Школа каратэ спецслужбы размещалась в огромном летнем павильоне фабрики искусственной кожи. При ее оборудовании Бройер средств не жалел: тут была и своя сауна, и солярий, и бассейн, и тир в подвале, и помещения для отдыха. Оперативные сотрудники были обязаны регулярно заниматься физическими тренировками.

Горица поставил свою машину на фабричном дворе. На обитой железом двери красовалась табличка с надписью: «ВСВ 1900», а чуть ниже рисунок — боксерская перчатка, но все это было придумано лишь для маскировки.

Горица вложил свой пропуск в отверстие электронного контролера, и в тот же миг перед ним бесшумно распахнулась дверь. В коридоре он ощутил знакомые запахи — средств по уходу за телом, магнезии и пудры.

Он переоделся и вошел в помещение, где проходили тренировки по боксу. С ним поздоровались двое коллег. Партнер Горицы по рингу Калле Пильц снял с головы защитный шлем и сделал ему таинственный знак. В этих помещениях избегали вести разговоры, которые могли бы дойти до слуха Бройера. Никто толком не знал, какой подслушивающей аппаратурой оборудованы эти помещения.

— «Зигги», — тихо шепнул ему Калле. Горица понимающе кивнул — коллега предлагал ему встретиться в ресторанчике на товарной станции, владельцем которого был некто Вальтер Бунге, давший заведению столь странное название. Тренировка у Горицы в тот день, естественно, была короткой.

Когда он вошел в ресторанчик, Калле уже ждал его у одного из столиков. Поздоровавшись с хозяином, Горица заказал пива. Этот ресторанчик был для его владельца настоящим золотым дном, где с утра и до вечера толпились клиенты. Здесь царило такое оживление, что человек порой не слышал собственных слов. За высоким столиком двое завсегдатаев оживленно спорили о недавно окончившемся футбольном матче. Калле немного оттеснил споривших в сторону, чтобы освободить место себе и Горице. Более подходящее место для секретного разговора трудно было найти.

Калле Пильц — боксер тяжелой весовой категории из спортивного общества полиции — был в свое время уволен с работы за потерю одного секретного пакета. На этом, собственно, и закончилась его биография боксера. Горица знал, что именно интересовало Калле, у которого были две дочери (одна — пятнадцати, а другая — семнадцати лет), которых он безумно любил, старался исполнить все их желания и потому всегда нуждался в деньгах.

— Прозит, старина! — сказал Калле, поднимая свою кружку.

— Будь здоров, Калле! — Горица бросил на него внимательный взгляд, поняв, что тот принес ему добрую весть. — Ну, выкладывай! — тихо потребовал он.

Калле осторожно осмотрелся и, почти не разжимая губ, проговорил:

— Фотографии изготовил некто Берт Крампен, фотограф!

— Я так и думал, — проговорил Горица, глядя на Пильца. — Сколько заплатил?

— Две сотни!

Горица достал триста марок и сунул их в карман боксеру.

Пильц, довольный, кивнул:

— Крампен занимается изготовлением порнографических открыток, которые он сбывает продавцам сигарет и газет!

— Смотри-ка! — Горица тихо свистнул. — Сын фабриканта Лорхера чем занимается!

— Это еще не все, — пояснил Пильц. — Я решил заглянуть к нему, в его фотоателье на шестом этаже… Ну, скажу тебе, дверь — как в федеральном банке! Стою и думаю: звонить или нет? Вдруг из лифта выходит одна красотка, и я поднимаюсь этажом выше… Твое здоровье, Фред!

— И твое, Калле! Однако в твоем рассказе не хватает изюминки! — Горица вытер с губ пивную пену.

— Будет и изюминка, — в глазах Калле заблестели довольные огоньки. — Я вышел из дома и кого же я увидел? Красавца Эгона!

— Кто это такой?

— Один тип, околачивавшийся возле одной девицы! Короче говоря, аптекарь дал показания под принуждением. Раз в три месяца он кладет пятьсот марок в абонементный почтовый ящик. Если он этого не сделает, то его семья получит по почте несколько цветных фото, снятых скрытой камерой и запечатлевших его и ту, с кем он ночевал в мотеле…

— С той самой девицей? — спросил, прервав его, Горица.

— С той самой! — ответил Калле.

— Ну и что?

— Проследить за «пчелкой» с почты было проще простого!..

— И ты сказал Эгону, что сам сделаешь это, — угадал Горица.

— Точно! Можешь мне поверить, что Эгон был готов мне руки целовать! — И Калле кивнул, как бы подтверждая свои слова. Он допил пиво и, подняв вверх руку, показал два пальца. Хозяин пивной, стоявший за стойкой, дал знак, что он принял заказ и подает им еще две кружки пива.

Это было одно из ставших традиционными совещаний, которые обычно проводились в конце недели с целью проинформировать генерального директора Линдштедта о наиболее важных событиях, получить от него необходимые указания и обменяться опытом и новостями. На такие совещания приглашались, как правило, лишь ответственные сотрудники, а таковых насчитывалось около десятка человек. Совещаниям обычно предшествовала основательная подготовка, так как Линдштедт интересовался даже деталями любого дела и инстинктивно угадывал слабые места.

Шестеро господ сидели за столом для совещаний, который одной стороной упирался в письменный стол Линдштедта. Ритмично мигающие контрольные лампочки свидетельствовали о том, что система антиподслушивания была включена. Плотные гардины на окнах были задернуты. Горели лишь настольные лампы, хорошо освещая столешницу, зато выставочные витрины с образцами оружия находились в полумраке, матово поблескивая металлом, лежавшим на бархатных подушечках.

— Переходим, господа, к следующему пункту! — потребовал Линдштедт. — Прошу вас, господин Виндиш, доложить о комплексе «Лорхер и Зайдельбах»!

Взоры пятерых господ устремились на шестого, в элегантном костюме, сидевшего в конце стола. В этом помещении строго соблюдалась должностная субординация. Директор Виндиш стал членом директорского совета лишь два года назад, являясь типичным представителем молодого, но энергичного поколения. Ему было тридцать с небольшим, и прежде он работал где- то за границей; великолепно владел тремя иностранными языками (в том числе русским), обладал завидной контактностью с людьми и таким самолюбием, которое необходимо для того, чтобы сделать карьеру. Три года назад Виндиш женился на дочери одного из акционеров «ВОМА», а год спустя уже пошел в гору.

— Господин генеральный директор, господа! — начал приятным голосом свое выступление Виндиш. — В свое время я лично обратился к господину Лорхеру с предложением скооперироваться с нами, однако получил решительный отказ. И все же мы не без интереса продолжали наблюдать за развитием фирмы!

Линдштедт прокашлялся и бросил коротко:

— Это касается операции «Степной барашек»! Все наши сотрудники были проинформированы об этом.

— Так точно! — подтвердил Виндиш. — О начальной стадии развития ослепляющей гранаты, о трудностях с кредитованием, при этих словах некоторые члены директорского совета переглянулись. — В настоящее время мы можем говорить о значительном форсировании работ… — Здесь Виндиш привел факты, подтверждающие его слова. — Громкий скандал и публикация о нем в прессе позволили фирме «Лорхер и Зайдельбах» получить внушительные преимущества.

— Добиться этого было не так-то уж и трудно, — заметил один из господ, — тем более что кредиты оказались под рукой!

Виндиш бросил на Линдштедта вопросительный взгляд. Генеральный директор поиграл золотой миниатюрной шпагой, предназначенной для разрезания бумаг и писем, затем взглянул на Виндиша и едва заметно кивнул.

В этом обществе было принято все секретные и важные дела совершать только с личного согласия Линдштедта. Получив молчаливое согласие директора, Виндиш начал более подробно докладывать о положении дел на пиротехнический фабрике, назвал имена кредиторов, которыми оказались два вполне авторитетных банка, затем он остановился на условиях договоров.

— Это вызвано нашим желанием, — продолжал Виндиш, — кредиты же были сторнированы. В настоящее время изоляция Лорхера нам мало чем поможет.

Далее Виндиш изложил разработанную им самим концепцию, и ему удалось убедить членов совета в ее правильности.

На фирме «Лорхер и Зайдельбах» развернулись работы по созданию огромной лаборатории, способной ускорить выпуск новой продукции. Товарные поезда строго по графику доставляли сырье, однако пройдет еще не одна неделя, пока оно будет пущено в производство. По мнению Виндиша, настало самое подходящее время для того, чтобы «повернуть кран, из которого текут деньги, в другую сторону». При этих словах Линдштедт скорчил гримасу — он не любил подобных выражений.

— Думаю, наше новое предложение о кооперации вряд ли будет отвергнуто фирмой, правда, его условия будут для фирмы менее благоприятны, чем в первый раз! — И, сделав особое ударение, он закончил свое выступление следующими словами: — При данных условиях!

А каковы были эти условия — предоставлялось дорисовать воображению самих членов директорского совета.

Генеральный директор демонстративно посмотрел на каминные часы: он привык рассчитывать время до минуты. Поскольку желающих высказаться не оказалось, он закрыл совещание. Господа поднялись со своих мест и, отвесив поклон генеральному, стали выходить из зала.

— Задержитесь, господин Виндиш, — произнес Линдштедт.

— Да, слушаю вас! — остановился Виндиш.

— Вы проконсультировали господина Бройера?

— Да, и он заверил меня в том, что его спецслужба обеспечит безопасность как лиц, так и самого объекта, и притом при сохранении строгой изоляции от других отделов. У «Лорхера и Зайдельбаха», к сожалению, было установлено сигнальное устройство.

— Благодарю вас, я так и думал. — Линдштедт по- дружески улыбнулся. Виндиш склонился в почтительном поклоне и вышел.

В коридоре генерального директора ожидал фон Венген. Линдштедт принял его на этот раз более холодно, чем обычно. Отставной генерал сожалел об этом, хотя и находил вполне понятным, считая, что уж такова судьба любого командира, проигравшего бой. Он решительно отказался говорить об этом, заметив, что это была всего-навсего неудачная операция, и не больше.

Если бы операция не провалилась из-за подлого предательства, тогда майор Вольноф на своем «БМВ» прикатил бы в гараж фон Венгена в Кобленце и оставил там похищенные документы. Однако сто тысяч марок, обещанные за это, так и не попали в кассу спецслужбы. Когда-то еще удастся получить подобный заказ!

Все крупные операции в мире, как правило, субсидируются секретными фондами, которые создаются отнюдь не без ведома тех, кто организует эти операции. Организаторы же в случае провала обычно заявляют, что не были информированы относительно того, какими методами и средствами выполнялись эти операции. Фон Венген ценил Линдштедта в этом отношении как исключение. Однако его все же интересовало, чувствовал ли Линдштедт хоть частичку моральной вины за смерть Хойслера. Сам он винил во всем майора Вольнофа, который на этот раз допустил просчет. К сожалению, с Линдштедтом нельзя было поговорить о расходах.

Однако генеральный директор опередил фон Венгена и, показав ему недавно приобретенное старинное ружье, как бы мимоходом потребовал:

— Отзовите своих людей, господин фон Венген! И не предпринимайте никаких шагов в этом направлении!

Отставной генерал с облегчением вздохнул. Однако перед Линдштедтом он все же предстал как человек, который потерпел крах; ничто не остается в памяти так долго, как постигшая тебя неудача.

— Известные затраты мы рассматриваем как кредит, — проговорил директор, как бы ставя на этом вопросе точку.

— Не следует ли это понимать, что дело лишь на время откладывается?

— Да, именно так, — подтвердил Линдштедт.

— Я говорил с господином Ролем из федерального ведомства, — заметил фон Венген, стараясь продемонстрировать уязвленное самолюбие.

— Даже так? — Директор с любопытством посмотрел поверх очков на генерала, затем открыл одну из витрин и, вынув из нее дуэльный пистолет, прикинул его на руке.

— Полковник придерживается мнения, что ослепляющее оружие еще не отвечает нужным условиям и что необходимо кое-что доделать!

— Это сделают сами компаньоны фирмы «Лорхер и Зайдельбах», мой дорогой фон Венген, — с усмешкой заметил Линдштедт, — а мы с вами не станем мешать им в этом! Пока не станем!

Взглянув на фрау Грайлин, майор Вольноф по выражению ее лица понял, что он пришел не в самое лучшее время. Отставной генерал довольно небрежно поздоровался с майором за руку. Он подошел к стене с книжными полками и незаметно нажал на кнопку. Отворилась замаскированная дверь в специальный кабинет, где сразу же загорелся свет. Оба уселись за узкий стол.

Вольноф не знал, зачем фон Венген вызвал его к себе; в разговоре по телефону тот даже не упомянул о полученных деньгах, которыми майор, уверенный в успехе, распорядился довольно легкомысленно.

— Что нового, господин Вольноф?

Майор наморщил лоб. В приказном тоне вопроса чувствовалось, как изменились между ними отношения; фон Венген уже не старался быть доброжелательным.

— У «Лорхера и Зайдельбаха» вовсю идут работы по созданию новой лаборатории с самым современным…

— Это мне известно, — перебил его фон Венген. — Меня интересует вот что: где у них самое слабое место? — Он изучающе смотрел на Вольнофа.

— К сожалению, господин генерал… — Вольноф как- то жалко поднял плечи.

— Итак, не знаете! — фон Венген нервно забарабанил пальцами по столу. — В вашем союзе засел предатель! — со злостью выпалил он.

Вольноф покраснел.

— Я уверен в своих людях.

Фон Венген воспринял такое заявление как личное оскорбление. Он выпрямился и холодно проговорил:

— Уж не подозреваете ли вы меня в небрежном обращении со служебными тайнами? — Правой рукой он захлопал по столешнице. — Я все же попрошу вас, господин майор, не забываться!..

Вольноф обычно не мог реагировать на замечания спокойно, однако на этот раз, когда фон Венген обращался с ним строго официально — как начальник с подчиненным — он перенес это спокойно. Он, не теряя самообладания, с вызовом посмотрел на своего собеседника.

— Даже безо всякой небрежности тайны иногда становятся известными!

— Как я должен это понимать? — холодно спросил генерал.

— Я, господин фон Венген, дам вам прослушать запись вашего разговора с полковником Ролем в «Посейдоне»!

Бывший генерал изменился в лице и удивленно уставился на Вольнофа.

— Постойте!.. Выходит, вы подслушивали мой разговор?

— Виноваты не вы, а сам полковник Роль, — пояснил Вольноф.

— Вот так новость!.. — вскочил было со стула фон Венген, но тут же вновь сел. — В таком случае, вы мне можете о многом рассказать! — Он с недоверием посмотрел на майора.

— Прошу вас вспомнить: об операции «Степной барашек» мы с вами узнали благодаря простому подслушиванию разговора, который велся в федеральном ведомстве по науке и технике!

Фон Венген с опаской посмотрел на гладкие стены кабинета, будто не был уверен, что его и здесь не подслушивают. Он вспомнил о своем разговоре с Ролем. Генерал с раздражением смотрел на Вольнофа, который, как выяснилось, знает о его предложении полковнику стать преемником в «ВОМА» Беспокоило фон Венгена то, что он никак не мог вспомнить конец того разговора. Они тогда много выпили, и потому он кое-что забыл.

Вольноф словно отгадал мысли генерала и решил его доконать. Слегка усмехнувшись, он заметил:

— Высказанное в приподнятом настроении никогда и никто тщательно не взвешивает!

Казалось, что фон Венген вдруг обрел хорошее расположение духа. Он повел себя так, будто не придавал больше никакого значения своему разговору в «Посейдоне».

— Давайте перейдем к делу, господин Вольноф, — сказал генерал. — Нет никакого смысла взаимно обвинять друг друга!

— Разумеется, нет, — согласился майор. — Однако мы не должны забывать и о том, что этот промах стоил одному человеку жизни. Я потерял способного офицера!

— Я знаю об этом и очень сожалею, — заверил бывший генерал. — Однако смерть обер-лейтенанта не имеет прямого отношения к той операции!

— Я смотрю на это иначе: имеются причинные связи с ослеплением.

Однако фон Венгена не интересовал анализ каких- то связей, он начал деловой разговор с Вольнофом. Оба они сошлись во мнении, что добиться обладания ослепляющим оружием будет гораздо труднее, чем они предполагали, тем более что где-то появился и действует предатель.

— Временно ничего не предпринимайте, господин Вольноф! — потребовал фон Венген.

Майор кивнул, понимая, что слово «временно» всего лишь означает, что операция против фирмы «Лорхер и Зайдельбах» переносится на более позднее время и, следовательно, деньги, которые он получил, все же останутся у него.

Незаметно для Вольнофа генерал ногой нажал на специальную педаль, и дверь бесшумно отворилась. Оба вышли из кабинета.

Оказавшись в соседней комнате, хозяин наконец проявил радушие, угостив своего гостя виски. Когда же майор Вольноф вышел из кабинета, секретарша фрау Грайлин была гораздо приветливей и дружелюбней.

Среди десятков кактусов, стоящих на подставках, на подоконнике особое место занимало шарообразное растение величиной в два мужских кулака. Оно было огорожено серебряной сеткой и цвело, выбросив вверх желтый цветок, похожий на тюльпан.

Коринна Крамер (на самом деле — Хойслер) составляла картотеку растений, а сама тайком посматривала на Зайдельбаха, который внимательно рассматривал редкий экземпляр.

В лаборатории больше не проводили химических опытов, так как Зайдельбах заверил Лорхера, что, как только будет готова новая лаборатория, он быстро наверстает упущенное. С помощью новой ассистентки профессор намеревался поскорее закончить свою работу по ботанике. Лорхер был вынужден уступить своему компаньону, опасаясь, как бы тот на самом деле не бросил все дела и не переселился в Кизебютель, где он уже успел купить себе домик, в котором его экономка фрау Кутчера начала делать ремонт.

— Что удивительного находите вы в этом растении? — полюбопытствовала Коринна.

Смутившись, Зайдельбах по привычке начал протирать полой халата очки.

— Дело в том, что еще в тридцатых годах профессор Гердельман отыскал этот подвид в Бразилии и описал его! — Зайдельбах прокашлялся. — А мне профессор приходится родным дядей! Благодаря ему я и сам стал ботаником!

Коринна была тронута тем, что Зайдельбах постепенно раскрывался перед ней. Он доверял ей даже то, о чем не знал сам Лорхер. Вообще-то она должна была бы ненавидеть профессора, открытие которого привело Дитера к гибели. Коринна уже не сомневалась в том, что Дитер полез в сейф Зайдельбаха не за чем иным, как за его последним открытием. Фред был убежден, что обвинение Дитера в хищении денег выдвигалось с целью отвлечения внимания общественности от истинной причины его поступка и направления следствия по ложному пути. Эта гипотеза казалась вполне правдоподобной. Таким образом, по одну сторону баррикады стоял Зайдельбах, изобретатель сатанинского оружия, а по другую — Дитер, намеревавшийся похитить документацию на это изобретение, и к тому же отнюдь не из гуманных побуждений.

Коринна Хойслер все отчетливее чувствовала, как исподволь растут ее симпатии к этому крупному ученому, и она, как ни старалась, все-таки не смогла настроить себя против профессора. Однако Коринна действовала так, как они с Фредом решили. Прежде всего она старалась снискать доверие доктора. Сделать это, работая рядом с ним, было не так трудно, однако на это ушло несколько недель. По их плану, в дальнейшем Зайдельбах должен был выступить как их союзник в борьбе против своего компаньона; он должен был помочь им продать ослепляющее оружие тем, кто давал за него самую большую цену, оставив, таким образом, Лорхера и Крампена с пустыми руками.

Доктор уселся напротив девушки, подперев подбородок руками. Он уставился на Коринну тем же взглядом, каким только что смотрел на редкий вид кактуса.

— Я часто мечтал о поездке в Южную Америку…

— На поиски редких видов кактусов, один из которых позже был бы назван именем Зайдельбаха! — перебила его Коринна.

Зайдельбах опустил глаза и протер очки.

— А почему бы вам туда и не поехать? — спросила она.

— Этот вопрос я и сам себе часто задавал, — ответил доктор. — Видите ли, я очень непрактичен в личной жизни. Мне легче расшифровать очень сложную программу, чем найти нужное в справочнике; для этого мне кто-то нужен. А вы не согласились бы поехать вместе со мной в Южную Америку месяца на три-четыре?

— Вы шутите?.. — с недоверием спросила девушка.

— Нисколько. Правда, из-за меня вам пришлось бы пожертвовать одним семестром и…

— Вы же знаете, что… — перебила его Коринна.

— Тихо! — быстро проговорил он, приложив палец к губам.

Коринна никак не могла привыкнуть к мысли, что здесь следовало ко всему присматриваться и прислушиваться. Она тут же вспомнила о Фреде и невольно подумала о том, как он отнесется к предложению доктора.

Зайдельбах словно отгадал ее мысли:

— Разумеется, мое предложение относится и к вашему возлюбленному. Нам так или иначе понадобится шофер…

Коринна посмотрела в окно, за которым холодный ветер раскачивал высокие сосны: началось самое неприятное время года. Отцвели цветы, березы бесшумно сбрасывали листву. Разве можно было сравнить печальный осенний пейзаж с зелеными тропиками, залитыми жарким солнцем?..

— Навестите меня вечерком, да и его с собой не забудьте захватить, — предложил Зайдельбах.

Коринна согласно кивнула.

С улицы раздался шум мотора. Она подошла к окну и посмотрела вниз: грузовик буксовал в песке. В кузове стояли какие-то станки, прикрытые брезентом. В последние дни сюда часто подъезжали машины с различными грузами и строительными материалами.

Коринна показала на грузовик, который наконец выехал на твердую дорогу, и сказала:

— Вы же не сможете уехать отсюда!

— Еще как смогу, — прошептал Зайдельбах решительно.

Коринна снимала комнату в Кизебютеле — там же, где и Дитер. С Гундулой они очень подружились, а Ховельман обходился с ней как с родственницей. Последние дни недели она проводила с Фредом, он сам заезжал за ней в пятницу. Коринна не решалась сесть за руль «гольфа» Дитера, боясь, что ее могут узнать по машине бывшего начальника охраны. Фред довольно часто бывал в отъезде. Он не говорил, где он бывал, и лишь однажды рассказал Коринне, что ездил в Мюнхен, где встречался с представителем секретной службы Израиля. Когда же он вернулся из поездки в Цюрих, то заявил, что сделал первый шаг к тому, чтобы в скором времени стать миллионером…

В этот момент зазвонил внутренний телефон и Зайдельбах снял трубку. Лорхер приглашал профессора зайти в помещение новой лаборатории, чтобы обсудить место расположения электропечи. Тяжело вздохнув, Зайдельбах вышел.

Лорхер развил бурную деятельность; единственное, что его сильно беспокоило, были расходы, которые росли и должны были вот-вот удвоиться.

Коринна закрыла картотеку в металлический ящик, решив, что ничего нового в ней она уже не найдет. Она собралась написать письмо своей подружке-студентке, по в этот момент распахнулась дверь и на пороге появился Крампен. Коринна скорчила недовольную мину.

— Хэлло, красотка! — развязно поздоровался с ней вошедший, садясь на край стола.

— Я вам уже говорила, чтобы вы не смели обращаться ко мне подобным образом! — холодно сказала она Крампену, который был ей еще более несимпатичен, чем Лорхер. Однако Крампен, не обратив на ее слова никакого внимания, подошел к ней сзади и вдруг резко привлек к себе, пытаясь поцеловать.

— Пустите меня!.. Как вы смеете?!

— Не ерепенься!..

Она с силой наступила ему на ногу. Крампен взвыл от боли и отпустил ее. Вырвавшись из объятий Крампена, Коринна ударила его по лицу. Он не ожидал столь решительного отпора. Воспользовавшись его замешательством, девушка схватила со стола ножницы и пошла прямо на него, держа ножницы как нож.

— Ты что, с ума сошла?.. — испуганно пробормотал Крампен, пятясь назад.

— Убирайтесь сейчас же и не вздумайте больше приставать ко мне!

Крампен подскочил к двери и, остановившись на пороге, огрызнулся:

— Ты еще пожалеешь об этом, кошка!

Дверь с шумом захлопнулась за ним.

Герхард Венцель не спеша пил красное вино и краем уха слушал новости, которые ему рассказывала мать. Он думал о том, что его занимало уже несколько недель: как бы нажить себе капитал на смерти Хойслера. Венцель вспомнил о разговоре майора Вольнофа с Хойслером. Произошло то, чего он и опасался: операция провалилась и поплатился за это сам Хойслер. В конце концов Венцель пришел к выводу, что поступавшие об этом донесения не соответствовали действительности.

Лорхер заплатил за предупреждение десять тысяч марок. Венцель хотел удивить Хойслера и одновременно взять над ним верх. Вольноф же должен был позаботиться о том, чтобы фирма «Лорхер и Зайдельбах» получила нужные кредиты. И почему, спрашивается, Лорхер не сдержал своего слова и пустил в ход ослепляющее устройство? Почему Хойслер не обратил внимания на предупреждение, висевшее на сейфе? До этого все было вроде бы ясно, но затем началась настоящая неразбериха…

Венцель мысленно уже не раз пытался увязать отдельные детали и факты в одно целое: злоумышленник, пытавшийся похитить изобретение Лорхера, ослеп; с одной стороны, это ужасно, а с другой — вполне логично! Снимки, опубликованные в печати, свидетельствовали о том, что ослепляющая граната существовала на самом деле. Итак, на фирме «Лорхер и Зайдельбах» развернулась напряженная работа. Десять тысяч марок — совсем небольшие деньги по сравнению с тем, что он ожидал получить в будущем.

Венцель решил вновь установить связь с Лорхером, заранее обдумывая, как с ним говорить.

Крампен остановил свой «БМВ» перед домом, вышел из машины и, посмотрев на фасад, ужаснулся. Занавеска, висевшая на громадном окне фотоателье, была полусорвана. Тревожное предчувствие закралось в душу. Лифт почему-то не работал. Крампен с трудом поднялся на шестой этаж.

Входная дверь оказалась взломанной. Услышав какой-то шорох, Крампен вынул пистолет и распахнул дверь в зал.

Застекленные фотографии, висевшие на стенах, были разбиты и разорваны; осколки стекла хрустели под ногами. На полу в крови лежала пристреленная кем-то собака.

— Инна! — крикнул Крампен.

Она вышла с заплаканным лицом.

— Пес как лев бросился на обоих… — сбивчиво начала объяснять она.

Крампен отстранил Инну в сторону и вошел из коридора в фотоателье. Все, разбитое, валялось на полу: фотоаппараты, осветительная аппаратура, блиц-лампы и прочее. Нанесенный ущерб составлял не одну тысячу… Крампен беспомощно опустился на какой-то деревянный ящик, так как все стулья и табуреты были разбиты.

— В дверь позвонили, но я не открыла, — продолжала рассказывать Инна. — Пес как бешеный рвался к двери. Когда дверь начали ломать, я решила позвонить в полицию, однако кто-то из них, видимо, уже успел перерезать телефонный кабель. Когда дверь выломали, сюда ворвались двое мужчин. У одного на левой руке было намотано пальто… Неро бросился на него, но другой, толстый такой, выстрелил в собаку…

— Что ты делаешь?.. — спросил Крампен, увидев, что Инна укладывает чемодан.

— Уезжаю отсюда! Здесь я больше не останусь! Поеду к своей подруге в Гамбург!..

Крампен огляделся. Сундук, в котором он хранил самое ценное оборудование и фотоаппаратуру, был пуст. У него похитили то, чем он существовал. Гангстеры прихватили с собой все негативы и адреса клиентов. То, что Инну избили, его мало трогало. Он разозлился на нее, когда она потребовала у него деньги как вознаграждение за полученные побои. Однако он отдал ей половину того, что оказалось при нем: всего- навсего шестьсот марок.

Крампен все еще держал в руке пистолет. Со злости он выпустил целый магазин в единственную, чудом уцелевшую фотографию под стеклом, на которой была изображена обнаженная девушка.

— Ты с ума сошел! — испуганно воскликнула Инна.

Он прошелся по комнатам и не нашел ни одной целой вещи; лишь только в холодильнике бандиты не заметили полбутылки виски, которое он тут же выпил.

— Не подумай, что я уйду, нежно пожав тебе руку! — проговорила Инна, держа чемодан в руке. — Дай мне десять тысяч!

— У меня ничего нет! — нервно бросил он.

Она с явным недоверием посмотрела на него:

— Тогда вытяни что-нибудь у своего старика: он же у тебя миллионер!

Заверения Крампена не произвели на Инну должного впечатления. Инна уходила, он слышал ее удаляющиеся шаги…

Несколько секунд он стоял остолбенев, но потом вдруг стремительно направился в туалет. Встав на унитаз, Крампен запустил руку в вентиляционное отверстие и вынул оттуда небольшой сверток. Он слез на пол, но, еще не успев повернуться, услышал за спиной какой-то шорох и почувствовал что-то острое возле шеи.

— Не двигаться, а то проткну! — холодно произнесла Инна.

— Инна, девочка… — В испуге Крампен замолчал.

— Хватит болтать! Нож острый, одно движение — и я проткну тебя, как свинью! Брось деньги!..

Крампен чувствовал, как острие ножа вливалось в его кожу: Инна явно не шутила. «Нервы у нее не в порядке, — лихорадочно соображал Крампен, — кто знает, на что она сейчас способна!.. Двадцать две тысячи марок — это же мои последние резервы! Как глупо было сразу же бросаться к тайнику! Да, она хороша штучка!..»

— Я считаю до трех — и тебе конец! Раз!..

— Инна, не теряй головы! Мы все поделим!

— Как и до этого, да?! Все или ничего! Я заработала эти деньги! Два!..

— Ты с ума сошла! Подожди!..

Сверток упал на пол и лежал прямо перед ним. Инна разгадала его намерение и приказала сделать шаг в сторону; Крампен, скрипя зубами, выполнил ее требование. Однако острие ножа по-прежнему оставалось на его шее. Инна быстро нагнулась, чтобы поднять деньги. Он только и ждал этого момента: резко повернулся и, крепко сжав руки в кулаки, оказался лицом к лицу перед Инной, которая, держа нож в руке, была готова сделать решающее движение.

Инна сделала шаг назад, к двери. Он сбросил куртку и бросился за ней. Она знала, что он не сдастся. Крампен был по натуре труслив, однако на этот раз дело касалось денег, большой суммы денег, из-за которых он был способен на все. От страха у Инны перехватило горло. «К счастью, он расстрелял весь магазин», — мелькнула у нее мысль, а вслух она выпалила:

— Все равно тебе это не поможет: я всажу тебе нож прямо в брюхо!

— Инна, не сходи с ума! Мы все честно поделим!

Она сделала вид, что раздумывает, а сама лихорадочно соображала, как бы изменить ситуацию в свою пользу.

— Сколько тут денег? — спросила она.

— Двадцать две тысячи, — проговорил он, делая полшага вперед. — Каждому по одиннадцать тысяч! С такими деньгами можно… — И в тот же миг он прыгнул на женщину.

Она, целясь ему в живот, резко подала руку с ножом вперед, но Крампен выбил у нее нож и ногой отшвырнул его в сторону. Почти одновременно с этим он со всей силы ударил Инну кулаком в висок. Она беззвучно повалилась на пол. Крампен вырвал у нее из руки сверток с деньгами и, обезумев от охватившей его ярости, начал бить ее ногами…

Ромер поставил на столик, стоявший у окна, по кружке пива для слесарей, которые монтировали новые машины на фирме «Лорхер и Зайдельбах». Он посмотрел в окно, за которым сеял мелкий дождь. С тех пор как отцвел вереск, сюда не приезжал ни один автобус с экскурсантами. По этой причине Марта решила больше не откладывать свою поездку в Ла-Корунью. Она уехала туда на поезде, не решившись лететь самолетом: боялась полета, да к тому же у нее кружилась голова даже тогда, когда она становилась на стул, чтобы что-нибудь повесить.

Ромер невольно задумался. Жизнь в этом доме текла так спокойно, что порой он сомневался: стоит ли ему жениться, чтобы до конца жизни играть роль гостеприимного хозяина? Иногда его так и тянуло в большой город…

Заплатив за пиво, слесари уехали. Зазвонил телефон. Это был майор Вольноф, от голоса которого Ромеру сразу же стало как-то не по себе: от майора ждать чего- нибудь хорошего не приходилось.

— Четыре часа дня вас устраивает? Тогда встретимся на стоянке у выезда из Шлехендорфа!

Ромер был удивлен тем, что Вольноф на этот раз не приказывал ему, а говорил довольно дружелюбным тоном. И хотя, для того чтобы встретиться с майором, Ромеру нужно было закрыть пивную, он все же согласился.

Повесив в окне табличку «Временно закрыто», Ромер запер дверь. За десять минут до условленного срока он был уже на месте. Вольноф еще не приехал. «Интересно, получу ли я от него обещанное вознаграждение?.. Майор о нем что-то больше не вспоминал…»

Через несколько минут позади него остановился «БМВ», за рулем которого сидел Вольноф. На нем была охотничья куртка, а на голове короткополая шляпа с пером.

— Заприте свою машину и садитесь в мою! — сказал майор.

Они поехали по шоссе, которое пересекало холмистую местность, по обе стороны от него рос густой лес. Проехав километров сорок, Вольноф, не обращая внимания на запрещающий знак, свернул в сторону. Ромер тщетно пытался заговорить с Вольнофом: тот упрямо молчал или же отвечал односложными фразами.

— Куда вы едете? — спросил наконец Ромер. Снова заморосил дождь, и майору все чаще и чаще приходилось включать «дворники».

— Мы уже приехали! — как-то неопределенно ответил майор и свернул на лесную дорогу, которая скоро сузилась до тропы.

На небольшой поляне, поросшей березками и лиственницами, стояла охотничья хижина.

— Выходите! — предложил майор добродушным тоном.

Про себя Ромер отметил, что Вольноф всегда шел вслед за ним.

На вид хижина выглядела ветхой, три ступеньки вели на веранду. Два окошка были закрыты ставнями. Обитые тесом стены обветшали, зато крыша, судя по всему, была недавно перекрыта. Дверь оказалась заперта на висячий замок.

От холодного ветра Ромера бросило в дрожь. Вольноф отпер дверь, и они вошли в хижину, в которой не было прихожей, а лишь одна большая комната, служившая одновременно и кухней, а более узкая часть ее — шальней.

Над столом висела керосиновая лампа. Вольноф снял с нее стекло и, выкрутив фитиль, чиркнул спичкой. Лампа сильно коптила: видно, ею давно никто не пользовался. Ромер удивился, что Вольноф не открыл ни одного окна. Освещенная светом лампы, хижина казалась какой-то призрачной. Ромер заметил, что предметов и вещей в комнате было довольно мало. Майор, подойдя к двери, запер ее, а ключ положил в карман брюк.

— Что вы надумали?.. — с тревогой спросил Ромер.

— Терпение! — ответил Вольноф, вешая шляпу на рога оленя.

Пауль Ромер почувствовал себя скверно. Он снял шляпу и растерянно вертел ее в руках. Вокруг стола стояли три стула, а у стены — старая софа. Вольноф подошел к узкому кухонному шкафчику, выдвинул один из ящиков и начал что-то искать в нем.

За окнами дождь пошел сильнее, но Ромер почти не слышал его. Как только он увидел в руке Вольнофа пистолет, горло его перехватила спазма.

— Глушитель здесь не потребуется! — спокойно проговорил майор.

«Сейчас он меня уложит на месте…» — решил Ромер, но вслух пролепетал:

— Что вы собираетесь делать?.. Уж не хотите ли вы… меня…

— Терпение! — повторил майор и приказал: — Кругом! Нагнитесь! Руки на стену! Вы, Ромер, не прикидывайтесь новичком!

Пауль уперся ладонями в деревянную стену; Вольноф подошел сзади и вытащил все у него из карманов. Ромер с облегчением вздохнул, решив, что тот, следовательно, вовсе не собирается убивать его. Все вещи Ромера майор положил на стол: расческу, носовой платок, перочинный ножик, сигары, зажигалку и бумажник, предварительно порывшись в нем.

— Что вы еще с собой обычно носите?

— А что я должен еще носить? — ответил Пауль, стараясь скрыть свой испуг.

— Давайте сюда ампулу! — нетерпеливо проговорил Вольноф и, поставив пистолет на предохранитель, спрятал его в карман куртки. — Садитесь и забирайте свой хлам! — приказал он.

Ромер не спеша сел на заскрипевший под ним стул и забрал свои вещички.

Майор вынул из кармана куртки небольшой пакет и положил его на стол.

— Здесь две пачки по пять тысяч марок! — заметил он. — Итого, следовательно, десять тысяч! — С этими словами он подвинул пакет на середину стола, однако руки с него не убрал. Другой рукой он протянул Ромеру готовую расписку, коротко бросив:

— Прошу расписаться в получении!

Ромер недоверчиво посмотрел сначала на майора, затем на расписку, в которой говорилось: «Пауль Гертнер (Ромер) получил как особое вознаграждение десять тысяч марок».

— Ну, расписывайтесь же! Только ставьте обе фамилии! — нетерпеливо потребовал майор.

Пауль не спеша расписался и, протянув Вольнофу расписку, потянулся за деньгами.

— Один момент! — остановил его майор.

Вольноф внимательно посмотрел на роспись и, сложив расписку вдвое, убрал ее в карман.

«Сейчас он меня прикончит! — мелькнуло в голове у Ромера. — Бывали случаи, когда и не за такую сумму отправляли на тот свет! Стоит ли мне умирать за какие- то десять тысяч?! Марта и без того стала хозяйкой виллы на берегу моря в Ла-Корунье! Виллы с восемью комнатами и просторным парком! Правда, мы пока не договорились с ней о том, что же лучше: сохранить гостиницу в Кизебютеле или же виллу в Испании…»

— Мы же договаривались о двадцати тысячах, — робко начал Ромер.

— Вы жадны, как еврей, — ехидно бросил Вольноф. — Вы, видимо, забыли, что виновны в смерти Хойслера? Радуйтесь, что получите половину!

— Что вы сказали? Я виновен?! — возмутился было Ромер, вскочив со своего места.

Майор достал пистолет и, сняв его с предохранителя, положил перед собой на стол, коротко приказав:

— Сидеть!

Ромер обессиленно опустился на стул. «Вольноф делает вид, что смерть Хойслера нанесла ему урон…» Мысли в голове Пауля перепутались. А ведь Вольноф обещал ему за верную службу двадцать тысяч как свободному сотруднику «МАД». Операцию против фирмы «Лорхер и Зайдельбах» майор провел на свой собственный страх и риск, и кого бы он ни винил в провале, это отнюдь не причина, чтобы половину обещанной суммы прикарманить себе. Однако у Ромера не хватало смелости сказать об этом майору.

Вольноф решил переменить тему разговора:

— Скажите-ка мне, Ромер, куда вы дели ту ампулу?

Деньги по-прежнему лежали перед майором.

«Может, я отделаюсь только деньгами?» — подумал Ромер. И тут он вспомнил слова Хойслера о Вольнофе: майор всегда старается вовремя избавиться от свидетелей, а ведь он, Ромер, соучастник убийства! А если для Вольнофа это было вовсе не убийство?.. В этом случае отпадает и сам мотив избавиться от соучастников, а это уже возможность выйти из этой хижины живым.

— Я помню, господин Вольноф, вы указывали на опасность того вещества. Это была не моя идея убрать Хойслера, ни в коей мере не моя! Просто это был несчастный случай! Когда я оторвался, было уже поздно!..

Вольноф, словно играя, направил дуло пистолета на Пауля и спросил:

— Так и было на самом деле?

— Точно так! — Ромер с трудом проглотил комок, застрявший в горле.

— А где же та ампула?

Ромера бросило в жар, но в следующий миг он почувствовал озноб. На лбу выступил пот. Мысленно он проклинал тот день, когда впервые встретился с Вольнофом.

Он подробно рассказал о том, как он под видом священника Ланге посетил психиатрическое отделение и как из него вышел. Не растерявшись, он мгновенно выдумал вполне правдивую историю:

— Когда я услышал у входа рожок полицейской машины, то сразу решил, что они приехали за мной! Испугавшись, я тут же выбросил ампулу в контейнер для мусора.

— Ампула была пуста?.. — недоверчиво поинтересовался Вольноф.

— Разумеется, пуста! — поспешил подтвердить Ромер.

— Ну ладно, — сразу как-то равнодушно заметил майор, — в таком случае вы будете застрелены просто за измену!

Ромер побледнел, понимая, что весь разговор выглядел теперь всего лишь увертюрой к самому главному.

— Вы были единственным человеком, который знал о запланированном! Сколько вам заплатил за измену Лорхер?!

— Если вы мне не верите, тогда нет никакого смысла убеждать вас в моей невиновности!

— Нет, вы сами расскажете мне об этом, Ромер! Здесь самое подходящее место! После вашей смерти у вас в кармане найдут компрометирующий материал и сочтут, что вас, по-видимому, убрал с дороги ваш конкурент; правда, здесь вас не так-то скоро и найдут!

«Нет, он вовсе не шутит, — подумал Ромер. — Правда, кто много говорит, тот обычно не стреляет!.. Во всяком случае, он не должен заметить, что я испуган…»

Стараясь говорить тверже, Ромер заявил:

— Вы, конечно, можете застрелить меня как предателя, и я не смогу вам помешать. Но что вам это даст? Абсолютно ничего! А тем временем настоящий предатель опять будет действовать против вас!

— Кто же это, по-вашему? — Вольноф опустил пистолет и пристально посмотрел на Ромера.

Пауль заставил себя не думать о пистолете, лежавшем на столе, дуло которого на сей раз смотрело в стену.

«Я, конечно, смог бы опрокинуть стол и броситься на него, — подумал Ромер, — но Вольноф все равно опередит меня, и тогда мне конец…»

И тут в голову Пауля пришла спасительная мысль.

— Ховельман! — выпалил он.

— Кто?! — Вольноф знал охранников лишь по фотографиям в личном деле и автобиографиям, которые те писали от руки при поступлении на работу.

— Ховельман! — убежденно повторил Ромер. — О нем многие говорят! Он сдавал Хойслеру комнату, а тот спал с его внучкой, что старику очень не нравилось.

Затем Ромер стал рассказывать о том, как родная дочь Ховельмана попала в сумасшедший дом, и старик боялся, что и Гундулу может постигнуть такая же участь.

— И это все?.. — спросил майор. — Как всегда, здесь не обошлось без женщины!

Ромер, почувствовав искру надежды на спасение, так начал расписывать Ховельмана, что тот в глазах Вольнофа превратился в очень подозрительного типа. Ховельман присутствовал при испытании нового, ослепляющего устройства, а потом вроде бы заболел. Он хорошо знал, что Лорхер и его внебрачный сын Крампен в день проведения операции тайком засели в соседней с лабораторией комнате.

— Если бы предателем был я, господин Вольноф, то я бы не удирал! А я поспешил предупредить вас!.. Я как сейчас вижу ту сцену: как Хойслер открыл дверцу сейфа, как распахнулась дверь соседней комнаты… Я видел, как обер-лейтенант Хойслер упал на пол! И как этот мерзкий тип Крампен наклеил на дверцу сейфа объявление!

— Что он наклеил?

— Объявление с предупреждением!

— И он наклеил его только после произошедшего? — Губы Вольнофа вытянулись в узкую полоску.

— Да, я видел это собственными глазами!

— А откуда Ховельман знал, что там должно произойти?

— А как же ему было не знать, если Хойслер часто пил вместе с ним?!

На несколько секунд в хижине установилась тишина, затем Вольноф снова поставил пистолет на предохранитель и убрал его в карман.

— Предателем вы, возможно, и не были, — не очень уверенно заметил майор, — но идиот вы, безусловно, полный! Почему вы раньше не рассказали мне об этом?! — Резким движением руки он подвинул деньги к Ромеру: — Уберите их!

К машине первым на сей раз шел Вольноф. Неожиданно он остановился и повернулся к Ромеру:

— Видите, какая получилась польза от того, что я так напугал вас!

Ромер усмехнулся; пачки денег, оттягивавшие его карман, казалось, несколько успокоили его.

— Соберите мне приличный компромат на этого Ховельмана! — потребовал майор. — Я проучу предателя! — И он пошел дальше.

Когда Ромер на своей машине вернулся домой, то сразу же заметил перед пивной несколько разъяренных завсегдатаев — любителей поиграть в скат. Загнав машину во двор, он открыл пивную и быстро обслужил картежников. Полученные от майора деньги он положил в сейф: пусть Марта удивится, хоть для нее сейчас десять тысяч — совсем небольшие деньги.

«Неужели Вольноф на самом деле хотел убить меня?» — билась в голове Пауля назойливая мысль.

Чуть позже он загнал машину в гараж, а сам направился в сарай. Между тем стемнело. Ромер включил электричество. «Форд» стоял на своем месте. Марта намеревалась продать его, а вместо него приобрести белый «мерседес» с красными кожаными сиденьями. В ее представлении белый «мерседес» был символом социального взлета: ни у кого в селе не было такой машины.

Прислонив лестницу к краю крыши, он полез наверх. Между двумя поперечными балками был устроен тайник, в котором Ромер хранил ампулу с ядом. Убедившись, что она находится на месте, он спустился вниз.

Четверо картежников около девяти часов вечера заказали три порции холодца и порцию жареной колбасы. Ромер прошел на кухню, а сам все время думал о том, с каким настроением вернется Марта из Ла-Коруньи. Он даст ей возможность высказаться, а потом начнет торопить ее с отъездом в Испанию. Пожалуй, это будет самая лучшая возможность избавиться от Вольнофа. Вот тогда-то он избавится и от опасной ампулы, которая вряд ли понадобится ему в будущем.

Обслужив заказчиков, Ромер вернулся за стойку. Около пивной вдруг остановился автомобиль. Картежники прервали игру и прислушались. В летнее время сюда по вечерам довольно часто приезжали туристы, но в такое время года редко кто заглядывал. Однако машина, судя по стихающему шуму, уехала.

Хлопнула входная дверь, и в пивную вошел поздний гость с чемоданом в руке. Ромер внимательно посмотрел на вошедшего и был удивлен тем, что им оказалась женщина, которая, чуть помедлив, подошла к стойке. На ней был плащ-дождевик. Чемодан приезжей, видимо, весил немало: он заметно оттягивал руку. Картежники замолчали, чтобы не пропустить ни слова.

— Добрый вечер, — поздоровалась молодая женщина приятным голосом. — Тетушка Марта дома?

Ромер подошел к женщине.

— Тетушка Марта… — произнес растерянно он и вдруг вспомнил: — Так это вы, выходит…

— Я Нелли, ее племянница! — Она протянула руку, внимательно рассматривая Ромера. Одета она была безупречно. Ее карие глаза лукаво блестели. От ее взгляда Ромер почувствовал себя неловко.

Марта однажды рассказала ему о дочери своей умершей сестры, которую она считала несколько экстравагантной. Разве могла нормальная, здравомыслящая девушка вступить в какую-то левую студенческую организацию и даже войти в ее стачечный комитет?.. Вот, собственно, почему, успешно сдав все экзамены, она так и не получила места учительницы.

— А разве тетушки Марты нет дома? — повторила Нелли свой вопрос.

— Нет, — коротко ответил он.

Нелли была единственной родственницей Марты. И если она приехала надолго — а именно об этом свидетельствовал ее тяжелый чемодан, — то своим присутствием могла в какой-то степени помешать Ромеру.

— Не хотите ли чего-нибудь перекусить с дороги? — спросил он у Нелли так, будто она была просто приезжей.

— Спасибо, нет, — ответила девушка. — Я хотела бы знать, когда тетя Марта вернется обратно?

— Об этом я не имею ни малейшего представления, — пробормотал Ромер. — Она находится в Испании!

— У своего Нойройтера? — И не успел Ромер ничего ответить, как она с ожесточением добавила: — Это лишний раз доказывает, что на этом свете нет никакой справедливости! Этот тип должен был бы давно умереть от проклятий тех, кого он погубил!

Посетители тем временем расплатились и поспешили разойтись по своим домам, чтобы рассказать своим близким о том, что к Марте Фенске приехала племянница.