ИЛИ КАК ВСЕЛЕНСКАЯ ТОСКА МОЖЕТ БЫТЬ НАРОДНЫМ СЧАСТЬЕМ

Вечерний лиссабонский трафик опекают пьяницы. Помятые, с лицами картофельного цвета, в несвежих клетчатых рубашках и сандалиях на босу ногу, они свирепо размахивают руками, по-есенински свистят и с неуклюжей грацией вертятся на одном месте, как бравые регулировщицы Второго Украинского фронта в военной кинохронике.

Те же пьяницы руководят парковками, производя руками сложные пассы и суетясь, как при погрузке рояля.

Следовать их указаниям что на перекрестке, что на парковке - одинаково бесполезно, более того - опасно для жизни. Первые два дня в Лиссабоне я не понимал, зачем они это делают, и даже едва не переехал одного такого регулировщика в узком переулке на Байру-Алту1. Собственно, я бы его, наверное, и переехал, но он увернулся и выскочил из-под колес моего «Фольксвагена», как тореадор из-под быка.

Потом портье в гостинице объяснил мне природу этой пьяной корриды: «Они так зараба 1 Байру-Алту - район Лиссабона, где находится масса увеселительных заведений. тывают на выпивку, сэр. Кроме того - благодаря им на улицах больше порядка, сэр».

Фокус заключается в том, что вот стоишь ты, допустим, в пробке на нерегулируемом перекрестке. И нет у тебя практически ни одного шанса свернуть в нужную сторону, потому как сплошной поток машин, и все машины нафаршированы нервными водителями. И тут появляется пьяный регулировщик и буквально своим телом перекрывает дорогу встречным автомобилям, благодаря чему ты получаешь возможность юркнуть в переулок. Услуга эта не имеет четкой таксы - один, два, пять евро, сколько не жалко. На любую из этих монет в ближайшем баре можно купить стакан густого, как клей, и ароматного, как ладанка, портвейна. При этом никто из регулировщиков денег открытым текстом не требует. Так что лиссабонские пробки - чаще всего следствие жадности, отсутствия любопытства или незнания туземных обычаев.

Одно, впрочем, часто лишь продолжение другого. Центромания

В девяноста восьми случаях из ста путешественник попадает в Португалию через город Фару, столицу южного побережья Алгарве1. Фару - обычный курортный городишко, каких в Португалии десятки.

'Алгарве - южное побережье Португалии. Главная курортная зона страны. Но куда правильнее попадать в Португалию через Лиссабон. Не потому, что всякая столица - визитная карточка своей страны, - у меня, например, на визитной карточке по-русски напечатано, что «Афиша - Мир» - это журнал о путешествиях и поездках, а по-английски, что это travel amp; lifestyle magazine - и поди пойми, где правда. Так вот, прилетать в Португалию через Лиссабон надо потому, что в Лиссабоне есть то, чего нет в остальной Португалии. Широкие проспекты, сбегающие к реке Тежу, модные рестораны, выдры, спящие в океанариуме, и музей армянского нефтяного магната Гульбе-кяна1. У Гульбекяна лучшая коллекция искусства в Португалии, знаменитая в том числе и тем, что сам Гульбекян сделал ее гораздо беднее, отправив обратно в Россию массу картин, которые он сам же за бесценок купил на сталинской распродаже Эрмитажа.

Лиссабон с остальной Португалией объединяют разве что фасады, украшенные голубой керамической плиткой, пережаренные на гриле осьминоги и пьяницы, ведущие себя так, как будто они, а не архитектура в стиле мануэлино2, португальском варианте пламенеющей готики, - венец португальской эволюции.

1 Гульбекян - нефтепромышленник из Баку, эмигрировавший после революции в Португалию и основавший там крупный музей искусств.

2 Мануэлино - архитектурный стиль, славившийся любовью к буйным архитектурным украшениям. Милость к падшим

Пьяница вообще довольно уважаемый персонаж португальского пандемонимума. В этом, наверное, можно найти отголоски древних крип-то-кельтских культов, чтивших священное безумие. В португальском языке для священного безумия даже есть специальный термин - saudade. Так называют состояние перманентной тоски, что-то вроде русской кручины, в котором последние лет двести находится каждый приличный португалец.

Имперская держава, лишенная имперской судьбы, - зрелище, конечно, душераздирающее. За последние двести лет Португалия лишилась Бразилии, Анголы, Гоа, сократившись практически до размеров Лузитании1, римской провинции, с которой все начиналось. Представьте себе РФ, ужавшуюся до границ Владимиро-Суз-дальской Руси, - и вам станет ясно, откуда все эти царапающие сердце пентатоники Сезарии Эворы и Амалии Родригеш2, липкие от портвейна голосовые связки и шрамы, оставленные каравеллами Васко да Гамы3 на океанской глади, шрамы, которые способен различить лишь похожий на астролябию португальский глаз. Saudade - это деловитая тоска по невозможЛузитания - античное название Португалии.

Эвора, Сезария; Родригеш, Амалия - исполнительницы песен в стиле фаду.

Васко да Гама - португальский мореплаватель, обнаруживший морской путь в Индию. ному. Такая в меру отчаянная тоска, в рамках разумного. Кислая мина при хорошей игре. Что-то вроде параолимпиады, на которой безногие атлеты культями пинают футбол, а на трибунах по этому поводу принято не рыдать в семь ручьев, а - наоборот - весело аплодировать.

Португалия никогда не была страной полноценных героев. Она любила героев неполноценных. Ее лучший поэт - Камоэнс1 - полжизни проходил без глаза. Ее лучший футболист Фигу2 - пусть и имеет внешность демонического любовника - так и не смог принести собственной стране хоть сколько-нибудь значимый трофей.

Португалия всегда терпимо относилась к недостаткам. Когда французский король Филипп Красивый вместе с папой римским уничтожали орден тамплиеров3 и всей христианской Европе было приказано выжечь эту заразу, как колорадского жука, португальский король Диниш не тронул тамплиеровскии орден, несмотря на то что у его адептов была репутация мужеложцев и идолопоклонников. Я думаю, что им двигала та же идея, что и портье в лиссабонском отеле,

'Камоэнс, Луиш - солдат и поэт, много воевавший за португальского короля и сочинивший эпическую поэму «Лузиады», основополагающее произведение португальской литературы.

2 Фигу, Луиш - португальский футболист, большую часть карьеры иг равший за испанские клубы «Реал» и «Барселона».

3 Орден тамплиеров - военизированная организация рыцарей Хра ма, участников первых Крестовых походов; быстро обрел недюжинную боевую и финансовую мощь и был уничтожен французским королем под предлогом борьбы с ересью. объяснившим мне про пьяных регулировщиков: «Во-первых, они так зарабатывают деньги. А во-вторых, так больше порядка».

Португалия тогда отбивала последние самозахваты мавров, и тамплиеры нужны были монарху в качестве дееспособных боевых единиц, вышибал во имя Господне. А уж через какое место они служат Богу, это вопрос второй - война все спишет.

Диниш оставил тамплиерам все: деньги, замки, права. Единственное, он переименовал Братство Храма в Орден Христа. Это обычная история о цивилизованном банкротстве, знакомая нам по 1998 году: перерегистрация ЗАО с теми же учредителями.

Тамплиеры в плату за это отвоевали Португалию у мавров, открыли университет в Коим-бре1, организовали эпоху Великих открытий2 (каравеллы Васко да Гамы, Магеллана3 и проч. были построены на деньги Ордена Христа, а главный герой этой эпохи - Генрих Мореплаватель, третий сын португальского короля, был магистром ордена), застроили всю страну мрачновато-живописными замками и монастырями, в половине которых сегодня гуляет ветер, в другой половине - гостиницы пусады. Пусады - 1 Коимбра- университетская столица Португалии.

2 Эпоха Великих географических открытий - освоение на родами Европы территорий остального мира, начавшееся в конце Средних ве ков и длившееся много лет.

3 Магеллан, Фернан - португальский мореплаватель, первым обо гнувший Южную Америку. жанр, придуманный диктатором Салазаром в подражание парадорам диктатора Франко. В Испании в 30-е годы запущенные церкви, монастыри и тюрьмы начали перестраивать в отели, чтобы стимулировать в стране национальный туристический пыл. В Португалии это стали делать несколькими годами позже. И есть в них какая-то разница, как между двумя лозами шар-доне, высаженными на разных почвах. Из замка в замок

Всякое путешествие должно иметь какую-нибудь конечную цель. Моя с женой конечная цель была скромна, как оклад президента РАО ЕЭС. Мы хотели за десять дней составить полное представление о Португалии.

По своему опыту я знаю: если тебе на что-то не хватает десяти дней, значит, не хватит и всей жизни. Страну можно понять только двумя способами: ночуя десять дней в одном и том же месте или каждый день меняя место ночлега. Это, конечно, абсурдная максима, но в ней есть то, что составляет прелесть социологии, - статистическая выборка. Все познается в сравнении. Того же самого с тем же самым или одного с другим, то есть практически по-шекспировски: как вам это понравится.

Пусады - единственные провинциальные гостиницы Португалии, которые могут что-то вам гарантировать. Я имею в виду - качественный вид из окна, размер комнат и кроватей, горячую воду и прочую гуманитарную блажь. Их сорок штук, и они так равномерно разбросаны по стране, что можно переезжать от примечательного места к примечательному месту, зная, что не нужно будет потратить еще три часа на поиски приличной гостиницы. Более того - пусады, как правило, и есть те примечательные места, ради которых в Португалии имеет смысл переезжать с места на место. В пусады превращены самые жирные, самые смачные куски архитектурной истории Португалии, а не просто какая-то случайная замковая чепуха, как в Испании. В Португалии пусады - чаще всего главная достопримечательность в округе.

Чтобы понять, как это сделано, надо представить себе, например, Ростовский или Новгородский кремль целиком, а не одним флигелем перестроенный в хорошую гостиницу. Целиком - это значит вместе со всеми своими привидениями, звонницами и трапезными. В одной из пусад рядом с испанской границей я поздним вечером после бутылки портвейна забрел случайно в залу, расположенную за ресепшен. Там шел ремонт, и все было завешено целлофаном. Портвейн - это тот ключ, который подходит к любой целлофановой преграде. Разумеется, я ее преодолел, и за ней обнаружился склеп, в котором так же естественно, как банкоматы на главной улице Лиссабона, стояли две гробницы португальских королей, сработанные в стиле мануэлино. На каждой могиле, как и на всех сколько-нибудь важных кусках архитектуры и смерти в Португалии, были знаки Ордена Христа - крест и астролябия.

Один мой приятель, в промышленных масштабах торгующий вином, в том числе и португальским, сказал мне: «Зимин, Португалия - прекрасная страна, но то, что у них происходит с едой, - это катастрофа». Можно считать, что я предпочел смену пейзажа перемене одинаково невкусных блюд.

Португалия действительно пуста в плане еды. Если, конечно, делать из этой самой еды культ. Португальцы небрежно обращаются со свежей рыбой, предпочитая ей соленую треску. Говядину они передерживают на плите до состояния чипсов. В рекламных проспектах пусад написано, что в них, как правило, находятся лучшие в окрестностях рестораны. Это действительно так. Поскольку все окрестные рестораны, опять-таки, как правило, ужасны. И на их фоне но-менклатурно-ленивые кулинарные изыски пусад жуются с восторгом, которого они совсем не заслуживают.

Но с другой стороны - это просто мои придирки и французский гастрономический патриотизм. Странно ехать в Португалию, чтобы есть там ужин, приготовленный с французским тщанием. В конце концов, португальцы так старались изжить в себе эхо французской оккупации, что можно подумать, будто и свои сардины с треской они готовят так нарочито антифран-цузски, как будто это пища для ума, а не для желудка.

Кажется, Лютер1 сказал: «Верую, потому что нелепо». Португальцы едят, потому что невкусно. Но с другой стороны, что еще можно ждать от народа, главное вино которого - портвейн - придумали англичане. И которые много лет, будучи католиками, терпели рядом с собой арабов и иудеев, не говоря уж о поклонявшихся бородатой голове тамплиерах. Все о такой-то матери

Португальское католичество не такое истеричное, как в Испании или в Италии. Португальская вера суха, как соленая треска, и прагматична, как морской узел. Но у нее тоже есть масштабы.

В мае семнадцатого года две пастушки и один пастушок из деревеньки Фатима повстречали в ивовых кустах Деву, Сияющую, Как Солнце. Она сказала им, что она Та, О Ком Они Молятся, Перебирая Четки. Дева, Сияющая, Как Солнце, договорилась встречаться с детьми каждое тринадцатое число летних и осенних месяцев семнадцатого года. За время этих встреч она рассказала им все о будущей революции в России, о Второй мировой войне, даже о покуше 1 Лютер, Мартин - деятель религиозной реформации, уведший большую часть народов Северной Европы из-под власти римского папства. нии на папу римского в мае 80-го года и много-много чего еще. Поразительно, что во всех этих пророчествах не было сказано практически ничего о собственно Португалии. И тем не менее именно португальцы восприняли эти пророчества ближе всех к сердцу. На финальное свидание малышей Фатимы с Богородицей пришли семьдесят тысяч человек. Они не увидели Деву, Сияющую, Как Солнце. На футболе тоже никто не гарантирует, что, купив билет на финал, ты обязательно увидишь, как мяч затрепещет в сетке. Но всем, кто собрался тогда на окраине Фатимы, было видение: будто солнце, уже клонящееся к закату, вдруг вспыхнуло и разорвалось радугой, как потешный новогодний фугас.

На месте этого божественного фейерверка сегодня построен блевотного вида храм и площадь, по размерам превосходящая площадь собора Святого Петра в Риме.

В праздники здесь собираются до двухсот тысяч человек, а за год бывает до десяти миллионов паломников, при том, что в Фатиме живут, как и сто лет назад, всего семь тысяч. Совсем недавно одной из этих семи тысяч была Луиза, та самая девочка, которая разговаривала с Богоматерью. Она умерла в мае 2005-го, на несколько дней пережив папу римского и дождавшись сбычи практически всех пророчеств, которые она принесла в этот мир.

В 30 километрах от Фатимы находится город Томар, а в нем - тот самый замок, в котором главный герой романа Умберто Эко «Маятник Фуко»1 нашел начала хитросплетенного, как корабельный канат, заговора тамплиеров.

Томарская цитадель со смешной, похожей на барабан церковью, где вместо Богородицы в орнаментальные плетения иконостаса вписана голова невеселого бородатого мужика, висит над городом как пророчество. Герои Умберто Эко считали, что бородатый мужик - это личина Ба-фомета2, искусствоведческие справочники говорят, что это автопортрет Диогу ди Арруда, архитектора, перестроившего монастырь Томар в стиле мануэлино. Как бы то ни было, именно отсюда началась история португальского мореплавания, аукнувшаяся тем, что сегодня в мире почти двести миллионов человек говорят на языке Камоэнса и Генриха Мореплавателя, а в старых кварталах Гоа лопается на солнце та же самая изразцовая плитка, которой украшены дворцы в Лиссабоне, Порту и Тавире.

Есть и совсем уж неожиданный рикошет. На Украине сегодня выходят книжки, в которых научно доказывается, что португальские тамплиеры, после того как их прижала Испания, нашли убежище в Мексике и в Галицко-Волын-ском княжестве. И что они всегда мечтали вернуться обратно домой. Это можно было бы счи 1 «Маятник Фуко» - роман итальянского писателя и ученого Умберто Эко, посвященный распутыванию загадочных тайн ордена тамплиеров.

2 Бафомет - бородатый идол, которому поклонялись члены тамплиерского ордена. тать проявлением смешного малороссийского сумасшествия, если бы не сведения из португальского Госкомстата о том, что главными источниками эмиграции в Португалию сегодня служат не Бразилия и Ангола, а Мексика и Украина. Комната с видом

От Лиссабона до Лиссабона по кругу фадо. Через винную столицу Порту, через столицу сардинной ловли Виана-ду-Каштелу, через религиозную Брагу, через университетскую Коим-бру, через архитектурную Эвору и, наконец, через курортную Фару. Это занимает около десяти дней. 2500 км уютных, пустых дорог, мимо обглоданных пробковых деревьев, римских акведуков, практически тосканских пейзажей, монастырей и могил. На юго-западном мысе Португалии, в городе Сагреш, где Генрих Мореплаватель открыл навигационную школу и откуда в Индию уплывали португальские корабли, прописана пу-сада Sagres, похожая на амбулаторное отделение больницы, которое с какого-то перепугу взял под свою опеку Цезарь Ритц. Океан начинается сразу за ее окнами, и от него невозможно оторвать взгляд. Подернутый дымкой или подпаленный закатом, хмурый и яростный, он всегда другой - и всегда тот же самый. Тысячи лет океан ставит человека на место, в тысячный раз объясняя человеку, что он слаб, ничтожен и вообще - дрожащая тварь.

Португальцы тысячу лет жили возле океана, их месило в кровавой каше штормов, смывало цунами, но они упрямо бросали океану вызов. Человек ведь тем отличается от животного, что он может победить рефлекс боли. Может радоваться, когда нет причин для радости. Грустить, когда нет резонов для тоски.

Когда в «Касабланке»1 гестаповский офицер спросил Хамфри Богарта о национальности, он ответил: «Пьяница». И в кармане у него лежал пропуск в Лиссабон.

1 «Касабланка» - один из главных фильмов в истории мирового кино, снятый во время войны режиссером Кертисом. Драматически переплетает историю частной любви с историей человечества.