После Альмы Меншикову предстояло решить очень сложную задачу. Что делать дальше, куда направить армию? Севастополь защищает слабый гарнизон, и хотя там кипит работа по возведению укреплений, они еще не готовы. Если оставить город без прикрытия, а противник двинется на Севастополь, то остановить его не удастся.
Значит, надо возвращаться в город? Не все так просто. А что, если враг избрал своей целью не Севастополь, а Симферополь? Внимательный читатель, конечно же, помнит, что именно такой план предложил маршал Сент-Арно. Если французы займут Симферополь, то отрежут русских от снабжения. В этом случае Севастополь также неминуемо падет, а кроме него, погибнет и вся русская армия в Крыму. Разделить силы на две равнозначные группы, одну оставить в Севастополе, а другой оборонять дорогу на Симферополь? Это заведомо проигрышный ход. У противника и без того перевес в численности, а раздробление только лишь увеличит преимущество врага.
Третий, самый рискованный вариант: оголить границы с Австрией и прислать Меншикову значительные подкрепления, – невыполним, поскольку на это требуется время. Царь Николай I, внимательно следивший за ходом войны, не питал никаких иллюзий: «С потерей Севастополя, флота и уничтожения корпуса Меншикова Крым для нас потерян будет ранее, чем наши резервы прибудут», – писал император.
Ситуация была практически безвыходной. Защитить два города одновременно Меншиков не мог, и в этом кроется объяснение так называемой «нерешительности» командующего. В конце концов, после тяжелых раздумий Меншиков все же решил сначала отойти к Севастополю.
Тем временем Севастополь готовился к обороне. Корнилов собрал военный совет адмиралов и капитанов. Предстояло определить, как поступить с флотом. Корнилов высказался в пользу атаки противника, предложил пойти на абордаж и взорвать свои корабли вместе с вражескими. Если удастся уничтожить англо-французский флот, то сухопутные войска противника окажутся парализованными. Погибнем, но со славой, – вот слова, которые наиболее точно и кратко характеризуют его план.
Совет адмиралов не согласился с Корниловым. Морские офицеры указывали, что Севастопольский рейд для такой атаки не пригоден. Он слишком узок, и корабли придется выводить группами, каждая из которых намного слабее общих сил союзного флота. Их просто разобьют по частям, не доводя ситуации до абордажного боя. Большинство русских капитанов сошлось во мнении, что лучше затопить несколько самых старых кораблей, преградить ими вход на рейд, а высвободившуюся артиллерию и экипажи использовать в сухопутных сражениях.
На совете произошел жесткий разговор между Корниловым и остальными офицерами, результатом которого стало решение отказаться выйти в море. Корнилов не подчинился мнению своих товарищей и приказал готовиться к самоубийственной атаке, а сам пошел доложить обстановку Меншикову. Командующий потребовал от Корнилова выполнять то, что предписывал совет капитанов и адмиралов. Корнилов опять воспротивился, на что Меншиков резко сказал: «Ну, так поезжайте в Николаев к своему месту службы». Только после этого Корнилов подчинился.
Кто же прав в том споре? Впоследствии на этот счет было немало дискуссий. Видный историк, генерал-лейтенант Дубровин так оценил случившееся: «Идею затопления флота можно назвать гениальной, а приведение ее в исполнение – одним из крупных подвигов в жизни Севастополя. Жертвуя несколькими старыми судами, мы преграждали неприятелю всякую возможность ворваться на рейд и вместе с тем усиливали Севастополь более чем 10 000 человек матросов испытанной храбрости».
Но, пожалуй, лучше всего охарактеризует заграждение Севастопольского рейда поведение неприятельских флотоводцев. Английский адмирал Лайонс признавался, что рвал на себе волосы от бессильной досады.
Итак, пока враг, потрясенный при Альме, черепашьим ходом полз к городу, положение успело измениться. Севастопольский гарнизон существенно усилился, и Меншиков получил возможность двинуть армию на Бахчисарай, чтобы заслонить дорогу к Симферополю. Меншикову предстояло совершить крайне опасный, но жизненно необходимый маневр. Был момент, когда русская армия едва не столкнулась с наступавшим неприятелем. Сражение на марше, с противником, превосходящим в численности, привело бы к поражению и дезорганизации нашего войска. И враг все же зацепил русский арьергард, однако остальная русская армия успешно справилась с задачей.
Маневр Меншикова поставил союзников в непростое положение. Если они атакуют Севастополь с северной стороны, то их армии окажутся в тисках между гарнизоном и основными силами Меншикова, угрожавшими с тыла. Оставалось обойти город с юга, но южные укрепления были наиболее прочными, ведь там русские разместили 172 орудия. Как известно, неприятель из двух зол выбрал меньшее (ему так казалось) и начал осаду с южной стороны.
Последующие события доказали, что, двинув армию к Бахчисараю, Меншиков стратегически переиграл английских и французских полководцев. Весь их план пошел наперекосяк, а потом и вовсе оказался сорван. Они хотели отрезать всю армию от континентальной России, но не смогли блокировать даже один город. Перед противником замаячила мрачная перспектива долгой, тяжелой осады. В это время от холеры умер маршал Сент-Арно. Перед смертью он заявил, что Севастополь не продержится более десяти дней, и даже надеялся дожить до падения города. Мы знаем, что Севастополь продержался одиннадцать месяцев, а после смерти Сант-Арно французскую армию возглавил Франсуа Канробер.
В октябре 1854 года союзники выгрузили осадные орудия, оборудовали батареи, и утром 17 октября начался первый штурм Севастополя. Оборона города настолько хорошо и подробно описана, что я не буду останавливаться на всем известных вещах, но некоторые детали все же заслуживают упоминания.
Если говорить кратко, то дело началось с артиллерийской дуэли сухопутных батарей. В первый же день на 9 тысяч орудийных выстрелов врага наши выпустили 20 000 снарядов. Выяснилось, что «отсталая и крепостная» Россия даже на периферийном театре военных действий располагает внушительной артиллерией и солидными запасами боеприпасов.
Правда, у англичан и французов был мощный козырь – флот и его корабельные орудия. Если учесть, сколько снарядов обрушили на Севастополь с моря, то, конечно, перевес окажется у англо-французов. Когда замолчали французские сухопутные батареи, бомбардировать Севастополь начал флот. Русские отвечали энергично, использовали каленые ядра и сильно повредили множество кораблей врага. Один из пароходов потерял колесо паровой машины, на другом вспыхнул пожар, на третьем наша бомба пробила все деки и взорвалась в машине.
В отражении штурма принял участие весь город. В гуще боя находился и священник, имя которого не сохранила история. С крестом в руке размеренной походкой он под градом снарядов обходил русские позиции, благословляя матросов. Патриотами своей страны показали себя и преступники, носившие кандалы. Они просили Корнилова разрешить сражаться, и адмирал дал им возможность кровью искупить грехи прошлого, отправив «уголовную команду» защищать Малахов курган. Арестанты оправдали доверие и показали себя самоотверженными бойцами. Впоследствии те из них, что остались живы, получили прощение и награды.
К 25 октября активные боевые действия завершились. Русские отстояли город, и это была самая настоящая победа, к сожалению, омраченная гибелью Корнилова, успевшего перед смертью сказать: «Благослови Господи Россию и государя, спаси Севастополь и флот».
А что делал в это время Меншиков? Угроза нападения Австрии несколько снизилась, и царь рискнул отправить в Крым кое-какие подкрепления. В частности, из Бессарабии взяли дивизию генерала Павла Петровича Липранди, а из Николаева к Меншикову прибыла Сводная бригада генерала Ивана Ивановича Рыжова. Кстати, царь Николай I отправил на войну своих сыновей – Михаила и Николая.
В русской армии постепенно увеличивалось число нарезных ружей. Причем выяснилось, что наши штуцерные превосходят в меткости стрелков неприятеля. Конечно, Англия и Франция тоже перебросили дополнительные части в Крым, и союзная армия существенно возросла, достигнув, по разным источникам, от 70 до 85 тысяч человек.
Армия Меншикова все еще уступала противнику в численности, и все же «нерешительный» командующий приготовил врагам неприятный сюрприз. Он внимательно изучил расположение англо-французов и правильно определил уязвимое место их обороны. Населенный пункт Балаклава – база снабжения британцев, охранялась отрядом в 4350 человек (1000 турок и 3350 англичан). Вроде бы и немного, однако исключительно выгодная позиция на возвышении, двойной ряд укреплений, редуты и батареи превратили поселение в крепкий орешек.
Несмотря на дефицит в людях, Меншиков передал шестнадцать тысяч человек генералу Липранди и приказал ударить по Балаклаве. 25 октября 1854 года русские пошли на редуты. Одна из атакующих колонн генерала Гриббе заставила аванпосты противника отступить, и на их место поставили наши пушки, так чтобы они могли обстреливать редут № 1. Вторая русская колонна генерала Левуцкого обрушилась на редуты № 2 и № 3. Третья колонна генерала Семякина, при поддержке штуцерных и артиллерии, атаковала высоту, на которой располагался редут № 1, и взяла его. Турки, увидев падение одного редута, поспешно оставили редуты № 2 и № 4. Французы, узнав о русском наступлении, бросились спасать своих союзников и направили подкрепление из двух бригад.
Тем временем лорд Раглан решил отбить у русских орудия, потерянные в редутах. Он приказал лорду Лукану, командовавшему кавалерией, выдвигаться вперед и при случае захватить высоты, которые заняли наши войска. В приказе Раглана была туманная фраза о том, что кавалерию поддержит пехота. Лукан подумал, что пехота пойдет возвращать пушки, а его кавалеристы должны содействовать контрудару, и стал дожидаться пехотинцев. Время шло, ничего не происходило, и тогда Раглан прислал уточняющие инструкции, где Лукану предписывалось атаковать немедленно. Впоследствии выяснилось, что Раглан имел в виду наступление на потерянные редуты, а он пошел прямо на русские позиции артиллеристов, которых к тому же с флангов поддерживали вооруженные нарезными ружьями пехотинцы.
Лукан перед выдвижением посоветовался с командиром Драгунской бригады, и оба пришли к выводу, что приказ Раглана – самоубийство, но подчинились. Английские кавалеристы бросились вперед и тут же попали под огонь дальнобойных ружей, а гусары Рыжова получили указание изобразить отступление, чтобы заманить врага прямо под огонь артиллерии. Англичане попались в ловушку по полной программе. Их косили пушки и пули штуцерных, бригада уменьшалась на глазах, и Липранди, дождавшись, когда она ослабеет, ввел в бой русских улан. Англичане бежали, за двадцать минут потеряв убитыми и ранеными 300 человек из 700. Им пришлось бы еще хуже, если бы на помощь не подоспели французы. Они нарвались на меткий огонь русских стрелков и тоже отступили, но все же выиграли время для англичан, которые в конце концов добрались до своих.
Русские удержали все захваченные редуты, взяли трофеями 11 пушек, а главное – заняли Воронцовское шоссе – важнейшую коммуникационную артерию, по которой шло снабжение главных сил английской армии. Теперь для подвоза необходимых грузов у англичан оставалась одна, причем немощеная, дорога, в дождливую погоду превращавшаяся в месиво. Для удержания шоссе Меншиков направил туда подкрепление. И не случайно: после Балаклавы интенсивность обстрелов Севастополя на некоторое время снизилась.
Наступая на сильно укрепленную позицию врага, мы потеряли убитыми и ранеными 550 человек. Официально противник признал потерю 598 солдат и офицеров, однако эта цифра обоснованно считается существенно преуменьшенной.
Поразительное дело, даже западная историография оценивает исход боя как безоговорочную победу России, но в нашем родном отечестве антирусские пропагандисты называют исход «ничейным» или «неопределенным». Свою «точку зрения» они мотивируют тем, что Липранди не взял Балаклаву, а ограничился захватом редутов. О стратегическом значении Воронцовского шоссе и вовсе предпочитают помалкивать.
Не секрет ни для кого, что школьники и даже студенты черпают знания из «Википедии», и там есть статья «Балаклавское сражение». Как вы думаете, что там было написано? Правильно, русские победы «не одержали». Я лично исправил эту статью, дополнив ее мнением уже цитировавшегося западного историка Даниэльса. Посмотрим, долго ли продержится правка и найдется ли «доброжелатель», который сотрет мой текст.