у вас разрешения удалиться, мадам.

— Как? — удивилась герцогиня. — Разве вы не почтите нас своим присутствием?

В голосе ее звучала скрытая ирония. Изощренное ухо Пардальяна уловило в тоне женщины легкое презрение — и шевалье сухо ответил:

— Уж вы-то, как никто другой, знаете, что я никогда не питал ни малейшей симпатии к ремеслу палача и осведомителя. И я не меньше презираю ремесло тюремщика.

И Пардальян снова заговорил с откровенной насмешкой:

— У меня срочные дела. Так что я вас покидаю, мадам. Еще раз извините за то, что вынужден оставить вас в таком месте. Но я уже имел честь сообщить вам, что вы здесь не задержитесь. С наступлением темноты дверь отопрут, и вы будете свободны — и вы сами, и ваши люди.

Будто песнь ликующих фанфар, прозвучало для Фаусты слово «свободны». Но это было так неправдоподобно, что она не смела поверить собственным ушам. И женщина спросила:

— Что вы подразумеваете, говоря — «свободны»?

— Да все, что может означать это слово, черт возьми! — удивленно ответил Пардальян. — Вы будете располагать собой. После того как стемнеет, вы вольны делать что хотите. Хотите — оставайтесь здесь, хотите — уходите… Куда хотите, когда хотите, с кем хотите и как хотите, дело ваше! Одним словом, вы будете свободны! По-моему, тут и объяснять нечего!

Да, теперь Фауста все поняла. Это было невероятно, это не укладывалось в голове, но это было правдой: Пардальян мог держать ее в плену или хотя бы поставить какие-то условия, потребовать выкуп, а он просто отпускает ее на свободу! Ее, Фаусту, своего смертельного врага! От этого великодушия женщина на миг растерялась и утратила дар речи.

— Неужели вы рассчитывали провести в плену всю оставшуюся жизнь? — пошутил Пардальян.

— Вы говорили, что постараетесь запереть меня надолго, — напомнила она.

— В самом деле?.. — удивился шевалье. — Ах да… Этим я хотел сказать, что посажу вас под замок до вечера. А держать вас в заточении дольше я просто не могу.

Она с изумлением смотрела на него. Начиная терять терпение, он пожал плечами и воскликнул:

— Жалко мне вас, герцогиня! Сколько бы вы ни пытались, вам никогда, слышите, никогда не удастся меня понять!.. Если вы мне понадобитесь, вас не спасет ни целая армия, ни неприступная крепость… И вот тогда уж я вас не выпущу, ручаюсь!.. А вы решили, что я низко воспользуюсь слепым случаем!.. Фи!.. Вы совсем меня не уважаете. Кажется, я не давал вам ни малейшего повода так оскорбительно обо мне думать… Прощайте, мадам!

Пардальян развернулся на каблуках, махнул рукой Гренгаю и Эскаргасу и пошел прочь.

— Погодите! — крикнула Фауста.

Пардальян остановился, медленно оглянулся и устремил на нее вопросительный взгляд.

— Знайте, что у меня и в мыслях не было нанести вам подобного оскорбления, — серьезно проговорила Фауста. — Вам же прекрасно известно, Пардальян, что только вас я и уважаю — единственного человека на свете.

— Это все, что вы хотели мне сказать? — холодно спросил Пардальян.

— Нет, — покачала головой герцогиня. — На любое великодушие Фауста отвечает великодушием. Даже на ваше, Пардальян. И мне хочется достойным образом вас отблагодарить.

— Чем же? — насмешливо поинтересовался Пардальян.

— Я хочу отдать вам маленькую Лоизу, — пояснила Фауста, расчетливо понижая голос.

Пардальян устремил на нее пытливый взор старого инквизитора. Красавица мягко улыбнулась, словно взволнованная радостью, которую собиралась ему подарить. Шевалье подумал:

«Не лукавит ли?.. Похоже, нет… От нее всего можно ожидать — и плохого, и хорошего!.. А потом, у нее просто не было времени измыслить для меня очередную западню. Сейчас все и выясним, черт возьми!»

Он улыбнулся и простодушно заявил:

— Я же вам говорил, что вы сами к этому придете.

— К этому вынуждает меня ваше поразительное благородство, — откликнулась Фауста.

— Причины вашего поступка меня на занимают, — пожал плечами Пардальян. — Главное, что вы решились… Ну, говорите, герцогиня, я вас слушаю. Излишне уточнять, что я сгораю от нетерпения.

А про себя он добавил:

«Клянусь Пилатом, вот я и загнал тебя в угол!.. Поглядим, как ты поведешь себя дальше».

Но Фауста немедленно извернулась, как угорь. Она самым натуральным образом изумилась:

— Но я же вам все сказала!

— Ну-ну! — улыбнулся Пардальян, отвечая скорее себе, чем ей. И с прежним простодушием заметил:

— Простите, мадам, но по-моему, вам есть что добавить.

— Что же? — удивленно взглянула на него Фауста.

— Раз уж вы готовы отдать мне Лоизу, я должен знать, куда за ней отправиться, — терпеливо пояснил шевалье.

— Справедливое замечание, — согласилась герцогиня. — Но я вижу, Пардальян, что вы меня не совсем поняли. Я сказала, что намерена вернуть вам малышку. И я свое слово сдержу! Но я не говорила, что отдам вам девочку прямо сейчас.

— А жаль. Рано я обрадовался, — посетовал Пардальян удивительно благодушным тоном.

— Я очень сожалею, поверьте, — проникновенно произнесла Фауста. — Но пока что никак не могу сказать вам, где малышка. Понимаете, шевалье? Не могу.

— Понимаю, герцогиня, понимаю, — сочувственно закивал Пардальян. — Но попрошу вас об одном: не заставляйте меня ждать слишком долго, хоть я и не спешу. Я стар, мадам, и перед тем, как отправиться на тот свет, я бы хотел обнять эту девочку. Понимаете?

— Прекрасно понимаю, — заверила его красавица. — Не переживайте! Точный день я назвать пока не могу, но думаю, что долго ждать вам не придется. Самое большее — несколько суток. В нужное время я вас извещу, не волнуйтесь. Вы все еще живете в гостинице «Золотой ключ»?

— Нет в «Золотом ключе» теперь слишком опасно… Но вы все равно можете оставить там для меня записку. Не сомневайтесь, мне передадут.

— Хорошо, договорились, — улыбнулась Фауста. — Через несколько дней ждите вестей. До свидания, шевалье.

— До свидания, герцогиня, — с поклоном произнес Пардальян.

И он ушел, ухмыляясь в усы. Если бы Фауста увидела лицо шевалье, ей бы стало не по себе. А он думал:

«Значит, ей нужно несколько дней, чтобы устроить мне ловушку… Похоже, мадам еще не придумала, как это сделать. Во всяком случае, понятно, что она готовит мне сюрприз». И с присущей ему беззаботностью он сказал себе: «Ладно, там видно будет!»

Гренгай и Эскаргас последовали за шевалье, не забыв запереть дверь на два оборота ключа. В коридоре они обнаружили достойного трактирщика.

— Мэтр Жакмен, — обратился к нему Пардальян, — смотрите, чтобы эти господа ни в чем не испытывали нужды. Вот прекрасный случай проявить все ваши кулинарные таланты. Предупреждаю, что эти люди весьма разборчивы, им трудно угодить!

— Я постараюсь, сударь, — пообещал трактирщик, напуская на себя скромный вид. Было ясно, что мэтр Жакмен в себе уверен!

— Распоряжения будете получать от моих спутников. Они перед вами, — продолжал шевалье, указывая на Гренгая и Эскаргаса. — Слушайтесь только их. Повинуйтесь им беспрекословно.

— Можете не сомневаться, господин шевалье, — с поклоном заверил Пардальяна трактирщик.

— Все расходы я беру на себя. И оплачу их заранее.

— Как. вы можете… — всплеснул руками хозяин.

— Господин Жакмен, дорогой мой, — перебил его Пардальян, — я знаю, что вы мне полностью доверяете. Но я уезжаю и не знаю, когда вернусь. А, может, и не вернусь вовсе. Так что придется вам взять эти деньги.

Достав из кармана кошель, он вручил его трактирщику. Тот принял плату без возражений, привычно взвесив мешочек на ладони. Через сетку было видно, что он полон золотых монет. Трактирщик возликовал: чего бы ни потребовали от него шесть человек в течение суток, в этот день мэтр Жакмен заработал больше, чем за целый месяц. И хозяин таверны поблагодарил Пардальяна:

— Вы по-прежнему самый щедрый человек на земле, господин шевалье!

— Должен вас предупредить, что вы меня сильно огорчите, если примете хоть одну монету из рук запертых в погребе особ, — строго сказал Пардальян. — И еще предупреждаю, что я совершенно не переношу таких огорчений…

— Будьте спокойны, сударь. Вы заплатили мне по-королевски! — воскликнул трактирщик, прижав руки к груди.

— Вы разумный человек, мэтр Жакмен, — усмехнулся шевалье. — Последние наставления получите наверху. А теперь ступайте.

Хозяин поднялся по лестнице, а Пардальян проинструктировал Гренгая и Эскаргаса. Это не заняло много времени. Уже поставив ногу на первую ступеньку, Пардальян вдруг обернулся и резко бросил:

— Да, чуть не забыл: если хоть один из пленников сбежит раньше времени, мой сын Жеан, ваш хозяин и друг, сделавший вас богатыми людьми, неизбежно погибнет. Ему не спастись, слышите, не спастись — и в его смерти будете повинны именно вы!

Он на миг задержал взгляд на их лицах, мягко улыбнулся и отправился наверх, бормоча себе под нос:

— Теперь этой дьявольской Фаусте никакое золото не поможет. Пусть говорит и делает что угодно: они ее не выпустят.

Как мы видим, Пардальян предусмотрел все — буквально все.