Когда Гвенн спустилась к Нису, тот, ни слова не говоря, прижал ее к себе и закружил в водовороте. Однако во дворец они не вернулись.
— Нис, ты таскаешь меня, как щенка!
Царевич уже пропал, не сказав ни слова.
Гвенн обернулась на шорох: Лайхан склонилась в глубоком поклоне, как и три русалки за ее спиной.
— Приветствую вас, моя царевна. Надеюсь, вам понравится это место, предназначенное для отдохновения тела и услады души.
Гвенн огляделась: они находились словно внутри бутона каменной кувшинки из пяти сомкнутых лепестков. Стена — овальная, гладкая, со сложным рисунком из разноцветного перламутра — переливалась от теплого розового до нежно-салатового. Бурлящие ключи наполняли темно-синей водой неглубокую чашу с круглыми голышами. Гвенн опустила руку — жидкость мягко обволокла ее кисть, согрела пальцы.
— Почему вода с водой не смешивается?
— Айстром — лечебная и более тяжелая, — пояснила Лайхан медовым голосом. — Обновляет кожу, заживляет раны, успокаивает дух.
Одна из русалок потянула пояс царевны, другая распустила прическу, третья попросила снять жемчуг. Гвенн удержала ожерелье, но Лайхан покачала головой:
— Моя госпожа, жемчуг холоден, когда одинок, он любит тепло тела. Даже за день ношения уже сияет по-особому. Однако айстром он не любит, может загрустить и помутнеть. Думаю, вы хотели бы сберечь подарок царевича?
Гвенн позволила снять ожерелье и погрузилась в глубокую чашу. Синяя вода оказалась ласковой и нестрашной.
— Не знаешь, куда Нис направился? — вырвалось у Гвенн.
— Царевич Нис и наш царь Айджиан в глубине моря, — ответила Лайхан. — Идут волны, — и больше ничего не добавила. То ли не знала, то ли не могла сказать. Но «идут волны» прозвучало пугающе.
Гвенн, балуясь, постучала по сапфировой поверхности. Темно-синие шарики, вылетавшие из-под ее ладони, плавно опускались вниз.
— Странно, что в этой вашей воде можно дышать.
— Четыре раза в год Айджиан, Балор Второй, благословляет колодец, наполняя жизнью морскую воду. Иначе нам пришлось бы всплывать каждые полчаса. И ши-саа, и бен-варра, и селки.
— О! Между нами есть общее! — Гвенн окинула русалку взглядом и вздёрнула бровь. — Про соблазнительных сирен ходит столько разных слухов. Меня всегда интересовало, у вас есть?..
— У селки всё в нужных местах, — без улыбки ответила русалка. — Только прикрыто получше, чем у других.
— Тогда почему нет полукровок? Полуакул или полутюленей?
— Подобные связи почти всегда бесплодны. Хотя, — улыбнулась уголком рта Лайхан, — и возможны. Только дети рождаются либо в отца, либо в мать.
— Добрачные отношения, как я поняла… — помедлила Гвенн, вспомнив Темстиале.
— Значат меньше, чем прошлогодний лед, — закончила Лайхан. — Шалить можно со всеми, кроме касаток и китов. Слишком большие у них… вы понимаете меня, царевна. Дельфины — приставучие создания, особенно по весне. Так и норовят подкрасться сзади к бедной девушке.
Царевна смеялась до слёз. И эта русалка казалась ей чопорной и строгой?!
— Мне кажется, к тебе так просто не подкрасться!
— Если я сама того не захочу, — Лайхан улыбнулась тёмно-синими губами и вытащила из прически длинную острую шпильку, которая вполне могла бы стать оружием в опытной руке. — Нам, бедным девушкам, нужно уметь защищать себя!
— А ругательству какому-нибудь научишь?
— Уж лучше от меня, — вздохнула русалка. — «Лети ты Бездне в пасть» или «чтоб ты попал под Великий шторм».
— А это что значит? — Гвенн скрестила руки на груди, положив ладони на плечи, как делала сама Лайхан при виде царевича — и зашипела от боли.
— «Я принадлежу вам полностью», — пояснила Лайхан.
Протянула питье Гвенн, жестом подозвала одну из помощниц, и та принялась растирать спину царевны чем-то душистым и теплым.
Затем Лайхан достала из сумки две восьмигранные баночки, уже привычно для взгляда Гвенн отделанные перламутром, и замерла над ними в раздумье.
— Моя царевна, можно попробовать ускорить восстановление, но жечь будет сильно.
— Чем быстрее, тем лучше, — решила Гвенн: исцеление ши будто замерло под водой.
Лайхан нанесла жирную чёрную мазь на ожог, приговаривая тихо, и рука запылала, как на жаровне. Жгучие волны накатывали снова и снова. Гвенн стиснула зубы, прикрыла глаза, удерживая муку, не давая ей вырваться ни стоном, ни слезами. Но боль внезапно напомнила: Гвенн — заложница мира между двумя народами. И только благородство Ниса спасает её от роли коронованной постельной игрушки.
Гвенн с тоской оглядела стены, вдруг побледневшие и растерявшие все краски. Ей показалось, что она находится не в чудесном бутоне, а в мешке, завязанном наглухо.
— Бичи Балора… — негромко произнесла Лайхан. — След не должен быть таким сильным. Вероятно, это из-за того, что вы из другого мира. Или никак не хотите принять свою участь.
Гвенн улеглась поудобнее на гладком камне, решив не отвечать ничего. Спину и ноги тут же продолжили разминать сильные руки русалок.
— Продолжай, ши-саа Лайхан. Как мне приветствовать морских обитателей?
— Можно многое показать жестами. Мы его называем: «язык сердца».
Лайхан коснулась сомкнутыми пальцами лба и груди:
— «Мой разум и моё сердце открыты для тебя». Царевне достаточно кивка в знак приветствия. Кланяться следует разве морскому царю, Нису или в знак особого уважения.
— И давно ты знаешь Ниса?
— Давно, моя госпожа, — улыбнулась Лайхан. — И пусть я не вскармливала его грудью, для меня он как сын. Я потеряла своего…
— Мне жаль, — выдохнула Гвенн.
— Почти не болит, — положила русалка руку на грудь, однако тень пробежала по красивому лицу, а белые, со слабым золотым оттенком глаза показались Гвенн не такими холодными, как раньше. — Муж обвинил меня в смерти ребенка и развёлся со мной. Тогда я решила пожить в гостеприимной ко всем Океании. Наш царь как раз подыскивал няньку для сына. Нис плакал ночи напролет, а засыпал, как оказалось, лишь у меня на руках. Вот так я осталась в столице.
— Сколько тебе лет? Ты очень красивая и кажешься совсем молодой.
— Благодарю за добрые слова, моя царевна. Я бы давно умерла, если бы не жила подле Айджиана и Ниса. Они щедро делятся магией и силой.
— Какой он был, Нис? — заинтересовалась Гвенн.
— Нис рос совершенно неугомонным ребёнком, — золотые глаза русалки затуманились. — Айджиан нашел благого младенца на берегу моря…
— И с чего это Нис посинел? — хмыкнула Гвенн.
— Думается, от любви, — улыбнулась русалка. — Наш царь принял его в свой род. Айджиан бесконечно любит его, как не каждый отец любит родное дитя. И я тоже… но не все так относятся к царевичу. Что он дитя Проклятия, добрые царедворцы рассказали ему в самое неподходящее время, и Дом Волка стал ему ненавистен. Его позабыла земная мать и бросил отец-волк…
— Вот уж неправда! — вскинулась Гвенн. — Отец никогда не бросил бы его! Да он на все бы пошел ради сына!
Повела плечами, и русалка, разминавшая спину, отплыла. Гвенн уселась поудобнее, обхватив колени руками.
— Отец даже имя сменил от горя!
— До нас мало что доносится из вашего мира, — опустила глаза Лайхан. — Возможно, мои суждения ошибочны.
— Ну о Проклятии-то вам известно?
— О да. Хоть и пострадали мы от него менее прочих.
— Так расскажите мне, что знаете!
— Эта история давно стала легендой. Король Дома Волка и всего Благого двора, звавшийся тогда Мидиром, полюбил земную красавицу Этайн. Похитил ее у мужа и не смог вернуть, и девять лет прожил с ней в любви и согласии. Но когда она должна была родить, признался в обмане. Этайн прокляла любовь и магию Нижнего мира. Потом связи между мирами оборвались.
— Маленького Ниса выкрали друиды, и мой отец думал, что он умер. Прошло две тысячи лет, Майлгуир встретил Мэренн, нашу мать, и родились мы с Деем, — нараспев закончила Гвенн. — Жаль, что Нис и Дей встретились лишь в поединке.
— Но как вы с Нисом обручились?
— Смутные дела творились тогда в Черном замке. Друиды хозяйничали как дома. Наш король оставил свою волю Джареду: «Вручаю первенцу дома Волка воспитанницу дома Волка», но имен не вписал. Джаред обнародовал этот документ, когда старейшины засомневались в согласии отца на брак Дея.
— Рискованный ход, — покачала головой Лайхан.
— Джареду, как советнику Благого Двора, часто приходится выбирать меньшее из двух зол, — вздохнула Гвенн. — И Дея признали королем. Пока Майлгуир пребывает в колдовском мороке, Светлыми землями правит мой брат. Иначе бы земли Дома Волка, как и корона, отошли бы Дому Леса, следующему за Волком. А потом документ пропал…
— Не пропал, моя царевна. Нису подбросили это письмо. Он знал о своем происхождении и всегда считал себя обиженным и обделенным.
— Он явился за своим правом. Мог бы даже без оружия — все стрелы ломались о бумагу, оставленную волчьим королем. Его отцом! Майлгуир никогда и ничего не делал просто так, но, возможно, он сам себя перехитрил. Уже и не спросишь…
— Кому-то очень хотелось ввергнуть Дом Волка в междоусобную войну с фоморами.
Гвенн проглотила все подозрения, которые она питала относительно Финтана и его участия в похищении завещания короля волков.
— Нис хотел взять Алиенну, жену моего брата, самую прекрасную женщину нашего мира. И не только. Как оказалось, Алиенна — его сердце. Кто владеет сердцем мира, владеет всем! Нису было очень выгодно иметь при себе Алиенну. С ней он мог бы и трон Благого Двора завоевать. И Дей бы не смог ему воспрепятствовать, — усмехнулась Гвенн. — Вот только…
— Только вы, как дочь, тоже считаетесь воспитанницей? — покачала головой Лайхан. — Это было умно.
— Нис взмахнул бичом, а я подставила руку, чтобы спасти брак Дея. Я виновата перед ним. Когда-то я настроила его против Алиенны, потому что не думала, что она достойна его… Брат простил меня, но я себя не простила.
— Но тогда выходит, Нис — тоже ваш брат! — прижала Лайхан ладони к щекам. — Как же вы решились выйти за него?
— Мы не родня с Нисом! Ну, почти не родня, — смутилась Гвенн. — Раз Айджиан принял его в свой род, значит, Нис наполовину фомор. Мидир, король волков, сменил имя. Он стал Майлгуиром и моим отцом. Мидир вычеркнут изо всех хроник. Мидир — мертв! Смена имени для нас — смена сущности.
— Для фоморов она и вовсе невозможна. Сменить имя — значит умереть. Раньше Балор первый так наказывал провинившихся. Простите, что тревожу вас, но… Вы ведь были замужем в то время. Разве можно заключать новый брак?
— В моем положении много странного, ши-саа Лайхан. Год я была женой Финтана, лесного принца. И мало хорошего было в этом брака. Финтан всегда соревновался с Деем, стараясь показать, что он лучше и больше заслуживает как любви, так и короны Благого Двора. Я отрезала себе косу в знак ухода от мужа, но развод не успели оформить как положено. Я так долго не могла снять обручальное кольцо, что хотела отгрызть себе палец, лишь бы стереть память о ненавистном супружестве. А здесь кольцо смыла морская вода. Сама не знаю, была я замужем, или это страшный сон… Так что второй брак — это не самое страшное, что может случиться.
— Но как же Дей вас отпустил? Ходили слухи, что сестру он любил больше жены.
«Это я любила Дея больше, чем брата», — подумала Гвенн.
— Дей, брат мой, любит свою жену. Он может быть счастлив только с Алиенной! — отчеканила она. — Только жертва моего брата и истинная любовь Дея и Алиенны смогли снять проклятие! Дей не пожалел зрения, разве я могла пожалеть свою жизнь?
Что это с ней? Может, напряжение последнего времени дало о себе знать? Но слова вырывались сами, словно лопались пузырьки на поверхности айстрома.
Гвенн улеглась на камень и обняла его, не желая больше беседовать.
— Вам сейчас кажется, что всё ужасно, но на самом деле это не так. Что бы ни было раньше, вы действительно нравитесь нашему царевичу. Может быть, это единственный шанс для него и для вас…
Голос Лайхан отдалялся, расплывался, и Гвенн не заметила, как уснула. Потом её подняли знакомые руки, принесли домой — домой! — затем стены Чёрного замка залили бирюзовые волны.
Вся жизнь, вывернутая за один вечер наизнанку, жгла ошибками и несовершенством, горестями и одиночеством, несбывшимися мечтами и оставленной любовью… Оставалось только умереть, но чьи-то губы поили сладостью, убеждая, что всё ещё будет, что Гвенн прекрасна и желанна. И заслуживает счастья.