Прежде чем переходить непосредственно к теме, вынесенной в заголовок, скажу еще немного о Ермолове. В 1825 году случилось знаменитое выступление декабристов. С точки зрения Николая I, Ермолов в те дни проявил себя неподобающе. Генерал повременил с присягой новому императору, и начались пересуды, что Ермолов сам чуть ли не декабрист или, по меньшей мере, им сочувствует. Все это так бы и осталось придворной сплетней, если бы в биографии Ермолова не было одного темного пятна. По молодости он связался с кружком «вольнодумцев», тайной организацией офицеров, планировавших свержение Павла I. Когда заговор раскрыли, Ермолова арестовали, подержали в Петропавловской крепости, а потом отправили в костромскую ссылку.

Опала закончилась только после убийства Павла I, но, когда Ермолов затянул с присягой Николаю, ему припомнили всё. К этому добавим, что Ермолов к 1825 году нажил себе множество врагов, в том числе среди высшего офицерства империи, и на него посыпался шквал обвинений. Николай I, сомневавшийся в благонадежности Ермолова, был готов этому верить, но все же на первых порах не делал оргвыводов и решил подождать, как проявит себя генерал в персидской войне. И вот тут-то военная удача изменила храброму генералу. Он допустил ряд просчетов и был вынужден уйти в отставку. В чем он ошибался, я скажу чуть ниже, а здесь отмечу, что на ратную службу Ермолова призвали лишь много лет спустя. Уже глубоким стариком он возглавил московское ополчение в Крымской войне. Об этой войне мы еще поговорим, а сейчас возвратимся на персидский фронт.

После поражения 1813 года английские инструкторы засучили рукава и крепко взялись за реорганизацию иранской армии. Ермолов получил сведения от поверенного в делах при дворе шаха Мазуревича, что теперь персы уже не те, что раньше. Строевая подготовка под руководством англичан вышла на новый уровень, появилась современная артиллерия, в Тавризе с помощью английских специалистов построили литейный завод, что позволило Ирану выпускать передовое оружие. Ермолов не исключал даже того, что британские офицеры лично поведут персов в наступление, как это уже бывало и раньше.

Кроме того, персы направляли своих посланцев на Кавказ с подарками и деньгами, чтобы подтолкнуть горцев на восстание. Иранцы умело играли на недовольстве местного населения, возмущенного жестокостью Ермолова, а также им удалось привлечь на свою сторону и некоторых ханов, поскольку те видели, что их власти приходит конец. Ермолов приставлял к ним своих людей, лишал ханов жалованья, которое они привыкли получать из российского бюджета, перетасовывал по своему желанию границы ханских владений и так далее. Разыгрывал Иран и религиозную карту, что находило отклик у кавказского духовенства. Постройка же Ермоловым укрепленных пунктов на землях чеченцев и кумыков породила у них твердое убеждение, что Россия намерена покончить с их независимостью.

В итоге на Кавказе сложилась целая антироссийская коалиция, в которой важную роль играли Султан-Ахмед-хан Аварский, Гасан-хан Мехтулинский, Сурхай-хан Казикумухский, уцмий Каракайтака и Ших-Али-хан Дербентский.

Вот на этом, благоприятном для Персии фоне Аббас-Мирза, жаждавший смыть позор прошлых поражений, вторгся с огромными силами в Карабаг и начал осаду Шуши. Численность русских частей на Кавказе была сравнительно небольшой, персам удалось на первых порах уничтожить несколько мелких русских отрядов и даже захватить пленных, что раньше практически не случалось. Возможно, у читателя вызывает недоумение то, что Россия вновь испытала недостаток солдат на столь опасном южном направлении. Ответ на этот вопрос известен: Англия в те годы усиленно сколачивала антироссийский союз Австрии и Франции. Поэтому нашей стране вновь пришлось держать основные силы на западе.

В своих донесениях Николаю I Ермолов описывал ситуацию как очень серьезную. Генерал впервые в жизни отказался от решительных действий, предпочитая оборонительную тактику, но дальнейшие события показали, что генерал преувеличил опасность. Всего профессионализма англичан так и не хватило, чтобы превратить отсталую армию персов в грозную силу, и осторожность Ермолова тут же перетолковали как слабость и некомпетентность. Николай I решил заменить Ермолова Котляревским, но его здоровье было подорвано прошлыми ранениями, и тогда выбор пал на Ивана Федоровича Паскевича, старого врага Ермолова, постоянно против него интриговавшего и писавшего доносы.

Пока в верхах решался вопрос о новом командующем, Ермолов успел тряхнуть стариной и, не дожидаясь подкреплений, перешел в контрнаступление. По его приказу Мадатов двинулся на Шамхор, где разнес в пух и прах десятитысячный отряд противника. Потом удалось отбить Елизаветполь и снять осаду Шуши, но как раз в этот момент царь остановился на кандидатуре Паскевича, и последние громкие победы уже ничего не могли изменить в судьбе Ермолова. Наступало время Паскевича, который в первом же сражении добился грандиозного успеха, разбив основные силы персов.

Новый командующий по характеру заметно отличался от Ермолова. Безусловно заслуженный, боевой офицер, герой Отечественной войны, Паскевич тем не менее уделял большое внимание парадам, выправке и умению слаженно маршировать. Ермолову всегда было наплевать на эти внешние стороны армейского блеска, и под его началом войска ничего подобного не делали и делать не умели. Это обстоятельство неприятно поразило Паскевича, который увидел здесь «распущенность и беспорядок», о чем он тут же донес, куда следует. Но в его оправдание надо признать, что таковы были нравы эпохи, ведь и сам Ермолов был не чужд придворной интриги. Даже находясь далеко от Петербурга, он в свое время манипулировал общественным мнением путем ловкой переписки с «нужными людьми».

Паскевич в своем рапорте раскритиковал не только частности, но и весь стратегический подход Цицианова – Ермолова к решению кавказских вопросов. Паскевич напомнил Николаю I, что хотя Цицианов и приобрел для России несколько провинций, но это было достигнуто десятилетием боевых действий, а поведение Ермолова, по его мнению, спровоцировало новую войну. От Паскевича досталось и Мадатову, то есть он прошелся сразу по нескольким русским военачальникам, известным своей твердостью и бескомпромиссностью.

Трудно сказать, верил ли сам Паскевич тому, что писал царю, возможно, он действовал как циничный царедворец, но в любом случае, авторитет Ермолова упал в глазах Николая I. Впрочем, царь понимал, что многое в словах Паскевича, как минимум, неточно, и ошибки, допущенные Ермоловым, многократно преувеличены в рапорте-доносе. Чтобы разобраться в распрях между двумя прославленными командирами, император направляет на Кавказ генерала Дибича. Пикантность этого назначения была в том, что именно Дибич сыграл одну из ключевых ролей в разгроме декабристов.

Что же смог накопать «ревизор» императора? Дибич полностью опроверг характеристики, данные Ермолову Паскевичем, но нашел свои собственные доводы в пользу смещения генерала. Он раскритиковал Ермолова за «нерешительность» в самом начале войны. Однако нелестных отзывов удостоился и Паскевич. Короче говоря, донесения «ревизора» не прояснили картину, а только добавили головной боли Николаю. Император понимал, что уже нет времени на выяснения, кто же прав в этом споре, и надо срочно принимать кадровое решение. И действительно, невозможно вести войну успешно в условиях, когда нет твердого единоначалия, а полководцы интригуют друг против друга. Дибич тем временем разрабатывает свой план вторжения в Персию, намекая на то, что и сам хотел бы занять место Ермолова.

Дибича отправили на Кавказ, чтобы решить конфликт между двумя, а в результате в «уравнении» появилось третье «неизвестное». Выйти из трудного положения царю помог не кто иной, как Ермолов. Ему надоела атмосфера интриг и недоверия, и он подал в отставку. После этого Николай с легким сердцем окончательно утвердил Паскевича командующим. Надо отдать должное царю, он строго-настрого запретил Паскевичу торжествовать над поверженным Ермоловым, генерал должен был уйти с достоинством и без улюлюканья в спину.

Ермолов покидал Кавказ в скромной кибитке. Имея возможность стать на Кавказе миллионером, он пресекал всевозможные попытки подношений подарков. А на первых порах к нему ломились посланцы местных ханов с щедрыми взятками, но, получив жесткий отказ, они поняли, что русский полководец неподкупен. Во время дипломатического посольства Ермолова в Персию тогдашний царь Александр I был, в принципе, готов на некоторые уступки. Но Ермолов по собственной инициативе проявил полную несговорчивость с шахом, хотя за уступки ему предлагали баснословные деньги. Ничто, кроме чести и патриотизма, не мешало Ермолову принять «подарки-взятки» от иранцев, и потом никто бы его не смог осудить, ведь он действовал в рамках, предписанных царем. Но не таков был наш легендарный полководец.

Ермолов экономил каждую копейку, отпущенную из бюджета, для того чтобы строить удобные казармы и госпитали солдатам. До его появления на Кавказе даже сырая землянка была далеко не у всех. В письмах представителям высшей власти Ермолов требовал денег для обустройства жилья своим подчиненным, а о себе забывал. В вечных трудах прошла его молодость, и потом он сокрушался, что упустил время, чтобы жениться. Ермолов так и не завел семью. Но женщин любил, и от местных красавиц у него были дети, получившие впоследствии права законнорожденных.

А что касается Паскевича, то на поле битвы он не подвел, под его командованием армия одержала много побед. В мае 1827 года русские войска двинулись на Эриванское ханство. Генерал Красовский блокировал Эривань (Ереван), а Паскевич занял Нахичевань и обложил крепость Аббас-абад. Сорокатысячная армия персов попыталась деблокировать Аббас-адад, но была побеждена у Джеван-булака, и вскоре крепость пала. Эривань взяли 1 октября, и в дальнейшем боевые действия удалось перенести на территорию Ирана. 14 октября русские вошли в Тавриз, зимой персы оставили Урмию и Ардебиль.

Все эти успехи обеспечили войска, подготовленные Ермоловым. Новый начальник еще ничего не успел в них изменить. Якобы «расхлябанные» и «не приученные к порядку», порой одетые на кавказский манер ермоловцы показали высокий уровень боевой подготовки, хотя от них и невозможно было добиться слаженных действий на парадных смотрах.

Но, пожалуй, лучшей характеристикой Ермолову является тот факт, что принц Персии Аббас-Мирза привлек наемного убийцу для ликвидации Ермолова, обещав за его голову пятьсот тысяч туманов (двадцать пять тысяч рублей серебром). В первой половине XIX века корова стоила порядка 4 рублей. С учетом этого нетрудно оценить, насколько огромной была сумма, предложенная за убийство Ермолова.

Потеряв Ардебиль, шах понял, что сопротивление бесполезно, и запросил мира. С персидской стороны на переговоры приехал Аббас-мирза. Большего унижения для него трудно было придумать. Грезивший о реванше за проигранную войну, он потерпел тяжелое поражение и во второй раз. Теперь ему предстояло выпить до дна чашу позора. В деревне Туркменчай состоялось подписание договора, и надо отметить, что во время переговоров высокий дипломатический класс показал Александр Сергеевич Грибоедов. Именно он добился от Ирана территориальных уступок (Эриванское и Нахичеванское ханства) и выплаты контрибуции. Мечты англичан создать военный флот на Каспии рухнули. А в самой Британии началась антирусская истерика.

В 1828 году вышла в свет книга полковника Ласи Эванса «Замыслы России». В ней он призывал создать европейскую антироссийскую коалицию, которая должна блокировать балтийские и черноморские порты России, разрушить Кронштадт и Севастополь, совершить вторжение в Закавказье и провести десантные операции в Финляндии, Крыму и на Западном Кавказе. Этот план до мельчайших подробностей реализовался во время Крымской войны.

Государь щедро наградил Паскевича, выдав ему миллион рублей ассигнациями и осыпав орденами. Не в обиде остались и другие офицеры, получившие крупные денежные премии, не забыл царь и нижние чины. Звучит комично, но даже Аббас-Мирза получил подарок от Николая I – восемнадцать пушек с полными боекомплектами. Судя по всему, русский царь любил едкую шутку.

Русские одержали полную победу над Ираном, но в конце войны пришла новая напасть. 20 октября 1827 года турецкий султан призвал народ к священной войне против России. Таким образом, нашей стране пришлось одновременно бороться с Персией и Турцией. Главные силы османов находились на европейском театре, но и на Кавказе противник смог собрать довольно большую, пятидесятитысячную армию. Кроме того, приграничными территориями управлял выдающийся организатор Галиб-паша, а в помощь ему султан направил Киос Магомет-пашу – одного из самых опытных полководцев Османской империи. В его биографии были война с Наполеоном и несколько европейских кампаний против русских, греков и сербов.

На этот тандем Турция возлагала большие надежды. И действительно, в хозяйственном отношении Галиб-паша прекрасно подготовил свой регион к войне с Россией. Он создал обширные запасы оружия и пороха, модернизировал старые крепости, усилил гарнизоны. А вот русские военные склады были в значительной мере опустошены противостоянием с Персией. Это существенно ограничивало возможности Паскевича к ведению наступательных действий. Ударный кулак для похода на турецкий Карс удалось сформировать и обеспечить всем необходимым только в мае 1828 года. В июне наши войска пересекли границу и быстро подошли к главному оплоту Турции на Кавказе. Русские подтянули артиллерию, а на главной батарее находился сам Паскевич. Штурм начался. Все ожидали долгой и кровопролитной осады, но передовые укрепления турок неожиданно пали в первый же день.

Мужеству русских не было предела. Турки отвечали шквальным огнем из пушек и ружей, но это не останавливало наших солдат, которые, даже погибая, думали не о себе, а о том, как победить врага. История сохранила слова первого русского, поднявшегося на стену Карса и смертельно раненного пулей: «Прощайте, братцы! Да только город возьмите!» И братцы исполнили последнюю волю погибшего. Колонны русских войск врывались в крепость со всех сторон, а турки бежали, кто куда, неприятельская конница покинула город. Правда, турецкий комендант все же сохранял контроль над большей частью гарнизона и держался в цитадели. А на помощь Карсу спешил Киос-паша с двадцатитысячным отрядом. Необходимо было срочно раздавить последний очаг сопротивления.

Цитадель обложили артиллерией, и когда турки это увидели, то запросили мира. Представители паши отправились к Паскевичу и вернулись назад, передав слова нашего командующего: «Пощада повинным. Смерть непокорным. Час – на размышление». Речь могла идти только о безоговорочной капитуляции, которую турки приняли, лишь немного не дотянув до подкрепления. А Киос Магомет-паша, узнав о падении крепости, отступил.

Паскевич готовился развить успех, но в нашем лагере вспыхнула чума. Этот враг оказался опаснее османов, на целый месяц, связав нашу армию по рукам и ногам. Как только эпидемия прошла, Паскевич решил взять Ахалкалаки. Здесь ему противостоял наиболее отчаянный противник, решивший сражаться до последнего человека. Готовясь к смерти, турки надели белые одежды и всей крепостью провели молитвенное пение. Соперники были достойны друг друга в готовности погибнуть, и вот это презрение к смерти со стороны русских стало залогом победы. Но, конечно, важную роль сыграло и подавляющее превосходство нашей армии в артиллерии.

Турки несли тяжелейшие потери от нашего огня и поняли, что их отчаянное мужество оказалось бесполезным. Командир осажденного гарнизона всячески поддерживал дух своих солдат и в момент, когда турки заколебались, напомнил им о клятве умереть. На какое-то время ему удалось вселить уверенность в растерявшиеся войска, но спасти положение Ахалкалаки уже было невозможно. Защитников оставалось немного, одни погибли, другие покинули укрепления и, дав последний бой, неподалеку от Ахалкалаки были уничтожены. Киос-паша пытался спасти крепость, но вновь опоздал с помощью.

Паскевич и его солдаты одержали много и других побед. В моей книге нет смысла подробно на них останавливаться. Желающие найдут необходимые сведения в специализированных работах. Скажу лишь то, что и на главном, европейском театре русскому оружию также сопутствовал успех, поэтому уже в августе 1829 года султан Махмуд II согласился начать переговоры с Россией на условиях Петербурга.