Мы уже видели, что «польский вопрос» имел едва ли не прямое отношение к делам России на Кавказе. В раскладах мировых держав гипотетическое восстание в Польше увязывалось и с одновременным мятежом на юге нашей страны. Ранее мы говорили о планах создания европейской коалиции, которая бы начала большую войну против России, причем среди ударных частей должны были быть поляки, а конечной целью – расчленение нашей империи с отделением Кавказа и созданием там Черкесии. Все это не было пустыми прожектами кабинетных стратегов, и такая попытка была предпринята во время Крымской войны. Поэтому давайте хотя бы кратко проанализируем и ситуацию в Польше.

Существует расхожее мнение, что после победы над Наполеоном все польские земли отошли России, Австрии и Пруссии, и тем самым польская независимость полностью прекратила свое существование. Разумеется, это ошибка. По итогам решений Венского конгресса 1815 года в руках поляков оставалось небольшое государство – Краковская республика, провозглашенное независимым под покровительством соседних держав. Конечно, де-факто это состояние соответствовало скорее статусу протектора, однако влияние на нее «покровителей» – России, Австрии и Пруссии – было ограниченным. Так, например, после восстания в Польше 1831 года многие его участники бежали в Краков и там нашли убежище. Причем польские националисты отнюдь не собирались тихо сидеть в Кракове, а сразу же занялись составлением планов нового восстания и возрождения Польши. В их головах отнюдь не умерли грезы о великой стране с границами вплоть до Киева. А за ними стояли Франция и Британия, которые намеревались использовать первый же удобный случай, для того чтобы ударить по России и Австрии, разыграв в том числе и «польскую карту».

И вот в 1846 году краковские заговорщики начали восстание на территории «австрийской Польши». Они надеялись поднять и все остальные территории, населенные поляками, включая царство Польское в составе России. Австрийцы быстро и жесточайшим образом подавили это выступление. Провалом закончились и попытки поджечь «русскую Польшу». Армии трех держав-покровителей заняли Краков, и по инициативе Николая I в Берлине состоялся конгресс, призванный решить судьбу Краковской республики. Петербург предлагал присоединить ее к Австрии, что и было сделано. Осиное польское гнездо прекратило существование. Лондон и Париж пытались возмущаться и протестовать, но их демарши были проигнорированы. Во многом можно упрекать Николая I, однако нельзя не признать, что он обладал несгибаемой волей. Злые языки называли это упрямством, но «упрямство» на благо России – это положительное качество.

Между тем в Лондоне вовсе не собирались мириться с усилением России и Австрии, расширившейся за счет земель Краковской республики. Англия, как обычно, действовала чужими руками и поощряла антиавстрийское движение в Италии. 12 января 1848 года при поддержке Лондона восстала Сицилия, а за ней стали подниматься и другие итальянские государства. Их растерявшиеся правители пошли на уступки мятежников и ввели либеральные конституции. Забеспокоился и Париж, французский король Луи-Филипп совершенно справедливо полагал, что либеральная революция перекинется и на его страну. И действительно, 22 февраля 1848 года на парижских улицах появились баррикады, а через два дня Луи-Филипп отрекся от престола. В конечном итоге президентом уже республиканской Франции стал племянник Наполеона – Луи-Наполеон Бонапарт. 13 марта восстала Вена.

Австрийский император Фердинанд I, у которого была репутация слабого и вялого монарха, неожиданно вышел из политической «спячки», отправил в отставку консервативно настроенного канцлера Клеменса Меттерниха и согласился на конституцию. Это успокоило волнения в Австрии, но тут восстала Венгрия. Фердинанд I удовлетворил требования и венгров, и казалось, что спокойствие установилось в Австрийской империи. Но тут итальянцы изгнали австрийские войска из Венеции, которая объявила себя республикой. Примеру Венеции последовал Милан, Неаполитанский король прислал Венеции свой флот.

15 марта начались беспорядки в Берлине, что заставило прусского монарха Фридриха-Вильгельма IV пойти на все уступки, которых требовали от него революционеры. В Дании – то же самое, здесь во главе революции в Гольштейне встал герцог Аугустенбургский.

15 мая 1848 года затихшая было революция в Австрии вспыхнула с новой силой. Забунтовали Молдавия и Валахия, находившиеся в статусе полупротектората России, при формальном главенстве Стамбула. В континентальной Европе бушевал революционный пожар, за ширмой которого стояла, конечно же, Англия.

Николай I прекрасно видел, что следующий «пункт программы» – Россия. Наш монарх, считавший, что не великие потрясения, а промышленное развитие нужны империи, решил вмешаться в европейские события. Он спасал не Европу, а Россию, которую мечтали запалить «доброжелатели». Нам, наблюдавшим «арабскую весну», «Майдан» и прочие оранжевые художества, нетрудно понять логику царя. Параллели видны даже в названии событий 1848 года, которых называли «весной народов».

Сначала Николай I отправил русскую армию в Молдавию и Валахию, так сказать, на всякий случай. Затем по просьбе Вены наши войска двинулись подавлять Венгерское восстание. Нередко можно услышать, что этот шаг противоречил интересам нашей страны, а царю было наплевать на то, что прольется кровь простых русских солдат. Все это ерунда. Распад Австрийской империи приводил к дестабилизации обстановки по границам с Россией. Осколки империи вполне могла прихватить Пруссия и тем самым стать сверхдержавой. Появление нового мощного соседа, традиционно отличающегося агрессивным поведением и милитаризированным образом существования, совершенно невыгодно России. Спасти единство Австрии означало бы сохранить противовес Пруссии.

Ну и наконец, возможный успех Венгрии провоцировал бы на мятеж и поляков. Весной 1849 года русская армия вступила в австрийскую часть Галиции, так чтобы предотвратить проникновение туда революционных отрядов. Затем, пройдя карпатские перевалы, наши вторглись непосредственно в Венгрию. Главными силами командовал сам Паскевич. Противник выставил довольно значительную армию, которая насчитывала около 135 тысяч человек и 400 орудий. Но в русской армии вторжения было 190 тысяч человек, а с австрийцами – 260 тысяч при 1200 орудиях. В результате Паскевичу понадобилось лишь 8 недель, чтобы подавить венгерское восстание.

Отметим, что в русской армии хорошо себя показали стрелковые части, вооруженные нарезными ружьями (штуцерами). Особенно эффективно дальнобойные штуцеры применялись для уничтожения артиллеристов противника. На высоте оказалась и выучка солдат, офицеры продемонстрировали умение маневрировать большими массами людей, да и боевые потери оказались сравнительно небольшими: 708 убито и 2447 ранено. Гораздо опаснее оказались холера и другие болезни, унесшие жизни 10 885 русских.

Паскевич, к тому времени уже фельдмаршал, вновь подтвердил свой статус крупного полководца и получил новое задание – к весне 1850 года привести армию в полную боевую готовность. Дело в том, что ухудшились отношения Пруссии и Австрии, конкурировавших за доминирование над множеством полунезависимых германских государств. Николай логично рассудил, что поддерживать надо слабейшую сторону, то есть Австрию, препятствуя созданию единого немецкого государства, ядром которого стала бы Пруссия. К тому же в Берлине, в правящей элите стали распространяться идеи восстановления независимой Польши как барьера против России.

В 1850 году большой европейской войны удалось избежать. Подъем Франции заставил Берлин и Вену заключить соглашение, направленное против Парижа. Враждовавшие и, казалось, неспособные забыть вековые обиды Англия и Франция также начали искать пути сближения друг с другом. Европа стремительно раскалывалась на военно-политические блоки, причем их конфигурации порой принимали самые непредсказуемые формы.

В 1852 году начали складываться первые, еще пока смутные контуры антироссийской коалиции. Дело в том, что 1 марта 1852 года Черногория провозгласила независимость во главе с князем Данило I. Петербург признал его статус, что вызвало недовольство Вены. Там опасались, что примеру Черногории последуют славяне, населяющие Австрийскую империю. Этот факт заставил австрийцев «забыть», что именно Россия спасла их страну от распада, но Николай I считал, что Вена не решится пойти на полный разрыв с Петербургом. Такая фантастическая подлость в его рыцарской голове не укладывалась.

В декабре 1852 года племянник Наполеона Луи-Наполеон, совершивший государственный переворот, провозгласил себя императором Наполеоном III. Помимо нарушения законов Франции, новоиспеченный монарх еще и наплевал на международный договор, запрещавший представителям семьи Наполеона восходить на французский престол. В Европе такие вольности вызвали ропот недовольства. Однако Австрия повозмущалась лишь на словах, в отличие от Николая I, который отказался признавать Наполеона III императором. Новый монарх Франции чувствовал, что его власть не воспринимается как достаточно легитимная, и жаждал военных подвигов.

Ему хотелось показать «величие императорской Франции», продемонстрировать вес на международной арене, а заодно и отвлечь внимание общественности от обсуждения государственного переворота. А тут как раз представился удобный случай. Дело в том, что христиане издавна совершали паломничество к Святым местам, находившимся на территории Османской империи. Петербург покровительствовал православным, а Париж – соответственно, католикам. Нередко возникали споры между конфессиями относительно привилегий и прав верующих, и разрешались они на переговорах с Высокой Портой, то есть с правительством в Стамбуле.

И вот Наполеон III в середине XIX века (!) вспомнил о существовании договора 1740 года, по которому католики на Святых местах получали преимущества, по сравнению с православными. Соглашение давно не действовало, и Франция десятками лет не обращала на это внимания. Французская революция 1789 года и вовсе носила антирелигиозный характер, питаясь идеями Вальтера, Руссо и других «просветителей». Однако Наполеон III неожиданно решил изобразить из себя ревностного католика. Его цель была очевидной – пойти на конфронтацию с Россией, поиграть мускулами в отношении Османской империи и под религиозным предлогом получить возможность усилить влияние Франции на Ближнем Востоке.

Николай I не уступил, тем более что огромное православное население Османской империи тяготело к России. Несчастный султан Абдул-Меджид I оказался между молотом и наковальней. Париж грозился прислать французский флот к берегам Сирии, а Петербург столько раз уже доказывал превосходство русского оружия над турецким, что и угрожать не было нужды. Султан собрал совет из высших чиновников, чтобы определиться, кого они боятся больше – самозванного Наполеона III или Николая I. После долгих споров решили, что вторжение французов в Сирию или Тунис слишком опасно для Османской империи. К тому же профранцузская партия в турецкой элите подчеркивала, что, заручившись поддержкой Франции, можно будет избавиться и от русского влияния на православное население Балкан.

Видя такое дело, Николай I отправил к султану посольство во главе с Александром Сергеевичем Меншиковым (правнуком знаменитого сподвижника Петра I – Александра Даниловича Меншикова). В русской элите Александр Меншиков заслуженно считался колоритной личностью. Как храбрый офицер он прекрасно зарекомендовал себя еще в войнах против Наполеона. При Александре I служил в Генеральном штабе, при этом вел себя как вольнодумец, однако легко принял консервативное правление Николая I. В Турецкой войне 1828 года взял Анапу, командовал осадой Варны, где был тяжело ранен. Год спустя стал во главе морскими силами империи, а в войне 1853–1856 гг. руководил русской армией в Крыму.

Как известно, Крымская война не принесла победы России, и общественность повесила всех собак на Меншикова. А уж советская историография и вовсе выставляла его бездарем. Конечно, он таковым не был, напротив, Меншиков показал глубокий стратегический талант, но и об этом мы еще поговорим в отдельной главе. После 1855 года звезда Меншикова, казалось бы, закатилась. И все же на склоне лет Меншиков вновь вспомнил свою либеральную молодость и участвовал в подготовке законов, отменявших крепостное право. Как личность Александр Сергеевич славился высочайшим уровнем образования и ядовитыми остротами по адресу первых лиц государства.

И вот такой человек направился в Стамбул с дипломатической миссией. А практически параллельно шли тайные переговоры Петербурга и Лондона относительно раздела Турции. Николай I предложил англичанам Египет и Крит, но они в конце концов отвергли инициативы русского царя. Это означало, что в случае обострения конфликта с Турцией и Францией лояльности Англии никто не гарантирует. Более того, английский посол Стретфорд де Редклиф прибыл в Стамбул, чтобы противодействовать Меншикову. В Петербурге не знали, что англичанин тайно сговорился с французским послом Эдмондом де Лакуром, и они ведут общую антироссийскую игру.

Когда султан сделал несколько уступок, Николай I решил, что пришло время дожать османов. Меншиков предъявил фактический ультиматум: либо признать за Православной церковью не только религиозные, но и светские привилегии, либо переговоры прекращаются. Если бы Абдул-Меджид I принял ультиматум, то Россия становилась бы официальным покровителем многомиллионного православного населения. До политического развала Османской империи оставался бы один шаг, и Николай I не преминул бы нанести последний удар.

Французский и английский послы тут же активизировались, заверив султана, что Лондон и Париж поддержат Стамбул. Ободренный Абдул-Меджид ответил Меншикову, что согласится на требования России равнозначно утрате независимости, и отклонил ультиматум. Русская делегация покинула Стамбул, причем Меншиков обещал вернуться, но уже в военном мундире. Об этом демарше пишет французский историк Дебидур, что заставляет усомниться в данном факте. Однако, зная характер Меншикова, вполне можно допустить, что он в сердцах действительно наговорил лишнего.

Петербург составил новый ультиматум, по сути повторяющий предыдущий текст. Султану дали восемь дней на размышление. А чтобы ему скорее думалось, 21 июня 1853 года русская армия перешла границу Турции и заняла Дунайские княжества (Валахию и Молдавию). Ответ Лондона и Парижа не заставил себя долго ждать. На помощь султану отправились французская и английская эскадры. Абдул-Меджид, видя, что у него действительно есть могущественные союзники, вновь отверг требования Николая I.

Русский царь обладал несгибаемой волей, и 4 июля 1853 года наша армия вступила в пределы Дунайских княжеств. Петербург объявил, что вовсе не считает себя в состоянии войны с Турцией и войска покинут Молдавию и Валахию, как только Стамбул примет условия России. В свою очередь, султан не решался объявить войну. Таким образом, возникла странная ситуация: ни мира, ни войны, а русская армия стоит на Дунае. В этот момент Австрия предложила свои посреднические услуги, и царь согласился на содействие Вены. Он продолжал считать, что Австрия нас поддержит.

Вновь начались переговоры, на которых выработали примирительный документ, вошедший в историю как «Венская нота». Она была составлена в таких размытых выражениях, что каждая сторона могла считать соглашение выгодным для себя. У России оставалась возможность давить на Турцию, пользуясь расплывчатостью формулировок, и Николай I с текстом согласился. Султан вместе с послами Англии и Франции подготовил поправки, в которых утверждалось, что Россия не имеет права вмешиваться во внутренние дела Османской империи. Николай I отозвал свое согласие и провел встречу с австрийским монархом. Тот отказался прямо поддержать Россию, предложив взамен витиеватую дипломатическую комбинацию.

Идея Австрии заключалась в следующем: конфликтующие стороны принимают Венскую ноту, при этом Вена гарантирует Стамбулу, что русский царь не намерен в дальнейшем увеличивать свои притязания. Турция, с помощью Англии и Франции лихорадочно готовившаяся к войне, не согласилась с этой инициативой, и 4 октября 1853 года султан объявил войну России.