АИСТЫ

Есть в Латвии маленький городок Пилтене.

Цветом яблони усыпаны весной его улицы. Здесь очень тихо, так тихо, что слышно, как скрипит на черепичной крыше старый флюгер.

В огромных гнёздах стоят над городом аисты.

А в Латвии аистов уважают.

Один аист-чудак свил гнездо прямо на печной трубе.

Посмотрел хозяин, удивился. Не знает прямо, что и делать. Печку-то топить нельзя — аиста жалко.

И больше он эту печку не топил, топил другую. Хорошо ещё, что в доме было две печки.

Есть в Латвии маленький город Пилтене.

Там, на некоторых деревьях возле дорог, висят необычные таблички: нарисован аист, и стрелка указывает наверх.

Смотрите! Здесь гнездо аиста!

Проезжайте по улице осторожно! Не шумите!

 

СИВКА

С моря задул резкий ветер.

Ветер принёс с собой дождь.

Под ветром и дождём рыбаки выгружают со своих кораблей ящики с рыбой — с бельдюгой, с салакой.

Под ветром и дождём летает, кружит над берегом, кричит маленькая птица — морская сивка.

Четыре пёстрых яичка лежат в песке. Над ними вьётся сивка.

Неужели выведет птенцов под ветром и дождём?

Конечно, выведет.

 

ДОМ-КОРАБЛЬ

Люди тянутся к морю.

Все дома повёрнуты к морю лицом, все окна распахиваются навстречу морскому ветру.

А один дом прямо шагнул в воду, стоит на каменном небольшом полуострове.

Когда-то, ещё в старой Латвии, один человек хотел построить себе дом. Но волостное начальство не дало ему земли, на которой можно поставить дом.

— Нету, — сказали, — земли для твоего дома.

И тогда этот человек, — а он был умён и спокоен — стал возить на берег камни. День за днём, камень за камнем. Он бросал камни в море, и постепенно получился небольшой полуостров.

Человек сам построил себе землю, а потом построил на ней дом.

Морской ветер терзает у дверей дома георгиновый куст, а внутри дома, как в каюте корабля, — волны за окном да чёрные спины камней.

А зимой здесь спокойно — белая вокруг тишина.

 

КАМБАЛА И ЯНТАРЬ

Жаркое солнце. Крепкий прохладный ветер. В лесу полно черники.

Мальчишки бродят по колено в воде, вдоль берега, ищут камбалу.

А камбала лежит на мели, занесённая песком. Видна только рыбья голова. Одним глазом смотрит камбала на мальчишек.

А мальчишка, как увидит камбалу, тут же придавливает её босою пяткой.

— Камбалу поймал! Камбалу поймал! — кричит на весь берег.

А камбала вдруг да вывернется и уплывёт в море.

Морская волна выносит на берег водоросли, а в них находят янтарь.

— Янтарь нашёл! Камбалу поймал! — кричат мальчишки.

И вправду — кто рыбину поймает, а кто янтарь найдёт.

Жаркое янтарное солнце. Крепкий прохладный рыбацкий ветер.

В лесу полно черники.

 

ТРИ ВОРОНА И КАЙЯ

Я лежу на вершине дюны. Подо мной тёплый, прогретый солнцем мох.

В лесу надо лежать тихо — много услышишь.

И вот прилетают три ворона. Кружат надо мной, разведывают, раздумывают, кто это лежит. Потом улетают совещаться.

— Кар?

— Кар!

— Кар, кар… кррр… оррк… оррк…

Звуки их голоса напоминают «кокле» — древний латышский народный инструмент.

Прилетела чайка.

Не знаю, почему чайку латыши называют — кайя.

А сам лежу на дюне. Подо мной тёплый, прогретый солнцем мох.

И кружит надо мной чайка, и кричит на чистом латышском языке:

— Кай-йя!

 

БЕЛЫЙ ЛИСТ БУМАГИ

Буря!

Я подбрасываю вверх белый лист бумаги.

Как огромный мотылёк носится он над морем, бросается из стороны в сторону.

Обрушилась волна, проглотила моего бумажного мотылька…

С октября по январь бушует Балтийское море. И мне кажется — самое красивое море — бушующее, когда каждый пятый день, каждый третий день проходит с бешеной круговертью.

Буря! Бушует море. В бушующем море и мой бумажный мотылёк.

 

ОДЕРЖИМЫЕ КРАСОТОЙ

В Латвии живут удивительные порой люди.

Вот я знаю целую семью коллекционеров. И взрослые и дети в этой семье собирают камни необыкновенной формы.

В саду у них среди роз и пчелиных ульев стоят каменные пингвины, а рядом вдруг — писатель Лев Толстой. Всё это — скульптуры, созданные природой.

В Латвии много таких людей, одержимых красотой. Так их я называю — одержимые красотой.

Вот человек по имени Земдега. Сказочный у Земдеги сад. В нём растут гигантские лопухи, белена — колдовская трава, и растёт ещё коровяк — медвежье ухо. Виноград оплёл стены дома, перебрался через крышу, да и свесился с другой стороны.

— Нас было у отца четырнадцать детей, — говорит Земдега. — И все мы сажали деревья. Приезжайте же, когда зацветут нарциссы. Благородные нарциссы!

Над дверью дома у Земдеги написано: «Я пою о тебе, родина!»

У нас в Латвии и дети заботятся о красоте родной земли. Многие школьники стали членами «Общества освобождения дубов». Они действительно освобождают дубы — очищают землю вокруг деревьев от кустов ольшаника.

И гордо стоят свободные великаны на свободной земле.

 

ТАЛАНТ

Ветер ноябрьский гудит в ветвях. Темно в лесу. Капает с намокших ёлок.

Я жду лесничего — Яниса Метузала. Я его никогда не видел.

Ветер гудит, сгущается тьма. Ничто не мешает, можно ходить по лесной дороге, думать обо всём на свете.

Вот лесничий — Янис Метузал. У него есть корневище — свой корень. А человек, который имеет свой корень, необязательно должен расти рядом в виде побега. Нет, человек может улететь семенем, но всё равно знать, что там, на том холме, в той долине за холмом — его корень.

Ты можешь быть прутиком в метле, веткою в вазе, только помни — у тебя есть твой корень.

Мать лесничего сказала мне:

— Мои дети не могут оторваться от земли. Это — талант.

Отец был земледельцем, дочь — садовод, а сын нашёл себе место в лесу, среди деревьев.

Темнеет, я хожу взад-вперёд по лесной дороге. Но вот послышался топот копыт. Подъехал лесничий.

Я вдруг почувствовал неловкость. Я ведь для него чужой человек. Как объяснить, чего я хочу? Но шум леса помогает, и начинается разговор.

— Выращивать лес — моя страсть, — говорит лесничий. — Некоторые думают, будто лес растёт сам по себе. А это не так, ему надо помочь, и человек способен на это. А вот нынешней зимой я снова буду работать над созданием лесного музея. Рядом с домом лесничества есть помещение, в нём и будет музей.

Лесной музей — вот чудо!

Вот маленькие дырочки в берёсте — это дятел пил берёзовый сок. А это чага — так называется чёрный гриб-нарост на берёзе, а вот — ведьмина метла. А это клык вепря — 23 сантиметра в длину.

Сюда приходят школьники и удивляются: никогда они не думали, что в лесу столько чудес.

Так любить свою землю, свой лес — это талант.

 

ДОМ НА ХОЛМЕ

Вересковое болото. Посреди него — холмик, на холме — домик.

Здесь живёт одинокий старик, пасёт коров.

Никакой дороги сюда нет. Изредка по вересковым кочкам приезжает сюда за молоком трактор, порычит-потарахтит, и снова тишина — тишина лип, тишина гудящих пчёл.

Тишина вереска на болоте.

 

ИЩИТЕ САМИ

Поедем туда, где волны с открытого моря гулко врываются в песчаниковые пещеры.

Пойдём на ту речку, что мчится шурша сквозь заросли камышей. Здесь, в прибрежных джунглях, урчат кабаны, выводят маленьких полосатых поросят. А в полночь бобры грызут деревья, валят тополя прямо на ковёр из кувшинок.

Вы, наверно, думаете, что это не в Латвии?

В Латвии. И я могу показать где, но ищите сами.

 

КАК ПАХНЕТ ТРУД

Я остановился в местечке Дзелзамури — Железные молоты.

Здесь живёт одна писательница. Она работает в деревенской тиши.

В сенях её дома пахнет деревней.

У каждого дома есть свой запах, у каждой печи — свой жар, у каждого колодца своё эхо.

Запах дома ясен уже в сенях. Вот стоит ларь, сквозь крышку его пахнет мукой, хлебом. Где-то здесь и копчёное мясо — остался аромат дыма и оплывающего сала. А в корыте лежит уже остывшая варёная кормовая свёкла. Пар давно рассеялся, но запах остался в брёвнах, в стенах, в потолке.

Иногда зайдёшь в какой-нибудь дом и спросишь:

— Скажите, что за особенный запах у вас в сенях?

— Да это у нас здесь дед со своими кожами, — смущённо почему-то отвечает хозяин.

Как же это я не заметил? Там, на лестнице, целая охапка кож.

— Вы уж извините, у нас здесь такая грязь.

Но никакой грязи нет. Новые времена повесили в сенях измазанный маслом комбинезон тракториста, поставили в угол канистру с соляркой. Вместе с запахом хлева и хлеба, дублёных кож и варёной свёклы всё это образует особый неповторимый букет.

Так пахнет труд.

 

ЖЁЛТАЯ СКАЗКА

Долго я бродил по холмам, покрытым цветущими одуванчиками. Наконец лёг в эту желтизну, и мне показалось, что я в ней — маленький зародыш жизни и солнце меня высиживает. Здесь я и написал «Жёлтую сказку». Вот она.

«Солнце, как яичный желток, висело над землёй.

А по лучам на землю шли цыплята, и все они были, конечно, жёлтые.

Жёлтая пчела подлетела к цыплёнку, стала приглашать в свой жёлтый улей. Но цыплёнку в улей не залезть, дырочка маленькая.

„Ладно, — подумал он. — Вон жёлтые бабочки летают, полетаю с ними“.

Цыплёнок подпрыгнул, но тут же вспомнил, что у него крыльев нет, полоски какие-то вместо крыльев.

„Стану курицей, — мечтал цыплёнок. — Буду летать высоко“.

А солнце сияло на небе, как жёлтый блин с такими вкусными, хрустящими краешками.

Пчёлы летели от одуванчика к одуванчику и возвращались в свой жёлтый улей. Он выглядел, как огромная жёлтая библиотека. Рамки для сот — будто полки, и все наполнены сотами. А соты похожи на жёлтые шестиугольные телевизоры, только вместо экранов блестит жёлтый мёд.

До самого горизонта желтели луга — это цвели жёлтые ветреницы и примулы, но больше всего было одуванчиков. Все холмы сияли одуванчиками.

И казалось, что солнце только что на вершине холма лежало, в одуванчиках валялось.

Тут я и сам не удержался, взял да и повалился в одуванчики. Опылился весь, облепился, обсыпался жёлтой пыльцой.

Подошла жёлтая корова, подумала, что я одуванчик, да и съела меня, жёлтого. Так что писать дальше нет возможности».

 

КАРТОФЕЛЬНЫЙ КАРНАВАЛ

«За пять дней до этого ничего не ешьте, — так было написано на пригласительном билете, который я получил из Казданского совхоза-техникума. — А через пять дней приезжайте на праздник».

Я не ел ничего пять дней и поехал на праздник.

И это был праздник картошки.

Как только я приехал, мне тут же дали ножик и посадили чистить картошку. И все гости сидели и чистили картошку. Что поделаешь? Стал чистить и я. А судьи ходили и смотрели, кто чистит лучше, чище да быстрее.

И победителем был один парень из техникума, а на втором месте одна бабуля древняя. Я тоже не отставал, занял всё-таки восемнадцатое место.

А потом все пошли к столу, на котором лежало пятьдесят сортов картофеля. У каждого сорта было своё название и номер, надо было пробовать картошку — какой сорт вкуснее. Тут только я понял, зачем пять дней голодал.

Стали пробовать, и один сорт был вкуснее другого, но я, как ни бился, все пятьдесят попробовать не смог, добрался только до сорок четвёртого. Решил отдохнуть — и правильно сделал, потому что тут начали показывать своё искусство кулинары.

И какой же только картошки не попробовал я в этот вечер! Даже картофель маринованный, даже жаренный в сахаре!

«Это вовсе не картошка, — думал я, жуя что-то, — это бананы!»

Наконец все накартофелились до отвала.

И тут начался конкурс умов, состязание поклонников картошки.

— Сколько лет картофелю?

— Где ему поставлены памятники?

Победителя нарядили в картофельное платье, и весь вечер он расхаживал — толстый да надутый.

А для тех, кто проиграл, устроили последнее состязание. Усадили рядом и заставили чистить лук. И я плакал вместе с ними.

 

КОРИЧНЕВАЯ СКАЗКА

Я его видел.

Он прыгнул на сковородку, забегал по жареной картошке, закричал:

— Коричнево! Коричнево! Готово!

Я сыпанул на сковородку перцу — он чихнул и пропал.

Кое-кто, кроме меня, его тоже видел. Он всегда появляется там, где что-то жарят. Появится и кричит:

— Коричнево! Коричнево! Готово!

Чтоб его увидеть, нужно большое терпение. А где ещё его можно встретить?

Там, где коричнево.

А где коричнево?

Там, где грибы боровики.

Я точно знаю, что из земли боровик вылезает белым, а потом шляпка у него вдруг делается коричневой.

Рано утром я пошёл в лес, сел под коричневой сосной, жду.

Скоро появится боровик. Да вот он и вылезает. Шапочка белая. Теперь нельзя опускать глаза. Сейчас придёт коричневый человечек. Сижу жду. Никого нет. Зато вдруг кто-то чихнул. Оглянулся — заяц! Чихает! Простудился, что ли?

Посмотрел на гриб, а он уж коричневый. Проморгал человечка!..

Но вот прошлым летом лежу у моря, на пляже, и вдруг вижу — у Яниса на спине сидят целых семь штук! Семь коричневых человечков красят Яниса.

— Янис! Янис! — закричал я. — Смотри-ка, что у тебя на спине! Семь коричневых человечков!

— Ладно врать-то, — засмеялся Янис, — это ты мне песок на спину сыплешь, щекочешься. Таких человечков на свете нет!

— Да как же нет, если я сам вижу!

А жалко, что никто не знает, где живут коричневые человечки. Одни говорят — в медвежьей шкуре, другие говорят — в желудях, третьи — под сосновой корой.

И никто не знает, как их зовут. И я не знаю.

Коричневики?

Коричневисты?

Коричневяки?

Вы-то не знаете? Не слыхали?

 

«СПРИДИТИС»

Есть в Риге завод — «Саркана Звайгзне» — «Красная Звезда». На этом-то заводе и придумали мопед. А назвали его — «Спридитис».

Спридитис — это мальчик, герой одной латышской пьесы для детей. Он — непоседа, ни минуты не сидит без дела.

Началось раздолье для мальчишек! Все ездили, везде! Нет покоя ни в городе, ни в деревне. Всё гудит, грохочет, хрипит, ревёт!

Что делать? Запретить ездить? Или, может, не продавать эти самые «Спридитисы»?

Думали, думали и решили: надо организовать мотокружки и выделить специальные мототрассы.

Прошло немного времени, и в Риге состоялись первые соревнования на приз «Золотой мопед». Тысячи мальчишек добивались ценного подарка — Золотой каски!

Кем станут в будущем юные мопедисты? Опытными шофёрами? Талантливыми инженерами, механиками?

 

ПОЮТ ПЕТУХИ

Сегодня утром я слушал, как поют петухи.

Было тихо. Синие ёлки стояли в тумане по колено.

Песня петуха устремлялась к небу, она взбегала наверх по макушкам ёлок, как по ступенькам, всё выше, выше, наконец, натыкалась на какую-то высокую макушку и обрывалась. Тот, кто понимает душу петуха — может часами слушать его пение. Как новогодний серпантин, взлетают петушиные песни одна выше другой и падают вниз. Они падают на еловые ветки — и кажется: висят на ветках длинные яркие цветные ленты.

Утренние песни петухов — это одно из чудес нашего мира, нашей земли.

 

СТАРИК И ЕГО СИРЕНЬ

На краю городка в красном кирпичном доме живёт старик.

С ним живёт пёс, которому семнадцать лет, и ещё сын этого пса.

Я был у старика, когда цвела сирень. Много сирени. Дом старика будто плавал в сиреневых сизых сугробах.

— Ломайте сирень, ломайте, — говорил мне старик. — Отвезите домой сирени. Ломайте ещё!

Однажды какой-то мальчишка случайно разбил стекло в доме старика, напугался и убежал.

А на следующий день пришёл всё-таки извиняться.

— Ладно, ладно, — говорил старик. — Возьми-ка вот яблок. Рви, рви, набирай полные карманы, сыпь за пазуху.

То, что старик — добрый человек, это всем ясно. И я думаю, что в нём есть главное, что должно быть в человеке: жажда сажать, выращивать и отдавать людям.

 

ИДИ ТИХО

Был закат.

Я шёл через поле клевера, просто так, без дороги, наугад.

Вдруг я увидел зайца. Он спал крепко и спокойно и даже не шевелил ушами.

Я думаю, что доброе сердце человека спит вот так среди тихих клеверных полей.

Иди тихо, не шуми — выйдешь прямо к нему.