ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, МОСКВА.

…Таким сказочным идиотом я не чувствовал себя никогда. Мерфи выскочил за дверь и… исчез. Испарился, как Гудини из стеклянного бака. Утек сквозь пальцы.

Пока я ворочался на полу, как перевернутая черепаха, стараясь переждать боль в плече… Сцепив зубы, чтобы не заорать, не завыть в голос… Чуть не окочурился, ей богу. Два года прошло, а она все болит. Доктора говорят — невроз. В гробу я видал такие неврозы… Лежал, потел, как мышь, и никак не мог подняться на ноги…

Рядом хрипел конвойный. Лицо у него было багровое, как при апоплексическом ударе. Пока вызвал к нему помощь…

Секунды уходили, я представлял, как Мерфи бежит к выходу, как дежурные вскидывают автоматы…

И в самом деле выстрел! Правда, из табельного…

…Открытое окно обнаружили быстро. Как он угадал, что именно здесь разболтался штырь? Повезло? Не мог же Мерфи знать об этом заранее?

Пока организовали погоню…

А потом — это дикое, невозможное в природе падение статуи с крыши Большого. Специалисты сказали — давний дефект, неравномерное распределение массы…

Мерфи ушел легко и красиво, как колобок от глупого зайца. На вид — модный мальчик: тесный пиджачок, очечки, галстук-бабочка… Учитель. Английская поэзия, мать ее за ногу! Когда меня предупредили, что парень дерется в боях без правил — не поверил. Днем читать Шекспира восторженным барышням, а ночью — ломать ребра и отрывать уши? Даже когда он не очень правдоподобно смутился — не поверил. Не смог. Наручников не надел.

И только увидев профессиональный удар… Я — идиот. Сказочный. Привык иметь дело с отечественными уркаганами, для которых понты — это всё. Они ж без татухи на груди и пяти золотых перстней себя голыми чувствуют. А ведь внешность обманчива, это все знают. Только забывают порой…

— Илья Романович, можно к тебе?

Я вскочил, по привычке вытянулся во фрунт, но тут же опомнился.

— Разумеется, Константин Петрович. Милости просим.

— Что, чувствуешь себя идиотом?

— Не то слово. Повеситься бы…

— Ты это брось. Лучше коньяку выпей.

Я удивился. Чтобы шеф предлагал выпить прямо на рабочем месте?

— Не переживай, Илья. Просто ты еще не привык. У тебя на войне как было? Или свой — или чужой. У нас всё гораздо заковыристей. — Кремлёв уселся в гостевое кресло, я рухнул в свое. — Убивают не в пример реже, но… — он развел руками и многозначительно поднял брови.

— Да я всё понимаю, Константин Петрович. Простите. Больше не повториться.

Он фыркнул, как сенбернар. Несколько мгновений сверлил меня взглядом, затем снова вздохнул и бросил на стол папку.

— Ему уже успели кличку дать: Фокусник. — произнес шеф, глядя в сторону.

— Я тоже вспомнил о Гудини. Как он мастерски исчез…

— Ребята божатся, что это он снес статую.

— Чертовщина какая-то!

— Вот именно. — Кремлев многозначительно кивнул. — В моем городе никто не должен бросаться статуями! Это вандализм, в конце концов. Памятником культуры…

— Константин Петрович! Вы что, тоже верите, что…

— А ты почитай. — он кивнул на папку. — Заокеанские коллеги там много чего настрочили. Чертовщина, — как ты только что правильно заметил.

Я насторожился.

— И что, они вот так, за здорово живешь, делятся информацией?

— Хотели впечатлить, я так себе думаю. — Кремлёв пожал плечами. — Мол, видите, какой сложный случай. Не справитесь…

— А может, наоборот, подначить? Типа, на «слабо»?

— Кто их разберет? Чужая душа — потемки… Но только сдается мне, сильно их этот парень допек. У него, между прочим, папаша — конгрессмен. Мордехай Мерфи…

— Ну и что?

— Эх ты, военная косточка… Ничего в политике не разумеешь.

Я пожал плечами. А чего тут разуметь? Может, ФБР нужен сын, чтобы шантажировать отца, например… Всякое в жизни бывает.

— Парень решил скорее нажить неприятности с нами, чем попасть к ним. У него мать умерла. Узнав, что она покончила с собой, он того… сбрендил. Сорвался.

— Вот именно. Теперь ищи его, свищи… — Шеф задумчиво постучал по пластиковому боку папки, поджал губы, посопел…

— Ну… тебе и карты в руки! — как-то не к месту закончил он, и поднялся.

— В смысле?

— Займись им. Найди, убеди поговорить. Рассказать…

— А может, он серийный убийца? Маньяк? Что он у нас в России забыл? — Кремлев снова фыркнул.

— Давай, рой землю. Очень хочется послушать, как он своротил эту статую…

АЛЕКС МЕРФИ

Как был, в одной рубашке и ботинках без шнурков, я бежал сквозь солнечный морозный день, сквозь порывы секущего ветра и вонь выхлопных газов. Горло нестерпимо жгло, глаза слезились. К тому же, несколько раз упав, в кровь рассадил руки и коленки…

Подземный переход. Вниз, по обледеневшим ступенькам… Ноги скользят, ладонь прилипает к железному поручню.

Без «щелчка» не обойтись, что бы не говорила моя хромая удача. Если подумать… Когда это началось? Не сегодня, это точно. Месяц назад я впервые проиграл бой. Нокаут, и всего на третьей минуте… На скуле — синяк, губа разбита. Как появиться в универе? Надо было позвонить, сказаться больным… Так нет же, поперся на лекции! Я же — законопослушный иностранец, не шелупонь какая-нибудь… Студентки просто обезумели:

— Что стряслось, мистер Мерфи?

— С лестницы упал, вот незадача!

— Ах, мистер Мерфи! Разрешите за вами поухаживать!

Милые барышни, видели бы вы меня сейчас…

Я оглядел сумеречный, сырой туннель. В воздухе — столбы пара из канализационных решеток, в них снуют смутные тени — люди спешат миновать неприятное место.

Вывеска «Секонд Хенд», рядом — магазинчик электроники. Оба хозяина в тулупах и шапках с ушами. Шмыгая носами, пьют что-то горячее. До них — десять шагов. Я «щелкаю».

Один, два, три, четыре… Мальчишка подбегает к витрине. Шесть, семь… Сгребает в охапку телефоны, и бежит прочь. Продавцы замерли в изумлении от наглости подростка. Восемь, девять… Я стремительно вхожу в «Секонд», на меня никто не смотрит: воришка убегает, мужики, забыв обо всем, за ним.

Проходя через павильон, сдергиваю с вешалки серый пуховик, не глядя хватаю какую-то шапку, вязаные перчатки… Никто на меня не смотрит.

Наконец-то тепло. Смешную шапку с помпоном — по самые брови, руки — поглубже в карманы… Мельком глянул в витрину — сам себя не узнал. Морда небритая, взгляд загнанный… Здесь таких называют бомжами. Ну и ладно, ну и хорошо. Это — не я. Не Алекс Мерфи, знаток английской поэзии, еще вчера — законодатель мод, любимец молоденьких студенток, а бомж. Просто бомж…

Пальцы в кармане провалились в дырку, нащупали какую-то бумажку. Ну надо же! Десять евро… Качели раскачиваются всё сильнее. За каждую поблажку придется платить втридорога.

Выменял бумажку на стакан горячего чаю и несколько пирожков, поел прямо на ходу. Никто не запомнит бродягу, разве что — огромный красный помпон. Очень хотелось присесть, обдумать дальнейшие действия, но сидеть нельзя…

Джафар будет меня искать. Русская контрразведка будет меня искать. Интерпол? Вот уж не знаю, зачем я понадобился интерполу…

Автобус, дыша выхлопами, гостеприимно распахнул двери. А… Почему бы и нет?

Внутри тепло и душно. Я смотрю сквозь черное окно на улицу — там, несмотря на густой снег, бурление жизни. Люди смеются, спешат домой, к котлетам и борщу… К женам, мужьям, детям, телевизорам… Автобус подскакивает на ухабах. Привалившись головой к дребезжащему стеклу, я засыпаю.

Во сне — улыбка мамы и сердитое лицо отца…