Французский поэт Атанас Ванчев дьо Траси (Athanase Vantchev de Thracy /род. в 1940 г./) принадлежит, безусловно, к тем друзьям Владимира Высоцкого, о которых так называемая широкая публика почему-то совсем не знает.

Между тем, именно он сочинил одни из самых проникновенных строк о Владимире Высоцком, откликнувшись на смерть своего собрата по перу стихотворением "Et nous nous effayons… (A Vladimir Vysotsky)", использовав в качестве эпиграфов строки из стихотворении Сергея Есенина ("До свиданья, друг мой, до свиданья…") и Франсуа Вийона ("Баллада о повешенных").

2-го сентября 1980 года он прощался со своим русским другом словами:

(Athanase Vantchev de Thracy, Paris, 02.09.1980)

Впрочем, это лишь небольшой отрывок из его стихотворения, посвящённого В. Высоцкому.

Атанас Ванчев дьо Траси автор почти 50 поэтических сборников, лауреат многих международных призов. И настоящий интернационал. Он подолгу жил за пределами Франции (сам он родом из Болгарии) — два года провёл в Сирии, два года в Тунисе, год прожил в Саудовской Аравии, больше года в Мавритании, по полгода провёл в Иордании и Марокко. Изучал арабский язык. Очень увлёкся изучением испанского. Владеет не только французским и болгарским, но и английским, итальянским и русским языками. Даже не знаешь, какой язык выбрать для общения с ним. Наше общение началось с английского. Атанас Ванчев дьо Траси находился тогда в Марокко. Он быстро и охотно откликнулся на мою просьбу рассказать о встречах с Владимиром Высоцким, об истории их знакомства. И я сразу же поняла, что имею дело с человеком чрезвычайно наблюдательным и тонким. Его общение с русским собратом по перу проходило в основном в Русском клубе в Париже (Атанас был в то время его президентом). Но встречались они и в Москве. По крайней мере дважды Владимир Высоцкий ночевал у Атанаса в Париже. По-видимому, предвидев моё удивление, почему Владимир Семёнович ночевал именно у него, если все мы прекрасно знаем, что поэту было куда деться во французской столице, Атанас Ванчев дьо Траси объяснил:

— Я жил в русском клубе. Именно в этом клубе он спал раза два-три. Было поздно, и он был слишком пьян, чтобы возвращаться домой. Это было тогда, когда он играл в Париже Гамлета (в ноябре 1977-го года — прим. авт.). Он бывая у меня вместе с Хмельницким, который тоже играл в "Гамлете". Володя всё время интересовался: "Афанасии, когда тебя переведут на русский?" А я отвечая: "Переведут, Володя, переведут". Что касается Русского клуба в Париже, то он носил имя Александра Пушкина. Я был его президентом с 1973-го по 1982-й гг. Клуб был расположен на avenue Bugeaud. Многие русские и французы бывали в Клубе. Многие! Нам помогала в некоторой степени организация "Родина" (Москва — СССР), поддерживающая связи с русскими, проживающими за рубежом. Благодаря этой организации, я ездил несколько раз в Москву. Там меня знакомили с именитыми советскими деятелями искусства. Именно во время одной из поездок в Москву, не помню точно в каком году (кажется, в 1975-м), меня познакомила с Володей Лилия Валентиновна Кашина. Это было в гостинице "Украина". Володя был очень любезен, и я почувсгвовац что понравился ему. Он мне тоже понравился. Мы говорили о поэзии, о кино, о театре. Потом раза два (в 1975–1976 гг.) я встречал Володю у художника Михаила Шемякина, русского эмигранта, который имел большой успех и довольно большие деньги. С Шемякиным меня познакомила певица Евгения Разина (Genia Razina, Женя Разина — Евгения Акопян /1919-1983/, выступавшая в частности, в дуэте с Борисом Мандрусом, эмигрировавшая в 1975-м году в Париже — прим. авт.). Она очень хорошо знала Володю. Володя её ценил и просил, чтобы она пела ему русские романсы. И она пела.

К сожалению, я не бывал на концертах Володи, но видел и слышал, как он пел в домашней обстановке. Мне не довелось также слышать, как он говорил по-французски. Правда, когда был в хорошем настроении, любил вставлять в русскую речь французские слова. Произносил их довольно хорошо. Всевозможные "Cheri", "Cherie"… Увы, я никак не могу припомнить французской телепередачи с Владимиром Высоцким. Последний раз я видел Володю в кафе Trocadero, в двуих шагах от Русского клуба, напротив театра Chaillot, где несколькими годами раньше он блестяще играл Гамлета. Зрительный зал был тогда переполнен. Когда мы виделись в последний раз, видно было, что Володя болен. По лицу, по голосу, по его поведению. Казалось, ему было уже всё равно… О смерти Володи я узнал от русских друзей в Париже. Не помню точно, кто сообщил мне об этом. Увы, я постарел и часто болею… Помню, что я тогда плакал. И вспоминал наши с ним беседы. Всегда невероятно интересные. Он называл меня "Афанасий, восемь на семь". Это явно его забавляло. Почему именно "восемь на семь", он мне так и не объяснил. Говорил только, что это русская экспрессия (как тут не вспомнить слова из песни "С деревьев листья опадают…", восходящей к старинной песне "Последний нонешний денечек": "Бежит по полю Афанасий — семь на восемь, восемь на семь…" — прим. авт.). И ещё хотел бы добавить, что Володя был очень застенчив! Наверно, именно поэтому каждый раз, когда он видел незнакомые лица, словно уходил "в себя" и становился молчаливым. Замкнутым. Я замечал такое его поведение довольно часто. И я сразу же выделил в нём эту черту, когда мы с ним встретились впервые. Для того, чтобы он открылся, нужно было время. Кстати, эта застенчивость Володи делала его очень симпатичным. Вот что я могу сказать Вам, дорогая.