Маша

Лично я думаю, Цаппеля грохнули свои же. Хотя бы те молодчики, которых он на кладбище притащил. Рожи у них, мало того, что незнакомые — явно не наши, не городские, так еще и насквозь уголовные. И слиняли они слишком быстро. Я тогда еще подумала: обделались со страху и к реке побежали — портки стирать. А выходит, вовсе они не испугались. Узнали про сокровища, которые Зиммельдорфиха зарыла, и ходу.

Возможно, прямо сейчас клад копают. А Ядвигу жалко. Такая она была печальная, одинокая… Каково это: знать, что тебя отравил собственный муж? А Цаппель и вправду злодей. Ходили слухи, что он по подвалам на беспризорников капканы ставит. Теперь я им запросто верю…

Когда Лумумбу повинтили, внутренний голос твердил: уходи, пока на тебя никто не смотрит. Скройся, заползи в канаву и сиди там, как мышь под метлой… Но я заупрямилась: надоело. Надоело быть незаметной, прятаться при малейшем шорохе, чувствовать себя никем. Вон, магам убийство шьют, а они скалят зубы как ни в чем ни бывало. Ни Ванька не боится, ни Лумумба. Хочу, как они. Чтоб ничего не бояться и ни на кого не оглядываться!

К тому же, с ними довольно весело. Всё время что-нибудь происходит.

Когда уходили из гостиницы, я даже испугалась, что про меня забудут. Но Штык не забыл. Вообще-то он мужик неплохой, даже хороший. Делает для города, что может, кражи расследует, убийства. И не только всяких там денежных мешков, простым людям тоже помогает.

Я знаю, потому что Бабуля к нему иногда обращался. Дети часто терялись: одни убегали, наслушавшись сказок про магию, другие — от непутевых, обдолбавшихся Пыльцой, родителей… Вместе они многих спасли. Находили, вразумляли, отправляли по домам. Если это было невозможно, пристраивали в другие семьи или в ученики к ремесленникам. Самых трудных, одичавших, потерявших всякую надежду — забирали мы…

Не могу перестать думать о Бабуле. Увидев прошлой ночью как он изменился, я почти потеряла надежду. Пока он оставался Зверем — страшным, несчастным, с чешуйчатой головой и огромным, заросшим шерстью телом, была уверенность: таким он быть не захочет. Но сегодня ночью… Это был почти что он, такой родной и хорошо знакомый. Только лучше. Такой как мы с Ласточкой его себе представляли в мечтах. Мы обе были в него влюблены… Но это не такая любовь, когда сюсюканья и поцелуи при луне, а совсем другая. Безнадежная. Страшная. Мы-то знали, у кого на самом деле его сердце… Только Бабуля теперь по ту сторону ходит, а любовь его здесь осталась. Он ведь чуял, что так случится, и сам от нее отказался.

А в Управлении ничего не изменилось. Накурено и мрачно, как и пять лет назад. Стены обшарпанные и полы грязные, будто их с тех пор и не мыли ни разу. Полицейские бегают, как ошпаренные — из-за убийства градоначальника. Таких громких дел у нас отродясь не было, вот и вздрючили их по полной.

Никаких бомжей и пьяниц, не наблюдается, только за конторкой дежурного сидят две девки в лифчиках и панталонах и уличными голосами орут частушки. На них никто не обращает внимания.

Нас почти силком протащили в кабинет полицеймейстера. Здесь было почище, но воняло всё так же гадостно — горелой бумагой и махоркой.

Штык, отмахиваясь и отбрыкиваясь от подчиненных, захлопнул дверь, запер её на ключ и, стремительно пройдя через комнату, упал на своё место за старым, изрезанным ножиком столом. Базиль уселся в единственное гостевое кресло. Нам же с Ванькой пришлось довольствоваться табуретками у стенки.

— Итак, приступим. — сложив руки на груди, Штык мрачно посмотрел на Лумумбу. — Когда и при каких обстоятельствах вы виделись с господином фон Цаппелем в последний раз?

— Господин полицеймейстер. — откликнулся тот. — Думаю, пришло время поговорить начистоту. — и, достав из внутреннего кармана какие-то корочки, протянул их через стол.

Корочки были тускло-коричневые, с потертыми уголками. Полицеймейстер так и впился в них взглядом. Когда дочитал, глаза его съехались к переносице, а рот открылся. И стал господин Штык точь-в-точь окунь, вытащенный из воды и тут же брошенный на сковородку. Через секунду, придя в себя, он злобно посмотрел на Базиля и зарычал что-то невразумительное. Тот, насвистывая легкомысленный мотивчик, сидел, как ни в чем не бывало. Тогда полицеймейстер налил себе воды из засиженного мухами кувшина, выпил залпом, и спросил:

— Почему вы не пришли ко мне сразу?

— При всем уважении, это не ваша епархия. Кому надо, мы представились.

Штыка затрясло.

— Это Шаробайке, что ли? Да он…

— Знаю. — Лумумба прикрыл глаза. — Поэтому и посчитал небесполезным уведомить еще и вас.

— Но…

— Это не отменяет подозрения в убийстве? У нас не было мотива.

— Убивать Живчика у вас тоже якобы не было мотива. Однако вы ошивались рядом и в том, и в другом случае. С тех пор, как вы в городе — случилось два убийства. Два!

— Возможно, с тех пор, как мы появились в городе, кое-кем овладела паника? — флегматично спросил Лумумба. — Вы же понимаете, мы здесь не просто так. И вправе подозревать вас точно так же, как вы подозреваете нас. Судя по филиалу нашего Агентства, коррупция охватила самые высшие эшелоны власти.

— Пыльца. — с силой проводя по лицу ладонью, как делает всякий человек, которому не дали выспаться, простонал Штык. — Черт бы её побрал.

— Слишком много Пыльцы. — поправил его Лумумба. — Для такого захолустного городка.

— Наш город является транзитным. — возразил полицеймейстер. — Река, а так же крупные междугородние трассы… Невозможно отследить все пути распространения.

— Вот видите. — похвалил его Базиль. — Вы и сами всё понимаете. Так случилось, что именно этот город является ключом к югу России. И воротами на север. Отсюда многое видно, и многое можно сделать.

Они замолчали, думая каждый о своём. А я гадала, когда нас отпустят. Лумумба говорил, что если не получится с Бабулей здесь, нужно будет ехать в деревню…

— Что вы задумали? — вдруг спросил Штык. Он успокоился. Казалось, даже расслабился. Может, вздохнул с облегчением: не придется распутывать убийства в одиночку.

— Будем работать. — пожал плечами Лумумба. — Мы думаем, что убийства Живчика и Цаппеля связаны между собой. И, если не принять меры — будут и другие.

— Другие? — на лбу полицеймейстера выступил пот.

— Мы думаем, они действительно спровоцированы нашим приездом. Кто-то догадывается, кто мы, и избавляется от свидетелей. Чувствует, что ему вот-вот прижмут хвост. — Базиль сложил пальцы домиком перед подбородком и уставился на Штыка. Белки его глаз недобро сверкнули. — Но мы не дадим ему спрятаться. Не имеем права. Потому что Пыльца — только звено.

— Гибридная война. — поморщился полицеймейстер. Лумумба с интересом выпрямился.

— А вы далеко не так просты, как хотите казаться.

— У меня тоже есть начальство. — буркнул Штык и многозначительно посмотрел в потолок.

— А-ха! — Лумумба хлопнул себя ладонями по коленям. — А я-то всё думаю: отчего это от вас так знакомо попахивает? — и хищно дрогнул ноздрями. Я тоже осторожно принюхалась. Кроме плохого табака, пахло еще носками и порохом. Больше ничем.

— По какому ведомству? — спросил Базиль совсем другим тоном.

— Контрразведка. — он встал из-за стола.

Поднявшись, Штык расстегнул китель, ослабил узел галстука и, достав из портсигара длинную сигарету с черным фильтром, отвернулся к окну. С наслаждением затянулся, выпустив дым из ноздрей…

А я сидела и думала: почему он нас с Ванькой не выгнал? Или хотя бы меня. Понятно, что с Лумумбой они теперь найдут общий язык — ворон ворону… Но при чем здесь я? Даже разозлилась. Любопытство — любопытством, но влезать в игры всяких там сильных мира сего мне не улыбается, даже статистом. Особенно статистом, потому что именно их обычно убивают в первую очередь.

— Назревает война. — сказал Штык, глядя в окно. — После Распыления начался новый виток Большой Игры. Он вернулся к столу и затушил сигарету в пепельнице. Затем взял окурок, разломал его на кусочки, вместе с фильтром, и поджег. Поплыл вонючий желтый дым.

— Только я не знаю, кто работает непосредственно в городе. Я здесь не так давно, мне еще не доверяют.

— А что случилось с прошлым полицеймейстером? — спросил Базиль.

— Вышел в отставку по возрасту. — усмехнулся Штык. — В отличие от начальника вашего агентства. Того, по слухам, убрали…

— Ну что ж. — Лумумба поднялся и протянул руку полицейскому. — Будем держать вас в курсе.

— Не забывайте: расследование веду я. — предупредил Штык, отвечая на рукопожатие. — На самом деле, я не должен был вам ничего говорить, но…

— Я понимаю. — кивнул Базиль. — Очень трудно всё делать в одиночку… Да! Вы обследовали кабинет градоначальника? — Штык кивнул. — Поделитесь?

— Ну…

— Давайте начну я. — Лумумба прошелся по кабинету. — В сейфе обнаружено золото Мангазейской чеканки. — запустив пальцы в карман жилета, он извлек монету.

— Фальшивка. — сказал Штык. — Но мы еще не знаем, откуда оно.

— У Цаппеля были долги? — спросил Базиль. Штык пожал плечами.

— Возможно. Он же хотел отыскать клад, зарытый женой.

— Но тогда зачем ему это? — Лумумба подбросил монету и поймал.

— Это золото ищут уже много лет. И сам Цаппель, и другие… — сказал полицейский. — Но безрезультатно.

— Не думаю, что он искренне полагал, что в моих силах поднять из могилы его жену, а тем более, расспросить. — Лумумба всё подбрасывал монету. Сверкала она, по-моему, как вполне себе настоящая. — Магия — магией, но в такие вещи люди обычно не верят. Возможно, Цаппель что-то подозревал или даже знал о наших истинных целях. И просто хотел избавиться от помехи — в стороне от города, на кладбище. А потом придумать какую-то правдоподобную версию нашего исчезновения… Например, что заезжий маг, не справившись с заказом, устыдился и убрался от греха подальше. Кто бы стал проверять?

— Вы предполагаете, что градоначальник был шпионом?

— По приезде мы должны были встретиться с нашим осведомителем. Неким Лёней Кукишем. Он обещал вывести на поставщика Пыльцы… Но был убит. Мы так и не успели поговорить.

— Кукиш был убит магическим способом. — заметил Штык, вытащив из пачки какой-то листок и помахав им в воздухе. — Есть заключение эксперта.

Лумумба фыркнул.

— Дорогой коллега. Когда человека превращают в животное, это можно увидеть, простите за банальность, невооруженным взглядом. Без всяких экспертиз.

— Я пытаюсь сказать, что Цаппель не был магом.

— Он мог нанять Живчика. А потом убрать и его, как ненужного свидетеля… — быстро проговорил Лумумба. — Вспомните показания: в какой-то момент Живчик, выпив лишнего, устроил скандал. Он кричал, что всё знает. И что готов прямо сейчас вывести всех на чистую воду… Градоначальник мог испугаться, что Живчик, напившись, разоблачит его перед всеми, и принял меры. Прошел мимо кресла, в котором сидел пьяный маг, и незаметно всадил нож… Вы, кстати, сняли отпечатки пальцев?

— Рукоять была чистой. — буркнул Штык. — Её вытерли.

— Ну разумеется. — кивнул Лумумба.

— Предположим, убив Кукиша и Живчика, Цаппель решил заняться вами. — напомнил Штык. — Так что же пошло не так?

— Элементарно, мой друг: он испугался. — Базиль чуть театрально наклонился к полицеймейстеру. — Для свежего человека увидеть Навь — изрядное испытание.

— Так вы и вправду подняли его жену? — глаза Штыка блеснули.

Лумумба фыркнул.

— Мы — не какие-то шарлатаны.

— Она сказала, что Цаппель её отравил. — все повернулись ко мне. Штык — с новым интересом, Базиль и Ванька — с осуждением. Я упрямо мотнула головой.

— А чего? Он же — полицейский, так? Пусть знает… Это же лишнее доказательство того, что Цапля — убийца!

Лумумба устало потер переносицу.

— Во-первых, Маша, будьте добры называть градоначальника по фамилии. Имейте уважение к покойному. А во-вторых… Ладно, ограничимся пока этим. — и он вновь повернулся к Штыку.

Я понимала, что сморозила глупость. Сама же не хотела встревать, а получается, что я теперь в их глазах — капризный, несдержанный ребенок, и доверять мне нельзя.

И тут меня осенила еще одна гениальная идея.

— Извините. — упрямство вновь подняло меня со стула. — Может, я вновь скажу глупость, но я вот о чем: если жена Цаппеля сказала, кто её отравил, почему бы вам не спросить Живчика, кто убил его? — и я снова села. Ванька незаметно вздохнул.

Штык требовательно уставился на Лумумбу, но тот невозмутимо усмехнулся.

— Если б вы там были, Маша, то не стали бы задавать такой вопрос.

— Почему? Думаете, не справитесь с магом? — иногда меня словно бес за язык тянет. Никак не могу остановиться.

— Живчика закололи со спины. — тихонько сказал Ванька. — Он просто ничего не видел.

— Итак… — будто подводя итог, Штык провел карандашом черту поперек белого листа бумаги. — Вы выяснили, где находится золото Зиммельдорфов, а так же то, что саму Ядвигу Карловну убил муж… И это слышали те двое, которых привел с собой Цаппель. Самый простой вывод: услышав, где спрятаны слитки, они пристукнули Цаппеля, а сами отправились за золотом. — налив воды из графина, Штык выпил, и со стуком вернул стакан на поднос. — Вам удалось всунуть палку в самый центр муравейника, коллега. — он рухнул в своё кресло и задрал ноги на стол. — Золото Зиммельдорфов — уважаемая в городе легенда. Сам старик, царство ему небесное, давно перекопал все свои владения — и участок при городском доме, и поместье жены… Да и среди горожан было много желающих найти клад. Теперь охота начнется по новой. — он оглядел нас слезящимися глазами и нервно хихикнул. — Гонка за сокровищами. Только этого мне не хватало.