Зима миновала без особых бурь и потрясений. Наступило утро первого весеннего дня, наполненного делами и визитами. Нису что-то понадобилось в библиотеке, Гвенн увязалась следом и вот уже полчаса поверх тома с правилами этикета наблюдала за супругом.
С тех пор как она открыла для себя положительные стороны общения с Нисом, жить и в целом среди фоморов, то есть ши-саа, стало легче. Легче воспринималось необъявленное соперничество между ней и задавакой Темстиале; всё более точно воспринимался смысл слов, сказанных монотонными, невыразительными голосами жителей глубин; яснее становились движения души, выраженные в скупых жестах и мимике, больше не пугали рогатые силуэты в сине-чёрной воде.
В общем и целом жизнь Гвенн, царевны ши-саа, налаживалась.
Время скользило мимо и впервые за шестнадцать лет не рвало душу противоречиями, не наполняло тревогой, тоской или виной. Она почувствовала себя на своем месте и видела подтверждение этому в теплом свете глаз Лайхан, в кратком одобрении дядьки Ската, похлопывании ласт Маунхайра, в попискивании первого министра Мигеля. Сам Айджиан оказался настоящим, молчаливым, но мудрым и понятным. И перестал быть страшилкой.
Гвенн признавала: она не влюблена в Ниса, но не отрицала возможность полюбить его в будущем.
Царевна грелась в неге айстрома, смеялась от счастья, барахтаясь с Нисом в сильных течениях, каталась на кельпи, кружилась в серебристых косяках. Морская вода гладила кожу, вымывала обиды.
Гвенн приживалась, училась, осваивалась. Она находила в морском царстве много того, что совпадало с жизнью Благого Двора. Нис поддразнивал её, всерьёз полагая, будто морское царство исключительно оригинально, а его явления неповторимы и безграничны, как сама океанская вода. И хотя в оценке безграничности Гвенн была согласна, исключительную оригинальность некоторых фоморских явлений оспаривала с жаром.
— Само понятие «Царство» или «королевство»! Отличие совсем небольшое, даже если ты его и усмотрел!
— Царство, Гвенни, предполагает одного царя на всех, а у вас, в кого ни ткни — или король чего-то, или его родственник, — Нис поднял глаза от книги. — Различие велико.
— Ладно, пусть так, пусть ты пренебрёг сходством великих князей и королей наших Домов, — Нис несогласно дёрнулся, но промолчал, и Гвенн почувствовала себя отмщённой. — Обратимся к предметам попроще, супруг! Ездовые животные! Как ты их ни назови, конь ли, конёк ли, это всё равно послушная ездовая скотина! Одомашненная! Неразумная, в точности как наши кони!
Улыбка Ниса возвестила об ошибке в рассуждениях, но Гвенн не успела пойти на попятный.
— Одомашненные, значит; неразличимые, значит?
Нис поднялся, продолжая улыбаться, закрыл фолиант, одёрнул кафтан и протянул руку, будто собрался целовать ей пальцы.
— Пойдем со мной.
Гвенн последовала за ним с интересом и волнением. Уже добившись близости, он не останавливался в стремлении очаровать её. Гвенн с таким раньше не сталкивалась, если поклонник оставался и после ночи любви, тогда ей всегда были очевидны его намерения и расчёты: либо заполучить принцессу в жены, либо продвинуться в обществе, либо подольститься к её брату или отцу.
Нису всё это не было нужно. А что было нужно, она так и не поняла.
В конюшнях они не было давно. Гвенн прошла за Нисом вдоль ряда стойл, осмотрела таблички с именами коньков, попутно тренируясь в чтении фоморских письмен. Добралась до конца ряда, где виднелись таблички с именами «Водоворот» и «Актиния»,
— Царевич! Царевич! — раздался голос с потолка. — Царевич! Нис! Ты наконец идёшь знакомой дорогой!
Показались синие кольца, и Ваа спрыгнул на пол.
— Неужели же ты решил вспомнить о существовании меня и коньков? — Ваа потешно подбоченился. — Или сначала коньков, а потом меня? — весь сдулся.
— Нет, Ваа, всё не так, — Нис хмурился, но Гвенн видела, что он вполне доволен.
— А как?! Нет, вы видели, царевна? Предложишь ему два варианта, а он ни один не выберет! Ой, кого-то ши-айс принесли! — обернулся Ваа.
— Ваа! — строго произнес Нис, и тут Гвенн увидела Темстиале.
Пришлось завязывать светскую беседу.
— Поражена столь скорой встречей с вами, ши-саа. Я не успела и соскучиться.
— Забыли мое имя? — Темстиале улыбнулась, живо напоминая гадюку. — Я полагала, царевны изъясняются точнее.
— Примите мои горячие заверения: больше такого не повторится. Всегда буду помнить о том, что вы ненаследная княжна.
— Не беспокойтесь, царевна. Ни к чему забивать голову подводными порядками. Вы же здесь ненадолго!
— Не груби, Темстиале, — раздался голос Ниса. — Если хочешь что-то сказать по делу, то говори.
В подобные моменты Гвенн поражалась, как её несносный, закрытый, необъяснимый и очаровательный супруг умудрился дожить до своих лет, не наловчившись в придворных, то есть интриганских разговорах!
— Очень хочу, только наедине, — Темстиале приподняла бровь.
Замужняя дочь Дома Волка едва справилась с желанием закатить глаза или оплеуху.
— Это необходимо?
Темстиале быстро коснулась обоих плеч, лба, сердца.
— Я задержу ненадолго.
Нис посерьезнел, вздохнул поглубже, обратился к Гвенн:
— Побудь пока тут, с Ваа и Угольком.
— С полурыбой и рыбой. Не слишком блистательное общество, а? — ядовито спросила Темстиале.
— Да уж получше многих, — искренне ответила Гвенн.
Искренность порой бьёт куда вернее. Княжна раздула ноздри и сжала губы.
— Ты просила разговора, — Нис прищурился. — Уже не просишь?
— Что вы, царевич, повод слишком серьёзен, — Темстиале повисла на локте Ниса и повела его прочь от Гвенн.
— Гадина, конечно, но батюшка из великих князей, да и впадина у них ого-го! — голос подошедшего Ваа заставил Гвенн обернуться. — Большая, очень даже, — выразительно округлил глаза.
— Странно, что впадина, а не выпуклость, — Гвенн пробормотала тихо, но судя по сдавленному смеху полуфомора, тот услышал. — Скажи мне лучше, что означает этот жест?
Как смогла воспроизвела перемещение пальцев по плечам, к сердцу и лбу.
Полуосьминог распахнул глаза, челюсть его отвисла, демонстрируя пластинки, заменяющие ему зубы. Поголубел, и даже кончики щупалец задёргались.
— Ваа, пожалуйста, словами. Что это значит?
— Это слова такие, жесты, которые как слова, — помотал головой, отгоняя лишние мысли и исхлестывая спину тоненькими жгутиками, собранными в высокий хвост на затылке. — На языке сердца это значит «родители», «переживание» и «знаю», а все вместе «я знаю об опасности твоим родителям».
Гвенн встретилась с Ваа глазами.
— Это возможно? — Гвенн представила Айджиана рядом, припоминая огромный рост, страшенные рога и проницательные белые глаза. — Сложно придумать…
Честно признаться, у неё не хватало воображения изобрести способ навредить Айджиану. Он выглядел словно океан, имя которого носил.
— Сложно, но можно, — Ваа съёжился, втягивая голову в плечи. — Не хотелось бы…
— Это уж точно, — от хорошего настроения не осталось и следа. — Пойдём, хоть покажи мне Уголька, интересно же.
— Ему тоже, будь уверена. И не смотри так! Коньки разумнее, чем половина здешней стражи!
Гвенн указала на свой глаз, потом — в сторону полуосьминога и покачала пальцем. Уж пару жестов-то она знала, хоть и не могла быстро складывать их в предложения. Ваа перекувырнулся в воде.
— Ва! Береговая будет следить за мной! Как это у тебя получится, интересно? К тому же ты покачала одним пальцем.
— И что? — нахмурилась Гвенн.
— Это значит: согласна выйти за меня замуж! — расхохотался тот.
И примолк, когда разгневанная царевна со словами: «Сейчас как щупки повыдергаю!» шагнула в его сторону.
— Хорошо-хорошо! — Ваа раскрыл и сложил уши. — Это значит: не одобряешь, но не слишком сильно.
— Как тебя ещё не прибили с твоими шуточками!
— Знаешь, они всё время пытаются.
— Кто — они? — насторожилась Гвенн.
— Стража, — пожал покатыми плечами Ваа. Потом улыбнулся, сощурив чёрные глаза. — То запрут где-нибудь, то прижмут, пока Нис не видит. Но и я в долгу не остаюсь. Теперь чаще под ноги смотрят, а то щупальца такие скользкие, а падать так некрасиво…
Ваа продолжал трепаться, помогая Гвенн бороться с низменным желанием подкрасться к Темстиале и Нису. Аж во рту стало горько. Да какое ей дело, пусть хоть целует его! Наверняка придумала всякую гадость, лишь бы побыть с ним наедине! Кривляется перед царевичем, изгибаясь как уж на сковородке. Так бы и поджарила, как керранов!
Странное, незнакомое чувство стеснило грудь.
— Слышишь меня? — помахал щупальцами перед лицом Гвенн Ваа, и та очнулась. — Ты будто Айджиан: чаще молчишь, чем говоришь, много слушаешь, много думаешь, любишь Ниса, а если раздразнить — опас-с-сная!
— Болтаешь много, — прищурилась Гвенн.
— Знаю-знаю! — Ваа поднял все щупики и закивал ими.
— И я замужем, но это не значит, что я люблю Ниса! — сказала и тут же обернулась, не желая выдавать себя или огорчать супруга, не заводившего, по счастью, разговоров на эту тему и не требующего признаний.
— Р-р-разумеется! — веселился Ваа, то раскрывая, то складывая перепончатые уши.
Зато о своём восхищении женой Нис всегда говорил просто и открыто, что было странно и непривычно. И Гвенн, поначалу злившаяся или пропускавшая слова Ниса мимо ушей, ныне прислушивалась к ним.
— Нис знает, как обращаться с коньками, — прыгал вокруг Ваа на воображаемом коне.
— Да при чём тут коньки!
— При том, что самым норовистым скакунам нужен самый спокойный наездник.
— Ваа, ты друг Ниса. Но сейчас рискуешь остаться не только без ушей, но и без языка, — монотонно произнесла царевна, прекрасно скопировав интонацию мужа в гневе.
— Пройдём к Угольку, — Ваа резво пополз по потолку, цепляясь щупальцами. Остановился, повернул голову: — Могла бы и сразу сказать, что не в духе: ревнуешь и злишься из-за этой каракатицы.
И пополз дальше, уводя Гвенн от Ниса и Темстиале.
«Может, и не стоит себя изводить», — вздохнула царевна и пошла следом за Ваа. Всё равно ничего не слышно, так что нечего строить догадки и переживать попусту. Ну стоит глубоковпадная чешуйчатая фоморка так близко от Ниса, что чует его запах — горечь хвои и острую свежесть весенних цветов… Ну видит задавака его глаза так близко, что можно различить золотые прожилки у зрачка — словно лучики солнца, рассекающие глубокую воду. И серебряную родинку на шее, которую можно рассмотреть, потому что ворот у Ниса опять не поднят…
А еще Нис ужасно, невыносимо, удивительно спокоен и ровен с Гвенн — как ни с кем другим.
Гвенн зашипела, неожиданно ткнувшись лбом во что-то холодное, и вонзила ногти в ладонь. Она уткнулась в акулу! Ту самую, замороженную Айджианом! Рогатая синяя голова с навечно распахнутым в крике ртом…
Хватит! А то уж навоображала себе Ллир знает что! Чувство опасности, поселившееся в её душе в первые дни пребывания в Океании, притупилось за эти месяцы. Всё, что Гвенн узнавала о нравах морского царства, об интригах и местных течениях, дало ей пищу для размышлений, кучу подозреваемых, но ни на миг не приблизило к пониманию, кто мог навредить царевичу. А он волнуется за Гвенн. Подарил ей фляжку, в которую невозможно налить яд, и клык морского чудовища от наговоров и сглаза.
Царевна вздрогнула: на ледяной статуе не живого и не мертвого стража-акулы приоткрылись сухие веки и задвигались белесые глаза. Изо рта вырвалось шипение, а затем веки опять закрылись.
«Ши-айс», — отшатнувшись, повторила про себя царевна.
Слово отозвалось тревогой и беспокойством.
— Он сказал?! Он что-то сказал?! — запрыгал рядом Ваа. — Уж и Айджиан, и Скат его допрашивали, а всё без толку.
— Что Лайхан тебе привет передает, — выдала испуганно-озабоченная Гвенн, а Ваа густо посинел.
— Что, правда-правда? — и заглянул в глаза чуть ли не моляще.
Гвенн устыдилась. Припомнила всё, что говорила про Ваа Лайхан, и произнесла мягко:
— Она сказала, что ты хоть и вредина, но умён и предан Нису. И за это тебе можно простить то, что ты частенько любишь дразнить прибой.
Ваа сложил передние щупальца умильно, словно ребёнок ручки.
— Ладно, пошли уже к Уголку.
Провёл Гвенн к чёрному коньку с алыми глазами, пофыркивающему за дверью. Задумался, словно говорил мысленно, кивнул и открыл плетёную загородку. Затем достал из кармана мелкие белые палочки, и Гвенн очень осторожно покормила Уголька.
— А чего это Нис тебя притащил, а, верхнушка? — Ваа оседлал перекладину и повис на ней, раскачиваясь. — Ну, кроме того, что ему приятно с тобой куда-то ходить. Чёт занят наш царевич, прям мочи нет.
— Занят, да… — загрустила Гвенн. — Знаешь, он убеждал меня, что ваши коньки древнее наших. А ещё умнее, и что они никогда не приручаются до конца. Да они как коровы — одомашненная скотина!
Уголёк всхрапнул и поднялся на дыбы. Ваа подхватил вскочившую Гвенн и выволок за загородку, а конёк принялся яростно биться в дверь.
— Всё услышал, паразит придонный! — поцокал Ваа. — Сейчас обид буде-е-ет!
— Кто услышал? Что услышал? — поразилась Гвенн.
— Да тебя же. Твои слова. Хо-хо! А то ты не знала! Коньки разумные, просто им с нами говорить не о чем. И не приручаются они, а дружат или умирают в неволе, так что их выпускают по большей части. Подумаешь, не говорят!
Уголёк заржал и так ударил в стену, что слетело повешенное снаружи седло.
— Ты мой красавец! — приласкал его словами осьминог. — Всё понимает. Э… ты точно хочешь ездить именно на нём?
— Точнее не бывает! — рассердилась Гвенн. — Я ездила на самых диких степных кобылицах! И с Угольком справлюсь, чего бы это мне ни стоило!
— Ладненько, жемчужинка скатная, но в следующий раз начнём с другой лошадки. Ты придёшь попозже, повинишься перед ним, может, и подружишься.
Царевна только вздохнула, а Уголёк сердито лягнул загородку, словно говоря, что его дружбу надо ещё постараться заслужить.
Нис всё не возвращался, и Гвенн, пропустив «жемчужинку скатную» и дружбу с коньком мимо ушей, решилась спросить о том, что беспокоило сейчас.
— Что ты знаешь о ши-айс?
По тому, что ей рассказывала Лайхан и что она сама читала в книгах морского царства, ледяные фоморы казались чем-то очень старым. Сведения о них были раскиданы то тут, то там почти неуловимыми намёками, древними сказками.
Ваа поёжился. Подпрыгнул и уселся на сплетённую из широких коричневых водорослей загородку.
— О них не слышали уже тысячу лет. «Не пожелавшие стать равными».
— М-м-м?
— Айджиан дал всем равные права, но ледяные фоморы решили всё забрать себе. После третьего предупреждения он вышвырнул их на полюс и запечатал ледяным панцирем. На границе ещё можно увидеть кое-кого из них, не успевших вовремя убежать, впечатанными в лёд. Временами они находят пути, и тогда гвардия вновь…
— Ты видел, как их выгоняли? — озадачилась Гвенн, посчитала в уме и выдала: — Точно! И Нис тебя нашёл ещё ребенком. Та-а-ак, а как вышло, что ты такой старый?
— Я не старый! — растопырил уши Ваа. — Я вечный!
— И Мигель! Если он помнит, как нашли Ниса, если он… Но голожаберники столько не живут!
— Мигель при Айджиане был всегда. Царь щедро делится силой, и Мигель будет жить, пока живёт морской царь. Я — столько, сколько живёт Нис. Все мои вредные и драчливые родственники, выгнавшие меня из дома, уже умерли. А я живой! Что тут странного?
— Для меня всё тут странно. У нас есть только благие ши. Это у неблагих то веточки тебе отвечают, то пеньки разговаривают, то феи…
Больше всего странным для Гвенн был Нис. То ей казалось, она полностью его узнала, упёртого, не желающего подчиняться общепринятым канонам вежливости, то он вновь её поражал. Она должна была признаться самой себе, что и в постельных утехах оказалась вовсе не первой… Мысль о Нисе внезапно превратилась в самого Ниса, подошедшего близко и опять что-то высматривающего в её лице.
— И что? Что она сказала? — тревожно спросила Гвенн.
— Сплетни, — поморщился Нис. — Темстиале готова пособирать их ради меня.
— Какая жертва с её стороны, — поцокал Ваа. — Зная Темстиале… Что она попросила за это? Твоё расположение?
Нис повёл плечом, не собираясь отвечать.
— Если она что-то знает и молчит… — вспыхнула Гвенн. — Если и впрямь есть опасность!..
— Опасность есть всегда, Гвенни. Только куда больше шансов, что сплетню пустил сам Айджиан.
— Он может! — подпрыгнул Ваа.
— Сначала, что царевна — потерянная дочь князя Жёлтого моря.
— О, а это хорошая придумка, — оживилась она.
— Потом, что Гвенн — такая же дочь Айджиана, как я — сын.
— За-ме-ча-тельно! — похлопал щупальцами Ваа.
— Айджиан так сказал? — не поверила Гвенн. — Нет-нет, это он для того…
— Отец на самом деле так думает, Гвенни. Это не сплетни, не слухи — это его слова.
Нис подошёл, даже не подумав посмотреть, есть ли кто рядом, притянул к себе взволнованную Гвенн и погладил её спину.
— Нам пора возвращаться, Гвенни. Придётся тебя в следующий визит убедить, насколько коньки разумные создания.
— Да я верю, Нис, я верю тебе, — прижалась к супругу Гвенн, подняла голову…
В дальнем проходе показалась Темстиале, увидела царевича, целующего жену, развернулась и ринулась прочь…
Гвенн оставила мужа в библиотеке, а сама, измученная сомнениями, прошла до покоев морского царя.
В кабинет её запустили безо всякого ожидания. Царевна привычно окинула взглядом заваленный документами стол и жгучую бело-фиолетовую лампу, предмет её такого же жгучего любопытства.
Ибо точно такая же, только меньшего размера, находилась в покоях Ниса. В один из предыдущих приёмов Гвенн не удержалась и спросила, что связывает эти светильники и откуда они взялись. Извивающийся внутри червяк — источник слепящего света и предмет перешёптывания ши-саа — был создан для того, чтобы вредить. Вредить именно царской крови. Гвенн, при всех её слабых магических способностях, ощущала это невозможно сильно. И хотя весь вред оставался внутри светящегося шара, держать в качестве домашнего светильника то, что было создано во зло правящему роду, казалось царевне по меньшей мере странным.
В тот раз Гвенн, конечно же, об этом спросила.
Но Айджиан нахмурился сильнее обычного и ответил, что это слишком личное. И не успела Гвенн обидеться, добавил, что это личное касается его и Ниса, сумев выразить парой слов сожаление, что не может рассказать всего и что сдержанность его проистекает от того, что он хранит не свою тайну. Гвенн поняла и вопросов больше не задавала.
В этот раз царевна пришла с другим вопросом.
Рогатая голова склонилась чуть вбок, обозначая приветствие.
Гвенн побоялась, что тяжелые полукружья, утолщенные отдельными костяными наростами, перевесят, а Айджиан накренится и потеряет равновесие. Боялась она, конечно, зря: царь двигался чрезвычайно плавно, размеренно, однако Гвенн не покидало ощущение, что и продуманно тоже.
Привычная уже дрожь воды приятно прокатилась по коже — Айджиан служил средоточием магии подводного царства, как кристалл, способный поймать луч света и перенаправить его нужным путём. Вот только неосвещённый кристалл не мог светить сам, а отец Ниса сиял магией постоянно.
— Айджиан, мой царь. Я вас искала, мне… бы хотелось посоветоваться, если будет дозволено и уместно.
Гвенн покраснела от собственной смелости: перед ней восседал самый страшный фомор за последние пятнадцать тысяч лет. Древний бог сидел и смотрел в упор белыми светящимися глазами, ожидая продолжения. Не дождался и вновь кивнул громадными рогами.
— Благодарю, — Гвенн сосредоточилась на заготовленных словах, чтобы не выпалить какую-нибудь бессмыслицу. — Меня беспокоит княжна Темстиале, её намерения относительно Ниса и источник её невесёлых предсказаний относительно вас…
Айджиан откинулся на спинку кресла, улыбнулся, не размыкая губ, повёл рукой, приглашая присесть.
— Что беспокоит? — два слова опять прокатились по воде рябью.
— Она словно половину выдумывает, а вторую берёт из сплетен, — Гвенн сама толком не разобралась, чем, кроме факта своего существования, Темстиале её не устраивает. — Ложь я знаю, правду отличу, она смешивает их без выдумки и пропорций.
Айджиан на сей раз ещё отчётливей хмыкнул в конце фразы, покосился на Гвенн довольно.
Правый глаз царя, наполовину скрытый повреждённым веком, привычно щурился, выражая сытое умиротворение.
— Молодец. Читай.
Ткнул чёрным ногтем в верхнее донесение. Водорослевая бумага отливала перламутром и зеленью, словно кроме растений моря в изготовлении применялись неудачливые жители, оставившие на поверхности свой след блестящими чешуйками. Гвенн аккуратно придвинулась, стараясь сидеть ровно, а шевелиться плавно: что-то инстинктивное диктовало подобное поведение в присутствии Айджиана. Сосредоточиться на строчках получилось не сразу, но когда получилось, все условности в момент позабылись.
— Да это что такое?! Нельзя же им совсем всё позволять! Вы же царь! А Нис ваш сын! Да что они себе… — горло перехватило от возмущения.
— Нис искренен. Они пользуются.
Гвенн не верила своим глазам: всемогущий царь четырёх океанов и морей без числа не мог — просто не мог так сокрушённо вздыхать! Айджиан, известный своим хладнокровием, свергнувший Балора, кроящий береговую линию и вызывающий бури!
Но этот самый Айджиан сейчас непритворно переживал о том, что его прямодушный сын в очередной раз отличился на поприще дворцовых интриг.
На водорослевом листе, дрогнувшем в руках царевны, бесстрастные строки гласили: царевич Нис признал слухи о фоморском происхождении Гвенн недвусмысленно лживыми, что уже заставляет задуматься о ясности разума царя, раз сам Айджиан не может отличить благую от чистокровной фоморки. Здесь же приводилось описание происхождения Айджиана — сына Балора, самого жестокого и страшного древнего бога, и потом, ниже, мельче — родословная Ниса, идущая от Мидира.
Ещё дальше убористым почерком теснилось несколько строк разоблачительного характера: вроде как и война с благими началась из-за похищения наследника Светлых земель.
Факты подтасовывались, перемешивалась правда и домыслы, откровенная чушь стояла в одном ряду с не требующей доказательств истиной. Айджиан признавался самым могущественным магом трёх царств Нижнего мира, из чего следовал замечательный вывод: поэтому и Проклятье обрушилось на миры из-за него.
— И всё потому, что Нис опроверг какие-то «жалкие слухи», — Гвенн почти застонала, представляя убеждённого в собственной правоте, упрямо набычившегося супруга. — Но неужели нельзя найти автора? Тут написано от руки, заказать ему же опровержение обличения?
Морской царь улыбнулся, и Гвенн могла поклясться, что увидела мелькнувшие под усами и бородой белые клыки.
— Работает не так. Больше слов — ещё слова.
Гвенн положила бумагу на стол, в задумчивости побарабанила по ней пальцами. Она бы с удовольствием порвала мерзкий пасквиль в клочья, но нужно было найти выход, а не вымещать избыток чувств на подметном письме.
— Больше слов… — Гвенн задумчиво подняла глаза на Айджиана. — Значит, если начать оправдываться, слухи только укрепятся?
Царь всех известных ей вод медленно и выразительно кивнул.
Молчание затянулось, но не казалось тягостным или неловким: Гвенн размышляла, перебирая варианты, Айджиан никуда не торопился.
— Всё началось с того, что я не фоморка, — Гвенн нахмурилась, стараясь уловить оттенок мысли, что манил отгадкой. — А закончилось тем, что вы — начало всех начал…
Айджиан небрежно повёл плечом, что читалось «да, таков уж я». Гвенн кивнула напряжённо, и мысли, словно фигуры фидхелла, наконец встали куда нужно.
— Вот! Точно! Это-то правда!
Айджиан прищурился.
— Вот! Можно не отрицать, а продолжить с того же места, — Гвенн увлеклась и несколько раз чиркнула ногтем по бумаге. — Вы самый первый маг, вся магия трёх миров образуется тут, преломляется или живёт в вас, насыщает воду, что течёт через три мира… И это связывает три мира! Как эфир, который является и связкой, и надмагической сущностью! И в то же время это чистейшая магия!
Мысли теперь теснились, напирали друг на друга, Гвенн торопилась сказать, пока озарение не прошло.
— И все живущие вышли из воды! Вы первый маг по силе, но раз от вас столько зависит, да и вода у всех королевств, то есть княжеств, общая, но слушается вас, это означает, что на какую-то долю все живущие тут — фоморы! И в венах всех живущих бежит именно вода! Солёная вода!
Гвенн чуть не захлопала в ладоши от радости, буквально захмелев от изящества собственного решения.
— Тогда и я фоморка, и Мидир тоже, и Нис, и все прочие, которые живут благодаря этому колодцу магии! И ничего не надо опровергать!
Рядом раздался необычный в кабинете Айджиана звук, Гвенн недоверчиво подняла голову.
Нет, не показалось.
Отец её мужа вдумчиво и серьёзно хлопал в ладоши. Затем медленно и осторожно убрал когтистой лапой капризную прядку с лица Гвенн и пророкотал:
— Дочь.