В 1956 году, в честь 500-летия Нандорфехерварской битвы, Будапешт превращают в руины. Советская Армия, возродив традиции 1944-го, распространила их на некоторые дополнительные объекты. Город весь издырявлен снарядами, дыры зияют в домах и промеж домов, новые дыры не отличить от старых, и становится постоянной темой вопрос, пострадал ли тот или этот дом во время осады или в дни революции, в 56-м или в 44-м, нет, этот в 44-м не мог, он же новый, да какой там конструктивизм, что, не видишь, как выгнута у него терраса! Но вот пошел снег, дыры скрылись, потом выпал новый снег, свежий снег смешался со старым, и никто уж не мог сказать, какой снег — старый? новый? — залепил эти раны; люди ждали тепла, изнуренные бесконечной стужей. Сорок тысяч больших дыр и несколько миллионов маленьких. Будапешт — продырявленный город. В этом дырявом городе я родился, дырки от пуль на стенах больницы, то же самое — на кладбищенских плитах. У меня на глазах в могилу барона Мано Кручины Шванбергского (и супруги его Марианны) прошмыгнул двухметровый уж. Барон умер в 56-м, Марианна — в 44-м. Потом могильный камень исчез, и на месте его осталась дыра. Затем на месте дыры появилась другая могила. Круговорот дыр в природе. Дом, в котором мы жили, был построен на месте дыры, оставшейся от дома моего деда. Мой отец играл в детстве в воронках от бомб, упавших в наш сад. Воронки побольше использовали для застройки, поменьше — под мусор; в конце сада лежали навалом отслужившие свой срок кинескопы и радиодетали; кладбище информационного лома на горе Сабадшаг. Как-то в одной из дыр мы нашли настоящую бомбу с крылышками, она тоже была дырявая: кто-то свинтил взрыватель. Мы любили, забравшись на каменную ограду, совать пальцы в дырочки и, зажмурив глаза, представлять себе пулю. Новейшая история Будапешта писана азбукой Брайля. Будапешт недоступен свободному взору, Будапешт нужно осязать, познавая через наколотые на стенах дырки. Читать между строк, читать его иероглифы во всю стену, лирические и эпические вариации, граффити войны, шероховатые эротические послания, вывороченный наизнанку архив. Жизнь Будапешта продолжается в новых дырах. Их рождают новые нужды города, там и тут ни с того ни с сего возникают проплешины, различимые даже на карте, и так же внезапно исчезают под натиском офисов. Свои дыры, маленькие и большие, неустанно проделывает в городе мафия. Меняется аура дыр. Жизнь дыр девяностых годов эфемерна: не успеет дыра появиться, как ее уже залатали. То ли дело былые дыры: долговечный 9-миллиметровый калибр, внушающий уважение 23-й, оглушительный 38-й и сотрясающий стены 85-й. Дыры старых добрых времен.

В Эсеке и Вуковаре я напрасно совал палец в дырки. Никакого кайфа. Дома были такие же, как в любом венгерском городке, но дырки были чужими. Казалось, расстреливали именно дома, а не людей, вымещая обиды на стенах, в которых так и остались пули. Здесь не было ни великого дела, ни великих героев. Гипсовые ангелы монархии с простреленными лбами, эстетика тупого умышленного разрушения в духе мачо. Южнее на дорожном знаке — плакат с Караджичем и надписью: «Мужчина, который не предал».