В годы Крымской войны ряд крупных государственных чиновников предложил асимметричный ответ на агрессию англичан в Крыму: отправить крупную группировку русской армии в Индию через Иран и Афганистан. Эти проекты основывались на предположении, что индийцы тяготятся владычеством Британии и, получив поддержку нашей армии, поднимут восстание. Реализация идеи натолкнулась на то, что в те годы география Центральной Азии была известна лишь в общих чертах. Местоположение оазисов, глубина рек, состояние дорог, ведущих в Индию, — все это еще предстояло узнать.
Разумеется, посылать армию без точных карт равносильно самоубийству, поэтому индийские походы не осуществились. Однако сама идея вырвать из рук англичан «жемчужину Британской короны» отнюдь не была забыта.
В 1857 году наш военный агент в Англии— Игнатьев разработал еще один план удара по английской колонии. Его проект также не был лишен крупных изъянов географического характера, но важно другое. В военно-политических кругах постепенно созревало намерение утвердить русскую власть в Средней Азии. Напомню, что в те годы львиная доля земель нынешнего Казахстана контролировалась Россией скорее номинально, чем реально. Еще в 40-х годах XIX века Россия начала строить укрепленные пункты к югу от Оренбурга. В 1847 году появился форт Раим близ устья Сырдарьи. Затем русские возвели небольшую крепость Карабутак и Кос-Арал на Аральском море.
В 1853 году наши взяли Ак-Мечеть (ныне Кызылорда), а в 1854 году основали укрепление Верный (Алма-Ата). И все-таки казахские ханы, не говоря уже о правителях Хивинского и Кокандского государств, лишь формально признавали протекторат Петербурга.
Благодаря победам в ходе Кавказской войны русская армия прочно укрепилась на западном побережье Каспийского моря, но уже юго-восток Каспия входил в Хивинское ханство. Дальше на Востоке находились земли, подчиненные Бухаре и Коканду. Чтобы оценить размер этих государств, достаточно сказать, что сейчас эти территории распределены между Туркменией, Узбекистаном, Таджикистаном, Киргизией и Казахстаном.
Тем временем в Лондоне готовили свои планы привлечь азиатские народы на свою сторону и, более того, включить их в состав своей империи. Англичане направляли туда своих агентов, вели дипломатические сношения с местными правителями и даже обещали им военную помощь на случай войны с Россией. К тому же в 1857 году англичане покончили с независимостью Кашмира, а Пенджаб стал британским еще раньше.
Таким образом, в подбрюшье России завязывался новый узел противостояния Лондона и Петербурга. Не стоит сбрасывать со счетов и происки Стамбула, который также стремился использовать Коканд против России. В Петербурге не забыли, как вели себя Кокандские ханы во время Крымской войны. В декабре 1853 года тринадцатитысячная армия Суфи-бека атаковала русский отряд капитана Шкупя (550 человек), защищавшего подходы к Ак-Мечети. Суфи-бек потерпел разгромное поражение. В 1860 году кокандцы напали на русское укрепление Костек, неподалеку от Иссык-Куля, и вновь бежали с поля боя. Но все же с вооруженными силами Коканда приходилось считаться, особенно учитывая малочисленность наших частей в этом регионе.
Пока наша армия занимала незначительные поселения и строила крошечные «крепости», другие государства-соперники вели себя тихо. Ситуация изменилась после того, как русские в 1864 году взяли Чимкент, а спустя год — известный по всей Средней Азии огромный Ташкент.
Небольшой отряд Михаила Григорьевича Черняева насчитывал 2 тысячи человек и 12 орудий. Ташкент защищали крепостная стена длиной 24 км, 63 орудия и тридцатитысячный гарнизон. Казалось, что взять такие укрепления небольшими силами совершенно невозможно. Однако Черняеву понадобилось только два дня, чтобы сломить сопротивление кокандцев. Интересно, что в числе первых русских, бросившихся на штурм, был православный батюшка Андрей Евграфович Малов, ставший впоследствии настоятелем Спасо-Преображенского собора в Ташкенте.
Взяв крепость, Черняев сразу же освободил население от налогов на целый год, нашел общий язык с исламским духовенством, гарантировал неприкосновенность местной власти и уважение к религиозным традициям.
Русские явно не собирались покидать город, хотя это и противоречило международным обязательствам Петербурга. Бухара возмутилась и потребовала оставить оба города. Бухарцы заявили, что готовы вести переговоры относительно Чимкента и Ташкента только с Александром II, да еще и пригрозили священной войной. В ответ Черняев арестовал всех бухарских купцов. И вот тут произошел случай, заставляющий вспомнить средневековых мастеров интриги. Бухарцы попросили Черняева прислать к ним на переговоры своих представителей и как бы между прочим добавили, что к ним прибыли некие иностранцы из Афганистана.
Нет сомнений, что это были агенты Британии, в любом другом случае не было ни малейшего смысла сообщать о них русским. В Бухаре знали, что присутствие англичан привлечет внимание Черняева, и не ошиблись. Он направил своих представителей в Бухару, но никаких переговоров хан вести не планировал. Он захватил наших офицеров в заложники. После чего обнаглел и направил своего посла в Петербург.
Бесновался и Лондон. Он указывал на то, что Россия преступила линию южной границы, относительно которой действительно существовала договоренность с Горчаковым. На Александра II вся эта английская шумиха не произвела никакого впечатления, и он учредил Туркестанское генерал-губернаторство со штабом в Ташкенте. Новый край Российской империи возглавил Константин Петрович Кауфман, бывший соратник Муравьева. Во время Крымской войны именно Кауфман принял капитуляцию Карса от английского генерала Вильямса.
Вот так на первый взгляд совершенно разрозненные исторические события, происходившие в разное время и за тысячи километров друг от друга, складывались в единую картину непримиримой борьбы двух империй.
Как отмечают многие исследователи, скорость завоевания Средней Азии опережала самые смелые надежды. Русские военачальники пользовались едва ли не абсолютной полнотой власти на местах и нередко проводили различные походы по собственной инициативе. Присоединив ту или иную территорию, они просто ставили чиновников в Петербурге перед свершившимся фактом. Правда, не исключено, что такая тактика была санкционирована или, по меньшей мере, с одобрением воспринималась царем. В случае крупных внешнеполитических осложнений всегда можно было заявить, что генералы просто превысили полномочия, а Петербург и не думал нарушать международных соглашений. Наша дипломатия указывала на то, что кочевники грабят караваны, устраивают набеги по русским землям и уводят в рабство пленных. Необходимость водворения порядка в неспокойных регионах просто не оставляет нам выбора, и приходится отправлять войска в Азию.
Все эти аргументы не слишком убеждали Лондон. Страх потерять Индию затмевал любые доводы. Конечно, в английской элите были и те, кто признавал обоснованность российской позиции, но их голос тонул в криках «ястребов».
Антирусская партия в руководстве Британией восприняла как вызов договор Петербурга с Бухарой, заключенный в 1868 году. В тексте говорилось о равноправии сторон, однако ханство явно становилось вассалом. Англичане бросились подстрекать народы Средней Азии к созданию антироссийской коалиции. В этом они не преуспели, и в конце концов обе великие державы сели за стол переговоров. Две империи расширялись, причем их армии шли навстречу друг другу. Еще немного, и у нас с британцами должна была появиться общая граница. Новой войны не хотели ни в Лондоне, ни в Петербурге, и у Горчакова возникла идея сделать Афганистан буферной зоной. Английские дипломаты с этим соглашались, однако понятие «Афганистан» трактовали весьма своеобразно. Они предложили включить в буферную зону еще Хивинское, Кокандское и Бухарское ханства.
Россию такой оборот совершенно не устраивал, переговоры забуксовали, а в 1869 году и вовсе прекратились. Единственным результатом дипломатических дискуссий стало обоюдное согласие все же зафиксировать точные границы, но когда это будет сделано, не конкретизировалось.
Снять напряженность в отношениях с Британией не удалось. Новая война с Англией могла стать реальностью, а как мы помним, по итогам Крымской войны Россия обязалась не держать полноценного черноморского флота. И вот в 1870 году Александр II решил, что пришло время аннулировать Парижский трактат. Горчаков открыто провозгласил, что Россия более не собирается ограничивать численность военных кораблей на Черном море.
Примерно в это же время царь задумал ударить по Хивинскому ханству. Поскольку предстояли полномасштабные боевые действия, военные приготовления не ускользнули от зорких глаз английской агентуры. Из Лондона в Петербург полетели запросы относительно намерений России. В свою очередь, наши дипломаты стремились усыпить бдительность британских коллег, всячески отнекивались и отделывались расплывчатыми ответами. Вопрос с уточнением афганской границы также оставался на повестке дня. Обе стороны отчаянно торговались и только в 1873 году смогли достичь компромисса. Англичане дали понять, что не окажут военной помощи Хивинскому ханству, а русские согласились признать суверенитет Афганистана над спорной территорией Бадахшана и Вахана.
История независимости Хивы подходила к концу, а ее правитель, хан Мухамед-Рахим, и в ус не дул. Россию он не боялся, поскольку считал пустыню непроходимой для русской армии. Генерал-губернатор Туркестана Кауфман направил Мухамед-Рахиму письмо, в котором сообщал, что намерен покончить с разбойными нападениями на русские караваны. Для этого наши готовили поход за реку Сырдарья, где и гнездились ухари.
Хан высокомерно отказался вступать в переписку с генерал-губернатором и поручил подготовить ответ своим подчиненным. В своем письме хивинцы заявили, что Россия нарушает договор о границах. Мол, территории, где укрываются разбойники, подвластны хану. Кауфман навел справки и выяснил, что никаких соглашений на этот счет не существовало.
Казалось бы, успехи русских против Бухары и Коканда должны были отрезвить Мухамед-Рахима, однако он исходил из собственного оригинального взгляда на геополитику: извечные противники Хивы — Бухара и Коканд ослабли, а Россия — далеко.
Хивинская элита считала, что русская армия пойдет на них с востока, через непроходимые пески и, не солоно хлебавши, отступит. В 1839 году именно так и произошло: русский отряд, вышедший из Оренбурга, не достиг своей цели и после тяжелого похода возвратился. Однако в Петербурге учли печальный опыт и уже знали, сколь опасен такой маршрут. Поэтому в 1869 году русские высадили десант на восточном побережье Каспия и построили там укрепление Красноводск (ныне — Туркменбаши). Благодаря этому порту Россия получила возможность быстро перебрасывать войска с Кавказа на противоположный берег Каспийского моря.
Когда сведения о русском десанте на Каспии достигли Хивы, хан начал действовать. Хивинцы заваливали и отравляли колодцы на пути возможного движения нашего отряда. Возводились укрепления, местному населению предоставляли налоговые льготы, чтобы перетянуть их на свою сторону, и сверх того — обмелили проток Аму-Дарьи Талдык, чтобы осложнить судоходство.
Переполошилась не только Хива, но и Лондон, и даже Калькутта — столица британской Индии. Англичане, как опытные шахматисты, тут же представили себе многоходовую комбинацию: русские построили Красноводск, значит, возьмут Хиву, а там рукой подать и до афганского Герата, то есть ключа к Индии.
Обязательство России уважать суверенитет Афганистана на время успокоило Лондон, и британские стратеги Хивой пожертвовали, как пешкой. А вот хан, перепугавшийся было в 1869 году, вновь ободрился: русские, оказывается, высадили небольшой отряд в Красноводске, а вовсе не огромную армию; время идет, Россия на Хиву не нападает; значит, ханство неуязвимо. Так думали в Хиве и сильно ошибались.
Кауфман написал хану очередное письмо, где предлагал мир на следующих условиях: Хива освобождает захваченных русских подданных, предоставляет нашим купцам те же права, какими пользуют хивинцы в России, и прекращает покровительствовать антироссийским мятежникам. Через некоторое время пришел высокомерный ответ: «Наш государь желает, чтобы Белый Царь, по примеру предков, не увлекался обширностью своей империи».
Вот так хан упустил последний шанс избежать войны с Российской империей. Петербургу надоели бесконечные препирательства, и Кауфман получил приказ взяться за оружие. Генерал-губернатор основательно подошел к походу. Проводили рекогносцировку местности, составлялись четкие инструкции для командиров отрядов, закупались верблюды и все необходимое для снабжения. Интересно, что наступление на Хивинское ханство производилось сразу с нескольких сторон, и колонна Николая Александровича Веревкина опередила остальных. Кстати, Веревкин был одним из тех, кто в сражении при Черной речке времен Крымской войны вел себя столь храбро, что получил тогда в награду Золотую саблю.
28 мая 1873 года части Веревкина вышли к Хиве. Гарнизон встретил русских канонадой из орудий. Наш командир получил тяжелое ранение в лицо, и руководство атакой перешло к начальнику штаба полковнику Саранчеву. Первый натиск русских хивинцы отбили, но затем согласились на переговоры. Впоследствии историки гадали, что это было: штурм или рекогносцировка боем?
Тем временем к месту сбора всех русских колонн подходил отряд самого Кауфмана. Когда он стоял в 20 км от Хивы, туда прибыл двоюродный брат хана Инак-Иртазали, который привез сообщение о капитуляции Хивы. Оказывается, хана уже свергли, в городе новая власть, а у стен стоит Михаил Дмитриевич Скобелев, который явно готовится взять Хиву. Кауфман срочно отправил ему записку: «Стоять на месте и не лезть вперед». В свою очередь, Скобелев запросил у командования ракеты, так сказать, на всякий случай. Когда взвод ракетных станков прибыл, Скобелев вошел в город, игнорируя приказ. А тут еще и сам Веревкин открыл боевые действия, что совсем уж поразило Кауфмана! Разыгрывалась настоящая комедия: штурм Хивы, которую никто не защищает. В дореволюционной историографии случившееся назвали «опереткой».
29 мая 1873 года все было кончено, Хива официально сдалась, а Кауфман провел расследование странного поведения своих подчиненных. Кто был инициатором «оперетки», выяснить не удалось, но подозревали Скобелева, известного своей жаждой наград и славных побед.
Итогом хивинского похода 1873 года стал договор, по которому ханство превращалось в русский протекторат. В администрацию города вошли представители России. Рабство, царившее в Хиве, отменялось, свергнутого хана восстановили на престоле, но ограничили его власть.