АЛЕКС МЕРФИ, ИЗРАИЛЬ.

Проснувшись, я не понял, где нахожусь. Под головой надувная подушка, пахнущая резиной и хлоркой. Вместо потолка — матерчатое полотнище. Повязка мешала шевелить рукой. Половину лица тоже скрывали бинты… Было сумеречно, только через дырочки в полотне палатки пробивались тонкие, как иголки, лучики света. В них плясали пылинки.

— Рад, что вы пришли в себя.

Повернувшись, чтобы смотреть здоровым глазом, я уставился на незнакомца. Так показалось вначале, но через мгновение я понял, кто это… Не сразу узнал его в кожаной потертой куртке, небритым… От Воронцова явственно несло потом и спиртным. И еще… Эта особенная смесь ружейной смазки, нагретого металла и дизельного топлива. Дежа вю.

Тот самый лощеный офицер, что беседовал со мной на Лубянке! Я инстинктивно попытался вскочить, но в глазах потемнело.

— Лежите. — он легонько пихнул меня в грудь. — У вас контузия.

— Как вы здесь оказались? — голос не слушался.

— Стреляли. — туманно пояснил он и подал мне бутылку с водой. Я, не чинясь, напился.

— Меньше всего я рассчитывал увидеть здесь вас.

Полулежа в подушках, я попытался оценить свое состояние. Судя по всему, дела плохи: нога, в которую попал осколок, распухла и онемела выше колена, голова кружилась. Плечо… Во всяком случае, рукой я двигать не мог.

— Я шел по вашему следу от той самой крепости. Видел, как вы рванули через колючку, но поделать уже ничего не мог.

— Так это были вы…

— В смысле?

— Две автоколонны. Я всё гадал: куда делась вторая?

— Ну да. Прилетел в Дамаск, а там — очередной переворот. Или революция… Хрен их разберешь. Пока нашел машину, получил разрешение на выезд, то-се…

— Как вы вообще меня нашли?

— Не ко мне вопрос.

— А к кому?

— Позже… Знаете, вы очень опасный человек, мистер Мерфи.

— Да. Мне уже говорили.

…До рассвета мы с Кидальчиком пролежали без сознания в какой-то канаве, куда нас забросило взрывом. Нашла нас Ассоль — уж не знаю, как. Воронцов сказал, что мы почти задохнулись, и чудом остались в живых.

Поселок разрушен, но убитых не было: даже дети здесь знали, как себя вести при нападении.

Местность прочесывали войска, в воздухе кружили вертолеты…

Когда Воронцов ушел, явилась Ассоль. Она была, слава Богу, цела, только щека поцарапана. Смущаясь, присела на край кушетки. За тонкими перегородками ходили люди, звякало что-то железное, долетал тошнотворный запах йода.

— Есть идеи, почему нас так быстро вычислили? — спросил я тихо.

— Может, на границе кто-нибудь не удержался, и выложил наши фотки в Сеть? — она равнодушно пожала плечами. — Они зовут нашего старика Моше… Я слышала, как об этом шептались тетки в кибуце.

— Моисеем? Пророком?

В каком-то смысле, я даже не удивился.

Ассоль взяла меня за руку. На ней было вчерашнее платье — светлое, в мелкий цветочек. Только грязное, прорванное в нескольких местах. Платье сползало с плеча, она то и дело поддергивала ворот, прикрываясь косынкой. Ассоль вновь казалась совсем молоденькой. Впалые щеки, синева под глазами… Я притянул её к себе и поцеловал. Она отстранилась, ожгла взглядом.

— Снова хотел сбежать, да? Не оправдывайся, я видела вечером, как ты смотрел. Ты прощался! И если б не эта ночь, ты бы ушел…

— Послушай… — я старался подобрать правильные слова. — Я не буду участвовать ни в чьих разборках. Не собираюсь помогать делить мир, загребать еще больше денег, управлять людьми… Меня уже пробовали втянуть в эти игры, и я… Я не буду ничьей пешкой! — я крепче сжал её руку, и зашептал: — Давай убежим! Потеряемся, начнем новую жизнь! Я… Я спасу тебя от твоих хозяев… — неожиданно она рассмеялась, но очень печально.

Я осекся. Кто я такой, чтобы предлагать этой незнакомке другую жизнь? Почему она должна всё бросить ради меня?

Уставившись в белесое полотнище палатки, я вспомнил вчерашний вечер. Вокруг маленькой деревенской площади цвели магнолии, до нашего домика долетал их аромат. Потом, ночью, мы с Кидальчиком метались меж горящих стволов…

В Нью-Йорке тоже цветут магнолии ранней весной. Какой сейчас месяц? Февраль? Возможно… Не было времени узнать.

Ассоль всхлипнула. Я повернулся к ней, снова взял за руку. Маленькая лапка… Ледяная, безвольная, будто неживая.

— Прости. Я не хотел тебя обидеть. Думал, может, тебе захочется… Может, ты хочешь освободиться.

Она снова рассмеялась. Вытерла слезы, покачала головой.

— Дурачок… Это самая лучшая работа на свете, — она неожиданно сильно сжала мою ладонь. — Ведь я должна защищать твою жизнь.

Это признание выбило меня из колеи. Соленые губы, прикрытые в экстазе глаза, жилка на шее, бьющаяся в такт моему сердцу…

— Повтори, что ты сказала. Пожалуйста…

— Я обязана защищать твою жизнь.

Я помолчал.

— Что ты делала сегодня ночью? — голос не слушался.

— То же, что и всегда.

Снова представил её тонкое, бьющееся тело в своих объятиях. Неужели… неужели она добровольно пошла за мной в крепость ашарванов, в плен?

Но спросил о другом:

— Ты говоришь, что должна защищать меня. — медленно выговорил я. — Но… не сама же ты это придумала? Кто-то тебя послал?

— Потерпите немного, Алекс. В свое время вы всё узнаете. — снова явился Воронцов.

Удивительно, как он отыскал нас здесь, в Израиле?

И тут я заметил, как Ассоль смотрит на Воронцова. Она готовилась напасть. Приняв защитную стойку, девушка встала между мной и этим здоровым мужиком — тростинка на пути кабана…

— Успокойтесь, друзья! — Воронцов поднял руки. — У меня послание от вашего драгоценного учителя, Ассоль. — и он произнес фразу на незнакомом, гортанном языке.

Она расслабилась. Растерянно оглянулась на меня, подошла, зачем-то поправила скрипучую подушку, и только затем вновь повернулась к Воронцову.

— Я думала, Рашид сам приедет.

— Жизнь постоянно преподносит сюрпризы.

Меня поразил контраст между сохранившимся в памяти офицером контрразведки и увиденным сегодня: для образа Индианы Джонса не хватало лишь хлыста и шляпы… Посмотрев исподлобья, он проворчал:

— Я всегда подозревал, что от вас одни неприятности, мистер Мерфи.

— Не буду отрицать, что думаю аналогично о вас, господин Воронцов.

Он хищно усмехнулся.

— Тем не менее, я рад, что успел до того, как вас убили. Собирайтесь, мы уезжаем. — Воронцов повернулся к выходу.

— Я не буду с вами сотрудничать! Ни с вами, ни с кем-либо другим!

— А и не надо… — он рассеянно обернулся от входа, и взмахнул рукой. — Мы теперь вне закона, мистер Мерфи. Все мы… — и он вышел наружу.

Я повернулся к Ассоль.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Мы должны пойти с ним. — она старалась на меня не смотреть, но присела рядом. Я взял её за руку, развернув к себе.

— Он контрразведчик! Это от него я убегал в Москве… Что ты об этом знаешь?

— Он теперь такой же, как мы. Рашид изменил его судьбу.

— Кто он, этот Рашид? Твой… Друг?

— Не сейчас. — она встала и подала мне одежду, висевшую на спинке кровати. — Одевайся. Нам и вправду пора.

— Дай мне пару минут. — я сердито взглянул на Ассоль и отвел глаза.

Было стыдно признаться, но давно хотелось в туалет. В меня влили несколько бутылок жидкости внутривенно, и мочевой пузырь просто разрывался, но санузел от палаты отделяла тонкая шторка, и при девушке я не мог…

ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, ИЗРАИЛЬ.

Одному Господу известно, каким чудом мне удалось забраться так далеко. Двигаясь по следу парня, иногда отставая всего на несколько часов, всё время боялся, что не успею. И вот, я его догнал. Парень сильно изменился после нашей первой встречи… Неудивительно! Побывал в плену у чокнутых сектантов, прошел пешком по минному полю… А как его защищала эта рыжая кошка! Слава Богу, я правильно вспомнил ту фразу, которой научил Рашид. Он еще тогда сказал, что даже не сомневается: его ученица обязательно окажется где-нибудь поблизости… А он ведь — провидец, в чем я снова имел несчастье убедиться.

— Господин Воронцов!

Меня окликнул долговязый старик, бежавший из крепости вместе с Мерфи. Он выглядел заметно бодрее, переоделся, нехорошая рана на скуле чернела скобками… Живучий старикан. На вид — и в чем только душа держится, а поди ж ты…

— Чем могу служить?

Он, взяв меня за рукав и воровато оглядываясь, потащил за палатки.

— Услышал знакомое имя, и решил уточнить: о каком именно Рашиде шла речь? — я молчал. — Вижу, вы сомневаетесь, стоит ли посвящать постороннего. Вы правы, постороннего — не стоит. Но я, как вы сейчас убедитесь, — таки не он. — старикан улыбнулся. — Вы очень похожи на батюшку, Илья Романович. Надеюсь, он в добром здравии? — я, всё так же молча, кивнул. Мало ли, кто кого знает… — Я вас не убедил. — старик хитро прищурился. — Тогда так: ваш непосредственный начальник, Константин Петрович, имеет отношение к неким «чудесникам»… Судя по тому, что вы — здесь, это он познакомил вас с Рашидиком…

— Не он. На господина Калиева я вышел сам, после смерти Кремлева.

Было видно, что новость его потрясла. Старик на мгновение замер, беззвучно шевеля губами, затем бессильно опустился на камушек и спрятал лицо в ладонях.

— Когда? — наконец спросил он севшим голосом.

— Месяц тому. — он поднял на меня погрустневший взгляд.

— Земля ему пухом… — он помолчал. — Значит… Началось. — я не понял его последней реплики, но переспрашивать не стал.

Старик поднялся, отряхнул брюки и поправил рубашку. Пригладил рукой волосы…

И вдруг я вспомнил ту, месячной давности фотографию!

— Вы Кацман. — он удивленно приподнял брови, затем коротко поклонился.

— К вашим услугам.

— Простите, не признал. На фото вы без бороды. И, кажется, моложе лет на двадцать… Я читал ваше дело. Рашид упоминал о друге, пропавшем около четырех месяцев назад.

Старик убрал за ухо седую прядь, и задумчиво посмотрел в сторону высившегося невдалеке артиллерийского орудия.

— Значит, это вы нынче занимаетесь делами чудесников?

Его вопрос меня обескуражил.

— Собственно… Рашид попросил приглядеть лишь за одним. За Мерфи.

— И куда собираетесь его везти?

— В Москву… Когда придумаю, как отсюда выбраться и уговорю парня. — ответил я. И угрюмо добавил: — На редкость вредоносный тип.

Кацман усмехнулся.

— Алёша? Вы просто его не знаете. Мальчик вас еще удивит, правда-правда. Он — выдающийся талант. Неоформленный — это да. Неограненный, так сказать… При соответствующем обучении ему не будет равных.

— Его идея бежать через Голаны?

— Ну почему же? Моя… — старик сверкнул глазами. — Это был единственный путь. К тому же, мальчик нуждался в… инициации. Должен был поверить.

— Вы могли погибнуть. — Кацман пожал плечами.

— Я — математик и доверяю цифрам. А еще я верю в Бога… Он творит чудеса. Когда по-настоящему захочет.

И тут из-за палатки появилось это неограненное сокровище. Одноногий, одноглазый, однорукий… Кацман деликатно кивнул и пошел прочь, а парень встал рядом, тяжело навалившись на костыли.

— Если вы хотели поговорить наедине, надо было уйти подальше. — сердито заявил он. — Здесь, знаете ли, тонкие стены.

— А мы ничего предосудительного и не обсуждали.

— Я пленник, или как? — Мерфи смотрел враждебно.

— Насильно вас никто не держит, ради Бога. Только… — я демонстративно оглядел его с головы до ног. — Куда вы пойдете?

Он уставился в землю.

— Есть неоконченные дела…

— В Америку собрались? — я специально заговорил именно об этом.

— И как вы догадались?

Еще немного, и он бросится на меня. С костылями наперевес.

— Не очень сложно. Хотел бы извиниться: в Москве я не понял, почему вы сбежали.

— А теперь?

— Вы знали, что она умерла. Вам просто не раскрыли подробностей.

— Я не верю, что мама покончила с собой.

— Когда я вам об этом сказал — тогда, на Лубянке… Я тоже не владел всей информацией. Но теперь мы уверены: ваша мать была убита. Потому, что она — чудесник. Такой же, как и вы.

Он заметно растерялся. Побледнел, на щеках проявились красные пятна. Мне стало его жалко, этого потерявшегося птенца… Прикурив, я дал ему сигарету. Он затянулся.

После длившейся целую вечность паузы, Мерфи спросил:

— Как вы узнали?

— Компьютер автомобиля вашей матери взломал хакер. Аналогичным способом убили моего начальника и пытались убить меня. Это вкратце.

— И вы знаете, кто?

— С высокой долей вероятности.

— Что будете делать?

— Мы не можем предъявить обвинение. Нет доказательств.

— Нужно их найти.

— Послушайте, Мерфи… Вы теперь знаете, что это не самоубийство. Но если вы не полетите со мной, считайте, это — не ваша проблема.

Я видел, как играют желваки на его скулах. Он развернулся и похромал прочь, но через несколько шагов обернулся:

— Почему я должен вам верить?

— Я не знаю. Прислушайтесь к себе, в конце концов… Вы же — чудесник, что бы это не значило. Порасспросите Кацмана. Он так искренне вас хвалит…

Он вернулся, подступил вплотную. Пахнуло йодом и ихтиоловой мазью.

— Вы собираетесь всё выяснить и наказать виновного?

— Я — да.

Он еще секунду что-то прикидывал, затем кивнул:

— Тогда я с вами.

По просьбе Кацмана нас согласились доставить в Тель-Авив. Там придется подождать, пока не пришлют документы — в противном случае мою троицу никто не выпустит из страны… О паспортах обещал позаботиться отец — он таки стал начальником Управления.

Очень хотелось побыстрее оказаться дома, сбагрить это ходячее недоразумение с рук, и заняться более насущными вопросами…

…В самолете я предусмотрительно занял место рядом с Алексом. Он саркастично усмехнулся здоровой половиной лица. Синяки на другой половине начали чернеть, сквозь распухшие веки проглядывал красный, как у быка, зрачок. Но, тем не менее, парень почти не обращал внимания на свои увечья. Я вспомнил: — он же боец. Наверное, привык получать тумаки.

Жестом пригласив его сесть у окна, я устроился через кресло.

— Не доверяете мне, да? — из-за распухшей щеки он как бы пришептывал.

— Скорее, боюсь. Наслышан о ваших подвигах и не хочу выпасть из самолета.

Он хрипло рассмеялся, пристукнув по подлокотнику здоровой рукой. Кожа на костяшках была содрана.

Хорошенькая бортпроводница, с ямочками на щечках и с кокетливым шарфиком на белой шейке, предложила вина. Я взял, Мерфи отказался. Попросил колы.

Он всё вертел головой, стараясь поймать взгляд девчонки. Она сидела с Кацманом, через ряд от нас. Старик храпел, свесив голову на бок, девица сидела прямо, как солдатик. Глаза прикрыла, но точно не спала.

Интересная девушка. Что-то неуловимо восточное, то ли в глазах, то ли в высоких, острых скулах… Тощая, как спичка, но не угловатая. Лиса. Актриса… То прикинется невинным подростком, а то…

Вот Лилька, например: французские духи, бриллиантовые капельки в ушах, кружева. Шелковая тигрица. А эта пигалица — без всяких кружев и духов, одним взглядом…

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Она мне в дочки годится. Почти. Да и на нашего вундеркинда смотрит, как кошка на законно пойманную мышь… Пускай.

На душе было муторно. Старик, слепец, неуправляемый гений… Даже не знаю, кто я при них? Мальчик для битья? Телохранитель? Хотя, телохранитель, скорее, она — рыжая бестия. Если б я не вспомнил вовремя про пароль…

Не к месту подумал, что давно не виделся с Лилькой. Собственно, с тех пор, как всё закрутилось… Даже номера своего нового ей не сказал. Во избежание…

— Господин Воронцов… Вы не спите?

Я встряхнулся. Спать, конечно, хотелось, но если парнишке приспичило поговорить, лучше откликнуться.

— Как вы себя чувствуете?

— Не знаю. Растерянным. Напуганным. Больным… Вы правда приехали в Израиль из-за меня?

— В Дамаск, сударь мой, в Дамаск… А это, как говорят у нас в Москве, две большие разницы.

— На самом деле, по возвращении у меня снова могут быть проблемы. Вряд ли Джафар простил долг. О, вы, наверное, не в курсе… — я его остановил:

— Успел приобщиться. Кстати, это он сдал вас сирийцам.

Мерфи кивнул.

— Я так и думал. Тот бой… Противник был откуда-то с ближнего востока. Они долго меня обхаживали, уговаривали… Деньги немалые сулили. — он побарабанил пальцами по подлокотнику. — И когда позвонил отец…

— Хотели выиграть и рвануть в Америку?

— Да, хотел. Теперь понимаю, что они бы меня не отпустили. Не представляю только, зачем я им… Ладно, Кидальчик — золотая курица… Но я?

— Если то, что о вас рассказал Кацман — правда…

— И что? Сбрасывать меня на голову неприятеля? Как джинна?

— Не понял…

— В старых легендах говориться, что джинны могли разрушать города.

— А, в этом смысле… — я представил, как Мерфи, мановением руки обрушивает здания, мосты… Сделалось не по себе. — А вы правда можете — целые города?

— Не знаю. Не пробовал. — и он отвернулся.

У меня создалось впечатление, что разговор не состоялся. Он не сказал того, что хотел…