Антироссийская коалиция безнадежно увязла под Севастополем. Стратегия мгновенного разгрома России, о которой грезил Сент-Арно, потерпела полный крах. Неудивительно, что во Франции и особенно Британии быстро росло недовольство ходом кампании. Пресса подвергала уничтожающей критике правительства в Лондоне и Париже. Крепко доставалось и генералам, карьера Раглана висела на волоске. Наполеон III нервничал, отчетливо замечая разочарование общества в «новом Наполеоне».
Свой единственный шанс на разгром и расчленение России император Франции видел в организации общеевропейского похода по центральным губерниям нашей страны. Для этого требовалось согласие Пруссии и германских княжеств пропустить французов по своей территории. И если бы еще удалось заставить Австрию напасть на Россию с юго-запада, а Швецию с севера, то у антироссийской коалиции появились бы реальные перспективы добиться своих целей.
Лучшие дипломаты Англии и Франции изо всех сил нажимали на европейские страны, требуя от них вступить в антироссийскую коалицию. Но ставка Паскевича на укрепление западных границ приносила свои плоды. Австрия, Пруссия и Швеция боялись объявлять нам войну, прекрасно понимая, что им противостоит наиболее боеспособная группировка русской армии. Они отлично знали, что Россия защищает Крым сравнительно немногочисленными войсками. Основные запасы нарезного оружия Петербург также держал на западной границе, но, даже несмотря на это, русские сковали неприятеля у Севастополя и одержали ряд громких побед на Кавказе.
Два старых профессионала: Паскевич на западе и Меншиков на юге — спасали Россию от катастрофы. На внешнеполитическом фронте тонкую дипломатическую игру продемонстрировал Николай I. Да, в начале войны его переиграл Лондон, но в дальнейшем наш царь одерживал верх. Благодаря его политике германские княжества симпатизировали России и не позволяли французам провести свою армию через немецкую территорию.
Перспектива убраться из России, не солоно хлебавши, реально замаячила перед коалицией в конце 1854 года, когда холод, цинга и пьянство разложили английские подразделения едва ли не до основания. Паскевич предполагал, что, полностью мобилизовавшись, Россия сумеет свести войну к ничейному результату, но ничья для англо-французов была равносильна тяжелому поражению. Слишком громко они бряцали оружием летом 1854 года, чтобы теперь покинуть Крым, не добившись ни громких побед, ни территориальных приобретений, ни контрибуции.
Наполеон III и сам уже был не рад, что ввязался в столь тяжелую кампанию. Однако на кону стояла его власть, и он вместе с английским кабинетом в конце концов придумал, как втянуть Вену в войну.
В прошлых главах мы говорили о «весне народов» 1848 года. Тогда итальянские государства были в шаге от того, чтобы сбросить австрийское иго и создать единую страну. С большим трудом Вена сумела отбить первый натиск, но промышленно развитое Сардинское королевство оставалось несломленным центром антиавстрийского сопротивления.
Это позволило Наполеону III разыграть хитрую многоходовую комбинацию. Вместе с англичанами он пообещал сардинцам, что «после победы над Россией» итальянский вопрос будет рассмотрен великими державами. Соответственно, если Сардиния поможет Франции и Англии, то те не забудут оказанной услуги.
Суть предложения заключалась в том, что если Австрия не примкнет к антироссийской коалиции, то часть ее территории получит Сардинское королевство. А Петербург не забудет предательски двусмысленного поведения Вены и больше не поможет Австрии.
Угроза сработала безотказно, и в декабре 1854 года Вена поспешила заверить Париж и Лондон, что не станет договариваться с Россией и даже рассматривает возможность войны против нее.
В свою очередь, Сардинское королевство отправило в Крым прекрасно оснащенный корпус. Заодно англо-французы прикрикнули на Стамбул, и тот перебросил в Крым новые подкрепления, а также обязался весной 1855 года атаковать русских на Кавказе. Тем не менее положение России оставалось прочным. При Альме под командованием Меншикова состояли полки, ни разу в жизни не нюхавшие пороха. Однако неопытные солдаты быстро превратились в грозных воинов.
В Севастополе инженерный гений Эдуарда Ивановича Тотлебена творил настоящие чудеса, и русские под его руководством возвели мощнейшие укрепления. Якобы «отсталая» экономика справлялась с финансовым бременем войны. А воля Николая I, как и раньше, оставалась непоколебимой.
Царь не позволял генералам терять веру в победу. В трудные минуты он ободрял офицеров и чиновников, а когда надо, проявлял разумную твердость, и подчиненные чувствовали на себе, что такое жесткий характер Николая.
Ближайший военный советник царя Паскевич работал не покладая рук.
На дипломатическом фронте высокий профессионализм нашего посла в Австрии Александра Горчакова тоже дал положительные результаты. Бесконечными переговорами он выигрывал для России время, делая все возможное для того, чтобы удержать Вену от войны.
Шансы нашей империи отбить натиск врагов постепенно росли, но тут случилось непредвиденное. Обладавший стальным здоровьем Николай неожиданно заболел и 2 марта 1855 года умер. Смерть произошла при столь необычных обстоятельствах, что пошли слухи: «царь покончил жизнь самоубийством» и «царя отравили». Вряд ли сейчас возможно установить истину, но если читатель заинтересуется подробностями, то сразу же заметит, что дело, мягко говоря, нечисто.
Версия о самоубийстве императора по причине неудачного исхода русской атаки на Евпаторию просто смехотворна. Ничего катастрофического тогда не произошло. А вот мотив «убрать» русского царя был. В конце 1854-го западные дипломаты уже зондировали почву на предмет заключения мира. Царь согласился договариваться. Однако выяснилось, что договор, предложенный противником, содержит неравные условия, и Николай категорически отказался идти на уступки. И вот после этого он прожил совсем недолго. Поневоле вспомнишь судьбу Павла I, известного антианглийской политикой.
Перед смертью царю пришлось отправить в отставку пожилого Меншикова, здоровье которого подорвали военные тяготы. Так в короткий срок Россия лишилась двух великих государственников. На престол взошел Александр II, а Меншикова сменил знакомый нам по Дунайской кампании Михаил Дмитриевич Горчаков.
Тем временем англичане отправили в Турцию команду своих офицеров, которые фактически возглавили крупную группировку османов под Карсом. И что немаловажно, британская агентура вновь зашевелилась в Черкесии. Весной 1855 года накануне турецкого наступления абадзехи провели народный сход, где приняли решение повиноваться верховному начальнику, назначенному Стамбулом. Им стал Мустафа-паша, к которому присоединился и отряд абхазов числом в 400 человек.
Чтобы реализовать «проект независимой Черкесии», в апреле 1855 года на Кавказ прибыл британец Лонгворт. Горцы за ним не пошли, однако англичане не отказались от своих планов и прислали к черкесам еще одного агента — Осборна. Затем организовали поставки кавказцам оружия и денег.
Эти приготовления не остались в секрете, и русские приняли решение оставить Анапу, для защиты которой не хватало войск. Взятием развалин крепости успехи антироссийской коалиции и ограничились. Чтобы сподвигнуть Шамиля на новые походы, Турция присвоила ему звание генералиссимуса черкесской и грузинской армии и даже пообещала титул короля, если имам захватит Тифлис. Не забыл Стамбул и про адыгов. В марте 1855 года турки высадили десант в Сухуме и установили связь с Сефер-беем. Ему с войском черкесов предписывалось поддержать готовившееся вторжение Турции в Мингрелию и Гурию.
К тому времени Воронцов уже покинул Кавказ, и на его место назначили генерала Николая Николаевича Муравьева 1-го. Новый командующий имел блестящий послужной список. Он участвовал в войнах 1812–1814 годов, его подвиги времен закавказского похода 1829 года отмечены орденом Святого Георгия 3-й степени и золотой шпагой с бриллиантами. В 1831 году отряд Муравьева успешно воевал в Польше.
Помимо личной храбрости и полководческого таланта, Муравьев отличался прекрасным образованием, говорил на нескольких европейских и восточных языках. Любил играть на музыкальных инструментах и рисовать карикатуры. По характеру командующий был замкнут, суров, до крайности самолюбив и педантичен. В какой-то степени его личность была даже противоречивой. Муравьев вникал во все, даже самые мельчайшие детали, нередко подавляя самостоятельность подчиненных, и одновременно не боялся окружать себя неординарными соратниками.
К числу его несомненных достоинств относилась и энергичность в лучшем смысле этого слова. Муравьев прибыл на Кавказ, разменяв седьмой десяток лет, и по меркам того времени считался пожилым человеком. Но в его поведении не было и следа старческой слабости. В короткий срок изучив состояние войск, Муравьев стал готовиться к наступлению. Его целью был турецкий оплот на Кавказе — Карс, обороной которого де-факто руководили английский генерал Вильямс и его советники — группа офицеров, присланных ему в помощь из Британии.
Вильямс, или Виллиамс-паша, как его называли турки, был достойным соперником. Он немало потрудился над тем, чтобы превратить двадцатитысячный гарнизон крепости в хорошо организованное войско. Кроме того, в ведении англичан был не только Карс, но и Эрзурум, куда Вильямс приезжал, чтобы проследить, как идут работы по укреплению этого города. Весной 1855 года Вильямс отбыл в Эрзурум, и в его отсутствие турецкий командир Васиф-паша решил отступить из Карса. Об этом успел узнать Вильямс. Он потребовал оборонять крепость, что есть сил, и Васиф-паша отменил приказ.
Пока обе противоборствующие стороны готовились к сражениям на Кавказе, из Крыма пришла отличная новость: русские отбили второй штурм Севастополя. Это был своего рода реванш за потерю Керчи 13 мая 1855 года. Десять дней противник бомбардировал город, бросал на приступ лучшие части, но тщетно: севастопольцы держались как стена. В начале июня 1855 года враг в Крыму снова попытался наступать, и вновь русские одержали победу.
Война пожирала лучших людей противоборствующих государств. От болезни умер английский командующий фельдмаршал Раглан. В летних боях погиб адмирал Нахимов, а генерал Тотлебен получил тяжелое ранение.
Тем временем Муравьев начал постепенное обложение Карса. Русские отряды захватили ряд важных пунктов неподалеку от вражеской крепости, и к 13 августа 1855 года турки оказались в тесной блокаде. Александр II решил, что пришло время переломить ход войны и перейти от стратегии изматывания к решительному наступлению. Он потребовал у Горчакова дать крупное сражение и заставить врага уйти из-под Севастополя.
Сам Горчаков считал задачу нереальной. Для того чтобы выполнить поручение царя, предстояло атаковать позиции противника, которые он возводил многие месяцы. Свои требования Александр II сформулировал не категорично, но все же в настойчивой форме, и у Горчакова не хватило духу противиться. Паскевич не боялся высказывать Николаю I все, что он думает о планах государя. Меншиков действовал иначе, но с тем же результатом. Если он не разделял мнения императора, то просто тихо саботировал вышестоящие указания. А вот Горчаков не обладал достаточной твердостью, чтобы перечить царю. Это сыграло роковую роль, и заведомо безнадежное наступление у Черной речки провалилось.
Русские понесли потери, многократно превосходившие таковые у антироссийской коалиции: 8 тысяч против 1,8 тысячи. Конечно, 8 тысяч составляли незначительную часть от общего числа русских в Крыму, но враг, морально измотанный отсутствием существенных успехов, воодушевился. В августе-сентябре 1855 года он дважды подверг Севастополь масштабной бомбардировке и взял ключевой пункт— Малахов курган.
Горчаков предвидел такой исход, поэтому загодя сделал необходимые приготовления для отступления на северную сторону города, где у нас было четыре форта. Наши перебазировались в полном порядке. 11 сентября враг вошел в Севастополь, но ему достались лишь руины. Причем, устроившись на новом месте, русская артиллерия контролировала стратегически важную бухту. Едва отступив, наши пушки тут же открыли огонь по неприятелю.
А на Кавказе Муравьев захватил Карс, тем самым с лихвой отыграв потерю южной части Севастополя. Русские солдаты и офицеры были полны решимости продолжать войну. В обращении Горчакова к армии говорилось:
«Севастополь приковывал нас к своим стенам. С падением его приобретаем подвижность и начинается новая война— война полевая, свойственная духу русского солдата… Где бы неприятель не показался, мы встретим его грудью и будем отстаивать родную землю, как мы защищали ее в 1812 году».