Иван

— Вы уверены, что это необходимо? — я затравленно топтался возле бани. — Может, я просто кепку надену? Или парик какой?

Любовь Александровна игриво хихикнула, пожав круглыми плечиками.

— Ну где я тебе, соколик, парик возьму? Разве что, из соломы… — она подошла близко-близко, чуть не уткнувшись в меня высокой грудью. — А хочешь, девкой тебя вырядим? Косу-то, глядишь, найдем. Сарафан красный, лапти… — и нежно так провела ручкой по моей щеке. — Бровушки насурьмим, щечки нарумяним, губки…

— Нет! — я отскочил, уворачиваясь от очередной ласки. — Обойдусь, спасибо большое. Давайте лучше красить.

— Ну вот, другое дело… Идем, сокол ясный. — кивнув, она скрылась в предбаннике. Я покорно поплелся следом. — Внешность у тебя уж больно, милок, колоритная. — бормотала будто бы себе под нос любезная Любовь Александровна, размешивая краску. — Малой маскировкой не обойдёсся… А так — кудри твои буйные черными сделаем, кафтанчик подберем, сапожки — глядишь, и за человека сойдешь…

— Может, я того, магией? По смене личин у меня пятерка была.

— Не выйдет. — поджала губки хозяйка, наливая в ушат воды и пробуя её локтем. — Пыльцы-то совсем нема. Мы граждане послушные, ни в чем таком не замешаны… Так что, если у тебя самого не припрятано…

Я горько вздохнул. Весь запас, что был у нас с Лумумбой, сгинул вместе с гостиницей.

— Да ладно, не кобенься. — она гостеприимно махнула полотенцем на тазик. — Сделаю в лучшем виде, мама родная не признает.

Обрез вернулся злой, как цепной кобель — как же, такой шанс разбогатеть упустили! Золота под расщепленным дубом не оказалось, только свежеразрытая яма с осыпавшимися краями.

Бесполезно было доказывать, что уж он-то к кладу не имеет никакого отношения…

Когда я заявил, что возвращаюсь в город, Таракан стал отговаривать.

— Пожары, убийства — у нас давным давно такого не было, — говорил он. — Народ уверен: всё началось с вашего приезда. Знаешь, чем заняты уцелевшие в бойне с имперцами охотники? Сидят по трактирам, демонстрируя боевые ранения, и пьют за счет сердобольных граждан. Попутно расписывая всем желающим мажеский беспредел.

— Мы потому и приехали, что беспредел!

— Это еще доказать нужно. А бесплатное магическое шоу, что устроил твой наставник, перед тем, как гостиницу подпалить — полгорода видело.

— Есть доказательства. — мрачно напомнил я. — Наш осведомитель, Лёня Кукиш, оставил улики. Лумумба не виноват…

— И где они?

Я сник. Улики — поддельная монета, сережка и пакетик с Пыльцой, тоже сгорели в гостинице.

— Узнают тебя — и повесят на ближайшем фонарном столбе. — сплюнул Обрез. — Будет городу бесплатное украшение.

— Нужно подождать. — гнул своё Таракан. — Несколько дней, может, недельку… Пока хоть немного не схлынет.

— Нельзя ждать! — горячился я. — Пока мы тут загораем, она золото вывезет, следы заметет, и тогда уже точно ничего никому не докажешь.

— Послушай… — Таракан замялся, коротко глянув на Обреза. — Давай начистоту: так ли оно тебе надо?

— Не понял. — я злился всё сильнее.

— Наставника твоего…

— Пустьземляемубудетпухом. — вставил Обрез.

— Пусть земля ему будет пухом. — кивнул Таракан. — Уже не вернешь. Ты в свою Москву укатишь. А нам здесь жить.

— Но если Мадам Елена — и есть дилер, а мы её прижучим, вам же лучше будет! Без Пыльцы в городе куда как спокойнее станет.

— Да это всё понятно. Однако…

— А, боитесь работу потерять? Конечно, без маганомалий — на хрена охотники?

— Да как ты… — замахнулся Обрез. — Да если хочешь знать…

— Тихо! — Таракан встал между нами. — Успокойтесь, оба. В чем-то ты, Иван, прав. Мы — охотники. Но это ерунда: не будет работы здесь — подадимся в другие края. Тут другое…

— Что?

— Ты сам сказал: Баба Яга — только дилер. А искать надо сам источник. Твой наставник, будь он жив, со мной согласился бы. Свято место пусто не бывает, поймаем одного — придут другие. Место уж больно выгодное: река, дороги во все концы…

Сказать, что Елена — и есть главный источник, я пока не мог. Всё это не больше, чем мои догадки и ощущения. Чтобы разобраться окончательно, и найти новые доказательства — нужно попасть в город.

— Можете сидеть здесь до Морковкиного заговенья, а я ухожу. — заявил я, и отвернулся.

— Я с тобой. — Машу я поначалу не признал. Идет, думаю, пастушок деревенский, по своим пастушьим делам. В картузе, широких, на вырост, штанах, с котомкой через плечо…

— Еще чего.

— Меня Базиль нанял. Ему и увольнять.

— Так он же…

— Ты без меня пропадешь. Базиль нанял меня работать твоим помощником — вот я и буду. Это не обсуждается.

— Маш… — честно говоря, я даже обрадовался. Как-то непривычно было, совсем одному… Да и к Маше я уже привык.

— Надо тебя замаскировать. — сказала она, оглядывая меня критически. — Чтоб первый встречный-поперечный в полицию не донес… Идём, там Любовь Александровна уже всё приготовила.

…По дороге неторопливо катит телега. Лошадь сонно перебирает ногами, колеса негромко поскрипывают… В телеге двое: мальчишка лет тринадцати, несмотря на жару, в натянутом на уши картузе с порванным козырьком. И цыган в красной рубахе, с черными, как смоль, кудрями до плеч, тонкой бородкой и кольцом фальшивого золота в свежепроколотом ухе…

Из-за этого кольца я возмущался больше всего: ну что я, в самом деле, как скоморох? Ухо, между прочим, до сих пор болит.

На телегу для виду навалили всякого хлама: глиняных горшков, кочанов капусты, десяток глянцевых, чуть не лопающихся от распирающих соков, арбузов… Словом, создали полное впечатление деревенских, едущих в город на ярмарку.

Маша вовсю изображала мальчишку: ловко сморкалась через одну ноздрю, сплевывала сквозь зубы, а от её "пацанячьей" фени так вообще уши в трубочку заворачивались.

Развалившись и заложив руки за голову, я пытался думать. Всё время накатывала дремота — сказывалась бессонная ночь. Да и мерное покачивание телеги не стимулировало процесс брожения мыслей…

Тогда я сел рядом с Машей, и, взяв у нее вожжи, чтобы занять руки, стал рассуждать вслух.

— Начнем по-порядку. Агентство в Москве получает тревожный сигнал из города N, и высылает двух оперативников — проверить информацию. Но вот незадача: к тому времени, как прибывают агенты, осведомитель уже скопытился, простите за каламбур… На месте преступления обнаружены три предмета: пакетик с дурью, фальшивая, как и моё кольцо, золотая монета и сережка. Кукиш собрал доказательства, но рассказать ничего не успел.

— Может, это не совсем доказательства? — спросила Маша.

— Это как?

— Ну, может быть, это подсказки? Откуда, например, у дворника взялась дорогая сережка?

Я помолчал, собираясь с мыслями. Потом продолжил:

— Откуда поступает необычная, спрессованная в таблетки, Пыльца…

— И кто привез в город фальшивое золото? — продолжила Маша.

— Мангазейские дензнаки — самая твердая валюта. Великий князь лично следит как за качеством золота, так и за весом монет…

— Им очень не понравится то, что кто-то занялся подделками. — закончила она.

— Фальшивомонетчики — не моя проблема. А вот откуда в городе дурь… — я почесал зудящее ухо. — Товарищ Седой дал четкий, абсолютно недвусмысленный приказ: узнать, кто распространяет Пыльцу. Я не имею права его не выполнить.

Всё время, с самого бдения на кладбище, меня терзали смутные сомненья. Кто-то мог сказать, что это интуиция подает сигналы, но я, наученный горьким опытом и тумаками, называл это состояние "наркоманской чуйкой".

Пыльца — наркотик, а значит мы, маги, что греха таить — наркоманы. Мы испытываем кайф от дозы и ломку, когда этой дозы долго нет. Но в промежутке… В промежутке между двумя этими крайностями маг может всё. Ну, или почти всё. Во всяком случае, многое — в силу своих способностей…

Лумумба как-то сказал: — Поиски истины — тоже наркотик. Единожды попробовав, ты уже не в силах отказаться.

Я что хочу сказать: прямо сейчас меня буквально трясло. Как гончую, почуявшую добычу. Казалось, на руках имеются все ключи, надо только выбрать нужный, вставить в замок и повернуть…

— Ты что, уснул? — Маша ткнула меня в бок, и я понял, что вновь задремал.

Потянувшись и сладко хрустнув всеми суставами, я достал котомку, собранную нам в дорогу заботливой мамой Обреза. Хорошо всё-таки, когда есть мама… Достав бутылку с молоком и ломоть хлеба, передал Маше.

Отхлебнув, она отдала бутылку назад и отщипнула тёмную корочку.

— Вот ты совсем не скорбишь о Лумумбе. Почему?

Я тоже хлебнул молока и закусил горбушкой.

— Во-первых, есть дело, которое нужно довести до конца. А во-вторых…

— Ты не веришь, что он умер? — Маша шмыгнула носом. — Я, честно говоря, тоже не верю. Ну не мог он — так…

— Тут дело не в вере. — я полез за пазуху и достал крестик на веревочке. Такие носили многие. Если не по религиозным соображениям, то по привычке… Так что вопросов он обычно не вызывал. — Гляди. — сняв крестик с шеи, я протянул его Маше. — Эту вещь сделал учитель. Магическим, сама понимаешь, способом. И подарил мне. Я, в свою очередь, тоже сделал некую вещь. Кольцо у него на пальце, видела? С синим камнем.

— Я поняла! Если кто-то из вас умрет…

— Второй обязательно об этом узнает.

— Потому что со смертью мага…

— Умирает его колдовство.

— Но… это не отменяет того, что Базиль мог попасть в беду!

Я усмехнулся.

— Вот ты — охотник. Много ты знаешь способов обезвредить практикующего мага, не убивая?

— А если у него нет Пыльцы?

— Лумумба — очень непростой маг. Помнишь, я говорил: он стал унганом задолго до того, как появилась Пыльца.

— То есть, он может колдовать и так? Без наркотика?

— Если сильно захочет. Или если его вынудят.

— Но почему он не приехал в деревню? Он же обещал!

— Очень может быть, ему просто помешали. Взяли в плен, например, и держат в бессознательном состоянии.

Маша вдруг засмеялась.

— Знаешь, что такое ирония судьбы? — спросила она. Я вылупился непонимаюше: к чему это она? — На днях я купила пельмени из динозавра. — сказала она. Ну, за городом объявился динозавр — наколдованный, естественно, и мы его прибили. Всей артелью загоняли, двоих он почти насмерть затоптал. Обрез мне еще чуть волосы огнеметом не спалил… — она почесала под картузом. — Ну, а власти решили: не пропадать же добру, и пустили мясо в переработку.

— Так оно же ненастоящее! — удивился я.

— То-то и оно. Прихожу домой на следующий день, а от пельменей — тех, которые накануне не съели, — одно тесто. Фарш исчез.

Со смертью мага умирает и его колдовство. — это прописная истина, аксиома. Как бороться с маганомалиями? Проще всего вычислить источник — то есть, мага. И убить. Все созданные им креатуры самоликвидируются.

За последние дни было убито двое магов. Мать Драконов и Янек Живчик. После этого: испарилось мясо из пельменей, имперские штурмовики и спиртное на заводе Дуриняна.

У меня не получилось установить контакт с поставщиком Пыльцы на кладбище — мы тогда предположили, что им был Живчик…

Я припомнил вечер в Зеленом Пеликане: он сидит с нами и пьет. Потом он начал буянить, пускать огонь из пальцев, и Елена увела его за соседний, пустой, столик. Но он не успокоился, и начал обвинять присутствующих в разных смертных грехах… даже Лумумбе досталось, хотя он-то точно был ни при чем. Опять к нему подошла Елена, о чем-то поговорила, выпила с ним на брудершафт… Больше он никого не доставал.

Потом начался концерт, о Живчике все забыли, а потом официантка обнаружила, что он мертв.

Тогда и в голову никому не пришло подумать на хозяйку заведения! Он жил где-то в комнатах над рестораном, а значит, у Елены были и другие возможности с ним покончить, но она ими не воспользовалась. Живчика устранили, только когда он начал болтать.

Я лично думал на Дуриняна. Не знаю, почему… Просто его очень легко было представить, всаживающим тонкий стилет кому-то в почку. Ростопчия, или там, Цаппеля — нет, а его — запросто. Опять же, прямая связь: фальшивый коньяк — магия… Штык обещал заняться расследованием, и мы с Лумумбой как-то выпустили покойного Живчика из поля зрения.

Но вот сейчас… Он был знакомым именно Елены, а не кого-то другого. Приехал к ней в гости. Логично предположить, что про хозяйку Пеликана он и знал больше всего. И, когда грозился всё раскрыть — то имел в виду именно её делишки! А остальных приплел так, для красного словца…

У нее и возможностей было хоть отбавляй — время от времени хозяйка подходила, и, склонившись, осведомлялась, как у него дела. По крайней мере, так думали все остальные.

Что же получается?

Живчика убила мадам Елена.

Цаппеля тоже убила она — ну, или её охранники, что сути не меняет.

Козленок-Кукиш… Если мы обнаружили в книге сережку мадам Елены — сомнения отпадают. А кому еще в городе могла принадлежать столь дорогая и изысканная безделушка? Не женам же мастеровых из Слободки…

Лёню, кстати, мог от её имени прикончить Живчик — чем не версия? Способностей больших в нем не было, этим и объясняется незавершенное превращение в козла.

Как в эту схему укладывается Мать Драконов — пока не знаю. Разве что, связать между собой фальшивое золото, клад Цаппеля и выкуп, который требовала от города Мать.

Всё тело вновь начало зудеть, будто под кожу колючек насыпали. Схватив Машу за руку так, что она вскрикнула, я быстро заговорил:

— Штык сказал: ваш город — место схождения сил. Ключ от севера и ворота на юг… Река, по которой вверх-вниз ходят пароходы, почтовые дилижансы, поезда… И все останавливаются здесь.

— Еще грузовики. — подсказала Маша.

— Какие грузовики?

— Фуры Дуриняна — они развозят спиртное по другим городам, и тягачи Ростопчия… Те — наоборот: свозят всякое барахло на свалку. Он даже хвастался: сломанное и выброшенное на другом конце страны у нас обретает новую жизнь.

Сердце забилось: это меняет всё! Одно дело — передать небольшую посылочку с проводником или сунуть лишнюю коробку в почтовую карету… Совсем другое — собственный транспорт. Среди бутылок и разной сломанной рухляди можно запрятать тонны! Таможни… А у какого предпринимателя не куплены таможенники? Ящик коньячка здесь, старенький, но исправно работающий телевизор — там…

Я еще раз посмотрел на Машу.

— И много таких грузовиков?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Много, наверное. Они постоянно курсируют.

— Предположим — только предположим, что мадам Елена — и есть Баба Яга, дилер. Дуринян с Ростопчием, разумеется, в доле… Понятно, что она запаниковала, когда в город прибыли мы с Лумумбой. Весь её сверхприбыльный бизнес оказался под угрозой. Кукиш явно что-то пронюхал, и, зная его жадную натуру, можно предположить: стал требовать с Елены выкуп за молчание. Она и заставила его молчать, но поздновато: мы уже были здесь. Что сделать проще всего? Устранить нас тоже! В первый же день, когда мы гуляли по набережной, кто-то пульнул в нас файербол…

Потом было дело с Матерью Драконов, и Елена сообразила, что мы — более крепкие орешки, чем она думала, и пригласила к себе — прощупать, на что мы способны. Она не учла, что Живчик, будучи магом, приревнует к Лумумбе, и начнет хвастаться… Убила она его из-за нас, к бабке не ходи. Понимаешь?

— Не понимаю. — честно сказала Маша. — Все знают, что мадам Елена не выносит Пыльцы. Когда Бабуля попал под заклятье… она лично заплатила охотникам за то, чтобы мага убили.

— И что, удалось?

— В пыль разнесли… — и она посмотрела на меня круглыми, как плошки, глазами.

— Вот то-то и оно. — кивнул я. — давно подозревал, что с заклятьем не всё чисто, только ухватить никак не мог. Таракан ведь тоже говорил, что Бабулю накрыло во время рейда, но никто не упоминал, что магу удалось скрыться.

— То есть, он жив и находится где-то рядом?

— А вот мы сегодня и проверим. — схватив вожжи, я огрел лошадь по спине и заорал так, что вороны заметались над головой: — Н-но, залётныя!!!

И мы понеслись.