АЛЕКС МЕРФИ, МОСКВА.
Спускались по лестнице другого подъезда, вслед за остальными. Хотели уйти по крышам — в спальном районе можно легко перепрыгнуть с одного дома на другой, но прилетел вертолет и завис над пожарищем. Мы решили не рисковать. Лучше смешаться с толпой…
На улице было светло, как днем. Бродили растерянные, полуодетые люди, плакали дети, среди них сновали полицеские, пожарные, спасатели, кому-то оказывали помощь, увозили на медицинских каталках…
Мы, кое-как одетые, закопченные, с расцарапанными руками и лицами, не слишком выделялись на общем фоне. Пробираясь сквозь толпу, я ловил обрывки фраз:
— Водитель не смог выбраться…
— Да, мужики хотели помочь, но огонь…
— Он так кричал, так кричал…
— Упокой Господь…
— Да что ж это делается?
— Куда власти-то смотрят?
На Воронцова налетел бородатый мужик в тулупе, стал хлопать по спине и что-то нечленораздельно бормотать. Я не сразу узнал Михалыча. Оторвавшись от Ильи, он обнял меня, крепко прижав к пахнущей овчиной груди. Затем ощупал Макса, тоже обнял. И всё время повторял:
— Живые! Мама родная, живые! А я ведь чуть-чуть не успел! К вам шел, а тут — эта тачка, язви её! Овца какая-то за рулем… А парнишка-то в бензовозе… Руль-то выкрутил, его занесло и потащило… Всё на моих глазах! «Зеленый» на перекрестке… Во все стороны — зеленый, мать его за ногу! Он и крутанул… Молодой пацан…
Михалыч тащил нас куда-то, мы покорно влеклись за ним. Потом погрузились в машину и поехали. Всё оцепенело, и внутри и снаружи. От холода, от страха… От безысходности.
Из головы не шло про водителя бензовоза. Дверь заклинило, он не смог выбраться и сгорел… А я остался жить.
Столько людей пострадало, а я жив. И что мне с этим делать? Может, самому удавиться?
— Лёша… ты как? — Илья сидел рядом, Макс — на переднем. — Курить будешь?
— Нет! Нет, спасибо…
— Тогда я — тоже… Черт, и так гарью несет… Михалыч, мы куда едем?
— В одно место.
— Понятно… Там хоть тепло?
Он кивнул и поддал газу. Небо за дальними домами светлело…
Воронцов спрашивал что-то еще, но я не мог говорить. Сидел, смотрел в окно, чувствовал, как по щекам текут слезы… Господи! Как я устал. От неизвестности, от этого бесконечного кошмара, которым стала моя жизнь. Может, пора… Чего тянуть? Он рано или поздно меня найдет, но скольким еще это будет стоить жизни? Горько вздохнув, я спрятал лицо в ладонях. Когда-то в детстве читал, что самоубийцами становятся только слабаки. Не знаю… Взять, и одним махом покончить со всем этим. Черт…
А ведь Михалыч говорит что-то важное…
«…Не помню, как меня вынесло на улицу. Взрывная волна была такая, что любо-дорого… Очнулся, вокруг — никого, а по небу что-то черное летит. Да так густо! Я еще подумал: ишь, какие вороны нынче жирные уродились, а это не вороны, а обломки черепицы…
Крышу начисто разворотило, из всех окон — огонь. Я и давай бог-ноги, молясь, чтобы никто не заметил… Ясен перец, тот, кто стрелял, наблюдателя должон прислать — удостовериться.
Заполз в кусты сирени, — они густющие, там и устроился. Видел, как подъехала скорая, как грузили на каталку Кидальчика и Ассоль… Рашид был вроде цел, он с ними поехал.
Хотел вылезти — и к ним, но решил повременить: товарищ Калиев позаботится о старике и девчонке, а я лучше вас подожду. Вас же я не видел… Одно из двух: или прячетесь так же, как я, или… Если ЧСники тела откопают, останется одно: мстить до последней капли крови…
А как стемнело, глядь — земля вспухает, а из норы зомби лезут! Восставшие из ЗАда… Не сразу допетрил, что это вы. Обрадовался, как именинник, но решил себя не проявлять. Подумал: а вдруг еще кто следит? Вы в город подались, дак я — за вами. Во избежание… Только в центре успокоился, отстал маленько, надо было к ребятам заскочить, сказать, что живы все…
А только к Максовой хате подъехал — бензовоз.
Парень специально ночью шел: с его махиной днем по городу нельзя, к тому же — горючие материалы… Он и думал по пустым улицам проскочить.
Этот гад следил наверное, через камеры на перекрестках, или еще как… Гололед, туман, снег валит… Вот так всё и получилось…»
— Он погиб из-за меня. Тот водитель. Это я виноват.
— Да ты что? Если б не ты, весь дом бы взлетел на воздух!
Я с трудом повернул голову, посмотрел на Воронцова. Глаз распух — кто-то в толпе засадил кулаком. Ворот старого свитера разорван, рука висит плетью. Он поймал мой взгляд, оправил одежду и усмехнулся. Бравый контрразведчик…
— Нет причин думать, что это я всех спас. Та цистерна…
— Мы бы не выбрались, поверь. Я знаю, как это бывает.
А если Воронцов прав? Я снова закрыл глаза, и увидел, как в замедленной съемке: бензовоз переворачивается, скользит на боку до угла дома, затем — удар, огонь, и — взрыв… На месте подъезда зияет ощеренный покореженной арматурой провал. Единственное, что тогда пришло мне в голову — это чтобы бак не взорвался, и топливо потихоньку вылилось наружу. В толпе говорили, что кроме водителя никто не погиб…
Природные катаклизмы, техногенные катастрофы, аварии всякие… А ведь я могу помочь! Можно вообразить, как бы всё обернулось, присутствуй на старте «Челленджера», на мысе Канаверал, чудесник? Или в Фукусиме… Нас же много! Можно собрать людей, обучить по методу Рашида, и… что? Спасательные операции? Отряды для предотвращения аварий? Да что угодно! Мы можем… Всё!
Это выход! Люди не должны гибнуть из-за чьей-то беспечности, скудоумия… Особенно, становиться пешками в чужих играх.
Жаль, что это не пришло мне в голову раньше: всегда думал только о себе… Беспокоился, чтобы никто не узнал, кто я такой, что могу… Почему-то решил, что мой талант прежде всего захотят использовать во зло. А если б я был неподалеку от Башен одиннадцатого сентября?
Я могу всё исправить! Искупить тот вред, что нанесла моя хромая удача…