Когда луч солнца в очередной раз прокрался в круглое оконце под самым потолком и погладил теплой лапкой щеку Гвенн, а гул проснувшейся Океании заполнил уши, царевна окончательно решила, что болеть ей хватит. Можно бока отлежать. Да и одной магии для владения оружием и собственным телом мало, надо, чтобы оно само помнило движения.

Так вся жизнь пройдёт в постели! Не то чтобы Гвенн была против постельных забав, но лежать и ничего не делать — это мрак и ужас, это личный мир теней, который царевна не пожелала бы никому.

Она с трудом приподняла руку, осторожно прикоснулась к щеке, груди, предплечью, порадовалась гладкости кожи и отсутствию боли, провела по волосам, отросшим до плеч, и поняла, что боги моря и суши были милостивы к ней. Распахнула веки и подскочила на постели.

Перед глазами взвился рой чёрных мальков.

— Вот же торопыга-кузовок! — Лайхан бережно уложила царевну обратно.

— Нис? А где же Нис? Он…

Гвенн внезапно осенило, что лежит-то она одна, лежит в покоях царевича, а он вряд ли привычно спит на полу — на боку, выставив вверх широкое плечо, скрестив ноги и подложив руку под голову.

Сердце сжалось от непоправимости потери, застучало в груди, забилось, подобно глупому карасю. А вдруг он не приходил, а вдруг ей привиделось? А вдруг она не успела, не уберегла этого глупого фомора?

— Что царевна желает узнать?

Русалка улыбнулась полными выразительными губами, тёмно-синий цвет которых уже перестал смущать Гвенн. Затем изящным жестом забросила за спину тонкие смешные косички, свисавшие до груди и перевитые золотыми жемчужинами. Сложила перекрещенные руки на груди и склонила голову.

— Я отвечу на все ваши вопросы, царевна, и предоставлю всё, что потребуется.

Понимая, что выглядит жалко и говорит жалобно, Гвенн пробормотала пересохшими губами:

— Ши-саа Лайхан, скажи мне… Скажи, пожалуйста, что у него всё хорошо!

— У него всё хорошо, — повторила русалка и тут же поднесла горячее питьё.

— Это ты говоришь, потому что я попросила? — глотнув, опасливо выдавила Гвенн, привычно прокручивая в уме все возможные способы сказать правду — и в то же время солгать.

— Это я говорю потому, что у нашего царевича на самом деле всё хорошо. Не волнуйтесь за него, волнуйтесь за себя. Ох, царевна, как же вы плохо выглядели, когда вас только принесли!

Лайхан прижала к щекам ладони, и Гвенн невольно залюбовалась ею. Каждый жест сирены казался отточено красивым, но в то же время естественным. Надо будет взять на вооружение, хотя русалка явно не играла.

— Но сейчас, спустя месяц…

— Месяц?! — Гвенн вновь подскочила в постели, и Лайхан вновь её уложила, на сей раз куда более настойчиво.

— Крылья керранов пропитаны ядом, а сами они пожирают жизненную силу.

Гвенн с содроганием припомнила тупые морды мерзких тварей, одержимых одним желанием — убить!

— Вы были истощены, отравлены, обожжены внутри и снаружи. Царевич Нис, да будет ему волна всегда гладкой, пострадал куда меньше и пришёл в себя только лишь от того, что Айджиан сильно гневался, и от тревоги за вас. Морской царь, владетель четырёх океанов и морей без числа, тоже печалится о том, что знакомство с прекрасной Океанией выдалось для вас столь неласковым.

Гвенн отмахнулась.

— Передайте его величеству, что я благодарна за заботу и мне всё нравится. Особенно тот рыбий суп, что он сварил из керранов!

— Уха. Он называется уха.

— Пусть будет уха. Я это запомню. Надеюсь, эти твари сдохли окончательно!

— Вряд ли, моя госпожа, — вздохнула Лайхан и прикрыла глаза пшеничными стрелками ресниц. — Они плодятся с немыслимой скоростью, выживают даже во льдах и прячутся в самые мелкие отнорки.

Створки покоев царевича распахнулись, и в комнату ворвался Нис. Двое незнакомых ши-саа встали по две стороны двери и замерли синими статуями. При оружии, что в столице дозволялось немногим.

Нис. Живой, здоровый, синий!

Она чуть было не хихикнула от этой мысли. Нет, не синий — яркая бирюза, переплетение воды и суши, дитя двух миров. Наверное, ему было очень неуютно под водой. Или наоборот? Надо будет спросить потом. Потому что Нис упал перед Гвенн на колено, подхватил руку, прошептал:

— Гвенни.

Кушак глубокой сини подчёркивает стать, пушистый мох украшает край изумрудного кафтана, оттененного лимонной рубашкой, а узкая золотая корона прихватывает иссиня-чёрные волосы.

Вышивка, драгоценные камни, дополняющие платье царевича… Пожалуй, сама Гвенн не выбрала бы наряда лучше.

Да Нис сам будто сияет изнутри и смотрится очень благородно, достойным сыном Айджиана, пусть и рождённым когда-то на суше. И он таким является, в отличие от многих и многих ши с королевской кровью.

А как выглядит она? Нечёсаная со сна, ненакрашенная, неумытая! Хотя, наверное, умытая, раз вокруг вода. И ловкие рыбки, кажется, уже приплывали.

Какая на ней одежда? Что-то столь тонкое и шелковистое, что почти не ощущается. Гвенн вспыхнула от взгляда Ниса… Нельзя смотреть на неё с таким видом!

— Почему? — привычно упрямо произнёс её муж, опустив голову так, что на Гвенн уставились витые рога.

Она опять произнесла вслух то, что подумала.

Почему? Почему она все время не сдерживается с супругом, вот это — почему.

— Выйдите все, — приказал царевич.

Лайхан выплыла первой, поманив за собой новоявленную охрану.

Стражи вышли, плотно закрыв за собой двери.

— Ты прекрасна. Волосы черны и блестящи, кожа белоснежна, а глаза — словно льдинки в северном море.

И как понял, что её беспокоит?

Гвенн успела рассердиться на себя из-за того, что вновь потеряла дар речи, а Нис тем временем отодвинул широкий рукав её легкого платья и дотронулся губами до запястья. Огладил ладонью до локтя и обратно, затем, не спуская с Гвенн тёмно-зелёного бархатного взгляда, принялся целовать её руку — от запястья всё выше и выше. Вернулся к ладони, словно не замечая, как трепещет Гвенн, прижал её руку к своей щеке и замер, вглядываясь в лицо.

— Сегодня День благословения воды. Отец хочет, чтобы я присутствовал, но ты ещё слишком слаба, и я решил, что…

— Что?! — с Гвенн слетела вся томность. — Сегодня? Когда?

— Вечером.

— Вечером, Нис, — приподнялась на локте Гвенн, покидая благословенную поддержку подушек, — вечером я буду готова.

Приподнялась с трудом, что не осталось незамеченным для царевича. Он вздохнул глубоко.

— Ты запретишь мне? — вырвалось слишком резко. Гвенн прикусила губу от волнения.

— Как своей жене? Мог бы.

Опять провёл ладонями по её плечам, забавно и непривычно охватывая пальцами — словно беря в кольцо. Подхватил одной рукой под спину, а другой — под затылок, так, что стало уютно и спокойно. И когда Гвенн, зажмурившись, потянулась губами, поцеловал тоже необычно — в подбородок. Потом оторвался и прошептал, пряча улыбку в зелёных глазах.

— Но не хочу.

— Правда не хочешь? — промурлыкала царевна.

— А ты правда хочешь узнать это, Гвенни? — голос стал хриплым, низким, тягучим, как айстром.

Он путал, подавлял, и царевне захотелось то ли шагнуть вперёд и ощутить эту негу, то ли отодвинуться, скинуть с себя этот морок.

— Что я могу узнать нового, Нис? — небрежно повела она плечом.

— То же, что и я. Как оно бывает, когда делишь не только ночь, но и жизнь. Когда, просыпаясь утром, не торопишься уйти. Когда доверяешь. Ты доверяешь мне, Гвенни? Хотя ты, наверное, слишком слаба для разговора.

Этот хитрец слишком ловко вёл допрос, забравшись под её рубашку. Да ещё подначивал, упирая на слабость.

— Двое стражей за дверями тебя не смущают? — метнула Гвенн томный взгляд сквозь опущенные ресницы, окончательно откинув голову на поддерживающее её плечо. — Я, знаешь ли, не привыкла сдерживаться.

Нис вздохнул, словно мысли об опыте жены были ему неприятны. Однако поглаживать не перестал.

Зрачки его сузились, обнажив ясный, золотистый цвет радужки, бархатно-тёмный лишь по краю.

— …значит, доверяешь, — всё тем же невыносимо низким голосом подытожил он, не спрашивая, утверждая, пока Гвенн откровенно любовалась его лицом и вздрагивала от ласки пальцев, вычерчивающих овалы на её животе.

На что это она согласилась?

— Что до стражи… в Чёрном замке её столько, словно волки постоянно с кем-то воюют. Тебе не привыкать. А двери я запечатал, Гвенни. Могу я просто поговорить со своей женой?

— Что ты хочешь узнать, Нис? Ах… — это было слишком. Слишком приятно, слишком непривычно для Гвенн, привыкшей быть первой, ведущей во всём, даже в постели. А эта невозможная, томительная нежность Ниса…

— Нет-нет, — поймал он её руку и отвёл за спину, — помни, ты доверяешь!

Завязал рубашку на запястьях Гвенн.

— Тшш…

Он то прикасался кончиками пальцев, то гладил всей ладонью, выискивая наиболее чувствительные места. Нежил грудь так, как ей бы хотелось, покусывал сосок… Тело предательски отзывалось желанием, и протяжный вздох был уже не наигранным. Гвенн желала поддаться и одновременно убежать, и когда рука Ниса скользнула между её ног, хватило мига, чтобы волны раскалённого наслаждения окатили её, а губы Ниса — поймали крик…

— Ты специально меня вымотал, чтобы я не встала! — вознегодовала смущённая Гвенн, придя в себя и возвращая рубашку на место. — Это всё моя слабость!

— Хотел бы, но не думаю, что это тебя удержит, моя жемчужина, — по-прежнему спокойно ответил Нис. — Так что, если Лайхан разрешит, то вечером я вновь буду здесь.

Мурашки ещё пробегали по телу, а голова была восхитительно пустой.

— Лайхан?

— Она — лекарь не в первом поколении. Ты знаешь, лечить сложнее всего. Наш разговор меня устроил, а теперь я, пожалуй, пойду. Дела, знаешь ли. Порублю кого-нибудь в морскую капусту или упаду в ледяную ванну.

Переложил Гвенн обратно в постель, поцеловал руку и вышел, оставив царевну в недоумении.

Нис обласкал её до звона в ушах, но не взял. Потому что она не просила? Или потому, что она только пришла в себя? Волки знают толк в любви, но по большей части пропускают предварительные ласки. Как поняла сейчас Гвенн, опустошённо разглядывая переливающуюся мозаику на потолке, совершенно напрасно. Но поняла не только это. Нис не думал о себе, он хотел доставить удовольствие именно ей. И подловил её в тот момент, когда она запереживала, жив ли её супруг, внезапно и до жути испугавшись за него. И все эти разговоры о доверии… Нет, он просто изощрённо поиздевался над ней!

Когда Лайхан заплыла в покои, она увидела сердитую Гвенн, прикусившую губу и замотавшуюся в одеяло до шеи.

— Вы поссорились! — взмахнула она руками и хвостом.

— Мы поговорили! И хватит об этом. Мне не нужна любовь, не нужна!

— Да вы погибаете без любви, моя царевна. Не хотите принять её, не хотите даже думать о ней. Не все мужчины такие, как ваш бывший муж, — русалка присела рядом ровно на то расстояние, что царевна сейчас могла выдержать.

— Зачем Нис только связался со мной! Не могу я себя переломить. Что мне делать, Лайхан?

— Попробуйте просто открыть своё сердце, — тихо произнесла русалка.

Вечером, на час раньше назначенного времени, пришёл Нис. Оглядел Гвенн, послушал журчащую ручейком речь русалки о состоянии царевны, помолчал — и протянул руку.

Везли их два рыбоконя с огненными глазами: лошадки с толстыми рыбьими хвостами и обычными, как у земных коней, передними ногами.

— Кельпи, — небрежно бросил царевич, а Гвенн не могла наглядеться на этих красивых и загадочных животных. Крепче, чем кони степняков, злее, чем виверны.

— Это они утаскивают в море горе-путешественников? — спросила Гвенн у Ниса, а тот лишь повёл плечом.

«Надо будет расспросить поподробнее, — размышляла царевна. Поглядела на зубы, достойные волков: — А может, и не надо». За преступления против Благого Слова ши вспарывали живот и бросали на побережье на верную смерть именно от кельпи.

Царевич правил сам, подав влево после спуска с башни. Уже когда они пролетали по краю столицы, соизволил пояснить: «Дядька Скат просил. Нужно показаться гвардии. И тебя показать».

Домчались они споро. Вода шумела в ушах, давая понять, что тут вновь задействована магия.

Воины-фоморы, стоящие ровными колоннами на фоне казарм, молча отсалютовали короткими мечами. На фоне светло-синей воды чёрные рога виднелись отчётливо тревожно.

Здесь, вдали от Океании, Гвенн ощущала себя очень странно. Тут магия столицы действовала не полностью, хотя ши-саа по-прежнему ходили, а ей мнилось — раскинешь руки и полетишь. Раньше, в Чёрном замке, ей часто снилось подобное. Когда-то, до Проклятия, дети Дома Волка могли превращаться не только в волков, но и в виверн, в птиц, и эти ломаные, невероятно прекрасные ощущения то ли полета, то ли падения казались обломками того, что знали и умели ши две тысячи лет тому назад.

Притихшее море бушевало где-то далеко вверху, потому что было темно и немного неуютно. Почти по самой границе между водой и воздухом пронеслись далекими тенями громадные скаты, погладив сердце неожиданно тёплыми воспоминаниями.

Огромные стаи рыб, двигались, как одно живое существо, и поворачивали голову им вслед.

Обратно до столицы они пролетели быстро. Почему Нис повёз её тоже? Царевна потихоньку рассматривала профиль супруга. Неужели хотел показать, что она в порядке и что она по-прежнему его жена? Или, как выразилась Лайхан, чтобы царевна напиталась чистой водой? Из уважения?

Спросить бы, да всё равно не ответит.

Гвенн откинулась на спинку из мягкой губки, собираясь с силами. Лайхан рассказала, что ходить и говорить придётся много. Вскоре вдали показался ярко-зелёный столб колодца жизни и стоявшие вокруг него ши-саа, но сам момент приземления — или приводнения? — Гвенн пропустила, и Нис вынес её на руках, не слушая сердитых возражений.

Царевна пробежалась пальцами по наряду и прическе, убедилась, что всё в порядке, и улыбнулась встречающим их обитателям подводного мира. Ши-саа, селки, варра! Всё сверкало и переливалось, даже в причёсках морского народа искрились крошечные огоньки.

Все подходили, желали здоровья, долгих лет жизни, гладкой волны и отходили прочь. У Гвенн рябило в глазах от богатства нарядов, и разнообразия обликов и, особенно — от рогов. Знала она немногих… Маунхайр, Лайхан, дядька Скат, Ваа, примостившийся под аркой. Гвенн с удовольствием перемолвилась бы парой слов со знакомцами, но подданные морского царя подходили и подходили.

Наконец всё стихло — появился Айджиан. Выше на голову большинства ши-саа и шире в плечах, даже рога его были толще прочих и круче загнуты. Богато расшитая одежда тёмно-синего цвета, как сама морская глубина. Гвенн прищурилась: была и зелёнь, но столь насыщенная, что казалась чёрной. Лазурит, нефрит, черный опал и еще какие-то, незнакомые волчице камни, украшали платье морского царя.

Морской царь кивнул издалека, молча пошёл куда-то влево, и все расступались перед ним. Наконец стал виден круг перед колодцем, тоже слабо мерцающий и немного выступающий из ослепительно-белого песка. Айджиан достал из-под ворота изумрудный камень и сжал в руке. Зелёное пламя полыхнуло вверх, заискрилось огнями, словно самой жизнью.

Тёплая волна окатила всех, запахло остро, как во время грозы, и все зашевелились, загомонили радостно.

Темстиале подошла так незаметно, словно подплыла. Поздоровалась, не сводя восхищённого взгляда с царевича, затем обернулась к Гвенн.

— Что-то вы все болеете и болеете, — пропела глубоководная красавица. — Видно, климат Океании не идет вам на пользу!

— Благодарю вас, княжна, за внимание к моему здоровью. Я чувствую себя прекрасно, не иначе, как вашими молитвами. Нис, разве тебе не нужно подойти к отцу? — шепнула Гвенн закаменевшему мужу. — А я пока пообщаюсь с твоим народом.

Нис не слишком довольно глянул на улыбающуюся Темстиале.

— Нужно. Но одно неласковое слово — и народу поубавится. Лайхан!

— Я буду рядом, мой царевич, — отозвалась подплывшая к Гвенн русалка.

Нис сжал руку Гвенн и отошёл к отцу.

— Ну как вам в Океании? — обратилась к царевне очень красивая ши-саа с изогнутыми, как арфа, рожками, серебристыми глазами и волосами. — Я — княжна Хейлис… — сложила она руки на груди.

— Ши-саа Вейни, Сердитый океан, — вспомнила Гвенн имя, и фоморка посинела от удовольствия. — Не буду скрывать, мне непривычно многое и я тоскую по близким, но Океания прекрасна. Не только столица, но и весь подводный мир. Мой супруг понемногу знакомит меня со всем, а ши-саа Лайхан многому учит меня, и я благодарна ей за это.

— Безмозглая рыба, — в сторону прошипела Темстиале.

А ведь когда-то, когда Гвенн не любили — или ей казалось, что не любят? — волчица тоже ненавидела на ровном месте. Так может ли она сейчас осуждать? Или будет умнее и не обратит внимания?

— Ровной и лёгкой волны, царевна, — произнёс еще один знакомый и не слишком приятный голос.

Гвенн обернулась к Дроуну, сложила пальцы в горсть и дотронулась до лба и груди.

— И вам, княжич Тёплого моря. Наша последняя встреча закончилась не так, как я бы хотела…

— Видно, даже керраны испугались нашей царевны, — раздался нежный голосок Темстиале.

— Гвенн спасла царевича, — негромко произнесла Лайхан.

— Уж конечно, спасла! Может, не будь её, и керраны бы не приплыли?

— Княжна-а-а! — укоризненно произнёс Дроун и покачал головой.

— Ну что вы, — ослепительно улыбнулась Гвенн. — Я привыкла, что все падают к моим ногам. Быть воином лучше, чем изнеженным созданием, неспособным удержать ни мужчину, ни оружие.

Полюбовалась густой синевой, покрывшей щёки княжны Аррианской впадины, и сдержанными смешками фоморок. Не Темстиале тягаться с Гвенн, воспитанной среди острых языков Благого Двора.

— Говорят, что царевич уже месяц как не ночует в своих покоях!

А это подала слово не Темстиале. Это, это… Гвенн судорожно вспоминала имя. Тонкие черты лица, рыжие волосы, лисья мордочка, бледно-голубые глаза.

— Княжна Лотмора, ши-саа Лейсун, рада вас видеть. Царевич очень внимателен ко мне, он дал мне время прийти в себя.

— А если и спит, то лишь на полу!

— Говорят, что скатов доят, — озлилась Гвенн. — Не думала, что до нежных княжеских ушек доходят самые низкие сплетни. Вот вам пища еще для одной: сегодня утром мы с мужем наконец освоили постель. Вы были правы, — обернулась она к Темстиале, — Нис исключителен!

Лейсун потупилась, а Темстиале пробормотала нечто весьма похожее на ругательство, объединяющее сухопутные и морское создания в самых заманчивых позах. Гвенн аж заслушалась: крепкими выражениями её ши-саа не баловали.

— Княжна, помилуй нас Балор! — вклинился Дроун. — Не приведи Великий Шторм и сама Бездна, вас услышит наш царь! К тому же вы можете расстроить царевну.

— Благодарю за заботу, княжич Дроун, — произнесла Гвенн. — Но ваши тревоги напрасны. Княжна Темстиале не может произнести ничего, что хоть как-то заденет меня.

Непонятно было одно: неужели её просто хотели вывести из себя? Неужели красавица Темстиале, надувшая губки, так глупа, как выглядит?

Гвенн продолжала держать спину и улыбку, что давалось все тяжелее. Нис ещё говорил с отцом, фоморки болтали о необычайно теплой осени, о последних свадьбах, как состоявшихся, так и расторгнутых, и об изукрашивании рогов.

То, что фоморы очень тщательно подходили к своим костяным наростам, царевна поняла давно. Краем уха уловила новости об очередном мастере, который изумительно полировал рога, наносил рисунки и выбивал руны. Подобные изыски наблюдались лишь у молодые ши-саа, видно, для старых доброй традицией было оставлять всё так, как дали древние боги.

Царевне стало одиноко без мужа, а ноги окончательно затекли. Она пошатнулась — и услышала голос дядьки Ската:

— Прекрасная царевна, вы позволите? Мой род достаточно знатный и древний, чтобы вы могли опереться о мою руку.

— Зная, чему вы научили Ниса, я бы оперлась о вашу руку вне зависимости от положения вашего рода. И сочла бы это за честь, как и любая другая женщина, — и взяла под руку дядьку Ската.

Лайхан, стоявшая рядом, отчаянно посинела, а Скат закаменел лицом. Как только эти двое подходили друг к другу ближе, чем на два гребка, вода между ними только молниями не шла!

— Я бы тоже предложил руку царевне, но, боюсь, царевич может неправильно понять мой интерес, — вздохнул Дроун, окинув Гвенн цепким взглядом. — Ещё наградит ударом бича.

— Царевна получила прекрасное воспитание и владеет равно словом и оружием. Она и сама может за себя постоять, — Скат обратился к Гвенн. — Если вам хочется размяться, царевна — добро пожаловать на первый ярус.

— Благодарю от души! Я и правда соскучилась.

Фоморки зашептались ещё пуще, и тут наконец подошёл Нис.

— Царевна нездорова, — произнёс дядька Скат безо всякого выражения. — Не стоит утомлять её дольше необходимого.

— Мы уезжаем, — ответил Нис.

Гвенн, порядком уставшая как от непонятных бесед, так и от долгого стояния, только признательно кивнула. Общение с дочерями знатных родов напоминало общение с легкомысленными волчицами, не занятыми никакой работой, для которых нет ничего важного, кроме того, кто и кому оборвал подол. Когда-то она и сама была такой, разве уделяла больше времени обучению воинским искусствам. А потом Джаред учил её основам магии, и она помогала ему с документами… Это было куда интереснее сплетен!

Вот чем раздражала её Темстиале: тем, что напомнила себя в недалеком прошлом, жаждущую получить своё любой ценой! И Темстиале не было дела до того, будет ли с ней хорошо царевичу.

Правда, Гвенн сама не знала, будет ли хорошо царевичу с ней.

Нис подхватил Гвенн на руки, и она устало прижалась к его плечу.

— Зря ты все это затеяла.

Муж был прав, она держалась на чистом упрямстве. Голова кружилась, ноги дрожали, как после боя или доброй скачки. Царевна молчала, не желая рушить то странное чувство, которое ощутила, увидев в толпе спешащего к ней Ниса.

Гвенн наслаждалась потоками воды, ощущая острую свежесть и еле заметную горечь, больше подходящую хвойному лесу, прогретому солнцем на исходе дня, чем этому замороженному фомору. От Лайхан пахло летним лугом, от дядьки Ската — металлом, от Дроуна — чем-то сладковатым до приторности… Может, специальные духи для привлекательности? Русалка, когда помогала собираться, поясняла, что, в отличие от жителей берега, они пользуются каплей, не больше, потому что все запахи в морском мире разносятся далеко. Кровь можно почуять едва ли не за лигу!

Губы Ниса были сжаты, лицо привычно неподвижно, но Гвенн уже понимала без слов: Нис не сердится на неё, Нис волнуется, что ей могло быть плохо или неудобно.

— Тебе письмо, — Нис сунул под ладонь Гвенн свёрнутую бумагу.

«Гвенн, царевне Океании, остающейся волчьей принцессой. Моей дорогой сестре», — было написано почерком Джареда.

Царевна, борясь с желанием развернуть письмо и впиться глазами в строчки, медленно опустила его в сумку у пояса.

— Не прочитаешь?

— Потом. Все ведь здоровы? — прошептала она. — Бен-варра Маунхайр говорил мне.

А ещё Гвенн хотелось побыть с Нисом, ощутить простые удовольствия жизни, не отвлекаясь на печальные воспоминания, не задевая старые раны.

Просто он и она. Можно представить, что они встретились случайно. Привлёк бы Нис её внимание? Вряд ли, вздохнула царевна.

— Некоторые даже счастливы, — низкий голос Ниса вновь встревожил её.

— Дей с Алиенной, разумеется, и Алан с Дженнифер, — начала перечислять Гвенн, вспоминая нашумевший брак первой красавицы Чёрного замка и начальника замковой стражи.

— Мэй и Ула, — закончил Нис.

— Мэй и Ула?!

Ула, боевая фоморка, крепенькая и вызывающе дерзкая, своей волей поднявшаяся на сушу, чтобы сменить Гвенн, опустившуюся под воду, — и Мэй? Вечный непоседа, королевский волк, добившийся этого звания лишь собственными силами и упорством, отслуживший больше сотни лет на границе с фоморами!

— Да быть того не может!

Нис только пожал плечами.

Кельпи загребали хвостами, колесница плавно покачивалась, чужая сказка радовала, словно доказывая, что мир меняется, истинная любовь теперь несёт не гибель, а счастье.

— Отцу пришло заверение от Неблагого Двора, подписанное Бранном, внуком Лорканна, третьим принцем правящей династии Дома Воздуха, и звездочетом Дома Волка Джослинн.

— И что это? — насторожилась Гвенн.

— Плетения будущего. Наши корни переплетаются, и предки у нас общие. Но Мидир сменил сущность ещё до твоего рождения, а я стал настоящим фомором. Эта бумага — подтверждение, что между нами нет близкого родства. Думаю, будь это иначе, Дей уже стоял бы под стенами Океании со своей армией. И значит, наши дети будут здоровыми и красивыми.

— Нис! — фыркнула смущённая Гвенн. — Во-первых, мне не нравится, что ты говоришь «дети», — она наставительно подняла палец, который царевич тут же поцеловал, нарушив всю торжественность момента. — Во-вторых, они могут быть похожи на тебя. В-третьих, вдруг этих детей не будет вовсе? А… — она огляделась. — Мы разве не в Океанию плыли?

Стемнело окончательно, но огней столицы не было видно нигде, даже в отдалении.

— Здесь темно, словно мы попали в центр мориона или карбонадо.

— Про чёрный кварц известно многим, а про чёрные алмазы… Они очень, очень древние — старее обычных алмазов на пять миллионов лет. И очень твёрдые, даже для адаманта. Я когда-то нашёл один среди гальки, крупный, только не обработанный.

— И что?

— Хочу заняться огранкой.

Тёмный морской мир переливался бледно-голубым светом. Тысячи медуз — пульсирующие полусферы с тонкими щупальцами — проплывали мимо. От самых маленьких, не больше сжатого кулака, до громадных, под шапками которых могли бы спрятаться несколько ши-айс вместе с рогами.

А песчаное дно устилали цветы. Целое поле — до самого горизонта! Если бы это был цветник Чёрного замка, Гвенн назвала бы их георгинами. Сидя на плотных коротких стеблях, они хищно шевелили всеми своими лепестками и казались живыми.

— Актинии, — подсказал Нис имя морских созданий.

Бледные, но ясно различимые цвета: синие и жёлтые, зелёные и алые. Иногда между ними показывались и тут же исчезали мохнатые спиральки.

— Это чудо какое-то! — не удержалась Гвенн.

Она обернулась к царевичу. Рога была почти незаметны, кожа казалась просто очень тёмной.

Ночь опустила полог таинственности и загадочности, спрятав их под своим крылом, отдалив от всех иных существ и приблизив друг к другу.

— Нис… — прошептала Гвенн. — Спасибо.

— Не за что, — отвел Нис взгляд.

«Что там он говорил утром, — неожиданно вспомнилось ей. — Собирался кого-то порубить в капусту? Оттого что я ему нравлюсь?»

Она повернула к себе упрямо опущенную голову, всмотрелась в бархатно-зелёные глаза — и протянула губы для поцелуя.