– «Какой-то институт», «какой-то врач», «какая-то вакцина»… Бла-бла-бла. Это не информация.

– Стас, мы сами видели – вакцина работает. Они спокойно ходят среди этих. Их не кусают.

Само собой получилось, что Вера и Шер сели по одну сторону стола, а все остальные – по другую. Разговор больше походил на допрос, который вел Стас.

– Ваша история шита белыми нитками. Пойди туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что.

– Мы в общем-то знаем, куда идти.

– «В общем-то», – мрачно передразнил доктора Стас, – вот именно, вы только в общих чертах знаете, что делать. Вы так думали и когда спасали Александру. Где она теперь? Об остальных вы подумали? Решали свои проблемы, не поставив нас в известность. Рисковали жизнью. Чуть не оставили нас без обеих машин. К чему это привело? Теперь вы просите, чтобы мы снова действовали по вашей указке.

– Вы несправедливы, Стас, – Вера подняла на него воспаленные от слез и бессонной ночи глаза, – Георгий Яковлевич говорит правду, и я его поддерживаю. Нужно ехать в институт, искать этого доктора.

– Георгий Яковлевич подбивает вас на очередную авантюру. Я должен думать о безопасности группы.

– Если у нас будет вакцина, то будет и безопасность. Мы сможем спокойно перемещаться по городу.

– С чего вы вообще взяли, что ваш доктор будет в институте?

– Не на собственной же кухне он делал вакцину. Может, его самого там и нет. Но есть же записи, рабочие журналы, протоколы исследований. Адрес Черниговского, в конце концов! Нужно с чего-то начинать.

Шер снова взял чашку, но, увидев, что она пуста, поставил на стол. Про себя он отметил, что Лидия Вячеславовна не вызвалась ее наполнить, как обычно в таких случаях. Тоже злится? Каролина сидит ко всему безучастная. Смотрит то на одного, то на другого отсутствующим взглядом. Интересно, она вообще их узнает? Шрамы у нее понемногу заживают, но с момента ее возвращения она так и не произнесла ни слова. И, что еще хуже, он ни разу не видел, чтобы она поела. Спускается к завтраку и сидит, глядя в тарелку, а потом возвращает ее полную.

– Да и что это за вакцина? Что мы о ней знаем, почему должны ее вводить? Она, может, вообще вредна.

– Может, да, а может, и нет. Но если мы будем сидеть сложа руки, спасение к нам не явится. Я хочу больше узнать об этих исследованиях, поэтому прошу машину и оружие. И желательно, помощников. Это не мне одному нужно, в конце концов. – Шер оглядел присутствующих, но не встретил ни одного прямого взгляда. Все, кроме Стаса, смотрят в стол. Дороган лепит что-то из зефира, Аида скручивает салфетку в трубочку, Саня грызет ноготь.

– А мне кажется, что это – ваша очередная опасная затея. Вы просите, чтобы мы поехали в центр города. Рядом с институтом метро, а вы знаете, что творится возле метро. Я не уверен, что риск оправдан.

По крайней мере не сейчас. Мы уже потеряли троих мужчин. – Не сдавался Стас.

– От того, что мы здесь сидим, мужчин у нас не прибавится. Возможно, поездка решит наши проблемы.

– Сейчас есть гораздо более важные дела. Каролина больна. Вера беременна. С нами ребенок. Хотите оставить их без медицинской помощи?

– Давно ли вас назначили командиром, Стас? Что-то я не помню такого.

– А вас, Георгий Яковлевич? О чем вы думали, когда ехали ночью бог знает куда? Спасибо, хоть машины вернули.

– Давайте спросим мужчин, о численности которых вы беспокоитесь, что они думают? Семен Семенович, скажите нам, наконец, свое мнение. Не стесняйтесь.

– Опасно. Если хотя бы с формалином… Но вы говорите, что он не работает. В самую гущу ведь ехать надо.

– Понятно. Спасибо.

– Зачем ехать в город? Почему бы просто не подкараулить этого вашего доктора на ферме?

– Его давно там не было. Он, может, вообще больше туда не вернется. Я предлагаю искать по горячим следам. Саня, а вы как считаете?

– Стас правильно говорит. Если кто-нибудь уезжает, считай, начались проблемы. Ни разу никто никуда не съездил так, чтобы все закончилось нормально.

– Я не говорю, что риска не будет. Безопасность не гарантирую. Но куш слишком велик, вам не кажется? Если никто не пойдет со мной, я не буду возмущаться. Просто дайте мне машину.

– Возьмите меня, Георгий Яковлевич.

– Спасибо, конечно, Вера, но вас я не возьму ни при каком раскладе. Это даже не обсуждается.

– Я пойду с вами, – неожиданно сказал Евгений Дороган.

Все посмотрели на него, от чего Дороган начал, как всегда, смущаться. Но, запинаясь, заговорил:

– Просто надоело бояться. Эти. Эти. Эти. Все теперь зависит от них. Ходи на цыпочках. Ешь что попало. Всего бойся. Живем как тараканы под доской. Нос боимся высунуть. А они ведь даже не живые. Пусть даже и съедят. Если я могу сделать хоть что-нибудь полезное… Я сделаю.

Шер моргал чаще обычного. Не страсть в голосе Дорогана, не его уверенность поразили доктора, а в первую очередь то, что Евгений впервые на его памяти произнес такую длинную и связную речь.

– Под вашу ответственность, Георгий Яковлевич, – сдался Стас. – Но знайте, мне эта затея не нравится.

– Я с вами! – Сева молитвенно сложил руки.

– О, боже! Забудь.

– Тогда возьмите хотя бы ружье.

– Мне, если честно, с пистолетом… удобнее, – признался Шер. – Никогда не стрелял из охотничьего ружья.

Дороган покивал.

– Бойцы, твою мать, – вздохнул Саня.

* * *

– Вам ничего не кажется странным?

– Вообще-то в них все странно, – Дороган сидел за рулем и смотрел в окно взглядом, полным покорности и тоски. Так смотрят на дождь, который идет уже несколько дней. Шер, напротив, был оживлен, почти радостен:

– Это так. Но смотрите – они не разлагаются. Сколько дней уже прошло с начала эпидемии? Труп обязательно бы начал гнить. А они – ходят, активно двигаются.

– Вы хотите сказать, что в каком-то смысле они живы?

– Возможно.

Улица Мира, хоть и не была совершенно пуста, запруженной ее назвать тоже было нельзя. Этих здесь оказалось не больше, чем где-нибудь на окраине. Если бы Дороган не въехал в светофор, можно было бы сказать, что их встретил зеленый свет. «Да, я не Саня, – сказал Дороган, после того как, напуганный внезапным появлением этой, резко взял вправо и впечатался в столб, – я не могу переехать человека, даже такого». Безусловно, Саня на месте Дорогана только прибавил бы газу и постарался сбить эту, нанеся ей как можно больше увечий. «А может, я просто не очень хороший водитель», – заметил Евгений Дороган, и непонятно было, сказал ли он это с иронией или серьезно.

Удар вышел слабый – скорость была невелика. Машину лишь тряхнуло, но на лобовом стекле сразу же расползлась огромная снежинка трещин. А через несколько секунд они оказались в эпицентре небольшой толпы. Услышав звук удара, эти полезли из всех щелей. Выяснилось, что ларек был буквально облеплен ими. Эти вышли из-за каждого дома, из ближайших переулков и даже рекламных щитов. Что-что, а сливаться с окружающими предметами они умели. Люди шли к ним, глядя мертвыми глазами в никуда, но верно найдя источник звука. Были среди них и те, кто носил в себе остатки того, что называется респектабельностью, и те, кто был одет в явно дешевые одежды. Среди этих обнаружилось и несколько фигур в белых халатах, явно сотрудников института. Но все выглядели одинаково неопрятно. И дорогие пиджаки, сшитые на заказ, и синтетические сарафаны, купленные по дешевке, и халаты истрепались.

Шер и Дороган сидели в машине, буквально в нескольких метрах от института, и ждали, когда утихнет ажиотаж, вызванный их эксцентричным появлением. Но время шло, а с ним таяли и шансы попасть в здание. Эти буквально запрудили улицу. Вели они себя вяло, словно сонные пчелы: ощупывали автомобиль, прижимали лица к стеклам, надеясь различить запах живой плоти, скребли пальцами. Кто-то пытался пробовать машину на зуб.

Шер был прав. Эти менялись день ото дня. Их одежда пачкалась, приходила в упадок. Менялись и их тела. Кое-какие физиологические процессы не останавливались и после заражения. Например, продолжали расти волосы и ногти.

– Этот Игнат был прав. Посмотри на блондинку в шикарном наряде. – Шер ткнул пальцем, – видишь, какие у нее корни волос? Дамочка никогда бы не запустила прическу.

Дороган барабанил пальцами по приборной панели, губы его были скорбно сомкнуты, лицо утомлено. Мрачный, как туча, он смотрел на этих с ненавистью, будто перед ним – стадо саранчи, уничтожающей все, что ему дорого.

– Это, конечно, только поверхностные наблюдения, – Шер продолжал развлекать Дорогана беседой, не замечая, что тот слушает вполуха: – Сложно сказать, чего в них больше – жизни или смерти. Анабиоз это или процесс необратим.

– Мертвяки и есть мертвяки. Что о них рассуждать?

– Я бы не сказал, что они такие уж мертвяки. Судя по внутренностям, кое-какие процессы в них происходят. Да многие процессы! Кровь продолжает двигаться по сосудам, вы наверняка замечали это, когда вспарывали им горло. Их органы не переварены, как, например, при Эболе. Тело не разлагается, а это значит, что оно, так или иначе, продолжает функционировать. И обратите внимание! Даже в болезни они сохраняют подобие сознания. Да, оно выражено не более чем у личинок или червей, но все же. Пусть у них нет вожаков, но кое-какие правила, принятые в стае, они соблюдают. Видите, они почти всегда держатся вместе. Отличают своих от чужих. И посмотрите, как разумно они расходуют силы. Когда никого нет рядом, они затихают, будто экономят энергию. И оживляются, только когда в этом есть смысл. Возможно, потому они не умирают от голода.

– Сколько можно тут стоять, в конце концов? – Дороган хлопнул по панели рукой. – Мы вообще попадем в этот институт? Может быть, попробуем, как Саня делал? Отвлечем?

Заведя мотор, он медленно направил джип к зданию института, сигналя на ходу.

– Держись, – предупредил он доктора, – сейчас дам задний. Как только отойдут от входа – бежим.

Но стоило ему это сказать, как лобовое стекло потемнело. На капот навалился мужчина в черном костюме в тонкую пижонскую полоску. Под тяжестью тела стекло опасно прогнулось, грозя обрушиться в салон. Дороган дал задний ход, но сделал это слишком поздно. Мужчина свалился на асфальт, но «снежинка» успела лопнуть, взорваться тысячей осколков. По салону загулял ветер.

Дороган стремительно уводил машину от буквально обезумевших этих. Но если прошлую аварию можно было списать на простую неудачу, стечение обстоятельств, то теперь сомневаться не приходилось, Евгений Дороган был никудышным водителем. Он с размаху всадил джип в стену ближайшего дома. Шер подпрыгнул. В салоне что-то с грохотом взорвалось, накрыв Дорогана, – сработала подушка безопасности. Звук оказался настолько громким, что Шер чуть не оглох. Он стал дергать дверную ручку, от страху позабыв, как она работает, и наконец вывалился на асфальт. Схватил Дорогана за руку и потянул его на себя, машинально щупая пульс. От удара Евгений потерял сознание. Больше с недоумением, чем со страхом, Шер обнаружил на подушке безопасности кровь. Господи, она ведь создана, чтобы защищать, а не калечить. Почему она не поддается ни на какие попытки вытащить водителя из-под нее? Подушка не имела ничего общего с предметом, именем которого называлась. Каменно-твердая, неповоротливая, она ни в какую не желала сминаться. Дорогану порезало щеку стеклом разбившихся очков. Нужно срочно привести его в чувство. Наконец Евгений открыл глаза, которые без очков казались гораздо меньше и наивнее, и посмотрел на Шера с недоумением.

– Нужно бежать! – Георгий Яковлевич тянул его за рукав.

Но Дороган, ворочаясь под подушкой, как раздавленный червяк, сказал придушенно:

– Оставь меня здесь.

– Соберись!

– Спасайся сам. Я закрыт подушкой. Они не дотянутся до меня через лобовое стекло. Просто закрой двери. Я вылезу потом.

План не был идеален, но той частью мозга, которая еще мыслила логически, Шер оценил его достоинства. А главное – простоту. Вот пассажирское место доступно для этих, до водителя же им еще нужно добраться. Контуженый Дороган – плохой боец, пусть сначала придет в себя. А подушка – действительно серьезная преграда. Этим придется попотеть, даже если они захотят просто ухватить ее за туго раздутые бока.

А они уже близко, метрах в трех. Шер выстрелил, но попал мужчине в полосатом костюме в плечо. Он захлопнул дверь со стороны водителя и, мысленно пожелав Дорогану удачи, припустил от машины. Он-то соображает и двигается определенно быстрее этих. Из-за дверей института с зарешеченными окошками на бегущего доктора смотрело встревоженное лицо. Человек призывно махал руками.

– Там кто-то есть! – закричал Дорогану Георгий Яковлевич.

Чтобы преодолеть расстояние до дверей института, Шеру потребовалась какая-то секунда, в то время как эти все еще обнюхивали и обследовали джип. С размаху налетев на массивную дверь, он тотчас отпрянул. По ту сторону стоял этот и скреб стекло, пытаясь выбраться наружу. Секунды потрачены безвозвратно.

Эти были уже у крыльца. Шер стал палить в них без разбору. Кругом сплошь учреждения с решетками на дверях. Придется побегать, прежде чем он найдет подходящее укрытие.

Эти появлялись отовсюду. Рядом как назло ни будки охраны, ни пристройки или открытого подъезда. Место будто обустраивали в угоду этим, чтобы им было удобнее его изловить. Убегать по дороге или по тротуару – не вариант, они уже запружены. Он не проскочит мимо этих процессий. Он сам себя загнал в ловушку. Вскарабкаться наверх? Решетки на окнах первого этажа тоже не высадишь, даже если дотянешься. Думал ли он когда-нибудь, что смерть будет так спокойно ходить по одной из самых респектабельных улиц? Что она подойдет к нему так близко? Он сбился, считая выстрелы, и теперь, нажимая спусковой крючок, лишь удивлялся: неужели это еще не все? Разве еще не конец? Мужчина в полосатом костюме поводил ноздрями и скалился, показывая ровные белые зубы. Шеру почему-то очень хотелось попасть именно в него, да все не удавалось.

– Я отвлеку их, – выкрикнул Дороган, которому каким-то чудом удалось открыть дверь джипа. – Беги к Каменноостровскому.

– Закройся!

– Или укусят меня одного, или нас обоих. Я сказал, что хочу быть полезен, и буду.

Наконец случилось то, что должно было случиться – пистолет ответил сухим щелчком.

– Ты – доктор, ты нужен.

– Не говори ерунды! Ты не ранен.

– Я все равно не смогу бежать. Я ничего не вижу без очков.

И Евгений Дороган дал гудок.

– Идите сюда! Идите! – позвал он.

Его поступок привел этих в замешательство. Они замерли, будто выбирая, к какой добыче следует направиться, и в итоге выбрали более активную, ту, которая махала руками из джипа.

– Закрой дверь!

– Ты хочешь, чтобы укусили нас обоих? Найди вакцину. Найди!

– Закрой! – кричал Шер, хотя прекрасно понимал, что Дороган уже не сделает этого, даже если захочет.

Эти облепили джип так густо, что он пропал из виду.

– Запомните! Я – Евгений Дороган! – завизжал незнакомый голос, который мог принадлежать кому угодно, только не Евгению Дорогану. – Запомните меня!

Глаза все не могли оторваться от того, что происходило перед ними, ноги не могли тронуться с места.

Слава богу, Дороган замолчал, иначе Шер сошел бы с ума в самом прямом смысле слова.

Многорукое, многоголовое чудовище деловито шевелилось. Каждая рука, каждая глотка старалась получить свою порцию плоти. Шеру показалось, что он увидел рукав знакомой клетчатой рубашки, но вскоре Евгений Дороган пропал из виду, на этот раз навсегда. И вот уже эти стали принюхиваться, ища новую добычу.

Шер не помнил, как бежал по улице Мира. Он очнулся лишь на Каменноостровском проспекте, когда дергал ручку белой двухдверной «женской» машинки. Еще одно усилие, и он в салоне. Здесь душно, но главное – безопасно, безопасно, безопасно! Перестали дрожать руки, желудок отозвался урчанием. Способность мыслить вернулась последней.

Не так он рисовал себе поход за вакциной. План, который Стас назвал «авантюрой», на поверку обернулся чистым самоубийством. И убийством. Разумеется, он не ждал, что перед институтом будет пусто. Он был готов к трудностям и не надеялся просто войти внутрь и взять приготовленный приз. Но того, что все пойдет наперекосяк, он все же не ожидал. Да, взять в напарники Дорогана, который разбил джип на ровном месте, было серьезной ошибкой. Впрочем, кроме себя самого, упрекать ему некого. Всему виной его глупость и его тщеславие. Самонадеянный дурак!

Белоручка, который, когда дело дошло до того, что нужно проявить силу и ловкость, сразу же сел в лужу и погубил доверившегося ему Дорогана.

И все ради чего? Чтобы вместо лаборатории, где трудятся над созданием вакцины ученые, найти лишь заброшенное помещение, в котором бродят эти.

Но кое-что важное из этой поездки Шер все-таки вынес, пусть и ценой жизни Дорогана. По крайней мере теперь он, кажется, знает, что это была за вакцина. Слишком поздно он это понял. Шер в сердцах пнул машину и взвыл от боли. «Поделом дураку», – шептал он, поворачивая ключ.

* * *

«Я сам выбрал дату своей смерти – 25 августа 20… года, это день моего сорок второго дня рождения. Я так решил еще в тридцать лет. Этот день все ближе, но что мне делать теперь? Последние одиннадцать лет я планомерно шел к своей Цели. Однажды я по глупости проболтался о ней. И что же? Меня попросту закрыли в дурдоме. Люди очень странные. Если ты говоришь, что хочешь продать свой орган, к тебе выстраивается очередь. Но, когда я сказал, что хочу отдать свои органы бесплатно тем, кто в них нуждается, – меня признали умалишенным. Стали ахать, говорить, что я сбрендил. Меня положили в клинику, даже не пытаясь понять моей Цели. Обколотый галоперидолом, я вел малоподвижный образ жизни, наполненный лишь таблетками и общением со страдающими людьми. И пока я не признал прилюдно, что был неправ, что завещать свои органы людям – глупость и грех, – меня не выпустили. Мне пришлось покаяться, иначе мои органы пришли бы в негодность».

Аида опустила лист бумаги, исписанный дорогановским почерком, и обвела всех взглядом, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Аида, тебе не кажется, что нехорошо было читать это? – с тревогой спросила Лидия Вячеславовна.

– День рождения у него – завтра! Я-то думала, чего это он так старается, строчит безостановочно? – Девушка отложила листки. – Такие секреты можно иметь, когда ты живешь один. Но он может быть опасен! Я, конечно, подозревала, что он ку-ку, но чтобы настолько…

– Мне тоже кажется, что мы должны были об этом узнать. Псих в коллективе – не шуточки. – Стас поморщился.

– Вдруг он сделает что-нибудь плохое? – поддержала Аиду Вика.

– Молодежь! Вы сильно преувеличиваете. – Семен Семенович говорил строго. – Вам не кажется, что если бы он хотел сделать что-нибудь плохое, то уже сделал бы?

– Да в том-то и дело! Он просто ждал двадцать пятое августа. Я сразу сказал, что он ненормальный! – проворчал Саня.

Аида вернулась к записям:

– «Еще в детстве я понял, что у меня нет никаких талантов. Я получал тройки по всем предметам, это был мой потолок. Ни в одном виде спорта себя не нашел. В искусствах тоже. В точных науках проявил себя слабо, в гуманитарных не лучше. Рукастым не оказался, починить проводку и прикрутить кран не мог. Танцевал плохо, так что лучше было и не начинать. Языки мне не давались. От учителей я усвоил, что я среднестатистический бездарь. От девчонок – что урод. Многие часы отрочества и юношества я потратил на размышления о смысле жизни. Мне все казалось, что способности у меня есть, что всего-то нужно их раскрыть. И в поисках своих талантов я хватался за все подряд – за кисти и краски, глину, бумагу, карандаши, конструктор, пластилин и даже нитку с иглой. Везде меня ждал полный провал. А я хотел сделать что-то, чтобы оставить след на этой земле. У каждого есть Цель. И я свою нашел».

– Хороша цель. Раздать свои потроха всем желающим, – пробурчал Саня.

– Он не собирался раздавать свои потроха, как ты выразился, всем желающим. Только тем, кто по-настоящему талантлив. Тем, кто занимается важным делом: изобретает что-то полезное или создает шедевр искусства. Но может не успеть. Он же объясняет, зачем ему все это. «25 августа я стану Донором. Мои почки, печень, сердце, роговица, легкие и даже половые органы спасут жизни других людей, будут продолжать работать в их телах, и благодаря этому я обрету свое бессмертие. Пусть не книгами, не картинами, не музыкальными произведениями я достигну его: я помогу другим людям создать то великое, что позволит и мне оставить след в веках».

Саня хлопнул в ладоши:

– Теперь я понимаю, почему он так вел себя все это время. Не пил, не курил. Боялся испортить органы.

– Он еще не на такие жертвы пошел. Слушай. «После того как я вышел из психушки, я стал острожным. Никогда и ни с кем не заводил беседы о том, что собираюсь сделать. Я не женился. Супруга, дети – все это факторы, которые сильно затруднили бы реализацию Цели или вовсе заставили бы от нее отказаться. Наличие постоянной женщины – тоже большой риск. Она всегда сможет спутать тебе карты, влюбиться в тебя. Никто не должен будет плакать, когда я умру. Я планомерно и долго шел к своей Цели. Тысячи людей ждали, когда им пожертвуют почку, костный мозг или кусок печени. И только единицы были по-настоящему достойны этого. И мне нужно было их найти. С тех пор как я решил умереть, жить мне стало легче. У моего существования наметился наконец вектор. Не каждому дано стать таким человеком. Большинство попросту ест и испражняется на протяжении всей жизни. Вынужденно занимается нелюбимым делом для того, чтобы иметь возможность прокормить себя. И заводят зачем-то детей, хотя не могут обучить их ничему достойному. Так я думал. Двадцать пятое августа совсем скоро, но что прикажете мне делать…»

Записи обрывались, оставляя читателям пищу для тревожных размышлений.

– Вопрос – станет ли он убивать себя теперь, – спросил Стас, – раз не сможет достичь своей Цели, как он ее называет.

– Авось он псих, но не дурак и делать так не станет, – заявил Семен Семенович.

– Он – псих, – сказал Саня. – Обещал себя убить, так убьет.

– Почему все беспокоятся о Дорогане? Если он умрет, Шер останется совсем один, – сказала Каролина.

Все вздрогнули. Не потому, что Каролина открыла всем глаза на происходящее. И не потому, что голос ее скрипел, как несмазанная телега. Каролина впервые с момента возвращения открыла рот. Впрочем, выдавив эту фразу, она откинулась на спинку стула и опять прикрыла глаза.

– Мамочка, а почему ты раньше молчала? – обрадовался Сева.

* * *

Когда Шер подъехал к указателю «Кооператив „Зимний сад“», луга уже покрылись тонким холодным одеяльцем тумана. Из-за дождей грунтовая дорога превратилась в месиво, и два километра он шел пешком, припадая на ушибленную ногу и чертыхаясь. Желудок, поняв, что требовать пищи бесполезно, замолчал.

К калитке подбежал Бача. Увидев, кого принесло в их хозяйство под вечер, узбек (или, может быть, таджик, Шер не очень в этом разбирался), кажется, испугался. Из двери домика высунулись еще двое, смотрели, кто пришел.

– Что нужно? – спросил Бача.

Но Шер отодвинул его и решительно пошел к дому. Георгий Яковлевич заметно прихрамывал, но Бача все равно не поспевал за ним.

– Что нужно? – повторял он на ходу, но Шер не удостоил его ответом.

Войдя в дом, он осмотрел сначала кухню. Гастарбайтеры, справившиеся с замешательством, бросились к гостю. Неудивительно, что они растерлись. Утром к ним явился человек если не холеный, то по крайней мере аккуратный, подтянутый. Теперь в дом ворвался мужчина безумный на вид, к тому же потный и грязный, как бомж.

– Ты что делаешь? – спросил его работник постарше.

Распахнув ближайшую дверь, Шер осмотрел комнату. Ничего интересного, судя по сырости, моются в тазике.

– Где он?

– Кто?

– Доктор ваш или кто он там. Он же здесь!

– Нету здесь! – возмутился Бача, но, увидев пистолет, замолчал.

Шер открыл следующую дверь – крошечная спальня. Между допотопными панцирными кроватями узенькие проходы. Койки не застелены, под ними никого.

– Нету его! Не приезжает теперь! – плаксиво повторял Бача.

Но правда всегда выдаст себя чем-нибудь. Проследив за взглядом гастарбайтера, Георгий Яковлевич понял, где нужно искать, и направился к двери в конце коридора. Он не ошибся, потому что азиаты навалились на него сзади, схватили за руки, стали крутить. Шер едва не упал и ударился о стену, наделав шума.

– Пусть войдет, – донеслось из дальней комнаты.

– У него пистолет!

– Значит, пустой. Мы просто поговорим.

Тяжело дыша, гастарбайтеры отцепились.

Это была, по всей видимости, единственная комната в доме, которая имела приметы городской квартиры. Покрывало на кровати атласное, стеганое, на подоконнике – букет цветов, ровная стопка книг и вычурная пепельница. Хозяин комнаты сидел в крутящемся кресле спиной к гостю и смотрел в окно. Полы его полосатого халата лежали на полу. Из окна открывался вид на луг с темной полоской леса у самого горизонта. На журнальном столике красовалась миска с клубникой, редкость, если учесть, какой на дворе месяц.

– Здравствуй, доктор, – процедил Шер. – К тебе прямо записываться надо.

– Здравствуйте, Георгий Яковлевич, – повернулся к визитеру Егор.

Его роскошная черная шевелюра стала совершенно тусклой, лицо еще похудело, а цвет кожи показался бы нездоровым даже несведущему в медицине человеку. Но ярко-голубые глаза по-прежнему смотрели насмешливо. Замешательство Шера длилось недолго. Он сам любил повторять интернам и ординаторам: «Работа врача наполовину состоит из умения владеть своим лицом». Вот и сейчас Георгий Яковлевич по привычке взял себя в руки. Никогда не показывай, что удручен чьим-то состоянием. Но Егор сильно сдал с их последней встречи. Жалость-змея начала было разворачивать свои кольца, но Шер вспомнил о Дорогане, и змея в его груди затихла. Георгий Яковлевич заметил аккуратно разложенные на подоконнике ампулы и шприцы. Егор держится благодаря лекарствам и наркотикам, которые достают для него эти дуболомы.

– Что за цирк ты устроил? Назвался доктором. Обязательно было это делать? Реализуешь свои детские фантазии?

– Что с того? Сказал первое, что пришло в голову. Докторам доверяют. Их уважают.

Егор придирчиво выбирал ягоду.

– Ты был тут, когда мы приходили! Слышал, что мы собираемся в институт, и не остановил нас.

– С чего я должен вам помогать? – Ягода отправилась в рот.

– Не строй из себя обиженного. Ты сам виноват в том, что с тобой произошло. Я не желал тебе зла. Я действовал, может быть, и жестко, но мне нужно было думать об остальных. Тебе не за что нам мстить. Мне – может быть, но другим нет.

– У меня на этот счет другое мнение.

– К тому же ты, я смотрю, неплохо устроился. Нашел бесплатных сиделок. Тебя тут холят и лелеют, пылинки с тебя сдувают. За тебя готовы в огонь и воду. Не сомневаюсь, что здесь тебе живется лучше, чем с нами.

– Они мне не друзья. Я оказал им огромную услугу – дал возможность выжить. Они мне благодарны. И нам действительно живется неплохо.

– Трогательно. Рад. Волшебная вакцина всему виной?

– Она самая. Я говорю им, что вакцина действует неделю. Тем, кто хорошо себя вел, ввожу новую. Но не было еще случая, чтобы кто-то вел себя плохо.

– Какая же ты сволочь.

– Я вас умоляю. Я сделал доброе дело.

– Расстреливать надо за такие дела.

– Надеюсь, вы не собираетесь расстреливать меня сейчас? Ах, я и забыл, у вас не заряжен пистолет. Зачем вы вообще пришли сюда? На что рассчитывали? Один. Безоружный. Вы поглупели со времени последней нашей встречи, Георгий Яковлевич? Раньше вы не были таким неосторожным. Или вы так расстроились из-за того, что не нашли ничего в институте?

– Заткнись, или я за себя не отвечаю.

– Не кипятитесь. Если я им прикажу, – Егор показал на дверь, – они вас убьют.

– Так чего ты ждешь?

– Что вы такое говорите? Я вам что, убийца? – Негодование Егора было искренним. – Я отвечу добротой на доброту. Вы мне зла не желали, и я не буду. Помнится, вы выставили меня за дверь с одной маленькой сумочкой. Но убивать – такого не было. Я просто предлагаю вам пройти тот же самый путь.

– Не понял.

– Все вы поняли, – вышло немного шепеляво, от того, что Егор снова набил рот клубникой. – Уходите. Прогуляйтесь до вашей дачи пешком. Без машины и без оружия. Я, так сказать, решил задачку, преодолел расстояние от пункта «А» в пункт «Б». Пройдите и вы. Это будет справедливо. Я заберу вашу машину. Еще бутерброды попрошу вам собрать. Как же я про них забыл! Пардон. А вас самого здесь и пальцем не тронут. Убивать – нет, такого у меня и в мыслях не было.

Егор обернулся:

– Бача, Ильяс!

Дверь сразу же открылась, и гастарбайтеры вошли в комнату. Впятером.

– Этот человек уходит, – сказал им Егор, – проследите, пожалуйста, чтобы он покинул нас пешком. Машину он оставит здесь. Вам все понятно?

– Зачем отпускаете? – спросил Ильяс.

– Мы с этим человеком так договорились. Все нормально.

Они снова крепко схватили его за руки.

– Нехорошо, если уйдет…

– Не переживай, Ильяс. И, кстати, за хорошую работу я собираюсь вас хорошо отблагодарить. Вы все время жалуетесь, что нет женщин. Так вот, я знаю одну дачу, где их несколько. Есть хорошенькие. А мужчин там становится с каждым днем все меньше. Немного терпения и эти дамы достанутся вам! Та, что приходила сегодня, никуда не годится. Забудьте про нее. Хотя Георгий Яковлевич, кажется, стал за ней увиваться. Я не ошибся? Так что ее тоже не списываем со счетов.

– Ты не просто сволочь. Ты – гениальная сволочь. Уверен, эти женщины покончат с собой раньше, чем начнут жить с пятью ВИЧ-инфицированными уродами. Вы, конечно, дебилы и не знаете, что такое ВИЧ, – сказал Шер гастарбайтерам, – но ничего, скоро узнаете.

– Мы знаем, что такое ВИЧ, – возмутился Ильяс, – анализы, когда на работу устраивались, все сдавали. Доктор, почему он говорит – ВИЧ?

– Вы что, идиоты, действительно думаете, что он доктор? – пыхтел Шер, даже не пытаясь сохранить достоинство. – Вы – стадо баранов. Анатолий правильно про вас говорил! Вы дали себя уколоть непонятно кому и непонятно чем. Да он такой же доктор, как я балерина! У него ВИЧ. Его не кусают только поэтому. Видимо, вирусы просто похожи, и эти путаются, не чувствуют разницы. Нет никакой вакцины! Нет! Он просто вас заразил своей болезнью. Теперь вы вытираете ему задницу, не понимая, что скоро сдохнете. Можете мне не верить, сами поймете. Когда почувствуете себя плохо.

– У меня всегда температура, а ты говоришь – побочный эффект, – тихо сказал Егору Ильяс.

– Это и есть побочный эффект. Откройте глаза – вакцина работает.

Егор равнодушно пожал плечами и, подбросив ягоду, поймал ее губами.

– И мне плохо по ночам. Слабый стал, – Бача сказал это робко, будто извинялся.

Но хватка гастарбайтеров все же ослабла. Шер был уверен – их вера тоже поколебалась. Чтобы зерно сомнений выросло, нужно время. Мужчины стали переговариваться шепотом. Непонятно было – возмущены они, кипят ненавистью или просто деловито обмениваются информацией.

– Говорите по-русски! Сколько раз повторять! – приказал Егор, но они не послушались. Это еще не было бунтом, но могло стать его предвестником.

Шеру казалось, что кое-кто из азиатов все же поверил ему. Ильяс, кажется, насторожился и требует проверить достоверность фактов. Бача визжит как свинья и не готов поверить, что его провели.

– Прекратите! Делайте, что сказано. Или прививки не получите. Вы видели, что стало с Анатолием? – Егор продолжал спокойно подкидывать ягоды. А гастарбайтеры уже начали драться. Каждый хотел доказать свою правоту. Перевернулся журнальный столик, на пол полетели книги и полная окурков пепельница.

В руке Ильяса появился нож, и кажется, он был готов выпустить кишки Анзуру. Тот бранился, не желая верить в то, что сказал Шер, и призывал на голову Ильяса все возможные кары. Наконец, задетые отступающим Анзуром, на пол полетели лекарства, разложенные на подоконнике. Егор наблюдал за дракой брезгливо и, кажется, даже с жалостью. Но вот очередная ягода попала не в то горло. Мертвенно-бледное лицо залила багровая краска, глаза полезли из орбит. Он стал кашлять и хрипеть, катаясь на кресле, но делал себе только хуже. Ягода почти лишила его возможности вдохнуть. Из багрового лицо уже сделалось лиловым. Растерянные гастарбайтеры дружно, но неумело хлопотали над псевдодоктором, колотили по спине, кто-то сбегал за водой.

Еще минуту Егор хрипел, но вскоре затих. Тело стало сползать с кресла, и мужчины положили его на кровать. Посмотрев на лица гастарбайтеров, Шер понял: это не растерянность и не скорбь, а нечто другое. Осиротевшими, вот какими они казались теперь. Эти люди потеряли мечту, будущее, надежду.

– Мне очень жаль вас, – сказал он. – Честно.