— Моя Гвенни, — шептал Нис между поцелуями. — Хочу. Люблю.

Гладил тёплыми ладонями, касался губами то нежно, то требовательно. Очертил языком ареолы сосков, прикусил зубами, заставляя откинуться в сладкой неге. Гвенн подалась вперёд, не в силах больше выносить ни мига без него, желая почувствовать его тело, впитать его тепло.

— Мой Нис, — простонала она. И очнулась.

Сердце бухало, словно боевые барабаны волков, но казалось пустым. Настолько то чувство, что пришло к ней во сне, было живым и прекрасным, настолько этот чужой мужчина казался желанным и родным, что Гвенн прикусила губу. Глазам стало горячо и сухо, а во рту — солёно.

Все обман, мираж, морок!

Не было айстрома, не было русалок: от внешнего мира ее ограждал полог в опочивальне царевича.

У неблагих есть Пески забвения, Дей там едва не забыл свою Алиенну. Может, Гвенн стоит посетить их, оставить груз прошлого, недоверие и обиды, ревность и унижение?

Гвенн повернула голову, разглядывая лежащего на полу супруга через жемчужные нити полога. Да кого она пытается обмануть? Зачем согласилась и теперь отравляет жизнь Нису? Разве может она стать хорошей женой?

Гвенн прикрыла глаза, чтобы ещё хоть миг понежиться в том дурмане, что ей привиделся.

Но поцелуи! Поцелуи же были!

Она спустилась с постели, подошла к супругу мягкими волчьими шагами. Нис дышал ровно и выглядел как-то по-домашнему беззащитно.

Гвенн осторожно улеглась рядом, подперла голову рукой. Наконец, спустя миг, показавшийся очень долгим, супруг шевельнулся, приоткрыл зеленые глаза.

— Ты не спишь? — шёпотом спросила Гвенн.

— Поспишь с тобой. Ты кричала — я вставал, — буркнул этот фомор. Повёл широким плечом. — Вернись в кровать.

Гвенн прижалась вся: грудью, бедрами, ногами, щекой, ощущая, как напрягается тело Ниса. Это не любовь, а иллюзия, замена, но пусть у нее хоть что-то будет! Как тогда, когда Гвенн выбирала смертных, похожих лицом на Дея. На неделю Лугнасада они влюблялись безумно и слепо… Гвенн выдохнула, не желая вспоминать о том, что приходило после. Отвращение и горечь, как изжога от слишком сладкого пирога.

— Уйди, Гвенни, — низко, хрипло, на грани рыка. Опасно.

Но опасность ее только манила.

Бирюзовая кожа Ниса была гладкой и тёплой. Фигура, едва прикрытая тонкой зеленоватой тканью, — совершенной: широкие плечи, узкие бедра, длинные стройные ноги. Мускулы — упругими, отточенными многими часами плавания и общения с оружием.

Желание свернулось в низу живота жадной змейкой, разлилось невыносимой истомой. Сладкой болью потянуло тело, растревоженное воспоминаниями и долгим воздержанием.

Гвенн провела губами по плечу Ниса, прошлась кончиками пальцев, ловя несомненную дрожь. Затем опустила руку к бедру мужа, к натянувшейся ткани штанов — и была опять поймана.

— Что?! Нис! Ты же сказал, что…

— А теперь я не хочу.

— Ты же меня целовал!

— Не хочу, чтобы это было так.

Чурбан неотёсанный! Истукан фоморский!

— Как — так? Только не говори, что не хочешь меня! Так почему нет?

— Я. Тебе. Не Дей.

Щёки полыхнули огнем. Гвенн лягнула напольную вазу, очень удачно попавшуюся под ногу. Ваза синей эмали тренькнула жалобно, ударилась о стены, но не раскололась. Обиженный желтый карась выплыл из горлышка и унесся в дальний угол.

Нис не пошевелился, и Гвенн встала, борясь с глупым желанием накинуться на супруга с кулаками. Губы прыгали, колени тряслись. Прошла в гулкой тишине сквозь ставшую вдруг очень плотной и тяжелой воду. Свернулась на постели кошачьим клубком вокруг мягкого одеяла.

Тварь хвостатая! Нет — бесхвостая! Синее чудовище! Чтоб он в колодце своём утонул!

Даже сны про него Гвенн видеть больше не желала. Особенно — такие, от которых сводило тело и трепетало сердце. Отчаянно сомкнула глаза, но безо всякого толку. Мысли бегали по кругу, вода укоризненно шелестела…

Гвенн лежала тихо, бередя больную память, как старую рану. По вздоху и лёгкому шороху поняла: Нис не спит тоже. И тоже не хочет тревожить её сон.

Отчаянно хотелось заплакать, Гвенн даже потёрла глаза, но слёз не было.

Когда кошмарная ночь наконец ушла в прошлое, а глубокая синь воды в круглых оконцах начала наливаться голубизной, Гвенн припомнила события дня: беседу с Лайхан в неге тёплых пузырьков айстрома, свою непомерную говорливость и пришла к неутешительным выводам.

Нис ушёл не попрощавшись, совершенно не похожий на себя вчерашнего, и почти сразу же вплыла Лайхан со своей свитой фоморок, селки и мелких рыбёшек.

Сирена улыбнулась приветливо, и Гвенн вежливо подняла уголки губ, еле сдерживая вскипевшее бешенство. Не почувствовала ни боли при перевязке, ни вкуса еды и питья, принесенных русалкой.

Не Нис! Её перевязывал не Нис. А говорил, что с ним всё пройдёт быстрее и надёжнее.

«Меня не может задеть тот, к кому я равнодушна», — повторяла Гвенн привычно. Да почему ей досадно, что он не попрощался? Она знает его два дня, а ненавидит… Нет, пожалуй, ненависти уже не было. Было ровное тепло в ответ на заботу, был неожиданный стук сердца, когда Нис пожалел конька. Нис пренебрегал правилами, был прям и честен, у Ниса имелся совершенно неподобающий и очень забавный друг, Ниса очевидно любил отец, принявший её как родную дочь. К Айджиану не получалось быть равнодушной тоже, как и к мужу.

О мужнину голову слишком хочется что-нибудь разбить! Да что Гвенн себе напридумывала? Она просто не нравится! Поцеловал, потому что сама полезла, не отбиваться же. Глупость какая с ее стороны, надо следить за собой и не допускать подобного. И вообще Нис жаждал получить золотоволосую и кареглазую, нежную и добрую солнечную принцессу. Ради таких женщин сворачивают горы, такие вдохновляют на подвиги. А Гвенн только вызывает желание, и то не всегда.

Разве можно сравнить колючку Гвенн и солнышко Алиенну?

Царевна сердито отогнала мысли.

Может, Черный замок, цитадель волков, живая сущность их Дома, лишь вздохнет свободнее без своей взбалмошной и капризной принцессы?

Не проверить, не понять. Но кое-что можно решить прямо сейчас.

Лайхан задержала взгляд на царевне, улыбка чуть угасла, но не исчезла. Гвенн дождалась, пока её приведут в порядок, поблагодарила русалок и попросила Лайхан задержаться.

— Что-то ещё прикажете, моя царевна?

— Правду, — рыкнула, не сдержавшись, Гвенн.

Золотоволосая красавица недоумённо подняла бровь.

— Я понимаю, ши-саа Лайхан, что вы решили проверить на мне, глупой верхней, ваше всем известное русалочье обаяние. Вот только зачем? Подчиняясь приказу царя? Желая оградить Ниса? Не сомневаюсь в ваших добрых побуждениях, понимаю и не виню. У вас получилось. Я по глупости разболтала то, что не говорила никому. То, в чём мне страшно было признаться себе самой. Но зачем было ставить в известность Ниса? — боль всё-таки прорвалась в голосе. — Посмеяться?

Русалка внезапно и страшно поголубела — так, что Гвенн поперхнулась злой обидой.

— Милая моя девочка, неужели тебя так часто предавали? — прошептала Лайхан. — Моя царевна, — прижала она ладони к груди, — я клянусь, что ни слова из сказанного вами не передавала никому! Если вы не верите мне, то я готова развернуть свою память перед любым магом!

Гвенн смерила её недоверчивым взглядом.

— Я когда-то сама готова была пойти на подобное, — без прежней ярости произнесла она. — Это непереносимо больно. Разве для ши-саа или селки всё по-иному?

— Всё так, моя госпожа. Но доверие — такая хрупкая вещь, её трудно обрести и легко сломать.

— Я доверяю вам. Не нужно никакой магии. Но откуда Нис узнал про Дея? — Гвенн прикусила губу. Знание бывшего мужа о её любви к брату вылилось в боль и унижение. Неужели и с Нисом будет то же самое?

— Наши купальни лечат и успокаивают, вы рассказали мне многое, а потом задремали. Наш царевич просил не будить и сам взял вас на руки. Целуя, вы называли его Деем. И поцелуй этот был далёк от сестринского.

— Всё в прошлом, всё осталось там, наверху, — махнула рукой Гвенн, убеждая русалку и саму себя.

— Моя царевна, вы сильный маг, хоть и не осознаёте этого. И с вами определенно занимался кто-то из высших.

— Мой кузен, — вновь нестерпимо резанула тоска по дому. — Джаред был высшим магом ещё до Проклятия.

— И магия ваша в первую очередь нацелена на защиту — вас и тех, кто вам дорог, — махнула алым хвостом русалка. — Вы ставите щиты, даже не думая об этом. И щиты эти непросто сломить.

Внезапно Лайхан ринулась в сторону, склонилась в глубоком поклоне.

Вода вокруг загудела, завибрировала, докладывая быстрее топота стражи о приходе морского царя.

Но первым зашел Нис, окинул Гвенн равнодушным взглядом и, сложив руки на груди, замер у гобелена.

Айджиан в не слишком больших покоях царевича показался Гвенн ещё громаднее, чем обычно.

Она и не заметила, как сложила руки на груди и опустила лицо.

— Кивка достаточно, — гулко отдались слова морского царя. — Дочь.

Гвенн затрепетала, решилась ответить, но тут на её виски легли широкие синие ладони с чёрными когтями, а ко лбу прижались губы царя. Тепло прошлось по телу, руку перестало тянуть и дёргать. Зато накатила такая слабость, что подкосились ноги.

Всё плыло не только перед глазами, всё качалось вокруг.

* * *

— Мэренн! — строгий голос проникает в сознание. — Мэренн, поторопись, моя королева.

Мама, вспоминает Гвенн, и её вновь охватывает радость. Мама неулыбчива, но она самая лучшая!

— Ещё мгновение! Доченька моя, — тёплая рука ложится на лоб, и крошка-Гвенн впитывает редкую ласку.

— Я просил тебя, — сердито говорит отец. — Я прошу, я требую не гладить волчат без необходимости. Нянек у них достаточно. Любовь убивает вернее клинка.

Гвенн вздрагивает: в голосе отца слишком много боли.

— Ты опять! Опять пугаешь её! Сколько можно?!

Рука пропадает, и Гвенн отчаянно хнычет, желая привлечь внимание родителей.

— Видишь, Мэренн? Ты делаешь только хуже. Так будет каждый раз. Она поплачет и успокоится. Пусть привыкает к одиночеству.

— Что ей нужно, так это родительская любовь. Строгости хватает.

Гвенн, ощущая, что родители уходят, заливается изо всех сил, заходясь в плаче до потери дыхания.

— Не смей! — вновь голос отца, и мама больше не подходит.

— Так больше не может продолжаться! Я уеду, клянусь светлым Лугом! Я уеду и заберу детей!

— Хочешь уехать? Уезжай. Но Дей и Гвенн останутся со мной.

Что-то разбивается, голоса размываются и пропадают.

* * *

Да, это последнее, что Гвенн помнила про маму. Родители ссорились, мама упала с башни. Зачем было ссориться на башне?

Отец так старательно оберегал их от любви, и всё напрасно. Гвенн дерзила и вредничала лишь для того, чтобы удостоиться взгляда — пусть гневного, но внимания.

Почему всплыло именно это воспоминание? Видимо потому, что на лбу вновь лежала чья-то ладонь, на сей раз прохладная. Гвенн лениво осматривалась сквозь полузакрытые веки. На кончиках ресниц переливалась радуга от далёкого солнца, льющего свет через окно прямо на постель. Лайхан терпеливо сидела рядом. Ни царевича, ни высокой рогатой фигуры Айджиана.

Зачем он приходил? Проверить, не умерла ли заложница мира? Да и Ниса она всерьёз обидела. Не могут они искренне хотеть помочь. Не могут, не могут, твердила себе Гвенн.

Нис мог просто ничего не делать, продляя муку за нелюбовь к нему. Такая маленькая и незаметная месть! Гвенн бы поняла. Она виновата и должна быть наказана.

А Нис не воспользовался, еще и попросил отца о помощи: кто, как не владелец морских бичей, может исправить нанесённый ими вред?

— Хочешь посмотреть на Ниса? — тихо спросила Лайхан.

— Да! — вырвалось у Гвенн раньше, чем она смогла остановить себя. — Ты можешь открыть Окно?!

— Нет, моя госпожа, — Лайхан отняла руку от лба Гвенн. Придерживая за спину, помогла подняться, поднесла к губам горячий напиток.

Царевна отпила чернильную на вид жидкость, густую и терпкую. След от бича чесался неимоверно, Гвенн завернула широкий рукав: Кожа выглядела здоровой и чистой; по руке, от плеча до кисти, змеился синий рисунок. И правда, морской змей! Отчётливо различались чешуйки, вдоль спины поднимался высокий гребень, оскаленная пасть лежала на тыльной стороне кисти. Это выглядело странно, но очень красиво.

— Немного синего на белом, — спокойно сказала Лайхан. — Если нельзя стереть, надо использовать. Вы ещё хотите увидеть маленького Ниса?

Русалка взяла со стола короткий цилиндр, встряхнула его несколько раз, до звона и протянула Гвенн. Она покрутила недоверчиво и приложила к глазу. В Чёрном замке было похожее, но там мельтешение разноцветных камешков только расцвечивало серое холодное небо…

Морской царь, опершись подбородком на ладонь, величаво восседал на троне.

Мелкий царевич вбегает в зал и прижимается к широкой груди Айджиана.

— Как можно так себя вести? — Мигель влетает следом, заполошно скачет на плече Айджиана, около лица Ниса. — Плохой мальчик, плохой!

— Па-а-апочка-а-а! Мигель мне проходу не даёт!

— Нельзя так делать! Ай-ай-ай, так поступают только мурены!

— Сам ты мурена!

Нис оборачивается и хватает ойкнувшего голожаберника за юбочку.

— Что разбил на этот раз? — пробивает воду голос морского царя.

— Ну папочка! Нет, не разбил!

— Конечно не разбил! Он разнёс, сир! — вырывается из цепких детских рук Мигель. — Подчистую! Сир! В нашем дворце стало меньше места на крыло! Крыло-о-о!

— Папе оно всё равно не нравилось! — Нис поворачивается к отцу, трется рожками. — Па-а-ап? Я не хотел! Оно случайно!

— Кто-то пострадал? — низким гулом раздаётся голос Айджиана.

— Нет, пап, нет! Я знал, что ты расстроишься! Это то, дедушкино крыло, там все боялись ходить. Я попробовал слепить лёд, и вот оно и рухнуло.

— Значит, перестроим, — поднимает голову Айджиан, и Мигель отшатывается от взметнувшихся рогов. — Чтобы такого случайно не происходило, надо учиться.

— Да, сир, это необходимо-о-о! — завывает Мигель.

— Но па-а-ап, я же не винова…

— Чтобы впредь такое было лишь специально. Ты меня понял, Нис?

— Сир! — возмущается ослепительно-желтый Мигель.

— Пап! — хлопает в ладоши Нис.

— Вы учите нашу крошку плохому, сир! — негодует Мигель.

— Он сын Балора Второго и внук Балора Первого. Ему часто придётся сталкиваться с плохим.

Нис откидывается затылком на широкую ладонь морского царя и заливается от смеха.

Голос, от которого идут волны, гудит неожиданно приветливо:

— Поздно уже. Ты моя синяя звездочка! Не сияй так ярко, засыпай.

— Но па-а-ап! Расскажи сказку!

— И ты уснёшь?

— Да, пап, да!

Тональность меняется, вода вокруг густеет, словно превращаясь в сироп. Речь морского царя льётся патокой:

— Тогда слушай папу. Жил в синем море один очень любопытный принц.

— Как я?

— Ещё любопытнее. Очень ему нравились морские обитатели, но больше всего он любил наблюдать за земными.

— Береговыми?

— Верхними. Много раз он видел прекрасную лань, что бегала утром по пене прибоя, и однажды признался ей в любви. Нырнула она в воду и скинула шкурку, превратившись в пеструю рыбку. Они долго плавали вместе, и не было никого счастливее принца. Но в конце дня рыбка выпрыгнула из воды и превратилась обратно в лань. Так продолжалось не один месяц. Мало показалось принцу дня, хотел он, чтобы его рыбка всегда была с ним, а на все его просьбы она просила подождать. И тогда он порвал её шкурку. Рыбка выпрыгнула из воды и превратилась в белую горлицу. «Почему ты не подождал меня? — спросила горлица. — Ещё только день до года, и я была бы всегда с тобой. А теперь прощай навеки».

Картинка совсем размылась, видно, крошка Нис уснул. Гвенн отняла трубку от лица и вздрогнула.

Прямо перед ней вырос незаметно подошедший царевич.

Нис постоял всё с тем же нечитаемым выражением, сжимая кулаки так, что посветлели костяшки. Глаза налились тёмной зеленью, как море перед бурей. Видно, волнуется, раз так расширились зрачки, что видна лишь тёмная полоска края радужки. Гвенн-то с чего волноваться? Но сердце забилось отчаянно.

— Нис, я… — замолкла, вновь не найдя слов. И вздрогнула, когда синяя ладонь приласкала ее щёку.

— Пройдёт год лёгкой свадьбы, — тяжело роняя слова, произнёс царевич, — и, если тебе станет невмоготу, я отпущу тебя.