Глава I. В институте
Стенные часы прохрипели и начали медленно бить. Последний удар гудел в пустынном кабинете долго и низко, растворяясь в тишине.
За столом сидел и писал человек. Бой часов отвлек его от работы. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Военный инженер первого ранга Алексей Федорович Сергеев с утра не выходил из кабинета. Он заканчивал последние расчеты по своему изобретению. Скоро в производство. Великолепным успехом увенчались почти полуторагодовые искания и экспериментирования. Теперь все. Огромный вклад вносится в оборону родины…
Сергеев открыл глаза и только сейчас сообразил, что так и не досчитал ударов часов. Он снял с настольной лампы абажур и, жмурясь от резкого электрического света, взглянул на часы.
— Ого! Одиннадцать.
Встал, разминая плечи, задумался и снова склонился над цифрами и чертежами.
В дверь тихо постучали.
— Кто?
— Я, Алексей Федорович, открой.
Сергеев узнал голос секретаря партийного комитета Логинова.
— Сейчас, — быстро ответил он, свернул чертежи, убрал их в несгораемый шкаф и подошел к двери.
— Здравствуй, затворник, — проговорил Логинов входя. — Я думал, кроме меня, никого не осталось. Посмотрел — в твоем кабинете свет: дай, думаю, зайду, вместе домой поедем. Ну, как дела?
— Да как будто ничего…
— Знаем мы это «ничего». — Логинов засмеялся.
Он подошел к окну. Опытный завод примыкал к главному корпусу научно-исследовательского института. За широкими переплетами ярко освещенных заводских окон виднелись станки, величественные агрегаты. Здесь, в цехах опытного завода, претворялась в жизнь творческая мысль изобретателей. Последнее время завод жил особенно напряженно. Готовились принять на производство изобретение старшего научного сотрудника Сергеева.
— Смотри, — сказал Логинов, показывая на завод: — все готовы, дело за тобой.
— У меня тоже почти готово, — ответил Сергеев.
— Нехорошо, — продолжал Логинов, — что много болтают кругом о твоих работах. Чорт знает, откуда только просачиваются слухи? Изобретение оборонное, а около нас всякие люди могут быть. Надо поговорить с начальником института. Зайдем завтра к нему?
Сергеев кивнул головой:
— Ты прав. Непременно завтра надо поговорить, — и, вспомнив о времени, заторопился: — Поедем, пора спать.
Уже выходя, на лестнице, Логинов спросил:
— Жена еще не приехала?
— Нет, — ответил Сергеев, — каждый день ждем с Мишкой телеграммы. Отпуск у нее кончился сегодня — завтра должна приехать.
Они, переговариваясь, вышли из института.
Над городом спускалась синяя июньская ночь. Дремала окраинная улица. Одинокие фигуры часовых темнели у здания института.
В машине Сергеев сказал:
— Знаешь, я всю жизнь вложил в эту работу. Я много ночей не сплю, и я совсем не устал.
Глава II. Взрыв на заводе
Огромное клыкастое пламя разорвало ночь. Взрыв потряс улицу. Со звоном посыпались стекла. От волны горячего воздуха у ворот завода закачалась черемуха, осыпая белые цветы, с шумом полетела на мостовую тяжелая вывеска магазина. Завыли сирены. И вскоре на ярко освещенной улице у горящего завода появились пожарные машины.
Из центра города, от большого серого здания с большой скоростью шла машина. Она шла, не считаясь с красными огнями светофоров, не замедляла ход на поворотах, и было видно, как человек в машине перегибался к шоферу и, видимо, требовал еще большей скорости. У каменного подъезда института автомобиль остановился. Человек бросился вверх по лестнице. Там бегали люди, слышались возбужденные голоса.
Начальник института столкнулся с вошедшим.
— Товарищ Дымов, — начальник был бледен, у него срывался голос, — товарищ Дымов, вы уже здесь? Очень хорошо… Вы понимаете, на заводе не было ничего взрывоопасного. Ничего. Это диверсия. Явная диверсия. Это…
— Подождите, — остановил начальника Дымов и тихо спросил: — Материалы Сергеева не были на заводе?
— Нет, он еще не сдавал их. Он где-нибудь здесь должен находиться… — Начальник огляделся.
— Вам кого? — спросил, подходя к ним, Логинов.
— Сергеева.
— Он дома, — вытирая со лба пот, ответил Логинов: — мы с ним час тому назад вместе уехали из института.
— Вызовите, пожалуйста, Сергеева, — попросил Дымов, — он, наверное, еще не знает о пожаре.
— Да, конечно, не знает, живет далеко. Я — тут рядом… Только сел ужинать, слышу, взрыв — бросился сразу…
— Надо немедленно позвонить Сергееву, — повторил Дымов, проходя в кабинет начальника института.
Глава III. Телеграмма с юга
Громкий звонок разбудил Мишу.
Миша вскочил с постели и, не одеваясь, побежал в переднюю. Телеграмма из Крыма: «Встречайте пятнадцатого, поезд десять, вагон шесть. Целую. Мама».
— Наконец-то! — обрадовался Миша и на всю квартиру затянул: — «Торреадор, смелее в бой…»
— Мишка, ты с ума сошел! — крикнул из кабинета отец. — Перестань! Сейчас соседи в стену стучать начнут…
Миша просунул голову в дверь кабинета, продолжая: «Торреадор, торреадор…»
— Да замолчи! — смеясь, замахал руками отец. — Кто там звонил?
— Поезд десять, вагон шесть!.. — пропел Миша.
— А-а, — догадался отец. — Ну, вот и хорошо, завтра поедем встречать, — и взял телефонную трубку. — Курский вокзал? Справочную… В восемь тридцать приходит поезд. Марш в постель, сынок! Проспим…
Но Мише не хотелось сразу уходить.
— А что ты не ложишься? — спросил он отца.
— Иди, иди, я еще полчасика посижу.
На столе зазвонил телефон.
— Слушаю. Да, Сергеев… Машина выслана? Выхожу.
Миша увидел, что лицо отца передернулось и побледнело.
— Что случилось, папа?
Сергеев, бросился в переднюю, крикнув на ходу сыну:
— Ложись, Миша, не дожидайся, я задержусь…
Глава IV. Случай с Платонычем
Без десяти минут восемь у подъезда загудела машина. Миша побежал к двери.
«Ну, вот и приехал, — подумал Миша об отце, — сейчас вместе на вокзал».
Но в автомобиле сидел один шофер Платоныч. Он подал Мише записку. Отец писал: «Сын, поезжай на вокзал один. Извинись за меня перед мамой. Я очень занят».
— Что такое? — опросил Миша, усаживаясь рядом с Платонычем. — Где папа?
— Как где? — ответил Платоныч. — Ты что же, парень, не знаешь, что ли, — на заводе ночью взрыв был?! Ну, все там и сейчас.
— Взрыв?
— Ну да. Так рвануло — на улице ни одного стекла целого не осталось. Там милиция кругом стоит, никого не пропускают.
Платоныч дал газ. Автомобиль мягко рвануло вперед.
— Как взрыв? Отчего? — допытывался Миша.
Но Платоныч отвечал односложно:
— Вот разберутся — узнаем.
На углу Садовой Платоныч обернулся к Мише:
— По дороге к тебе у меня давеча такой случай вышел: спустил баллон, а запасного не было. Что ты будешь делать! Придется, думаю, парню на трамвае за мамашей ехать. Смотрю, сзади другая машина остановилась. Вылезает шофер, подходит. «Что, — говорит, — спустила?» — «Да, спустила». — «Могу одолжить баллон, есть в запасе». — «Спасибо, — говорю, — вот как выручишь…» Пока я возился, он рядом стоял. Такой приятный парень. Все расспрашивал, где работаю, сколько получаю, кого возить приходится. Пока я работал, он взял да уехал. Так вот и не знаю теперь, кому баллон должен. Ну, да он найдет. Знает ведь, где я работаю. Вот, Миша, какие дела… Какие хорошие люди есть!
Подъехали к вокзалу. Поезд немного опаздывал. Тонко дребезжали звонки грузовых вагонеток, бегали носильщики, репродукторы настойчиво приглашали зайти к дежурному по вокзалу Пелагею Тихоновну Орешкову, наверное потерявшую документы. Толпились пассажиры с пригородных поездов. В конце платформы звонко смеялась девушка.
Глава V. Крымская знакомая
Поезд подошел к платформе. Еще гремели буфера, но уже слышались приветствия, смех.
Расталкивая народ, Миша бросился к вагону.
— Мама!
— Миша!
— Какая ты стала черная! — воскликнул он, целуя загоревшую щеку матери.
— У вас совсем взрослый сын, Клавдия Павловна…
Миша оглянулся: рядом стояла молодая женщина в скромном костюме, с чемоданом и большим букетом цветов в руках.
— Познакомься, Миша, — сказала мать: — это Нина Дмитриевна — моя знакомая по Крыму.
Нина Дмитриевна опустила чемодан и, улыбаясь, протянула руку.
— Я думаю, что мы и с вашим сыном будем приятелями, — сказала она.
— Конечно, — ответила Клавдия Павловна. — Знаешь, Мишук, Нина Дмитриевна едет очень далеко — на Дальний Восток. Она несколько дней погостит у нас.
— А вы, Миша, должны показать мне Москву, — улыбнулась гостья. — Я здесь в первый раз.
— Пожалуйста, — сказал Миша, — у меня сейчас каникулы.
Он уловил беспокойный взгляд матери и догадался, о чем она хочет спросить.
— Знаешь, мама, папа не мог приехать на вокзал, у него очень важные дела.
— Вот видите, Нина Дмитриевна, — вздохнула мать, — я говорила, что он будет занят.
— О, у вашего мужа такая интересная работа!
— Да, но он мало бывает в семье.
Переговариваясь, они спустились в тоннель.
У выхода на площадь Нину Дмитриевну кто-то толкнул, и она выронила сумочку.
Невысокий, плотный мужчина в военном костюме нагнулся, поднял сумочку и подал Нине Дмитриевне. В руках у него были цветы.
— Старайтесь всё покрепче держать, — любезно проговорил он.
— Благодарю вас, постараюсь.
Человек исчез в толпе.
— Я чуть не потеряла документы и деньги, — сказала Нина Дмитриевна. — И все из-за этих цветов…
— Помоги Нине Дмитриевне, — заметила Мише мать: — какой ты недогадливый.
Миша взял букет. Это были крупные, уже начавшие слегка вянуть белые розы. От них исходил тонкий, нежный аромат.
Миша захлопнул за матерью и гостьей дверцу машины и уселся рядом с Платонычем. Автомобиль пересек площадь и свернул на широкую улицу.
— Смотри-ка, — удивленно проговорил Платоныч, толкнув Мишу локтем и кивая на шоферское зеркало перед собой, — смотри-ка, вот тот парень, что мне баллон одолжил. Ах ты, какое дело!.. Нельзя остановить…
Миша заглянул в зеркало и увидел идущую позади машину. Она шла за ними неотступно…
Вот и переулок, в котором живут Сергеевы. Платоныч остановился у знакомого подъезда. Идущая следом машина сделала крутой разворот, рванулась вперед и скрылась за углом.
Глава VI. После взрыва
Партийное собрание в институте подходило к концу. В повестке дня стоял только один вопрос — о бдительности. В зале было душно и накурено, нехватало стульев, и некоторые из присутствующих расположились на подоконниках.
— Слово товарищу Сергееву, — объявил председатель.
Прежде чем начать говорить, Сергеев внимательно осмотрел сидящих. В зале сидели люди, с которыми он много лет работал, был связан общими интересами, изобретательской и партийной работой… Так почему же большинство выступавших до него говорили, что вчерашний взрыв дело врага? Откуда враг мог пробраться к ним, в их среду? Ерунда, не может быть…
— Товарищи, — начал Сергеев свою речь, — я не могу согласиться с теми, кто считает вчерашний взрыв делом рук врага. На врага, да к тому же непойманного, легче всего валить. Я считаю, что дело проще простого: невнимательны мы — в этом главное. У нас много молодых, малоопытных работников, контроля над ними нет. Крантик, винтик отвернут, да так и оставят. Дело, кажется, пустяковое, а всё, очевидно, отсюда и началось. Невнимательны мы, товарищи, до неряшливости невнимательны. Вот в чем корень зла…
Сергееву не пришлось кончить своей речи. Гул возмущения, протеста нарастал в зале. С мест послышались крики:
— Не туда гнешь, Алексей Федорович… Кабинетным ученым сделался… Не видишь, что вокруг делается…
Сергеев запнулся на полуслове. В чем дело? Что такое? Навстречу ему спешил новый оратор, взволнованный, злой.
— Слово имеет инженер Осипов! — едва успел крикнуть председатель.
А Осипов уже говорил. Говорил взволнованно, нервно. Он не мог удержать слов, гневных, резких, направленных против Сергеева.
— Я не могу согласиться с Алексеем Федоровичем… Нельзя так, Алексей Федорович… Ты старый член партии, а говоришь — неряшливость. Если и есть неряшливость, то это наше благодушие, и твое, в частности. Я считаю, что вчерашний случай требует самых серьезных выводов. Классовый враг не дремлет… Ничего себе, неряшливость!.. Крантики… винтики… Да на заводе любой знает, что нужно быть дьявольски осторожным! Нет, тут не оплошность, товарищи. Дело, по-моему, посерьезнее. Я считаю, что вчерашний случай требует надлежащих выводов и особенно для тебя, Алексей Федорович. Нельзя быть таким близоруким…
Осипов говорил много.
Растерянный, смущенный, Сергеев вышел в коридор и закурил папиросу. Было неловко, досадно на себя. Неужели он действительно ничего не видит? Поднялся наверх к себе в кабинет. Посмотрел на часы. Уже девять. Сегодня приехала жена, а он со вчерашней ночи не был дома. Да, после собрания сразу домой… Зазвонил телефон.
— Да, я — Сергеев. Кто говорит? А, товарищ Дымов… Сейчас домой. А не поздно? Ну ладно, давайте адрес. Нет, нет, конечно, никому. Пока.
Сергеев записал адрес и позвонил в гараж.
Глава VII. Чекист Дымов
Лифт поднял Сергеева на пятый этаж. Дверь открыл Дымов.
— A-а, Алексей Федорович, милости прошу! — улыбаясь, протянул руку Дымов.
— Алексей Федорович, милости прошу!
Вдвоем они прошли в комнату. Небольшой, уютно обставленный кабинет. В углу шкаф с книгами, над письменным столом портрет наркома внутренних дел. Над диваном фотография мальчика лет десяти, удивительно похожего на Дымова. Здесь же, у стены, опрокинутый детский велосипед.
Дымов в форме. На красных петлицах горели знаки различия — по три прямоугольника: капитан государственной безопасности; на груди орден Красного Знамени. Сам Дымов — выше среднего роста, светловолосый, с еле пробивающейся сединой на висках, улыбающийся, с сеткой маленьких морщинок вокруг глаз.
— Прошу извинить, что поздно вытащил вас. Дела серьезные, — произнес он, пододвигая Сергееву стул и протягивая папиросы. — Да! — внезапно вспомнил Дымов. — Вы же, наверное, не ужинали. Безобразно у вас в институте на этот счет дело поставлено: собрание вечером, а буфет закрыт…
«Откуда он знает такие мелочи?» подумал Сергеев.
Дымов сразу приступил к делу:
— Ваше сегодняшнее выступление, Алексей Федорович, было неправильным. К институту приковано внимание врагов. Вы работаете над изобретением огромного оборонного значения. Враги знают об этом, Алексей Федорович. Необходимо быть начеку, особенно сейчас, когда остались считанные дни работы. Вчерашний случай — прямая диверсия, вредительский акт. Нам кое-что известно. Но надо ждать, терпеливо ждать, пока все хвостики не вытащим.
Часы показывали одиннадцать, когда Сергеев вышел от Дымова.
В машине, почти невидимый за рулем, спал Платоныч.
— Домой, Алексей Федорович? — зевая, спросил он.
— Да, Платоныч, пора, и так заждались.
Глава VIII. Гостья оказалась со странностями
Дома ждали Сергеева. Без него не садились ужинать. Перед самым ужином, когда уже сидели за столом, в кабинете задребезжал телефон.
Мише звонил приятель, Сеня Гольдин.
— Алло, Мишка, ты сошел с ума!
— Ты уверен в этом?
— Совершенно. Почему ты не был сегодня на стадионе?
— Был занят по самые уши.
— Алло, ты понимаешь, что можешь погубить честь всей команды? У нас остались решающие тренировки, тысячу чертей на твою голову! Противник набьет нам «всухую» двести голов и не даст плакать, и все из-за тебя.
Миша хохотал в трубку. Это была обычная гольдинская манера разговаривать. Незнакомому человеку он мог показаться страшно грубым. Но Миша знал своего приятеля: за всей его кажущейся на первый взгляд грубостью скрывалась добрая душа хорошего товарища. Оба они учатся в одной школе, оба отличные физкультурники и оба состоят в одной футбольной команде. Несколько лет мальчики крепко дружат, несмотря на то, что Сеня уже «старый комсомолец» и на два года старше Миши.
— Алло, у меня уважительная причина, — проговорил Миша: — встречал мать.
Гольдин помолчал.
— Ладно, так и быть, — проворчал он, — на этот раз прощается… Да, между прочим: я был на тренировке у противника.
— Ну и как?
— Ха-ха! Это просто ерунда. За их нападение я не дал бы и выеденного яйца. Беки тоже так себе. Откровенно говоря, мы набьем им «всухую» двести голов…
— И не дадим плакать, — закончил Миша.
— Ты угадал. Алло, Мишка! Жди меня завтра утром. Есть разговор. Гуд бай.
Миша вернулся в столовую. За ужином беседа явно не клеилась.
— Я так завидую всем изобретателям, — говорила Нина Дмитриевна, — но сама ничего не понимаю в технике.
— Вы отлично владеете техникой плаванья, — сказала Клавдия Павловна: — вы были лучшим пловцом на курорте. Однако я на вас, Нина Дмитриевна, в обиде: вокруг вас столько было военных, а вы меня так ни с кем и не познакомили.
— Право, не такой уж интересный народ, — ответила Нина Дмитриевна, — всё старые друзья по Востоку.
— В будущем году на юг обязательно поедет Миша — ведь он еще никогда не видел моря, — сказал Алексей Федорович.
Он взял сына за подбородок, их глаза встретились, и Миша увидел в глазах отца плохо скрываемое волнение и усталость после бессонной ночи.
— Смотрите-ка, а ведь сын загорел в Москве не меньше, чем мать в Крыму, — закончил отец.
Нина Дмитриевна подняла на мальчика синие глаза.
— Он очень похож на маму.
— О, он с матерью — одно целое! — оживился отец. — И потом они такие друзья, что и водой их не разольешь. Я их называю Бобчинским и Добчинским, а они за это страшно злятся на меня.
— Но ведь мы дома одни, а он вечно занят. Даже сегодня не мог пораньше приехать… И так всегда, — с укором сказала мать.
Гостья тряхнула белыми волосами и горестно вздохнула:
— Увы, мне это хорошо известно. Мой муж тоже военный специалист, и мне по целым дням приходится у себя в Хабаровске сидеть одной.
После ужина все разошлись по комнатам.
Миша уступил гостье диванчик в столовой, на котором он всегда спал, а сам лег в кабинете отца и сразу уснул. Проснулся оттого, что голова сползла с подушки и заныло в затылке. Потирая шею, спустил на пол ноги. В кабинете было темно и душно. Потягиваясь и широко зевая, мальчик чуть приподнял штору и распахнул окно. Тусклый рассвет наплывал на Москву. Наступал тот ранний утренний час, когда городские шумы не надолго стихают. В переулке было пустынно и прохладно. Миша с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух, разглядывая спящий переулок. Вдруг, — может, ему это показалось? — он услышал шум в соседней комнате. Шум заинтересовал его: ведь еще так рано, все спят. Может, кто в окно залез?..
Из столовой чуть пробивался свет. Осторожно ступая босыми ногами, Миша подошел к двери. В замочную скважину Миша увидел, что за столом, закрыв лампу, сидит Нина Дмитриевна и что-то пишет. Она изредка беспокойно оглядывалась на дверь, словно кого опасаясь.
Миша недоуменно пожал плечами: что, она бессонницей страдает, что ли? Но закрытая лампа, боязливые взгляды, которые Нина Дмитриевна бросала на дверь, показались ему странными. Озадаченный виденным, Миша тихо отошел от двери и снова лег.
Глава IX. Нищий
После завтрака отец и мать уехали на службу. Нина Дмитриевна напомнила Мише:
— Вы вчера обещали познакомить меня с Москвой. Поедемте в Третьяковскую галлерею.
— Хорошо…
— Почему вы такой угрюмый? Вам нездоровится?
— Нет, ничего.
— Я сейчас приведу себя в порядок, и поедемте.
Нина Дмитриевна ушла в кабинет. Миша устроился с книгой на диване — ждал приятеля. Хотелось поговорить с Семеном, рассказать ему о взрыве на заводе, о гостье, о том, что видел ночью.
— Мишка, открой! — громко прозвучал в открытое окно голос Гольдина.
Высокий, широкоплечий Сеня стоял посреди переулка, запрокинув голову и щуря глаза. Миша бросился его встречать. Поднимаясь наверх по лестнице, он уже начал рассказывать приятелю о приезде матери, о странной гостье, о том, что видел ночью. Рассказал также своему закадычному другу о взрыве на заводе.
— Вот гады! — Гольдин задумался. — Ну, а что касается вашей гостьи — это ерунда. Ты, Мишка, всегда страдал чувством какой-то сверхбдительности. Сейчас она тебя явно подвела. Так только в книжках бывает, а не в жизни.
Они уселись в столовой на диване. Семен начал говорить приятелю о последней футбольной тренировке. Незаметно шло время… За дверью в кабинете слышались шаги гостьи. Она нервно ходила из угла в угол.
— Слышишь, Сенька, — зашептал Миша, наклонившись к приятелю: — сказала, что сейчас выйдет, пойти собирались вместе, а не идет, мечется по комнате, нервничает, слышишь?
Семен отмахнулся рукой.
Неожиданно два коротких звонка прервали разговор. И сейчас же из кабинета быстро вышла Нина Дмитриевна.
— Сидите, мальчики, я открою, — сказала она и выскользнула в переднюю.
— Подожди, — шепнул Гольдину Миша, — я посмотрю, — и подошел к двери. — Нищий какой-то… Она ему что-то передала. Понимаешь, она ему передала что-то…
Он бросился на диван, взволнованный, тяжело дыша.
— Понимаешь, она ему передала что-то…
Гольдин был невозмутим.
— На то он и нищий, чтобы ему деньги давать. Что ты волнуешься?..
Миша нетерпеливо перебил:
— Нет, нет, я отлично видел что-то белое… Это какая-то бумага… Я пойду за ним… — Он рванулся с дивана.
— Сиди спокойно и не дури, — удержал его за руку Сеня. — Ты пойдешь, а что я буду делать? Вместо тебя в Третьяковку отправлюсь? Скажу: видите ли, Мише некогда, он за нищим пошел следить. Дурак! Я пришел, я и уйду, а ты виду не показывай.
— Прямо удивительно в наше время видеть нищих, — проговорила, возвращаясь, Нина Дмитриевна.
— Встречаются иногда лодыри, — проворчал Сеня, делая рассеянное лицо. — Ну, Миша, я пошел. И так уж на тренировку опаздываю.
Он догнал нищего на улице. Нищий шел в сторону Смоленской площади. Семен внимательно оглядел его.
«Старше меня, на полголовы выше», заметил он.
Они пересекли площадь и снова пошли переулками, которые делались все безлюднее и глуше.
«Этот молодец больше нигде не просит милостыню», подумал Семен, соображая, что нужно предпринять.
Сильный шум на противоположной стороне отвлек его внимание. Группа ребятишек дралась, наскакивая друг на друга. И внезапно мелькнула мысль. Он напружил руки и ускорил шаг. Догнав нищего и поровнявшись с ним, Семен толкнул его плечом. Нищий быстро и, как показалось Сене, испуганно взглянул на него и продолжал итти. Семен ждал всего: ругательств, ответного удара, но не этого. От растерянности даже остановился. Но действовать надо было решительно. И, снова догнав нищего, Сеня вторично толкнул его, вызывающе крикнув:
— Ты чего толкаешься?
Ответа не последовало. На него взглянули спокойные, чуть прищуренные глаза. Человек продолжал итти.
— Ты чего толкаешься? — снова спросил Сеня. — Драться хочешь?
— Пусти, дурак, — ответил нищий.
Стиснув зубы, Гольдин цепко ухватил нищего за ворот и с силой дернул. Затрещали и подползли лохмотья. Не раздалось ни одного крика. Как два зверя, отпрянули они друг от друга и кинулись навстречу. И в этот момент, когда вкладывались все силы, все напряжение для того, чтобы победить, к Семену вернулось его обычное спокойствие и рассудительность. Отличный физкультурник, он сразу почувствовал, что противник сильнее, но не опытнее его. Изловчившись, Семен схватил нищего за голову, зажал ее одной рукой, а другой стал шарить по его лохмотьям. Нащупал что-то, рванул… Посыпались лепестки какого-то цветка, зашуршала под рукой папиросная бумага. Сверток. Схватил его, зажал в кулак…
— Ага, — захрипел он, задыхаясь от борьбы, — цветочки собираешь, гад!..
И в этот момент словно удесятерились силы нищего: он повалил Сеню и стал вырывать сверток из его руки. Они боролись молча. Внезапно мальчик ощутил острую боль в боку и начал слабеть.
Нищий повалил Сеню и стал вырывать сверток из его руки.
— Помогите! — громко закричал он.
Теряя сознание, он услышал чьи-то бегущие шаги. Еще одна попытка нищего вырвать у него из рук сверток… Но Сеня сжимал пальцы из последних сил, уже ничего не видя и не сознавая.
— Вот бандит… Заколол малого… Скорая помощь нужна.
Вокруг Семена собиралась толпа.
Глава X. Ошибка Миши Сергеева
Неясно, как во сне, Сеня Гольдин видел светлую комнату, людей в белых халатах.
— Лежите спокойно, — сказал негромкий голос.
У кровати сидело два человека.
— Доктор, можно? — спросил один.
Другой взял руку мальчика, нащупывая пульс.
— Ему лучше, — сказал он, — только недолго разговаривайте.
Доктор поднялся и вышел.
— В вашем кармане, — обратился человек к Сене, — нашли комсомольский билет на имя Семена Гольдина. Это ваш билет?
— Мой, — Сеня попытался приподняться.
— Лежите спокойно, — улыбнулся человек. — Вы его получите… Скажите, что за пакет был в вашей руке?
— Об этом я хотел бы говорить в НКВД.
— Ничего, говорите обо всем: я следователь.
И тогда Сеня начал рассказывать. Все, что он слышал от Миши, что подозревал сам, как пытался задержать нищего, — обо всем подробно рассказал Сеня следователю. Когда он кончил, следователь поднялся со стула.
— Благодарю вас, — сказал он. — Вы с вашим приятелем сделали огромное, государственной важности дело. Но Миша Сергеев все же допустил большую ошибку. В тот же день, в тот же час, когда у него возникли первые подозрения, он должен был сообщить нам, а сейчас… — Следователь помолчал. — Сейчас я боюсь, что кое в чем мы уже опоздали.
Записав адрес Сергеевых и пообещав еще встретиться и поговорить с Сеней, следователь крепко пожал ему руку и вышел из комнаты.
Глава XI. В Третьяковской галлерее
Миша и Нина Дмитриевна ходили по большим залам Третьяковской галлереи. Миша был рассеян. Он думал о Семене. Хотелось поскорей узнать, что с ним. Чем кончилась история с нищим.
Нина Дмитриевна была очень оживлена. Она подолгу рассматривала картины, восхищалась; жалела, что невозможно всего осмотреть сразу.
— Вы часто бываете здесь? — спросила она Мишу.
— Да, был несколько раз.
— Вместе со своими?
— Бывал с мамой. Папа всегда занят.
— Неужели он так много работает? — удивилась Нина Дмитриевна.
— Очень много. Он всегда поздно приезжает домой.
— Мама говорила, что он изобретатель, — продолжала Нина Дмитриевна. — Почему же ему обязательно нужно сидеть на службе? Ведь можно работать дома… И спокойней…
— Он работает и дома. Привезет материалы, запрется у себя и пишет. — Миша искоса посмотрел на Нину Дмитриевну: что это ее так интересует отец?
…Возвращались домой. Нива Дмитриевна интересно рассказывала о юге, о море. Ее простой, дружеский тон так подкупал, захватывал, что Миша тоже оживился и уже не думал о своих подозрениях.
Они подходили к дому, как вдруг Нина Дмитриевна смолкла на полуслове. Навстречу им из ворот дома вышел мужчина. Поровнявшись с ними, он кивнул головой Нине Дмитриевне. Миша с изумлением взглянул на спутницу: она была бледна и растерянна.
— Миша, вы идите, я сейчас… — Она повернулась и пошла за незнакомцем. Вскоре они оба свернули в проходное полутемное парадное низенького дома.
Миша остановился у забора с наклеенными театральными афишами. Он мучительно напрягал память: где он мог видеть этого человека? Где-то видел… И вдруг вспомнил: рассказ Платоныча о баллоне, возвращение с вокзала, идущую следом машину и незнакомца за рулем. Это он!
У Миши от волнения перехватило горло. Надо немедленно идти следом. Миша рванулся вперед… И в эту минуту по переулку прогремел выстрел, за ним — другой. Когда Миша с прохожими вбежали в полутемное проходное парадное маленького дома, на забрызганных кровью каменных ступеньках, лицом вниз, раскинув руки, лежала Нина Дмитриевна.
В этот вечер к Сергеевым приехал следователь Дымов и передал Мише привет от Сени.
Следователь сидел с отцом в кабинете, просматривал вещи Нины Дмитриевны, потом о чем-то долго беседовал с матерью.
Глава XII. Второй случай с Платонычем
В десятом часу вечера Платоныч вел машину в гараж. Невдалеке от завода его остановил человек. Платоныч затормозил, высунул голову из кабины и сразу узнал.
— А, это ты, парень! За долгом, что ли, пришел?
Человек, улыбаясь, закивал головой и проговорил:
— Наконец-то я дождался… Такое, понимаете, несчастье…
— Что? Или тоже баллон спустил?
— Да. Пришлось машину на даче бросить.
— А где дача-то?
— В Бутове. По Серпуховскому шоссе.
Платоныч легонько свистнул.
— Ничего не выйдет, парень. Оно, конечно, ты тот раз меня выручил, но я в такую даль не могу поехать. Шутка сказать: до Бутова тридцать километров. Баллон вот бери, а я не могу, право.
Человек наклонился к Платонычу и тихо сказал:
— Выручите, я заплачу… Рублей по пять за каждый километр.
Платоныч удивленно посмотрел на него.
— Ты эти шутки брось…
— Подождите… — Незнакомец вынул из бокового кармана деньги и протянул Платонычу. — Здесь полтораста рублей, возьмите…
Платоныч молчал.
— Эх-ма! Где наша не пропадала! — махнул рукой Платоныч. — Садитесь.
Они пересекли Москву. Машина вынеслась на свободное и гладкое Серпуховское шоссе. С полей потянуло влажной прохладой. Впереди, за темными зубцами леса, потухала розовая полоска зари.
— Вы много зарабатываете? — спросил незнакомец.
Платоныч посмотрел на него удивленно.
— Да как сказать? Вроде хватает.
— Налево, пожалуйста, — сказал незнакомец, — вот на эту просеку.
Платоныч сбавил скорость и повернул руль.
Автомобиль мягко закачался на ухабах.
— Вы можете много заработать, очень много, — снова проговорил незнакомец. — Хотите тысяч пять?
Платоныч рывком затормозил. Свет фонарей скользнул по кустам, по веткам мохнатой ели. Сразу стало тихо. На свету плавно кружились мошки. На опушке в овсяном поле кричал коростель…
Платонычу стало не по себе.
— Зачем… За что вы предлагаете такие деньги? — спросил он.
— Вы должны выполнить одно небольшое поручение, — спокойным, грудным голосом заговорил человек. — Совсем маленькое поручение. Завтра инженер Сергеев, которого вы обычно возите, будет очень поздно работать в институте. Мне необходимо с ним встретиться. Я тоже изобретатель, мы с ним работаем в одной и той же области. Но несколько иными методами. Я завтра хочу доказать Сергееву преимущество своих методов.
В голосе незнакомца прозвучала легкая усмешка.
— Завтра остановите машину у места, которое я назову вам… Вы что-нибудь потеряете в дороге и пойдете назад разыскивать, а я в это время коротко побеседую с уважаемым Алексеем Федоровичем. Когда вы будете возвращаться к машине, я встречу вас и вручу деньги… Понятно? Вот вам задаток…
Платоныч сидел, оглушенный услышанным. Мелкие капли пота выступили на его лице. У него не было слов. Он задыхался. Вдруг он дернулся и торопливо полез рукой в боковой карман пиджака. От нахлынувшей ярости его трясло.
— Вот! — наконец вздохнул он и с силой швырнул в бритое лицо деньги. — Возьми свои полтораста рублей, собачья шкура! Гадина!
Он кричал сбывающемся голосом, готовый броситься на этого спокойного, страшного врага, сидящего рядом с ним на одном сиденье.
Неожиданно Платоныч вспомнил, что в ногах у него лежит тяжелый металлический ключ, и он стремительно протянул к нему руку.
— Ну, ну, спокойно! — крикнул человек и отчетливо добавил: — В правой руке я держу револьвер — советую помнить это.
Платоныч тяжело задышал.
— Однажды ночью в сентябре тысяча девятьсот тридцать седьмого года, — снова заговорил человек, — на углу Трубной площади и Цветного бульвара какая-то легковая машина сшибла девочку. Боясь ответственности, шофер вместе с машиной скрылся. Насколько мне известно, милиция до сих пор не разыскала преступника.
Платоныч смотрел на человека широко раскрытыми глазами.
— Я завтра же могу помочь милиции в розыске, — продолжал человек. — Этот шофер — вы.
Платоныч подавленно молчал. Сейчас этот хитрый, всезнающий враг внушал ему только ужас.
— Ну так как же? Согласны?
— Да… — глухо проговорил шофер. — На откуда вы знаете?
Глава XIII. Снова у Дымова
На следующий день рано утром Сергеев приехал в институт. Приближались ответственные дни испытаний. Вчера поздно вечером начальник института предупредил, что уже создаётся правительственная комиссия для приемки изобретения. Но Алексею Федоровичу было не по себе. Этот ужасный случай дома — смерть молодой, жизнерадостной женщины, остановившейся у них, — для него был непонятен.
Поднявшись к себе в кабинет, он закурил папиросу. Задумавшись, подошел к окну… Еще два дня назад, вечером, они разговаривали о юге, шутили, и вдруг такая неожиданная смерть… Чорт знает что!
Сергеев тяжело вздохнул и подошел к столу. Но начать работать не удалось: в дверь кто-то осторожно постучал.
— Алексей Федорович, это я, Осипов. Поговорить надо.
Нетерпеливо пожав плечами, Сергеев вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь.
В коридоре его ждал Осипов. Они были старые сослуживцы. Сейчас Осипов выглядел сконфуженно, лицо его казалось крайне смущенным.
— Алексей Федорович, — сказал он, не глядя на Сергеева, — я никак тебя после партийного собрания поймать не могу. Понимаешь, стыдно мне немного, что я тогда так крепко на тебя обрушился: насчет бдительности и твоего выступления. Все-таки, как говорится, друзья-приятели, и, можно сказать, свинью подложил.
Сергеев громко рассмеялся, добродушно хлопнул по плечу приятеля.
— Что с тобой? С каких это пор ты красной девицей стал? Ты, член партии, увидал, что я чушь говорю, ну и покрыл меня. Все в порядке.
— Да, да, именно так! — горячо подхватил Осипов. — Но ты согласен, что был неправ тогда?
— Видишь ли… — Сергеев задумчиво посмотрел на приятеля. — Происходят вокруг меня странные какие-то вещи. Да оно и понятно: изобретение так велико — не могут им не интересоваться.
— Ты знаешь, — Осипов нагнулся к Сергееву и взволнованно зашептал ему, — я сам чувствую напряженную обстановку в институте. Этот взрыв убедил меня, что враги, есть внутри института и они действуют. После взрыва, прямо тебе говорю, надежнее чувствуешь себя дома, чем здесь, в кабинете. Я, например, много работы беру домой. А ты?
Сергеев пожал плечами:
— Да, приходится. Просто не справляюсь здесь. Через несколько дней начинает работать правительственная комиссия, а у меня еще масса недоделок, вот и приходится ночами дома сидеть…
Договорившись итти вместе обедать, приятели разошлись.
* * *
К концу дня Сергееву позвонил Дымов.
— Алексей Федорович, когда поедете из института, заезжайте-ко мне на пару минут, не больше. Дело есть.
— Хорошо! — обрадованно ответил Сергеев. Ему самому хотелось увидеть Дымова и посоветоваться с ним.
Как и в первый раз, дверь открыл Дымов, провел к себе в комнату. Навстречу поднялся еще один человек. И когда Сергеев, знакомясь, протянул руку и взглянул в лицо незнакомцу, он в испуге отшатнулся. Человек был поразительно похож на него. Уже потом, немного успокоившись, Алексей Федорович разглядел, что сходство это достигнуто искусственно, легким, чуть заметным гримом. Но сходство было велико. Оно подчеркивалось одинаковой фигурой, костюмом.
— В чем дело? Что такое? — растерянно обратился Сергеев к Дымову.
Тот успокоительно кивнул головой:
— Ничего, ничего, все в порядке. Вы, Алексей Федорович, через часик пройдете черным ходом и поедете на моей машине, а товарищ поедет вместо вас. Так нужно. Ну, отправляйтесь, товарищ Ратинов, и будьте как можно осторожнее, строго выполняйте инструкцию.
Человек, похожий на Сергеева, молча кивнул головой, низко нахлобучил шляпу, взял лежащий в углу портфель и вышел из комнаты.
Все произошло в течение нескольких секунд. Сергеев широко раскрытыми глазами проводил незнакомца и тяжело опустился в кресло.
Глава XIV. В назначенном месте
Была ночь. Человек сидел в кабине машины и курил. Кончался город, впереди открылось прямое, гладкое шоссе. И внезапно машина свернула в сторону, к чернеющему лесу.
— Нам нужно в объезд, Алексей Федорович, — невнятно проговорил Платоныч не оборачиваясь: на заставе милиция закрыла все проезды.
Человек в машине не отвечал. Платоныч поглядел назад и увидел, что пассажир его спит.
— Устал за день, наработался Алексей Федорович. Эх, дела, дела! — сокрушенно вздохнул шофер.
Проехав еще с полкилометра, автомобиль остановился.
— Мотор… — глухо пробормотал Платоныч, — воды забыл налить.
Он вылез из машины и пошел к радиатору.
— Тут рядом железная дорога, пойду возьму ведерко воды.
Человек в машине спал.
Платоныч медленно, словно нехотя, ушел в темноту.
Машина стояла на темной дороге; неподалеку шелестели листьями деревья; в небе слабо мигали редкие звезды; где-то издалека слышался шум идущего, поезда.
Внезапно из темноты леса выступил высокий мужчина. Он подошел к машине, осторожно открыл дверь.
— Разрешите спичку, товарищ, — попросил он.
Человек в автомобиле спал.
Осторожно, боясь разбудить, подошедший наклонился и связал спящему ноги. Этого было достаточно, чтобы человек в машине проснулся. Он рванулся было вперед, но незнакомец быстро загнул ему назад руки, скрутил их, завязал рот. Все это было сделано в несколько минут. Человек, заменивший Сергеева, спеленатый, как младенец, был брошен назад на сиденье, в темную кабину машины.
— Идите сюда, — громким шопотом заговорил неизвестный в сторону леса. — Да потушите в фарах свет, чорт вас забери!
Платоныч неловко шагнул вперед, судорожно глотая воздух. Он боязливо косил глаза на закрытую кабину, где лежал человек.
— Вы что с ним сделали? — прошептал он. — Ведь такого уговора не было.
— Уговора с милицией сшибать детей у нас тоже не было, — злобно бросил неизвестный. — Ничего, все в порядке. Быстрее, старый чурбан! Не понимаете, что богатство само идет к вам в руки.
Он положил руку на плечо Платоныча и подбадривающе прибавил:
— А угрызения совести — для слабохарактерных девушек. Слышите: утром вас найдут в машине связанным по рукам и ногам, и никто не догадается подозревать в соучастии. Я сам свяжу вас. Сергееву вы скажете, что напали двое: один на него, другой на вас… и все…
Платоныч молча повиновался. Он послушно лег и позволил себе связать руки и ноги. Кривясь от боли в стянутых за спиной руках, он вдруг о чем-то вспомнил, завозился.
— А деньги?
— Вы с ума сошли! — сказал человек. — Деньги вас могут выдать с головой. Лежите спокойно и молчите, а как только выпутаетесь в НКВД, я немедленно принесу вам тысячи. Да, да, можете не беспокоиться.
Платоныч хотел что-то возразить, но незнакомец грубо втиснул ему в рот тряпку. Шофер с ужасом следил за движениями его быстрой темной фигуры. В тишине отчетливо загудел паровоз; проходил мимо поезд. Незнакомец в бешенстве стукнул кулаком, проворчал ругательство:
— Не успел!
Он сел за руль и включил мотор. Машина двинулась вперед, повернула за деревья, выехала на пустынный переезд железной дороги. Здесь она остановилась. Далеко в темноте мерцали красные огоньки уходящего поезда. Незнакомец выскочил из кабины и, зажав подмышкой портфель Сергеева, сбежал с насыпи. Добежав до деревьев, он оглянулся. На железнодорожном полотне темнела поставленная на рельсы машина.
— Так лучше. Через час все будет кончено, — криво усмехнулся человек.
— Через час все будет кончено, — сказал человек.
Глава XV. Последнее звено
Ночью инженер Осипов работал у себя дома. Он жил в маленькой квартире один. «Старый холостяк», шутливо называли его в институте. В комнате было тепло и уютно. Между двумя большими окнами — письменный стол. Настольная зеленая лампа поставлена на окно, и ровный, спокойный свет ее падал на стол, погружая в полумрак комнату.
Осипов — старый инженер. (На медной дощечке на двери квартиры «Инженеръ Осиповъ» написано с твердыми знаками — так осталось от старых времен.) До революции пятого года работал мастером на заводе Высоцкого. А к семнадцатому году на том же заводе был уже большим человеком, почти техническим директором.
После революции пришлось начинать снова…
Теперь Осипов — старший научный сотрудник военного научно-исследовательского института, член партии с 1932 года.
Время приближалось к часу ночи. Внизу по темному переулку проехала машина. Снова тихо. Осипов сидел за столом, писал и часто, нервно поглядывал на часы, словно кого-то поджидая.
В дверь квартиры тихо постучали. Осипов порывисто встал, поспешно подошел к двери, открыл — и в испуге отшатнулся. Ждал не этих.
В комнату вошли двое незнакомых, молодых.
Один из вошедших молча протянул бумагу. Осипов взял, глянул… Ордер на обыск и арест, и его фамилия. Пожал плечами:
— Пожалуйста.
Томительно тянулись минуты. Сидя в кресле в углу, Осипов наблюдал за обыском.
— Это ошибка, явная ошибка…
Люди не отвечали. Они просматривали книги, бумаги.
— Вам темно, — внезапно вспомнил Осипов. Он быстро встал с кресла, подошел к окну и взял лампу.
Один из пришедших улыбнулся.
— Ничего, не беспокойтесь, — и, бережно приняв из рук хозяина лампу, снова поставил ее на окно. — Пусть стоит здесь… отсюда виднее.
Осипов беспомощно опустился на стул. Лицо его побледнело, и мелко задрожали руки.
Глава XVI. Человек с портфелем
Долго бежал в темноте человек, прижимая локтем портфель. Лес кончился. Кривыми окраинными переулками добрался до конечной остановки трамвая. И почти тут же следом за ним, покачиваясь, подошли к остановке двое запоздалых гуляк.
— Опоздали, Петруша: все трамваи спать уехали. Где же мы спать будем? — сокрушенно сказал один.
— Не может быть. Еще один трамвай обязательно будет, — успокаивал его приятель: — движение кончается пол-второго, а сейчас двадцать минут второго.
И действительно, вскоре показались два разноцветных огонька: подходил трамвай.
Человек с портфелем вскочил в первый вагон. Пересмеиваясь и толкаясь, запоздалые гуляки забрались в прицепной. Пролетали остановки. На окраине города сошел с трамвая человек с портфелем. А через минуту спрыгнули на ходу и подгулявшие приятели.
Человек шел быстро, не оглядываясь. Свернул в один из переулков, остановился у серого двухэтажного особняка и посмотрел вверх. В окне второго этажа горела лампа. Человек оглянулся, осторожно открыл дверь и вошел в подъезд дома. В переулке опять стало тихо, пусто. И внезапно из темноты вышли, покачиваясь, две фигуры. Это опять были те же подгулявшие приятели. Они, видимо, устали и брели молча. Вот и парадное, куда вошел человек с портфелем. На двери медная дощечка: «Инженеръ Осиповъ».
Человек поднялся по темной лестнице уверенно, как в хорошо знакомом доме, и тихо постучал в дверь. Открыл кто-то незнакомый:
— Входите, входите, вас-то мы и ждем!
Сразу все стало ясно. Захлопнул дверь, бросился вниз по лестнице, к выходу. Рванул дверь на улицу, выскочил — и сразу лицом к лицу столкнулся с двумя приятелями, поднявшими наганы.
Глава XVII. В лесу
В лесу было тихо. Платоныч с ужасом ждал гула приближающегося поезда, который мог послышаться каждую минуту. Гибель казалась неизбежной. Время тянулось бесконечно долго. Но вот напряженный слух уловил еле слышный шорох шагов. К автомобилю подошли люди, и через несколько секунд машина, управляемая опытной рукой, тихо спустилась с переезда и стала среди деревьев. Пришедшие начали развязывать Платоныча и «Сергеева».
Платоныч сладко потянулся.
— Ну, парни, думал, совсем нам капут. Где же это вы запропали? Прямо ждать перестал.
— Действительно, пришлось вам пережить неприятные минуты, — ответил один из пришедших. — Ничего не поделаешь: надо было дать зверю подальше уйти. Впрочем, бояться нечего было: мы ведь следили за каждым его шагом, и в случае чего…
Другой рассмеялся, обращаясь к Платонычу:
— Ты, товарищ, настоящий артист! Замечательно себя вел, даже о деньгах не забыл спросить. Молодец, очень хорошо!
— Хорошо-то, хорошо, — угрюмо буркнул Платоныч, — а вот что мне Алексей Федорович скажет! Ведь я его не предупредил…
— И правильно сделал.
— Алексей Федорович, — Платоныч обратился к Сергееву, — тут такая история вышла… Не велел мне товарищ Дымов ничего вам говорить. Сам обещал все сказать. Уж вы как-нибудь с ним считайтесь, а на меня, право, ругаться не стоит.
В ответ послышался легкий смешок.
Платоныч поднял глаза.
Вместо Сергеева на него смотрело молодое улыбающееся лицо.
Глава XVIII. Награда
— Награда народного комиссара, дорогие друзья, ко многому обязывает. Вы заслужили ее. Нужно стараться и в дальнейшем быть такими же настойчивыми, бдительными, смелыми, какими вы показали себя в этом деле…
Дымов замолчал, потер пальцем сросшиеся брови. За дни знакомства Миша и Семен хорошо изучили этот жест. Как только Дымов задумывается, рука тянется к лицу, и пальцы начинают теребить брови или старательно поглаживать сверкающие сединами виски.
— И еще, ребята, не нужно болтать. Все, что вы слышали здесь, непосредственными участниками чего явились, должно храниться в тайне. Никаких разговоров! Понятно? Никаких!
Друзья молча кивнули головами. Сегодня они были счастливы, как никогда. Только что следователь вручил им награду народного комиссара — каждому золотые часы с надписью: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией».
Разговор кончился. Дымов поднялся с дивана и протянул руку.
— До скорой встречи, товарищи.
Миша и Семен вышли из кабинета. Несколько секунд Дымов задумчиво стоял посреди комнаты. Последние дни он почти не спал. Шла борьба, отчаянная борьба. Враги дрались, защищались, пытались переходить в наступление.
«Дрались… Борьба…» Дымов улыбнулся, мысленно произнеся эти слова. Нет, это нельзя назвать борьбой. Горстка озверелых бандитов, диверсантов, убийц, лакеев иностранных разведок противопоставила себя всему народу. Сергеевы, Сеня Гольдин, Платоныч — вот они миллионы глаз советского народа, миллионы глаз советской разведки. Какая может быть борьба с бешеными собаками!
Дымов подошел к столу, снял телефонную трубку.
— Зинуша, я сегодня приеду домой обет дать… Нет, нет, обязательно приеду… Ну что же: вчера не мог… Ну да, и позавчера не мог, а вот сегодня, обязательно приеду. Сразу и поем за три дня.
Улыбаясь, опустил трубку. Через несколько мгновений он снова позвонил:
— Дежурный? Говорит Дымов. Пришлите Осипова.
Глава XIX. Допрос
Вскоре за дверью послышались шаги. Конвоир ввел в кабинет Осипова.
— Слушайте, — взволнованно заговорил Осипов, когда они остались вдвоем: — могу я наконец узнать, что еще хотят от меня? Я, кажется, все сказал. Да, я признаюсь в принадлежности к троцкистам, но у меня были только разговоры и никаких серьезных дел. Я признаю, что за это должен понести наказание. Но что еще вы хотите от меня?
Он казался таким возбужденным, что даже его сиплый голос звучал сейчас звонко и негодующе.
— Успокойтесь и сядьте, Осипов, — сказал Дымов, перелистывая бумаги, лежащие на столе.
Осипов стоял перед ним злой, взволнованный.
— Умоляю, скажите, в чем же еще меня подозревают? Я скоро с ума сойду, делая всякие предположения… Так внезапно оторвали от работы, от друзей…
— Садитесь, Осипов, — уже резко повторил Дымов. — Перестаньте ломаться. Вы знаете не хуже меня, почему вы здесь.
Осипов грузно опустился в кресло перед столом.
— Это произвол, — тяжело вздохнул он, помахивая рукой. — Я буду жаловаться наркому, в ЦК партии. Я сразу же во всем признался, во всем…
— Вы очень однообразный собеседник, Осипов. Мы в третий раз беседуем с вами, и в третий раз вы начинаете с жалоб. Итак, вы собираетесь писать в ЦК?
— Да.
— Надо думать, что в письме вы укажете, что человек вы тихий, безобидный, нигде не делали никому вреда. Так, говорили глупости, и всё. Честный, советский работник. Не так ли?
— Да, да, уверяю вас, именно так.
Дымов задумчиво посмотрел на арестованного.
— Вы даже хуже, чем я думал, — наконец сказал он. — Какое бессмысленное поведение на следствии! Единственный путь, который вам остался, — это путь чистосердечного признания, и вы упорно не хотите на него встать. Хорошо, пишите наркому, пишите в ЦК, — не забудьте только упомянуть о некоторых записках, которые вам писала одна интересная молодая женщина, о ее фамилии в вашем блокноте. Обязательно об этом тоже напишите.
На лице Осипова было явное недоумение.
— Я вас не понимаю, — проговорил он.
Дымов пожал плечами.
— А ведь это понятно. Напишите о вашей знакомой, Нине Дмитриевне. Напишите наконец, что вы смирный, честный работник, очень любите цветы, особенно белые розы.
Небритое лицо Осипова бледнело. Он долго молчал, вобрав в плечи голову.
— Вам все это известно? Не может быть! — тихо проговорил он.
— Да, Осипов, нам многое известно. Надо думать, теперь вы будете говорить.
Осипов помолчал.
— Хорошо, я все скажу. Но уверяю вас, что я не знаю преступлений этого человека, которого вы вместе со мной арестовали у меня в квартире.
— Это называется: постепенная сдача позиций, — усмехнулся следователь. — Не выйдет, Осипов. Таким образом, вы признаете, что Нину Дмитриевну вы знали и о ее приезде вам также было известно. Что вам известно о Нине Дмитриевне?
— Что она троцкистка.
— И только?
Осипов молчал. Было видно, как дрожала его пухлая рука, лежащая на кресле.
— Ну, ну, говорите, Осипов.
— Нет, не только, — он с трудом проглотил слюну. — Нина Дмитриевна — шпионка, крупная шпионка, связанная с резидентом разведки.
— Дальше.
— Ее шпионская работа заключалась в том, что она путем близких знакомств с военными получала важные сведения оборонного характера.
— Еще что?
— Когда стало известно о выдающемся изобретении Сергеева, разведка им очень заинтересовалась. Были указания раздобыть его во что бы то ни стало.
— Ну, а при чем тут Нина Дмитриевна?
— Ей было предложено сблизиться с Сергеевой, отдыхавшей в это время на юге, вернуться вместе с ней в Москву и временно остановиться у них.
— Таким образом пытались заполучить материалы?
— Да. Я уже сказал, что приезд Нины Дмитриевны связан не только с этим. Она везла шпионские сведения…
— Куда?
— Они должны были попасть непосредственно в посольство здесь, в Москве.
— А вы при чем тут?
— Я… я… должен был кое-что посмотреть в этих документах, разобраться в них, указать на главное.
— Ага. Своеобразный технический консультант при господине после? Хорошая карьера для так называемого «политического противника», троцкиста. Вы же и должны были передать эти материалы?
— Да, Нине Дмитриевне нельзя было это делать — боялись провала.
— А провал все-таки произошел?
Маленький человечек посмотрел на следователя и беспомощно развел руками:
— Что делать! Мы не ожидали этого.
— Да, Осипов, вы многого не ожидали. Думали о единоборстве с небольшим отрядом чекистов. Надеялись, что от них надежно спрятаны. Забыли о советских людях, о советском народе, внимательно следящем за врагом. Этих-то людей вы и не учли. Плоховато вы рассчитываете. Ну, а зачем убили Нину Дмитриевну?
— Это уже произошло помимо центра. Мне известно, что разведка после истории с нищим, когда материалы оказались у вас, боялась провала… Арест Нины Дмитриевны был неизбежен… И вот ее решили убить.
— В благодарность за работу?
Осипов молчал.
— Значит, если бы, например, узнали, что вас арестуют, вас бы тоже, пожалуй, постарались убрать? Ну, ладно, перейдем дальше. Следовательно, после провала с нищим и Нины Дмитриевны вы перешли в лобовую атаку. По-видимому, так надо понимать нападение в лесу?
— Да, решили действовать крайними мерами. Но это уж дело рук разведки, а не троцкистского центра.
Дымов досадливо отмахнулся, как от надоедливой мухи.
— Да не пытайтесь вы разделять эти вещи! Вы же сами достаточно убедительно доказали, что эти понятия неразделимы. Вы сообщили разведке, когда и куда поедет Сергеев, по вашим указаниям она действовала, и портфель Сергеева должен был попасть к вам, к «техническому консультанту» разведки. Но и здесь просчет. Плохо знаете советских людей. Думали тысячами купить шофера, запугать старого Платоныча историей с сшибленной девочкой? Не вышло. И здесь просчитались.
Дымов поднялся из-за стола.
— Вот вам бумага: пишите подробно, обо всем пишите. Начните со взрыва на опытном заводе.
В кабинете стало тихо. Слышен был скрип пера.
