22 января 2007 года

Вчера в Сербии прошли парламентские выборы – первые после смерти Слободана Милошевича и распада союза с Черногорией. Результаты станут известны сегодня, но уже вчера чуть ли не все в Белграде предсказывали, что победа достанется ультранационалистам – Сербской радикальной партии, обещающей своим избирателям ориентироваться на Россию.

 

Националисты в детском саду

Детский сад «Зека» («Зайка») с самого утра воскресенья полон народу. Фотографии мальчиков и девочек в нарядных костюмчиках развешаны по стенам. Рядом – детские рисунки. Вот солнышко, которое нарисовал трехлетний Бранко Петрович. А вот котенок четырехлетней Еленки Маркович. На соседней стене – фотография радостных и гордых родителей и воспитателей: они смотрят, как танцуют малыши.

Но эти картинки никто не замечает. У входа в два ряда сидят серьезные мужчины и женщины. Старичок в костюме с ультрафиолетовой лампой осматривает руки всех входящих. Блондинка средних лет выдает бюллетени. А потом молодой парень прыскает спреем каждому пришедшему на указательный палец – чтобы никто не смог проголосовать дважды. В детском саду расположен избирательный участок № 7 города Белграда.

Вдруг комиссия оживляется. К участку подходит седоватый мужчина с супругой в больших солнечных очках. За ними скромно следуют их сын с женой. Старушки бросаются пожимать руку подходящему мужчине, подросток берет автограф. Это Томислав Николич, руководитель Сербской радикальной партии. Лидер этой партии Воислав Шешель уже несколько лет сидит в гаагской тюрьме – трибунал по бывшей Югославии обвиняет его в военных преступлениях. Но на многих стенах в Белграде аккуратно выведено краской: «Шешель – сербский герой».

Ультранационалисты Шешеля и Николича выиграли прошлые парламентские выборы, получив 27 % мест в парламенте, но ни одна партия не согласилась войти с ними в коалицию. Теперь их предвыборный лозунг: «50 % плюс твой голос» – радикалы надеются сформировать правительство самостоятельно.

Николич заходит в детский сад, любезничает с комиссией и позволяет обрызгать свой палец спреем.

– Мы одержим победу. Сербия должна идти своим путем, и никто не должен вмешиваться в наши дела, – уверенно говорит он, опустив бюллетень. – Мы не вмешиваемся в дела Евросоюза, зачем же они вмешиваются в наши? Нам поможет Россия, – многозначительно добавляет он.

– Какой помощи от России вы ждете? – спрашиваю я. Томислав Николич вроде бы знает русский, но отвечает по-сербски.

– Россия – наш стратегический союзник. Она всегда нас поддерживала и сейчас не допустит того, чтобы у нас отняли Косово.

Европейские журналисты окружают лидера сербских националистов со всех сторон, спрашивая, стоит ли Европе опасаться их победы и согласятся ли радикалы когда-нибудь с независимостью Косово. Томислав Николич не знает английского, но отвечает им по-сербски, что опасаться не стоит, но независимости Косово радикалы не допустят.

Я подхожу к сыну лидера националистов, скромно стоящему в сторонке.

– Очень приятно, меня зовут Бронислав, а это моя жена Милана, – смущенно улыбается он. – Мы очень рады видеть здесь журналиста из России.

Его жена кивает и переспрашивает:

– Вы прямо из самой Москвы?

В отличие от Томислава Николича, они говорят по-английски, а русского не знают.

– Я думаю, что мы победим, но не уверен, что удастся сформировать коалицию. Могут возникнуть проблемы, – Бронислав смущается еще сильнее. Он явно не так радикален, как его отец.

Но тут к нему на подмогу подбегает один из молодых убежденных националистов.

– Вы из России? Отлично. Меня зовут Боян.

Он крестится и уверяет меня, что их партия победит.

– Мы никогда не позволим забрать у нас Косово. Это наша земля. Вот у вас есть Чечня, но вы же ее никому не отдаете. И американцы не смеют ее у вас забрать! А почему они забирают у нас Косово?

– Но в Косово уже почти нет сербов. И многие страны готовы признать его независимость. Как вы сможете удержать его?

– Это наша земля! Мы не хотим войны. Но просто так мы ничего не отдадим. Мы будем бороться. Мы гордый народ и не позволим иностранцам отнимать нашу территорию, – он говорит все быстрее и быстрее, так, что я перестаю его понимать.

 

Сторонние наблюдатели

– Ультранационалисты могут получить много больше, чем дают им соцопросы. Согласно опросам, у них около 30 %. Но многие люди стесняются говорить, что проголосуют за радикалов, – говорит глава миссии наблюдателей ПАСЕ, польский депутат Тадеуш Ивинский. – Их победа может оказаться угрозой для тех процессов, которые шли в Сербии в течение последних лет. На 100 % она затормозит процесс европейской интеграции. Национализм и патриотизм – это разные вещи. В Европе понятие национализма воспринимается не слишком положительно. Национализм может нанести большой ущерб, если он переходит в изоляционизм и шовинизм.

Тадеуш Ивинский полиглот. Он говорит на 15 языках, в том числе на русском и сербском, но скромно отмечает, что это совсем немного – в мире их несколько тысяч.

Российские наблюдатели с его оценкой в общем-то согласны.

– Радикалы, чего доброго, могут получить половину всех голосов. Это был бы идеальный вариант, – с радостью говорит глава российской миссии наблюдателей, вице-спикер Госдумы Сергей Бабурин. К сербским ультранационалистам он испытывает личную симпатию.

– Это партия, которая выступает против НАТО и за российские интересы. Мы с Шешелем давние партнеры. Еще в 2002 году, а может, в 2001-м мы подписали тройственный пакт о сотрудничестве: Сербская радикальная партия Шешеля, украинская Прогрессивно-социалистическая партия Натальи Витренко и «Народная воля» Бабурина.

– А Ле Пена не было?

– Ну, не подвернулся. Иначе подписали бы вчетвером. Причем получилась сюрреалистическая ситуация: мы подписали соглашение на английском языке в Багдаде! Лидеры трех славянских партий, ни один из нас не знает английского языка. Но в Багдаде не было машинки с кириллицей. Пришлось переводить на английский. Ну, не на арабский же!

Сейчас Сергей Бабурин возглавляет официальную российскую делегацию депутатов Госдумы. Встречаясь с лидерами политических партий, он с гордостью рассказывает, что Дума недавно приняла заявление, требующее прекращения работы Гаагского трибунала и возвращения всех подсудимых на родину. А еще о том, что Россия поддержит любую позицию Сербии по Косово – «главное, чтобы Сербия сама не отказалась от него».

Перед нынешними выборами все сербские партии заявляли, что они против независимости Косово.

– Реально, конечно, Косово потеряно, – признается Сергей Бабурин. – О чем говорить, если в радиусе нескольких десятков километров от Косова поля нет ни одного серба? Но почему вопрос Косово стал самым главным на выборах? Реально воевать за Косово были готовы только радикалы. И остальные партии, чтобы размыть их позиции, сказали, что и они тоже за Косово. Спекуляции о Косово стали знаменем для всех. И на фоне остальных радикалы стали выглядеть менее решительными.

– А радикалы все еще готовы воевать за Косово? – спрашиваю я.

– Да нет. Те, кто были готовы и говорили об этом публично, сейчас или в Гааге, или на том свете, или в розыске. Армия разгромлена. Им сегодня уже нечем воевать.

– Но что значит воевать? Выгонять из Косово албанцев?

– Как можно воевать? А как воюют? Берешь автомат, идешь и захватываешь свой дом. И никого туда не пускаешь. Но они уже не готовы. Даже беженцы – и те смирились. Несколько лет назад я приезжал сюда, а сербские политики меня спрашивали: «Ну что, мы не можем воевать за Косово, а вы будете?»

– На чем же тогда держатся радикалы? Почему они так популярны?

– Они единственные, кто выступает за сербский путь, против НАТО, против ЕС, за ориентацию на Россию. И если они выигрывают, то у Сербии будут проблемы с Евросоюзом, – гордо улыбается вице-спикер.

 

Друзья России

Уже несколько месяцев весь Белград оклеен толстым слоем предвыборных плакатов. Лозунги очень разнообразны. «За больи живот!» – гласит надпись под портретом президента Бориса Тадича, означающая, что его Демократическая партия призывает голосовать «за лучшую жизнь». «Сербийо, главу горе!» – призывает плакат соцпартии покойного президента Слободана Милошевича. Это означает «Выше голову». «Шешель победник» – констатируют плакаты радикалов. Это означает просто «Шешель победитель». «Живела Сербия радосна и поносна» – кричат плакаты партии премьера Воислава Коштуницы. «Живела» значит «да здравствует», а «понос» (с ударением на первый слог) по-сербски значит «гордость».

Российским депутатам местная агитация не понравилась.

– Не хватает креатива, – упрекают они сербских коллег, – такое впечатление, что у вас, сербов, нет истории. Где ваша национальная самобытность? Вот Россия всегда в сложные периоды жизни обращалась к корням. В 1941 году на плакатах соседствовали изображения и князя Александра Невского, и великого полководца Суворова. Почему бы вам было не поместить на плакат короля Петра, маршала Тито и Слободана Милошевича? – спрашивает депутат от ЛДПР Владимир Чуров лидера соцпартии Ивицу Дачича. Тот пожимает плечами и начинает оправдываться:

– Да, все верно. Но нам сказали, что это несовременно. Якобы молодежь хочет, чтобы плакаты были устремлены в будущее, а не в прошлое.

Сейчас бывшая партия Слободана Милошевича балансирует на грани прохождения в парламент.

– Но если мы пройдем, то с нами придется считаться. Кто бы ни формировал коалиционное правительство, они не обойдутся без нас, – говорит Ивица Дачич.

Другими словами, бывшие соратники Милошевича сейчас готовы присоединиться к кому угодно, правда, в качестве предпочтительных партнеров они называют радикалов и партию премьера Воислава Коштуницы. Демпартию президента Бориса Тадича социалисты критикуют.

– Вот Тадич говорит, что мы не вступим в войну из-за Косово. И не будем разрывать отношения с теми странами, которые признают независимость Косово. И не будем требовать референдума о независимости Республики Сербской в Боснии. Но это противоречит интересам Сербии! Мы, конечно, не призываем к тому, чтобы Сербия прямо сейчас вступала в войну. Но его слова дают возможность нашим противникам делать все, что им заблагорассудится. Делайте что угодно, и им за это ничего не будет!

Но демократы во главе с президентом Тадичем считают, что интересы сербов отстаивают именно они.

– Неужели в интересах Сербии новая изоляция? Мы должны развиваться, мы должны сотрудничать и с Европой, и с Россией, и с США, и с Китаем. Нам нужно развивать собственную экономику, – убеждает меня Божидар Джелич, кандидат в премьер-министры от демпартии, бывший министр финансов в правительстве покойного Зорана Джинджича.

– Российские депутаты называют вашу партию проамериканской. Что вы на это скажете?

– Это неправда! – почти кричит он. – Для нас очень важна Россия. И мы, в отличие от некоторых, не хотим использовать Россию как инструмент. Мы хотим, чтобы она была нашим партнером. Мы знаем, что у России есть свои интересы и она должна отстаивать их, а вовсе не сербские. У нас нет этой романтики – что Россия все за нас сделает. Но я знаю людей, которые считают, что Россия должна отстаивать интересы Сербии. И обязательно напишите, что я с вами говорил по-русски! Для меня это очень важно. У меня в России есть крестник! – гордо улыбается Божидар Джелич. – Я ведь два года работал в России, советником при правительстве Гайдара.

– Сейчас власти в России сменились, и то, что вы работали в команде Гайдара, может не прибавить вам популярности.

– Ну, я тогда был молодым аналитиком, мне было 26 лет, я просто помогал, – смущается кандидат в премьеры, – это не значит, что я не знаю нынешних российских политиков. Когда я был министром финансов, я работал с господином Кудриным, с Германом Грефом, встречался с господином Миллером. Я думаю, что именно наша партия может стать лучшим партнером для России.

 

Голос гордости

Ближе к вечеру я снова иду на избирательный участок, на этот раз в центре города, в здании поликлиники на улице Косте Стояновича. Утром именно здесь голосовал президент, но проезд по улице до сих пор перекрыт полицией. Подойдя ближе, я понимаю, что с выборами оцепление никак не связано. Улица перекрыта потому, что здесь уже второй день снимают рекламный ролик местного пива «Олень».

У участка решаю устроить собственный exit polls. Первая пожилая пара проголосовала за социалистов покойного президента Милошевича, следом за ними молодые супруги – за демпартию нынешнего президента Тадича. Старичок с тросточкой отказался признаваться, а мать со взрослой дочерью предпочли партию премьера Коштуницы. Наконец, крепкий юноша, пенсионерка и мужчина средних лет выбрали радикалов.

– Раньше я голосовал за демократов. Но они уже надоели, – начал объяснять последний избиратель. – У радикалов, конечно, плохо с кадрами. Но, может, они не будут воровать? Демократы обещали, что нас примут в Евросоюз, и где же он? Нас никуда не принимают! Европейцы говорят, что мы не удовлетворяем каким-то критериям, а сами приняли Болгарию и Румынию, которые совсем не богаче нас. Обидно. Унизительно. Надоело. Понимаете, очень хочется чем-то в жизни гордиться. Кто-то гордится богатством, кто-то работой своей, родственниками. Ну, наконец, кошкой, собакой. А я хочу страной гордиться. Я не быстро говорю, понимаете по-сербски? Я понимаю.

«Коммерсантъ», 22.01.2007

 

26 января 2007 года

Сегодня спецпредставитель ООН Марти Ахтисаари представит свой план по Косово. Ожидается, что он предложит предоставить этому краю независимость. Я провел несколько дней в Косово, чтобы выяснить, кем считают себя местные жители и от кого они зависят.

 

Безымянная земля

Для того чтобы попасть в Косово, мне пришлось сменить имя. Переименовали меня французские миротворцы, охраняющие границу между Сербией и Косово. Пристально изучив мой загранпаспорт, они выдали мне карточку, дающую право на въезд. В ней говорилось, что мое имя Михаил, а фамилия – Викторович.

Первой моей остановкой в Косово стал город Митровица. В городе быстро стемнело. Дорога шла в гору, потом с горы, потом опять в гору. Потом в окнах домов перестал гореть свет. Потом стали появляться дома без крыш, стекол и каких-либо признаков жизни.

– В северной части Косово осталось немало бывших домов албанцев, – объяснит мне потом глава российской миссии в Косово Андрей Дронов. – Во время войны они убежали и сейчас живут во временных квартирах. Белград, конечно, хотел бы отделить северные округа Косово, населенные сербами, и присоединить их к себе. Но албанцы явно будут против.

В гостинице я столкнулся с другой особенностью Косово. Едва вошел в номер, свет во всем отеле погас.

– С электричеством здесь просто катастрофа, – расскажет мне потом Андрей Дронов. – Все Косово делится на три зоны: А, В и С. К зоне С относятся те районы, которые не платят за электричество. Поэтому его им отключают. Система «один-пять». Один час есть свет, пять нет. Большинство сербских районов относится к зоне С. Белград предлагает платить косовской компании за сербов. Но пока ничего не решено.

Сидя в кромешной темноте гостиницы в Митровице, я еще не знал, что всего лишь очутился в зоне С.

Наутро мы отправились в албанскую часть Косово. Митровица разделена на две части рекой Ибар: на северном берегу живут сербы, на южном – албанцы. Таксист-серб пообещал доехать только до моста.

Мост через Ибар оказался мудреным архитектурным шедевром. Построили его недавно, уже при ооновских властях. Снизу его подсвечивают красивые синие лампочки. Но не всегда, а, видимо, только днем, потому что ночью электричества обычно нет.

Внизу, под мостом, в мутных водах Ибара кувыркались и крякали жирные утки.

– Некому их стрелять, – нацеливаясь на них своей камерой, пробормотал фотокор Василий Шапошников. Гаранты спокойствия уток, ооновские миротворцы, чинно прохаживались по обе стороны моста.

Разница между сербской и албанской частью Митровицы видна сразу. Если на севере все стены были оклеены предвыборными плакатами, то на южном берегу красочные плакаты возвещали о другом выборе Косово. Постеры гласили: «Thank you USA», «We love America». В декабре прошлого года в Косово проводили трехдневный праздник любви к Америке – плакаты остались с тех пор.

Выяснилось, что по эту сторону Ибара сербские динары уже не принимают – только евро.

Таксист-албанец знал по-английски всего пару слов, поэтому поначалу разговор не клеился.

– Может, по-сербски? – вдруг с надеждой предложил он. Пошло намного лучше.

– За последние годы ситуация в Косово сильно изменилась, – будет потом рассказывать мне давний знаток края Андрей Дронов. – В 1999 году дипломата из Болгарии в первый же день работы в Приштине застрелили в лоб прямо в центре города только за то, что он спросил по-болгарски, сколько времени. Даже не по-сербски! Такая была реакция на славянскую речь. А сейчас этническая ненависть потихоньку сходит на нет. Но не везде, конечно.

Пока мы ехали в Приштину, столицу Косово, на мой мобильный телефон вдруг пришло SMS «Добро пожаловать в Монако». Оказалось, что местный оператор мобильной связи – монакская компания Vala. Косовские пользователи сотовых телефонов все время находятся в роуминге и разговаривают друг с другом через Монако.

– В 1999 году, когда мы перешли под управление временной администрации НАТО, возникла необходимость в том, чтобы у Косово был собственный телефонный код, – объяснит мне потом советник косовского правительства Дардан Гаши. – Был проведен тендер, в котором участвовали компании из Австрии, Германии, Франции. Но победило почему-то Монако. Решали чиновники из ООН. Видимо, небескорыстно. Монакская связь очень дорогая. Но что поделать? Сейчас мы работаем над созданием второго оператора. Будет тендер, в нем участвуют компании из Словении, Германии и США. Как раз к обретению независимости у нас появится вторая компания сотовой связи.

Первым, что я заметил в Приштине, был огромный портрет Билла Клинтона на одном из домов.

– Это бульвар Клинтона, – объяснил таксист. – Он великий политик и миротворец.

Рассказывают, что раньше на бульваре Клинтона работали два кафе: «Моника» и «Хиллари». Но потом их почему-то закрыли. А имя Билла Клинтона у бульвара осталось.

 

Загадочные превращения

Приштина застраивается быстрыми темпами. В косовской столице живет уже миллион человек, здесь полно суперсовременных зданий. Однако самое важное из них – очень старое, не слишком красивое и очень неудобное. Это UNMIK, ооновская временная администрация Косово. Именно отсюда управляется край последние семь лет.

У проходной меня встретила Сесил, норвежка, работающая в Косово все эти семь лет.

– Проходите. Видите, сколько у нас охраны. Очень неудобно. Так, теперь в лифт. Он очень маленький, аккуратно. Дверей у него нет, поэтому, если вы чуть-чуть отклонитесь назад, он сразу остановится. Вот. Остановился.

Сотрудники UNMIK не скрывают, как им смертельно надоело в Косово. Не скрывают своей неприязни к ооновцам и местные.

– Это раньше ООН была для косоваров символом свободы. А сейчас они все считают ее тормозом их движения к независимости, – расскажет мне потом Андрей Дронов. – Независимость им уже не раз обещали, а ее все нет и нет. Кто виноват? ООН и международное сообщество. Значит, надо помочь им принять решение. 28 ноября у здания ООН была демонстрация, забросали его бутылками. Пока только с краской, – многозначительно заканчивает дипломат.

В ООН, правда, той демонстрации вроде бы не испугались.

– Я был здесь в тот день и наблюдал ту демонстрацию через окно, – рассказал мне глава департамента информации UNMIK Александр Иванько. – Это был день флага, самый главный здешний государственный праздник. Собрали всего 700 человек. Местное радикальное молодежное движение регулярно пытается проводить у нас тут под окнами митинги за независимость. Вчера собрали 22 человека. Позавчера пять.

Впрочем, Александр, как и его коллеги, считает, что работа в Косово сделана и пора уезжать.

– Сколько можно тянуть? Мы тут уже семь с половиной лет. Создали органы власти, парламент. За эти годы здесь возникла парламентская демократия, свобода слова, очень приличные СМИ, которые совсем не стесняются критиковать власти. А вот если статус Косово не будет решен в самые короткие сроки, возникнут проблемы.

Все здесь признают, что удивительные превращения произошли за семь лет не только с косовскими политиками, но и с ооновскими администраторами.

– Здесь созданы все условия для коррупции. С людьми происходят странные вещи, – расскажет мне потом Андрей Дронов. – Много таких примеров: приехал сюда работать честный европеец, посмотрел на все это – и так стал воровать! Человек, который заведовал реконструкцией косовской электростанции, уж не буду называть его национальность, сейчас под следствием, потому что грубо перевел на свой счет $4 млн. Ну, неопытный человек, не через оффшоры, а так, напрямую. В общем, развращаются люди очень быстро.

Не любят ооновскую миссию в Косово не только за это.

– UNMIK все эти годы пыталась отделить Косово от Сербии, – возмущался в Белграде глава департамента экономического развития Косово в сербском правительстве Ненад Попович. – Они старались сделать Косово искусственным экономическим островом. Но связи, которые существовали 50 или 100 лет, не разрушить в одночасье. Косово как независимое государство экономически несостоятельно.

Напротив здания UNMIK очень много кафе и ресторанчиков – китайские, французские, итальянские. Их любят сотрудники приштинских международных организаций. В одном из них мне назначил встречу советник косовского премьера Дардан Гаши. За окном лил проливной дождь, и в самом кафе было холодновато.

– Да, неприятная погода, – улыбался политик, – надо вам приехать в июне. И тепло будет, и на праздник попадете.

– Праздник?

– Ну, я думаю, что как раз в июне будем праздновать провозглашение независимости. Смотрите сами. Ахтисаари представит свой план. В феврале он попадет в Сов без. Пару месяцев они будут его изучать в рабочих группах. Заседания начнутся в апреле. В мае, думаю, все закончится.

– А мнение Сербии не спросят?

– Почему? Спросят. Но слушать его никто не будет. Сербии надо просто принять реальность. Они потеряли Косово семь лет назад. В резолюции 1244 написано, что возврата к состоянию, какое было до 1999 года, не будет. Значит, Косово уже не войдет в Сербию. Косово будет независимым. У нас уже все не так, как в Сербии. Своя правовая система. Свои паспорта. Валюта – евро. Кроме независимости, нет вариантов. Нет плана Б. Можем только подождать, а потом праздновать.

Дардан Гаши всем своим видом давал понять, что знает нечто, что придает ему уверенности, а его словам – дополнительный вес.

– Многие говорили, что Косово будет независимым в июне прошлого года, – убеждал меня незадолго до этого в Белграде Ненад Попович, – потом они передвинули сроки. Сказали, в сентябре. Потом в ноябре. Но никакой независимости не было. И не будет. Поверьте мне, – улыбался высокопоставленный сербский чиновник.

 

Враги без границ

Из Приштины мы отправились в Грачаницу – это сербский анклав в пяти километрах от косовской столицы. Никаких заборов, стен или рвов сербских поселений от албанской части не отделяет – просто неожиданно оказывается, что надписи вдоль дороги уже на кириллице. Зато местный монастырь окружен колючей проволокой и мощной стеной. Его охраняют военнослужащие из Швеции.

Духовенство монастыря занято другими делами. Епископ косовский Артемий написал воззвание, адресованное лидерам европейских стран. Он назвал его «Протрезвись, Европа».

– У нас в сербском языке есть пословица. Не рой другому яму, сам в нее попадешь, – говорил на чистом русском епископ. Он предупреждал лидеров, что, если они предоставят Косово независимость, начнется эффект домино, и вскоре все европейские государства развалятся на кусочки.

На пороге церкви Успения Богородицы я встретил человека.

– Я поговорю с тобой, но только ты не должен писать моего имени, хорошо? – предложил он.

Мне очень бы хотелось написать. Но я не буду.

– Что ты будешь делать, если Косово станет независимым?

– Останусь здесь, – с вызовом говорил мой собеседник. – Сербы пережили всех врагов. И турецкое иго, и власть коммунистов, переживем и независимость Косово. Косово – это сердце Сербии, колыбель нашей нации. Сербия не может без Косово, как сердце без тела. Но ничего, это все временно. Америка не будет сверхдержавой всегда. Ну, лет сто или двести. А потом это кончится. И тогда Косово снова вернется в Сербию.

– Как же это случится?

– Бог устроит. Единственное, что мешает нам вернуть Косово, это НАТО. Когда НАТО уйдет, снова придет сербская армия. Все просто. Албанцы не смогут воевать против нас без поддержки НАТО. Они трусы.

Мы распрощались. Рядом, на пороге православного монастыря, крестились немецкие миротворцы.

Недалеко от ворот была припаркована машина, хозяин которой деловито свинчивал номера.

– Это обычное дело, – объяснял мне советник косовского правительства Дардан Гаши, – у многих сербов, живущих в Косово, есть и местные номера, и сербские. Просто сербские власти не признают косовские номера, поэтому людям приходится регистрировать машины и там и здесь. Бывает, остановится машина прямо перед полицейским постом на границе и водитель начинает менять номера. Это незаконно, конечно. А что еще людям делать? Мы закрываем глаза на это.

Недалеко от Грачаницы находится легендарное Косово поле. Сейчас оно называется «Фуша Косова» и уже никакое не поле, а пригород Приштины. Здесь находится много торговых центров, строят коттеджные поселки. Есть несколько церквей, но они пустуют. Сербы тут не живут, а их бывшие дома стоят вдоль дорог без крыш, с пустыми глазницами окон.

А сразу за Косовым полем находится Слатина, приштинский аэродром, который стал известен в 1999 году, когда его заняли российские военные. Сейчас россиян в Слатине нет, их вывели в 2002 году, а в их казармах поселились натовцы.

– Ты знаешь, когда русские тогда высадились здесь, в Слатине, все очень радовались, – рассказывал мне житель Приштины Арменд. – Албанцы – потому что не знали, что это русские. А сербские войска как раз собирались уходить. Но появление русских вселило в них надежду. Они всю ночь праздновали, веселились, палили из пушек. В ту ночь очень много людей убили. Мне мать рассказывала. Она как раз здесь в то время была. Русские даже за пределы аэродрома не выходили – но сербы все равно радовались. Это длилось двое суток. Это были последние двое суток, когда сербская армия была в Косово – потом пришло НАТО.

Я вышел из машины, чтобы осмотреть окрестности легендарного аэропорта. Прямо на дороге за мной увязался немолодой цыган.

– Нам не нравится дом, который нам построило правительство, – стал рассказывать он, показывая на многоквартирую башню, стоящую у него за спиной. – Они нам построили его на прежнем месте, где раньше стоял наш табор. А мы не хотим – нам надо переехать на новое место. Вы ведь из гуманитарной организации?

– Нет, просто журналист. Из России.

– Из России? Все равно слушайте. Вот эта гора, она называется Слатина. Во времена Тито в этой горе была авиабаза. Стратегический объект, очень секретный. МиГи вылетали прямо из горы. Никто не знал, что там на самом деле находится. Вот и неудивительно, что русские сюда так поспешили. Им нужно было что-то забрать, чтобы это не досталось НАТО. Они вывезли, что нужно, и ушли. Я вам рассказал эту тайну, а вы помогите нам перебраться на новое место, ладно? Вы ведь из гуманитарной организации, да?

– Нет.

Цыган махнул на меня рукой и обреченно пошел прочь, назад в свою многоэтажку.

Из Слатины мы поехали обратно в Митровицу. Вдоль дороги тянулись торговые центры, автосалоны, заправки, которые перемежались брошенными пустующими домами и свежими кладбищами. Столбы по бокам пестрели забавными дорожными знаками: мыши, лягушки, акулы, змеи. Эти знаки нужны, чтобы облегчить жизнь миротворцам. В Косово они часто теряются, забывают дорогу к своим частям. Животные на знаках соответствуют размещенным здесь подразделениям и указывают им дорогу домой.

Вернувшись в сербскую часть Митровицы, я зашел в магазин. Человек десять сидели в углу, вокруг телевизора, напряженно слушая новости. Один из них, увидев меня, встал и нахмурился. Потом, неодобрительно тыча пальцем в экран, отчетливо проговорил:

– Международная задница!

– Что? – недоуменно переспросил я.

– Ме-джу-на-ро-дна зае-дни-ца, – медленно повторил он.

Я кивнул. По-сербски это «мировое сообщество».

«Коммерсантъ», 26.02.2007

 

21 мая 2007 года

Неделю назад в Хельсинки прошел конкурс «Евровидение», давно имеющий репутацию самого нечестного, предвзятого и политизированного соревнования в мире. Побывав на нем, я убедился, что все, что говорят о «Евровидении», – правда. Но это совсем даже неплохо.

 

«Очень гордое место»

В Хельсинки я попал случайно. Я как раз собирался возвращаться в Москву из командировки в Эстонию, когда выяснилось, что из-за временной отмены поезда Санкт-Петербург – Таллинн резко вырос спрос на московский поезд, и мне на него никак не попасть. Пришлось добираться на пароме через Хельсинки.

В эстонской столице все эти дни было трудно заподозрить, что в ближайшем к Таллинну крупном городе готовится музыкальное буйство. Эстония, конечно, очень музыкальная страна. В ней даже революция в 1989 году была поющей. Но в эти дни в Таллинне распевали в основном песни военных лет. На площади Тынисмяги собирались женщины, раздавали листы с напечатанными текстами и хором начинали «Катюшу» или «Подмосковные вечера», сжимая в руках георгиевские ленточки. Пели нестройно, но даже молодые эстонцы, не знающие русского языка, останавливались на пару минут послушать.

– Почему вы собираетесь именно тут, ведь памятника здесь уже нет и останков тоже? – допытывался я у певуний.

– Знаете... Как бы сказать по-русски... Эта площадь... эстонцы бы сказали – «очень гордое место».

В 350 км от Таллинна не было и намека на эстонский накал страстей.

– Вы прямо из Москвы приехали? – спрашивали меня случайные собеседники-финны.

– Нет, из Таллинна.

Они немедленно потупляли глаза, как будто я упомянул о чем-то неприятном, о чем именно в этот радостный день никак не хочется вспоминать.

Естественно, никаких ленточек – кругом лишь цветастые эмблемы «Евровидения». Витрины кое-где побиты – но это, говорят, британские туристы. Да и памятник на месте. Тоже, кстати, Освободитель: на главной площади Хельсинки прямо около огромного телеэкрана – статный бронзовый император Александр II.

– Обидно, конечно, что у вас такие отношения с Эстонией, – делился со мной Янн, сотрудник финского национального радио. – У Финляндии же с вами никаких проблем нет! Хотя мы и воевали шестьдесят лет назад. Видишь, ваш царь у нас на самом почетном месте, да и ваш Путин нас тоже не обижал. Хорошо помню, когда он в первый раз приезжал в Хельсинки, первым делом пошел возложить цветы на могилу маршала Маннергейма, бывшего врага Советского Союза.

– А если бы он этого не сделал?

– Ну, не знаю. Если бы демонстративно отказался, это бы, конечно, ущемило нашу гордость. Но хорошо, что у нас прошлое – уже в прошлом.

 

«Нашим зрителям важно услышать, что вы из России»

Пресс-центр «Евровидения» в день полуфинала напоминал футбольный стадион. Журналисты бегали с флагами и кричали. Особенно выделялись две группы: турецкие, замотавшись в свои красные полотнища, пели фирменное Shake it up Shikirim, а грузинские раскрасили лица, нарисовав на них свой национальный флаг. Финны расхаживали гордо и величественно.

– Мы участвовали в «Евровидении» практически со дня его основания. И оставались, наверное, единственной страной, которая ни разу не выигрывала. Поэтому, когда выиграли, это было счастье. Даже для тех, кто ненавидит «Евровидение», – говорил мне волонтер, работающий в пресс-центре. Сам он к музыкальному фестивалю относился явно спокойно: по телевизору показывали четвертьфинал хоккейного чемпионата с участием финской сборной. А когда его коллеги пытались переключить канал на само «Евровидение», страшно ругался.

– Дело не в песнях. Они все, в общем-то, паршивые. Я пошел сюда работать просто потому, что хорошо почувствовать себя самым центром мира. Не все время, а хотя бы недолго. Больше одного раза выигрывать, конечно, не нужно. У нас в этом году знаешь какая песня? Никаких шансов победить! Да и нормально, нечего жадничать.

Среди порхающих по пресс-центру журналистов важно расхаживала российская знаменитость Дима Билан. Он еще в прошлом году почувствовал себя центром мира. И журналисты из разных стран ему все еще подыгрывали: бегали за ним с камерами и брали бесконечные интервью.

Сразу после полуфинала пресс-центр стал полностью красно-белым – от турецких и грузинских флагов. Прямо около меня обнималась и танцевала грузинская делегация, и по ним было видно, что им этот выход в финал был особенно важен. К ним подбегали дружественные армянские, белорусские, турецкие и еще какие-то (без опознавательных флагов) журналисты и поздравляли. Я тоже подошел и признался, что мне действительно понравилось выступление грузинской певицы Софо – едва ли не единственное из всего шоу.

Присмотревшись к моему бейджу, журналистка из Грузии выпалила:

– А можно, мы запишем, как вы это говорите?

Я повторил эти слова в камеру.

– Вы это говорите, несмотря на т, что вы из России? – лучезарно улыбнулась она.

– Я не вижу противоречия, – опешил я.

– И мы тоже! Спасибо вам! – она махнула оператору, чтобы он выключал камеру.

– А вы правда думаете, что мне не могла понравиться грузинская певица только из-за того, что я из России?

– Нет-нет, простите. Мы совсем так не думаем. Ну, просто нашим зрителям очень важно услышать, что вы из России. Понимаете, да?

В стороне пожилой эстонский журналист брал интервью у юной белорусской болельщицы. (Эстонская певица в финал не попала, а белорусский протеже Филиппа Киркорова по имени Колдун попал.)

– Что ж такое, почему мы опять пролетаем? Ну-ка, делитесь секретом успеха! – сердился русскоязычный эстонец (Эстония, к слову, выиграла «Евровидение» четыре года назад).

– Не переживайте, будет и на вашей улице праздник! Вот мы сейчас выиграем, и тогда приезжайте к нам в Минск. А потом вы тоже выиграете, и мы, белорусские журналисты, приедем освещать «Евровидение» к вам...

– В Таллинн, – подсказал он.

Белоруска, кажется, вздрогнула.

Потом было after-party в «Евроклубе» – самом модном месте Хельсинки. Пришли, естественно, только те исполнители, которые пролетели. Рок-группа тинейджеров из Андорры моментально напилась.

– А знаешь, почему мы не выиграли? А я объясню. Потому что мне карту с собой носить приходится все время. У меня все время спрашивают: откуда ты? И тут я достаю карту и говорю: вот из этой точки. Ну и что же, я хуже вас всех, да? Да, я из точки! И поэтому я хуже? Кстати, откуда ты? – юный андоррец донимал расспросами неизвестно откуда взявшегося солиста российской группы «Руки вверх». Тот ничего не понял, но ответил по-русски:

– А я, брат, болел за Нигерию. Так вот. Но она не приехала. Обидно.

 

«Ноу Верка Сердючка»

К дню финала финские болельщики мобилизовались. Весь город накрыли белые флаги с голубым крестом. Особенно людно было в парке Эспланади – там все страны-участницы «Евровидения» установили свои палатки, в которых всячески рекламировали себя. Кто-то раздавал флажки, кто-то – конфеты, кто-то – открытки. Украинскую палатку брали едва не штурмом.

– Ду ю хэв диск оф Верка Сердьючка? Ай вонт э диск! Ю маст хэв э диск!

Две добродушные украинки в палатке не могли успокоить страждущую публику.

– Да нету, милые. Давно продали! Ноу! Ноу Верка Сердючка! Кончилась она! – отвечали они просто, но не без гордости в голосе.

Российской палатки среди прочих мне обнаружить так и не удалось.

Около Hartwal Aarena, где проходило «Евровидение», работал тотализатор. Тысячи зрителей в течение нескольких дней ходили на многочисленные репетиции, отсматривали все выступления, чтобы угадать победителя. Сидевшая рядом со мной на генеральной репетиции финального шоу финка все два часа ставила крестики и минусы на своем листе со списком участников и в конце шоу у меня на глазах заполнила карточку тотализатора. Она совершенно искренне полагала, что ее родная Финляндия займет первое место, на втором будут братья-шведы, а третье место получит родственная финноугорская Венгрия. (Впоследствии оказалось, что ее соотечественники во время голосования распорядились иначе: Швеция по количеству финских голосов заняла третье место, Венгрия – второе, а первое – Сербия.)

Когда все финальные выступления закончились и пришло время для голосования, ведущий – финский певец Микко Леппилампи – пошел в зал развлекать публику.

– А есть тут болельщики из России? – первым делом поинтересовался он.

В партере таковых не оказалось, но заготовленную шутку он все же продолжил.

– Знаете, я недавно был в России. Я очень люблю эту страну, потому что в ней очень много хороших композиторов. Я даже знаю все их фамилии наизусть, – тут он начал неповторимую скороговорку: – Чайковскиймусоргскийстравинскийримскийкорсаковпрокофьевшостаковичгречаниновмусоргскийрахманиновчайковскийглинкаримскийкорсаковгречаниновскрябиншостаковичстравинский...

Зал хохотал от восторга.

Как раз к концу скороговорки к ведущему наконец подбежала пожилая русская болельщица.

– Я так рада! Я так рада, что мы, и Россия, и Украина, и все остальные, снова в авангарде! – по-русски начала она.

Ведущий ничего не понимал, но ответил: «Да!» Зал грохнул.

– А вы знаете, сколько миллионов человек сейчас вас смотрит по телевизору? – спросил он по-английски.

Она явно не поняла, но ответила: «Ноу».

– Да нет, я шучу, сейчас нет трансляции, это генеральная репетиция.

Я думаю, хорошо, что трансляции не было: и во время нее, и после российское телевидение не разделило бы радости старушки по поводу того, что «и Россия, и Украина в авангарде». В российских новостях, как известно, про удачное выступление Украины на «Евровидении» вообще предпочли не упоминать.

 

«Мы так долго жили с мыслью, что все вокруг нас ненавидят»

Победа сербской певицы вызвала в Хельсинки восторг. Сербских флагов, правда, почти не было видно: болельщиков из этой страны приехало так мало, что сербская делегация не заполнила даже один автобус. Вместо сербов ликовали финны, а также балканские соседи победителей.

– Это очень хорошо! Боже мой, это круто! Это им так нужно! Знаешь, как это им сейчас нужно? – кричал болельщик из Словении.

Он имел в виду то, что как раз в те часы Сербия переживала политический кризис. Буквально накануне «Евровидения» премьер-министр Воислав Коштуница, чтобы удержать свой пост и сохранить контроль над силовыми министерствами, заключил союз с ультранационалистами из Сербской радикальной партии. Основатель этой партии Воислав Шешель находится в гаагской тюрьме и обвиняется в военных преступлениях, а ее лидер Томислав Николич заявляет, что никакая евроинтеграция Сербии не нужна, ее единственный союзник – Россия, и готов начать новую войну за Косово. Более того, он считает, что Россия, как единственный союзник Сербии, должна в этой войне принять прямое участие. В результате сделки между партией премьера Коштуницы и сербскими радикалами Томислава Николича избрали спикером парламента, а вся Европа пришла в ужас: Сербия уходит в новую изоляцию, а на Балканах появляется угроза новой войны.

Как раз в этот момент и произошло «Евровидение». Представительница Сербии Мария Шерифович спела песню под названием «Молитва» и победила. И центр мира, которым только что был Хельсинки, переместился в Белград.

– Впервые за долгое время я горжусь, что я серб! – кричал юный белградец в шарфе «Црвена звезда» в телекамеру, и его показывали на гигантском мониторе в самом центре Хельсинки. – Это удивительное событие! Мы лучшие! Мы так долго жили с мыслью, что все вокруг нас ненавидят. А теперь вся Европа говорит, что мы лучшие. Нашу «Молитву» услышали!

Финны, как бы соглашаясь, энергично размахивали своими флагами. Сербы праздновали до утра.

А утром произошло что-то невероятное. Сербские демократические партии, которые не могли договориться о формировании коалиции почти полгода, вдруг договорились. Стало известно, что националист Томислав Николич уходит в отставку. «Соседи Сербии – Хорватия, Босния, Черногория и Македония – отдали Марии Шерифович максимальные 12 баллов, а Россия – только 5. И это достаточная причина, чтобы сменить Николича», – заявил один из депутатов на заседании сербского парламента под общее одобрение.

Политики, естественно, уверяли, что все важные договоренности были достигнуты еще перед «Евровидением». И правда, было бы несерьезно признаваться, что судьба страны решилась под впечатлением от пошлого конкурса популярной песни.

– Если в этот раз политическая целесообразность и победила музыку, то это очень кстати, – делилась со мной финская журналистка Яана. – Все это действительно выглядит, как будто вся Европа сговорилась, чтобы помочь сербам. Ноя все равно не пойму: как зрители в 42 странах могут сговориться? А кстати, скажите, Россия собирается наложить вето на резолюцию о независимости Косово?

Среди всеобщего праздника в Хельсинки этого вопроса я ожидал меньше всего.

– Это смотря кого спросить. Если поговорить с российскими дипломатами, они уверяют, что да. А западные уверены, что Россия блефует и никакого вето не будет. А почему вдруг такой вопрос?

– Ну, знаете ли. Для нас это очень важно. План урегулирования разработал наш бывший президент Марти Ахтисаари. Все финны очень следят за Сербией и Косово. Это, знаете ли, для нас вопрос национальной гордости.

«Коммерсантъ ВЛАСТЬ», 21.05.2007