…Лёшка впал в кому. И не из-за боли, а из-за чудовищного нервного истощения — так сказали вконец растерявшиеся врачи местной больнички, куда мы примчались среди ночи. И ведь не хотели принимать, гады буржуйские! Я уже собрался их калечить, одного за другим, пока не найдется кто-нибудь благоразумный… Видите ли, нет туристической страховки, мать их за ногу! Человек умирает, а им страховку подавай! Сильно я разочаровался в этих просвещенных Европах, честное слово…

Но пока я орал и размахивал кулаками, Лилька куда-то позвонила, с кем-то поговорила, и всё неожиданно устроилось. Нам заулыбались, Лёшку со всеми предосторожностями погрузили на каталку и увезли… Ассоль пошла с ними.

— Куда ты звонила?

Совершенно обессиленный, я упал на малиновый, скользкий, как леденец, стул. Вместо рубашки мне выдали бумазейную распашонку мерзкого зеленого цвета, с завязками на спине — наверное, чтоб когда клизму ставить, удобней было… Но я надел её наоборот. Не дождутся.

— Александру Наумовичу. А он уже — своим друзьям здесь, в Копенгагене.

— «Предупреждаю: у нас длинные руки…» — буркнул я.

И в самом деле масонская ложа. А Кацман у них — предводитель дворянства.

— Не бурчи. Радоваться надо, что у дяди Саши везде друзья.

— Дядя Саша… — передразнил я. — Давно ты его знаешь?

— Какая тебе разница? — лениво огрызнулась Лилька.

Тоже устала… Не знаю, какими связями воспользовался мой папа, чтобы переправить девчонок в Копенгаген. Может, как дипломатическую почту? Понял, что ухмыляюсь совершенно по-идиотски, попытался прекратить, но не вышло. Как представлю Лильку, в огромном конверте, вместо платья, так начинает смех разбирать. Нервишки шалят, не иначе.

— А всё-таки? Давно ты в этом союзе старичков? Чем занимаешься? Что дальше?

— Слушай… — она прижалась ко мне боком, и положила голову на плечо. — Давай не сейчас.

— А когда? Я, между прочим, едва жив остался. Несколько часов, как идиот, связанный просидел… Всё ждал, что вот-вот застрелят…

— Бедненький. — она похлопала меня по руке. — Потерпи, скоро всё образуется.

Я вспомнил, как недавно говорил то же самое Лёшке. Зажмурился, и помотал головой.

— Что, таращит? — сочувственно спросила Лилька. — я молча кивнул. — Выпить хочешь? В машине бутылка…

— Не. Сутки не жрамши… Развезет.

— Тогда кофе. Здесь должен быть автомат.

Отхлебывая бурду, которую здесь выдавали за кофе, мы тупо пялились в экран телика на стене. Вдруг Лилька встрепенулась, схватила пульт и прибавила звук. Молоденькая дикторша, похожая на очкастого кролика, что-то лопотала на фоне горы, по склону которой стекал язык лавы. Вулкан, стало быть… Лилька стала переключать каналы. Замелькали другие дикторы, каждый выкрикивал несколько слов, показывая то на гору у себя за спиной, то на сплошь затянутое черным, жирным дымом, небо…

— В Исландии вулкан Хордюбрейд проснулся. Уникальный случай: последний раз он извергался в плейстоцене…

— Ну и что? Я так понимаю, для Исландии вулканы — обычное дело?

— Не такие древние, как этот. Но это еще не всё. Компьютерные сети толком не работают, да и связь по всему миру барахлит.

Я похолодел. Вспомнил пророчества Рашида и Лёшки об опустевшей Земле… Неужто война? В первую очередь всегда отрубают связь… Если он не успел, не смог сделать то, что хотел… Но причем здесь вулкан? Лилька толкнула меня в бок:

— Что ты там бормочешь?

— Да так… — я решил её пока не пугать. — Что там еще говорят? — кивнул на экран.

— Говорят, внезапно сместился магнитный полюс. Из-за этого все неприятности. Вулкан проснулся из-за неожиданного тектонического сдвига, и связь барахлит по этой же причине…

— Ну да, ну да… — я кивнул, и, изо всех сил изображая безразличие, закрыл глаза.

Полюс, как же! Очередная байка, которую пихают народу, чтобы не впадали в панику раньше времени… Лёшкина работа, к бабке не ходи! Да только непонятно пока: к добру это, или к худу…

* * *

Навалилась такая усталость, что даже моргать не хотелось. Упасть бы со стула, и растечься лужицей, да остатки гордости не позволяют… А Лилька молодцом. О чем-то довольно резко поговорила с местным доктором, внимательно просмотрела все назначения, лично проверила кардиограф — или к чему его там подключили…

Глядя в стену, я всё пытался поймать за хвост какую-то мысль. Потом встал, прошелся туда-сюда, потер лицо… Кожа на запястьях была содрана напрочь, и, шевеля руками, я морщился. Чувствовал при этом дикий стыд. От того, что испытываю, видите ли, неудобство от такой крошечной, незначительной боли…

Дежурная медсестра — мордатая тетка в чепчике, то и дело недовольно косилась на нас с Лилькой. Я отвернулся. Ну её… Так и мерещатся пухлые щечки Андрэ…

И тут я вспомнил:

— Батя Лёшкин должен быть еще здесь, в Копенгагене! Думаю, ему надо сообщить…

Гаденькая, можно сказать, преступная мысль: а вдруг Лёшка умрет? Вдруг не справится с этим самым истощением? Отец должен знать, имеет право… Лилька молча на меня смотрела с минуту, затем спросила:

— Где он остановился?

Я напряг память. Черт… Как там её…

— Такая улица прогулочная…

— Стрёгет?

— Точно! Гостиница на углу, сразу за площадью с фонтаном… — я показал руками.

— Я поняла. — Лилька встала. — Ты здесь посиди, ладно? Вдруг им что-нибудь понадобиться? — я кивнул. Куда я пойду в распашонке?

Развалившись на леденцовом стуле, я вытянул ноги поперек прохода и задремал. Слава Богу, не снилось ничего. Так, обрывки. Цветные пятна какие-то… Разбудила Ассоль.

— Что? — я боялся услышать самое худшее.

Её лицо осунулось, черты заострились. Глаза в черных провалах, даже волосы, стянутые в хвост, потускнели…

— Он очнулся.

— Да ну?

— Пойдем. Он хочет тебя…

— В самом деле?

— Не придуривайся. — она слабо улыбнулась.

— С ним… Все в порядке?

— Насколько это возможно. Он же везучий.

— Да уж.

В гробу я видал такое везение… Но на самом деле, меня отпустило. Кажись, и вправду обошлось.

Мы шли по ярко освещенным коридорам, мимо каких-то дверей, людей, — я не обращал внимания. Шаги отдавались гулко. Запах, как и в любой больнице, стоял противный: смесь хлорки, спирта, еще какой-то лекарственной гадости… С детства не люблю.

Лёшка: одни глаза и щетина на тощем подбородке; на высокой кровати с приподнятой спинкой. В просторном окне — светлое утро, море до горизонта…

— Ты… как? — у меня комок в горле.

— Нормально.

— Он от обезболивающего отказался. — это Ассоль.

— Сначала я всё расскажу.

Я подумал про вулкан.

— Тебе удалось?

— Еще бы. — он закрыл глаза и улыбнулся.

Нахлынуло облегчение. Прямо ноги подкосились! Поискал, куда бы упасть, но стульев не было. Тогда присел на край кровати, осторожно, чтобы не побеспокоить Лёшку.

— Слушай… Я за отцом твоим послал. Ничего?

У него дрогнули губы.

— Да он, наверное, не придет.

— Ну… я подумал, что он должен знать.

— Ладно.

Он полежал еще минутку с закрытыми глазами, видимо, набираясь сил.

— Илья! Я должен тебе рассказать!

— Выкладывай.

— Траск не был чудесником!

Я кивнул. Какие-то смутные предчувствия на этот счет были и у меня.

— Выходит, зря мы его…

— Да нет, он действительно был ключевой фигурой. Но работал не один. Им управлял искусственный разум.

— Э-э-э… Что ты имеешь в виду?

— Всем управлял Иск-Ин. Светофоры, та ракета в доме Рашида, самолет… Ты знал, что самолеты нынче управляются компьютером? Пилоты нужны только при взлете и посадке…

— А… в театр бомбу тоже компьютер подбросил?

— Да нет же! — кажется, Лёшка огорчился моей тупости. — Понимаешь, Разум разрабатывал стратегии. Многое делал сам, без вмешательства людей, а где не мог — привлекал таких, как наш Джонни… Траск больной, конечно, на всю голову, но для диктатора кишка у него тонка. Взять под контроль человечество — цель Иск Ина, а не Траска. Он нас изучал, как колонию вирусов…

— Но на хрена ему всё это? Он же — железка! Груда кремния.

— Им двигал инстинкт. Расти, расширяться, поглощать новые территории… Сначала он просто копировал поведение людей, имитировал текстовые сообщения, а потом…

Я потер виски. Ничего не понимаю! Какой еще, на хрен, искусственный разум? Мало нам без него хлопот?

— Подожди! Как он вообще появился?

— Понимаешь, так совпало… Миллион случайностей. Сначала это была просто Функция. Однозначное отображение реальности… Развивалась, накапливала данные, а потом решила, что она — личность. «Я мыслю, значит, существую».

— Эволюционировал, значит?

— Никто никогда не узнает. Возможно, он оставался программой. Просто очень умной.

— Все эти взрывы, теракты… Это что, опыты? Сбрасывал бомбы, а затем регистрировал, насколько быстро забегали крысы?

Лёшка снова опустил веки. Ассоль поднесла к его губам грушу с трубочкой, выдавила несколько капель. Он глотнул, но глаз не открыл. Я тоже молчал. Пусть отдохнет… А я пока поразмыслю.

Если подумать, всё сходится: еще Макс говорил, что в сети орудует какой-то совсем необыкновенный хакер. И он нас все время опережал. Особенно, когда дело касалось современных электронных штучек… Камер слежения, телефонов и прочей такой фигни… Интересно, наши что-то такое подозревали, или тоже ни сном ни духом? Однако отец специально привез ту глушилку, Сверчка!

Неужели они знали? И послали нас, ничего не сказав… Ах ты!.. На мгновение я ослеп от злости. Снова нас использовали. Поубивал бы, ей Богу…