– Пропал? – Вика подняла голову от плеча Лидии Вячеславовны. – Вы же говорите, что на улице, кроме вас, никого не было. Как он мог пропасть?

Аида, обычно такая эмоциональная, теперь даже не плакала. Казалось, мысли ее витают где-то в другом месте.

– Никого и не было, – подтвердил Саня.

– Но вы хотя бы искали его? Что вы сделали, чтобы его найти? – Перекошенное лицо Вики было страшно. Если бы Лидия Вячеславовна не прижимала ее к себе, та набросилась бы на мужчин с кулаками:

– Почему! Вы! Его! Не нашли!

– Мы искали. Везде.

– Врете! Всегда и всюду все норовят им прикрыться. Конечно. Стас сильный. Стас смелый. Стас порядочный. Он всегда поможет. Выручит. А мы просто спрячемся за его спину и подождем. Он вызвался куда-то сходить? Что-то сделать? А вы даже не протестовали. Не предложили свою помощь. Трусы. А теперь вы приходите сюда с пакетами еды, которую наверняка достал Стас, и пытаетесь обставить все так, чтобы мы вас еще и благодарили. А мы не будем вас благодарить, ясно?

Аида наконец очнулась:

– Вика, ты к ним несправедлива.

– Я знаю Стаса! И меня не удивляет, что пропал именно он. Лучше бы они… Их… – Вика заплакала теми слезами, которые едва поблескивают в глазах, но заставляют все тело сотрясаться в конвульсиях. – Стас, Стас, – повторяла она между приступами рыданий.

– Мы поедем его искать. Мы вернулись, чтобы привезти лекарство и еду, – промямлил Саня.

Вика взяла его за грудки:

– Да. Поехали. Мы найдем его! Поклянитесь, что будем искать, пока не найдем! Клянитесь!

– Вы привезли аптечку Егора? – спросила Аида.

Она не только не потеряла над собой контроль, но стала более сдержанной. «Такая реакция еще хуже истерики», – отметил про себя доктор Шер. Он взял Аиду за руку, будто хотел успокоить, а сам приложил большой палец к ее запястью. Так и есть, пульс у девушки частит, к тому же неровный, сбивчивый. Люди, которые внешне переносят несчастье спокойно, рискуют гораздо больше тех, кто позволяет себе нырнуть в него с головой. Вика сейчас выплачется, выпустит пар. А вот Аида рискует.

Собранная, деловитая, девушка схватила Шера за рукав, потащила к лестнице:

– Пойдемте скорей. Ему совсем плохо.

– Конечно-конечно.

– Вы заезжали к нам домой?

– Заезжали, – Шер прикрыл глаза. Сейчас придется нанести бедной девчонке еще один удар. Но иначе было нельзя, и Шер произнес просто: – Там никого. То есть ни живых, ни… А значит, существует шанс…

– Что родители живы, – мрачно закончила Аида, – или гуляют по улицам с этими.

– Будем верить в лучшее.

Из-за закрытой двери послышался стон, будто там мучили огромное животное. Егор выглядел совсем паршиво. Засаленные волосы прилипли к черепу, резко обозначились скулы.

– Ему ведь поможет лекарство? – спросила Аида шепотом.

Шер разглядывал пациента, укрытого сразу несколькими одеялами.

– Разумеется… непременно. Поможет.

– Я давала ему аспирин и успокоительное. Все, что здесь нашлось. Ему же это можно, да?

– Вы все сделали правильно, Аида. Теперь все будет хорошо.

Егор снова застонал.

– Вы не могли бы оставить меня с больным? – попросил Георгий Яковлевич.

* * *

Игнат сидел у гостя в ногах, пытаясь развлечь того беседой:

– Раньше мне здесь не нравилось. Посуду мыть я не люблю. Работал, потому что мама сказала, что я должен зарабатывать. Я мог бы разносить пенсии или почту. Но меня не взяли работать с деньгами, потому что у меня инвалидность. В детстве болел менингитом. – В одной руке Игнат держал печенье, в другой у него был пистолет. – Нет, инвалидность – это не так уж плохо. Льготы. Бесплатный проезд и все такое. Но на работу берут только такую, где мало денег.

Стас прислонился к спинке сиденья. Ничего, боль терпеть можно.

– А теперь тебе здесь, что – нравится?

– Теперь, конечно, совсем другое дело. Посуду мыть не надо. Никто не ругает. Еда есть.

Игнат взял еще печенья.

– Голова болит?

– Болит…

– Может, ее по-новому перебинтовать?

– Зачем ее вообще бинтовать? Крови нет.

За окном темнело, но свет Игнат не включал, говорил, эти могут их найти.

– Я хочу уйти, – Стас говорил это уже в который раз, но Игнат делал вид, что не слышит.

Мужчина вдруг резко вскочил, закрыл жалюзи и задвинул штору. Но Стас успел увидеть, как мимо окна проехало белое маршрутное такси, и не смог скрыть волнения. Игнат поднял пистолет, приложил палец к губам. Стало слышно, как тикают часы прямо над Чеховым. В дверь постучали. Игнат снова жестом приказал молчать.

– Открой, – шепотом попросил Стас. – Открой, пожалуйста. Они не сделают ничего плохого.

Но тот лишь придвинул пистолет.

– И тут никого, – донесся из-за двери голос Сани.

Игнат подождал еще какое-то время, прежде чем заговорить:

– Странные у тебя друзья. Я их видел – две женщины и какой-то пижон. Они к нему обращались «доктор».

– Ты что-то имеешь против женщин?

Игнат посмотрел на него непонимающим взглядом, явно удивленный мыслью, что кому-то придет в голову дружить с женщиной.

– А доктора тебе чем не угодили?

– Они меня достали еще в детстве. Я знаешь сколько в больницах лежал? Устал от них. Не люблю.

Игнат стал дышать чаще. Над его верхней губой выступил пот, хотя в кафе было, мягко говоря, прохладно.

– Нет, ну правда, – продолжал он, – зачем тебе к ним? Оставайся со мной.

– Ты всерьез думаешь, что добьешься дружбы, если будешь держать меня под прицелом? Игнат, я очень благодарен тебе за приют и за все, что ты для меня сделал…

– «Но я все равно хочу уйти к своим»? – усмехнулся Игнат. – Но ты же умный. Почему ты уходишь оттуда, где хорошо?

– Что тут хорошего? Банки с тушенкой? Ну вот, опять голова разболелась. Дай таблетку.

– Не дам.

– Что значит – не дам?

– Ты обидел меня, Стас, – мужчина переложил пистолет в другую руку. – Сиди без таблетки.

Игнат принялся ходить между столами, губы его тряслись, руки ходили ходуном.

– Ты тоже смотришь на меня свысока, – он перекладывал оружие из ладони в ладонь. – Не считаешь человеком. Только где сейчас те, кто смотрел на меня свысока? – спросил он и, поскольку Стас молчал, ткнул ему пистолетом в лицо: – Отвечай! Где те, кто не хотел со мной здороваться? Кто нос воротил? Сиди теперь без таблетки.

– Я вовсе не отношусь к тебе плохо. Дай, пожалуйста, таблетку, – тихо попросил Стас.

Посудомойщик дрожал уже всем телом:

– Нельзя надо мной насмехаться, оттого что я болел и у меня нервный тик. Всех, кто надо мной смеялся, съели. А я выжил, – из-под жидкого чубчика на лбу Игната выкатилась крупная капля пота, потом еще одна и еще.

Он хотел сесть на табурет. Ножка подломилась, и мужчина рухнул на пол. Пистолет, впрочем, он не выронил. Сидя на полу, Игнат тяжело задышал, бессмысленно вращая глазами, и принялся судорожно шарить в кармане брюк. Ярость спровоцировала у него какой-то приступ.

– Это из-за менингита, – прошепелявил посудомойщик. Половина лица его уже не двигалась: – Лекарство. На полке.

Стас направился куда показали, но на полпути остановился.

– Ты обидел меня, Стас, сиди без таблетки, – передразнил он.

– Лекарство…

Пистолет, наконец, выпал из руки Игната:

– Лекарство… Друг… Пожалуйста.

Тело мужчины выгнулось дугой, касаясь пола лишь пятками и макушкой, и дергалось, будто его били током. Пена повалила изо рта хлопьями. Стас поднял пистолет. Игнат мучился еще минут пять, потом затих, тяжело обмяк. Мышцы лица расслабились.

Стас выскочил за дверь, но белой маршрутки уже и след простыл.

* * *

Она пнула Степана остроносой туфлей по ноге, больше для порядка, уже не веря, что сможет спастись. В ответ он ударил ее по лицу. Не сильно, но сопротивляться расхотелось.

– На первый раз прощаю, – выдохнул Степан, – а будешь рыпаться, врежу по-настоящему.

Он думал, что, ударив, заставит ее быть покорной. На самом деле на нее подействовал его запах. Запахи всегда имели над ней большую власть. Точнее, даже не запахи, а воспоминания, которые с ними связаны. От Степана пахло перегаром – сладковато, тошнотворно, так, что она потеряла волю.

Ее волосы он намотал себе на руку. Притормозишь и будет так больно, что из глаз брызнут слезы. Но она все равно не успевала за бандитом.

– Что встала, пойдем, – Степан больше не пытался быть приветливым даже в шутку.

Может, сказать, что она чем-нибудь больна? Прикинуться заразной. Или надавить на жалость. Выдумать душераздирающую историю. Существует минимум пять относительно эффективных способов избавиться от насильника. Но когда кошмар, которого Вера всегда боялась, обернулся явью, оказалось, что она абсолютно неспособна предпринять хоть что-нибудь. Овца, которую ведут резать, наверное, более энергична, чем она сейчас.

Они миновали кинотеатр, фуд-корт и оказались в той части торгового центра, куда редко заходят мамочки с детьми и модницы в поисках распродаж. Снова спустились по лестнице и вошли в коридор, выложенный кафелем. Место малоприметное, лишь розовые стрелочки на стенах намекали посетителю сауны «Рио», что он направляется в нужную сторону.

– Давай шевелись, – злился Степан, когда она зацепилась каблуком за порог, – ты всегда такая неповоротливая?

Обстановка в сауне напомнила Вере шутку о девушке, которая так много говорит о своей невинности, что вызывает подозрения. «Парение, СПА, массаж» – гласила надпись при входе, но в помещении было совсем не влажно, здесь явно не предавались водным процедурам. В холле та же двусмысленность, что и на самохваловской даче, только более дешевая, вызывающая – фотографии красоток в бикини, красные кресла, стеллажи с бутылками. И несколько дверей, ведущих в «массажные кабинеты». Интересно, здесь есть хотя бы ванна? О парилке, наверное, можно и не спрашивать.

Переход утомил не только Веру. Какому богу следовало молиться, чтобы Степан, выпив сейчас пенного, лег и уснул? У него же похмелье, в конце концов он должен думать только о пиве. Степан действительно извлек откуда-то бутылку и, с сомнением посмотрев на нее, пробормотал: «Теплое». Но и такое ему было остро необходимо. Бандит даже выпустил ее волосы, чтобы открыть бутылку. Ошалев от того, что отпустила наконец терзающая боль, Вера отпрыгнула к стеллажу. Ни на что не рассчитывая, ни на что не надеясь. Просто чтобы оказаться подальше от Степана. Направляясь к ней медленной хозяйской походкой, он успел пару раз отхлебнуть. Торопиться насильнику было некуда.

– Что мы себе позволяем? – протянул он, снова пытаясь схватить жертву за волосы и приставив к ее горлу нож. – Слишком много о себе думаешь, красавица. Совсем меня не уважаешь, да? Так я заставлю себя уважать.

Рука, на пальце которой красовался «перстень», набитый без усердия и вкуса, оказалась перед самым ее лицом. Напрасно уголовник думает, что она ни бельмеса не смыслит в татуировках. Давно прошли те времена, когда наколки были языком, способным обозначить место человека в уголовной иерархии. Теперь это все больше – профанация, воинственный примитивизм. Каждая мелочь, мнящая себя королем, может набить себе что угодно – хоть купола, хоть эполеты. Она знает это не понаслышке. Точно такую же руку, с кривоватым напыщенно крупным перстнем и обгрызенными ногтями, она уже видела возле своего лица. И точно так же ей сказали тогда, дыша перегаром: «Думаешь, я не заставлю себя уважать?» Степана нельзя злить. Категорически. Но Вера ничего не могла с собой поделать, отворачивала лицо, морщилась, от чего он бесился еще сильнее. Не примитивных плотских утех он желал в первую очередь, вся его философия была сосредоточена в его претензии. Степан хотел, чтобы его, пьяного, потного, вонючего, уважали: чувствуя, что жертва неспособна на это, был готов причинить любую боль. Все это уже было.

Тогда она пережила и даже простила. Но теперь, стараясь не дышать, чтобы не чувствовать, как несет у Степана изо рта, Вера отчетливо поняла, что второго раза она не выдержит. Да хоть пойдет грудью на этот нож, убьет себя сама. Степан видел презрение и хотел сатисфакции. Нет, он ее не пощадит.

Бандит отпил еще пива и навалился на Веру, придавив к полкам. Руки стали шарить по телу, желая в первую очередь не насытить похоть, а причинить боль. Но теперь Вера сопротивлялась: стала отрывать татуированную руку, с отвращением, как пиявку; Степан был непреклонен. Когда раздался звук разрываемой блузки, она, забыв обо всем от страха, вцепилась зубами – и рука разжалась. Правда, лишь для того, чтобы поудобнее схватить ее за волосы и со всего размаху впечатать головой в стеллаж. Оказалось, что звездочки, которые сыплются из глаз мультипликационных персонажей, вовсе не художественный вымысел. Пол ушел из-под ног. Стеллаж стал проваливаться куда-то. Мгновение она еще сохраняла равновесие, но потом стала заваливаться назад, увлекая Степана за собой.

По глазам своего мучителя она понимала, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Стеллаж действительно двигался, лишая ее опоры. В конце концов Вера упала и Степан накрыл ее своим телом. Стало трудно дышать. Показалось, она сейчас умрет, не узнав, куда они попали. Возможно, в другое измерение, где все перевернуто с ног на голову, а время течет по-другому.

Кто-то третий обнаружился совсем рядом. На плечо Степана опустилась рука. Точнее ручка. Тонкая, изящная, с отполированными ногтями. Она стала нежно поглаживать татуированную кожу. Поначалу Степа даже не замечал ее прикосновений и обратил на нее внимание, лишь когда ручка добралась до его шеи.

Поняв, что происходит, уголовник вскочил с удивительным для своего веса проворством и попытался стряхнуть с себя женщину. Но та повисла на нем, обняв за шею. Со стороны они напоминали влюбленную пару. Но вот между ними началась борьба. Степан рычал, пытаясь оторвать женщину от себя, но массажистка уже укусила его.

Крохотная комната, в которую они провалились, оказалась одной из кабинок, обозначенных в прейскуранте заведения как «массажный кабинет». Из мебели только двуспальная кровать. А то, что Вера впопыхах приняла за стеллаж, оказалось вертящейся дверью, стилизованной под шкаф. Женщина, даром что маленькая и хрупкая, стала достойным соперником – Степану никак не удавалось оторвать ее от себя. Вера вскочила и заметалась по холлу в поисках выхода. Наконец она нашла нужную дверь. Скорее отсюда. Вслед ей с плакатов смотрели похотливые дамы в купальниках. А ниже располагалась обнадеживающая надпись: «Мы уважаем ваши секреты и умеем их хранить».

* * *

– Жил-был в Саудовской Аравии принц. Было у него без счету золота и драгоценных камней. Он очень любил свои камни и часто их рассматривал. Но принц не знал, что его уборщик, который стирает пыль с ящика с драгоценностями, решил их украсть. Уборщик был из бедной страны Таиланд, и сам он был очень бедным. Принц дал ему работу, но уборщик не оценил этого. Вместо благодарности, он украл бриллианты у принца и отправил их в свой Таиланд обычной посылкой.

В квартире Бочаровых было жарко, но гость не расстегнул ни одной пуговки. На футболке великана под мышками расплылись темные пятна. Валентин то и дело отирал пот с лица. Но гостю, устроившемуся в кресле, все было нипочем. Духота его не беспокоила. Сева сидел рядом на парчовой банкетке, внимал успокаивающему голосу. Каролина, свесившая голову на грудь в другом кресле, тоже слушала. Валентин, стоявший ко всем спиной, поглядывая в окно, не выказывал никаких чувств. У мужчины с бородавкой они, кажется, и вовсе отсутствовали. Он всегда был невозмутим.

– Ты знаешь, где Саудовская Аравия?

– Знаю, – надул щеки Сева.

– Какой образованный мальчик. Это заслуга родителей, – вежливо обронил гость и продолжал: – Принц хватился своих драгоценностей и понял, что их украл неблагодарный уборщик. Тогда он отправил в Таиланд самых лучших сыщиков, чтобы они вернули ему украденное. Сыщиков долго не было. Наконец они вернулись. «Мы привезли твои драгоценности, принц, – сказали они, – но среди них нет самого ценного и самого любимого твоего камня – голубого бриллианта. Как мы ни старались, мы не смогли найти его». Много раз посылал принц в Таиланд разведчиков и шпионов, но все они загадочным образом пропадали. Принц так и умер, не дождавшись своего камня.

Каролина направилась к окну, но гость, не меняя тона, произнес:

– Прошу вас его не открывать.

Потом он устроился поудобнее и продолжал:

– Прошло почти пятьдесят лет, и все уже забыли о голубом бриллианте. Но один, гм, мудрец из России все время думал о нем и хотел его найти. Потому что это был действительно очень-очень красивый камень. А поскольку принц умер, то бриллиант стал как бы ничьим. И вот в один прекрасный день удивительный бриллиант нашелся! Мудрец узнал, что в Таиланде некий, скажем так, злодей прячет его у себя, хотя не имеет к камню никакого отношения. Мудрец из России мог бы убить этого злодея и забрать камень себе. Но он был добрым и решил его купить.

И тогда мудрец из России позвал человека, который был должен ему много денег. «Езжай в Таиланд и привези мне этот камень, – сказал человеку мудрец, – тогда я прощу твой долг. Заодно в море искупаешься».

– Почему человек был ему должен?

– Потому что он играл в казино мудреца. Все время проигрывал, но все равно играл. А чтобы играть, нужно много-много денег. Мудрец позволял играть в долг, пока ему это не надоело. «Я не дам тебе денег, – сказал мудрец, – пока не привезешь бриллиант». Всеволод, ты знаешь, что такое казино?

Сева кивнул.

– Человек собрался в путь. С собой он взял жену и сына, чтобы они тоже искупались в море. Он приехал в Таиланд и взял камень.

– А что было потом?

– Человек почему-то отказался отдать его мудрецу.

– Он объяснил мудрецу, почему так поступил, – вставил Валентин. – Страшная нечисть спутала его планы. Он не украл камень, а спрятал его в безопасном месте.

– Но мудрец расстроился. Ему очень-очень был нужен голубой бриллиант.

– Если мудрец такой умный, – Каролина потерла лицо, – то он бы лучше подумал о более важных вещах. О том, например, что его королевство захватили монстры, которые могут его съесть. Что нужно как-то спасаться. А не докапываться до других со своим камушком, который ему уже ничем не поможет. Пока человек ездил в Таиланд, все драгоценные камни перестали быть драгоценными и превратились в «просто камни».

– Раз камни умеют превращаться, значит, могут снова стать драгоценными, – возразил ей гость. – Но наш мудрец решил поступить умно. Он пришел к человеку и сказал: «Я буду жить у тебя, пока ты не вернешь мне бриллиант». Так он убил двух зайцев: спрятался от чудовищ и видел должника перед глазами.

– И чем закончилась эта история? – Сева нетерпеливо потянул гостя за рукав.

– Эта история еще не закончена, – вздохнул тот. – Но дураков в ней нет. Мудрец сказал человеку: «Я не верю тебе. Камень у тебя с собой. Я обыщу тебя и найду его».

* * *

Выпроводив Аиду из комнаты, доктор Шер, вместо того чтобы осмотреть Егора и дать ему лекарство, встал возле кровати, скрестив руки на груди. Молчание прерывалось лишь стонами больного.

– Знаешь, тебе почти удалось меня провести, – сказал, наконец, доктор.

Егор громко клацал зубами.

– Обмануть их – дело нехитрое. Но обмануть меня… Я снимаю перед тобой шляпу.

– Что ты имеешь в виду? Что я не болен? – Он даже приподнялся на локте, чтобы взглянуть Шеру в лицо. Это отняло у него последние силы, и Егор снова рухнул на простыни: – Хочешь сказать, такое можно симулировать?

– Кто говорит, что ты симулянт? – Георгий Яковлевич даже всплеснул руками. – Разумеется, ты болен! Только не лимфомой. Это умно: выдать одну болезнь за другую. У тебя же ВИЧ, да? Подцепил, когда колол себе дозу? Даже я не сразу понял, но симптомы не скроешь. Ломка и есть ломка.

Егор ничего не ответил. Георгий Яковлевич участливым движением пощупал его запястье. Взгляд доктора при этом оставался ледяным.

– У меня в руках несессер, – Шер продемонстрировал предмет разговора, – в котором, как я слишком поздно понял, лежит не лекарство, а наркотик. Даже не хочу знать какой. Важнее другое. Чтобы достать твою отраву, рисковали жизнями семь человек. Один из них, возможно, мертв. Стас ведь ничего не знал про твою настоящую «болезнь»? Он так хотел тебе помочь. Да и все мы, если честно, за тебя волновались.

– Одни домыслы. Бла-бла-бла. Как ты докажешь? Сделаешь мне анализ? Они меня знают. Они мне поверят.

– Я просто заставлю их обратить внимание на очевидные факты, попрошу, чтобы они сложили два плюс два: симптомы, которые суть симптомы ломки. Ни одной справки касаемо лимфомы. Притон в соседней квартире. Соседи тебя снабжали, так? Ты им подыскал жилье, а они расплачивались дурью. Ты что, думаешь, твои друзья простят тебя, когда поймут, что ты готов пожертвовать ими ради наркотика?

Шер посмотрел на Егора с жалостью и отвращением.

– Как знать, – задумчиво продолжал он. – Если бы мы не заезжали к тебе домой. Если бы приехали на Гаванскую улицу раньше. Может быть, со Стасом ничего бы не случилось? Он всю дорогу был чем-то расстроен. Я думал, это из-за того, что нам пришлось убить твоих соседей, что это его гнетет. Но он переживал из-за тебя. Твои друзья поверят мне. Они уже начали подозревать тебя в чем-то нехорошем. Из-за этого ты с ними так холоден?

Егор стонал уже практически беспрерывно, и Шер пощелкал у него перед лицом пальцами, чтобы убедиться, что пациент его слышит.

– Эта бедная девочка, Варя. Ты ее тоже заразил ВИЧ? Никогда не думал, что скажу такое, но слава богу, что она умерла, так ничего и не узнав.

– Отдай несессер и вали отсюда.

– Давай поступим так… – Шер размышлял вслух, будто не слышал Егора, – выбирай. Никто ничего не узнает, я отдам тебе твою дрянь, но ты уйдешь отсюда.

Егор смотрел на Шера с сомнением, будто не мог поверить, что слышит такое.

– Рассказывай кому хочешь. Они меня не выгонят.

– Неужели? Да Вика первая придушит тебя за то, как ты поступил со Стасом. И никто ей слова не скажет. Или ты думаешь, что ВИЧ-инфицированный наркоман – лучший сожитель, которого можно пожелать?

– Кому я мешаю? Мои проблемы – это только мои проблемы.

– Ты мешаешь всем. Ты – бомба, которая неизвестно когда рванет. Ты – обуза. Зараза. Постоянная опасность. Контролировать твое поведение можно, только завладев твоей дурью. Сейчас она у меня, и я говорю тебе – ты уйдешь.

– Что, дашь мне сдохнуть? Чем ты-то лучше? Такой же убийца.

– Я по крайней мере преследую интересы группы, а не свои собственные. Это мой долг. Задача врача – предотвратить распространение заразы. И к тому же я даю тебе шанс. Остальные тебя попросту линчуют.

Сейчас я выйду отсюда и скажу, что тебе после приема лекарства стало лучше. Попрошу, чтобы тебя не трогали, дали поспать. Когда все лягут, ты просто выйдешь через ворота на улицу. Я закрою их за тобой. Твою дурь я переброшу через забор. Не волнуйся, никто на нее не позарится. Захочешь получить ее – выйдешь. Но обратно уже не войдешь.

– Эй! Хотя бы одну дозу, дотянуть до вечера.

– Она будет ждать тебя за воротами, – Шер вышел и тихо закрыл за собой дверь.

* * *

Валентин осторожно ковырнул пальцем во рту и вынул что-то маленькое, окровавленное. Принялся с интересом рассматривать, будто поймал занятную букашку. Потом подтер пальцем нитку красной слюны, тянущейся с губы на порванный воротник.

– Безметаллическая коронка, – сказал Валентин скорее изумленно, чем печально, – я до сих пор выплачиваю кредит за этот зуб.

– Но есть и хорошая новость, – гость осторожно подбирал со стола пепел, который не донес до пепельницы, – больше вам не нужно его выплачивать. Как и все остальные кредиты. У вас же их, кажется, несколько?

Забравшись с ногами в кресло, Каролина прижимала к себе Севу и смотрела на гостя с ненавистью.

– Если я правильно понял, – продолжал гость, – мало что из ваших вещей куплено не в кредит. Я прав? «Тойота». Квартира. Ремонт. Мебель. Бытовая техника. Всякие профессиональные тренинги. Лечение. Ради всего этого вы лезли в долги. Но теперь вы никому ничего не должны. Вы разве не рады?

– Я в восторге, – прохрипел Валентин и сплюнул кровью прямо на пол.

– Хотя нет, я не совсем точно выразился. Один маленький должок все-таки придется выплатить, – гость демонстративно посмотрел на часы. – Надеюсь, это не займет слишком много времени. Как у вас с пищеварением, Валентин? Надеюсь, хорошо. Вы же так тщательно следите за здоровьем. Не то что за своими финансами. Не сердитесь, дорогая, – продолжал гость, поймав взгляд Каролины. – Я сейчас уберу за собой. Я сам терпеть не могу, когда мусорят и пачкают хорошие вещи. Ваши кресла очень элегантны. Жалко будет запачкать их чем-нибудь. Пеплом, например. Или кровью.

В комнате снова повисло молчание, прерываемое лишь сопением Валентина.

– Это было глупо, Валентин, – вздохнул гость, откинувшись на спинку кресла. – На что ты рассчитывал, когда глотал его? Какое-то детское упрямство. Хотя, наверное, в том, что случилось, есть и моя вина. Я должен был предупредить, чтобы ты так не поступал. Тогда бы нам удалось избежать этой некрасивой сцены, совершенно недостойной цивилизованных людей. И мы не расстраивали бы твоих милых жену и сына. Я ведь наблюдал за тобой все время и почти сразу понял, что камушек у тебя с собой. Не то чтобы ты слишком сильно суетился и потел для человека своей комплекции. И давление у любого в твоем положении имеет право подскочить. Но, когда ты говорил о камне, ты все время смотрел вверх и влево. И главное, то и дело подносил руку к карману брюк. Но так и не решился ее туда сунуть.

Валентин прикрыл глаза, один из которых от удара совершенно затек, и скрестил руки на животе.

– Прошу прощения, – гость встал и поднял пепельницу, – куда я могу ее вытряхнуть?

Каролина устало показала рукой на кухню, из которой доносился оглушительный храп. Гость с запонками и гость с бородавкой спали по очереди.

Когда мужчина скрылся, Валентин бросился к дивану.

– Нет, – Каролина поймала мужа за край рубашки. – Не надо. Ты не успеешь. Пока ты будешь его доставать, он уложит нас. К тому же оно не заряжено.

– Не заряжено?

– Я вынула патроны. Давно.

– Как ты могла?

– Что теперь говорить? Ты все равно не смог бы этого сделать.

Валентин спрятал лицо в ладонях.

– Прости, – сказал он тихо.

Каролина погладила мужа по руке:

– Мы с тобой потом об этом поговорим. Может быть.

Валентин повернулся к жене и осторожно потрогал кончиками пальцев ее плечо.

– И правда, зачем ты проглотил этот камень?

– Не будь такой наивной. Как только я его отдам, от нас избавятся. Нас не пожалеют. Как только камень окажется у них, они выпихнут нас всех на лестничную клетку. Хорошо, если перед этим пристрелят. Надо тянуть время любой ценой.

Каролина скосила глаза на Севу, который задумчиво грыз ноготь и в кои-то веки не получал за это подзатыльник. Валентин автоматически поднял с пола детскую книжку.

– «Теремок», – прочитал он тихо, и добавил: – Да-да, именно теремок. Когда в теремке поселилось слишком много зверей, им стало тесно. Им стало не хватать еды. И одни звери, более сильные и зубастые, выгнали других зверей на улицу. Закон выживания – уничтожать тех, кто слабее.

– Я позволил себе взять у вас влажные салфетки, – вернувшись, гость поставил пепельницу возле кресла и принялся протирать руки. Ему, кажется, все было нипочем. Вежливый, чистенький, нарядный, лишенный эмоций робот расхаживал по гостиной Бочаровых и говорил спокойно и размеренно: – Теперь по вашей милости нам придется сидеть и ждать… Или вы думали, что мы побрезгуем камнем, после того как вы нам его отдадите? Вовсе нет. Деньги не пахнут.

Сева широко зевнул, продемонстрировав розовое нёбо и довольно редкие, частично еще молочные зубы.

– Вы знаете, молодой человек, откуда взялось выражение «деньги не пахнут»? – обратился к мальчику гость, надев на лицо одну из самых своих приветливых улыбок. Он даже хотел потрепать Севу по рыжеватым волосам. Но Сева съежился в комок, зажмурился и стал мотать головой. Ласка гостя была явно не ко двору. – А между тем, эта фраза как нельзя лучше демонстрирует отношение большей части человечества к деньгам, – продолжал гость. – Сегодня мы с вами, друзья, стали свидетелями заката этого крылатого выражения, которое люди употребляли несколько веков подряд. Свидетелями самого резкого, самого сокрушительного дефолта за всю историю человечества. Фьюить – и все наши денежки теперь ничего не стоят. Можно предложить два мешка денег за вшивый пистолет – не продадут.

– Зачем вам этот дурацкий камень? – прошептала Каролина.

– Неужели вы думаете, что я намереваюсь его продать или выменять на что-нибудь? Упаси вас бог от такой мысли, дорогая Каролина. Камень этот для меня ценен сам по себе. Просто, понимаете, некоторыми предметами искусства не жертвуют ни при каких обстоятельствах. Какими бы сложными ни были времена. Этот бриллиант, который вы изволили назвать «дурацким», – подлинный шедевр.

– Можно что-нибудь пожрать? – раздался голос из кухни.

– Вот вы, Виктор, – худощавый погрустнел, – совершенно никудышный гость. Места занимаете много. Поддержать беседу на сколько-нибудь интересную тему не можете. Манерами обладаете самыми чудовищными. Жрать вот, как вы изволили выразиться, постоянно хотите. И почему мы с вами коллеги?

– Я сутки не жравши.

– Проявите уважение к хозяевам. Возможно, они тоже голодны. И не мучайте хозяйку просьбами, а самостоятельно приготовьте какое-нибудь питательное блюдо. Накройте стол и пригласите нас. А не кричите через всю квартиру: «жрать».

– Могу сварить пельмени.

– Вот как можно накопить такую массу тела и совсем не позаботиться о мозге? Тратить воду на варку пельменей! Вы что, нашли скважину на кухне? Или вы намеревались использовать воду из-под крана и убить нас всех? Прошу вас, подумайте хорошенько и найдите что-нибудь более подходящее. Консервированные белки. Углеводы в вакуумной упаковке. Не транжирьте воду.

– Есть хлопья и йогурт, – в кухне чавкнула дверца холодильника.

– Совсем другое дело. И предложите хозяевам. Нашему Валентину сейчас как никогда важно съесть что-нибудь легкоусвояемое. Всеволоду для роста тоже нужны витамины и питательные вещества. – Гость снова попытался погладить Севу по голове, но безуспешно: – Ты же любишь йогурт, Сева?

– Нет! – выпалил мальчик и вскочил.

– Йогурт полезен.

– Ешьте сами свой йогурт! Я вас слушаться не буду. Вы мне никто! Вы били папу! Я слышал! Вы сказали, что он упал, но я все слышал. Я знаю, что вы его били!

Каролина попыталась усмирить сына, притянуть его к себе, но Севе, видимо, попала вожжа под хвост.

– Пусть проваливает! – кричал ребенок, капризно топая ногой. – Он плохой. Он мне не нравится! И тот, с шишкой, пусть тоже уходит. Почему они у нас сидят?

Мать и отец лишь затравленно переглянулись.

– Ничего-ничего, я все понимаю. Ребенок устал и хочет спать. Столько стрессов, а тут еще мы, – гость даже не нахмурился. – Всеволод, если ты надумаешь поесть, мы будем рады видеть тебя на кухне.

– Сыночка, ты бы все-таки поел, – тихо попросила Каролина, но Сева уселся в кресло с таким видом, что стало понятно – никуда он не пойдет и есть ничего не будет. Он даже поднял книжку «Теремок» и стал листать ее с нарочитым интересом.

У Каролины выступили слезы, но сын этого не замечал. Кроме йогурта и хлопьев, обладатель огромного нароста на голове выставил на стол початую бутылку водки, увидев которую, гость поначалу сморщился.

– Хотя одна рюмочка вреда нам не причинит, – заявил он наконец и махнул рукой: разрешаю.

Они выпили по две рюмки в полной тишине. Закусили. Каролина не чувствовала вкуса пищи и даже вкуса водки, которую обычно терпеть не могла. Когда она вернулась в гостиную с огромным бутербродом для Севы, мальчика там уже не было. На диване валялся мятый плед. Заглянув в диван, Каролина бросилась в прихожую и, еще даже не успев коснуться двери, поняла – не заперта, просто прикрыта. Только тогда она закричала.