Думаю, теперь уже точно можно рассказать о том, когда я все-таки нашел работу, которая позволила мне снимать жилье, содержать себя и свою девушку. Теперь, я и без того был очень близок к семейной жизни. Однако без работы и стабильного заработка — притворить эту хуйню в жизнь оставалось очень тяжело.

Сидел я как-то в баре, как обычно дожидаясь Алису. До конца её смены было ещё долго, а в баре было очень много народа. Была то ли пятница, то ли какой-то выходной. Я сидел между двумя ребятами, лет за двадцать пять. Костя и ещё один. Я не помню, как звали второго. Простые ребята, они работали в сфере обслуживания. Если точнее — какая-то клининговая компания, или что-то типа того. Короче они без труда могли убрать у вас в квартире, после успешной вечеринки, и тем самым зарабатывали себе на жизнь.

Костя как раз зажигал сигарету, как мимо его носа пролетела пустая пивная кружка. Веселья было очень много, а Костя не растерялся:

— Еще один такой пролёт и я набью кому-нибудь ебало! — раздался он, затушив спичку.

Народ в баре веселился, бухал. Кто-то пел, кто-то танцевал. Кто-то просто пытался поговорить в курилке. В общем — всем было весело. Тогда как раз на сцене кривлялась местная кавер-группа. Ну, вы знаете такие группы. Сами ничего не пишут, выступают только с чужими песнями. Они просто стараются не тупить на сцене — хотя бы за это им спасибо!

Группа называлась: «Даша и медведи». Ахуевшая такая Даша, я вам скажу. Большая такая бабища, килограммов сто десять, при росте в сто семьдесят. Она как раз перепевала Илью Лагутенко, как внезапно все замолчали. Музыканты сложили инструменты. Даша прекратила свой бездарный вой. В зале появилась та девчонка, которой я подарил бутылку дорогого коньяка. Кажется, то была Мария… какая-то там по фамилии, я уж точно не помню.

— Есть коммерческое предложение! — крикнула она, во всеобщем молчании.

«Не лучшее время она подобрала — уж точно!» — подумал я поначалу. Бар просто битком был набит всякой пьяной швалью. Было сложно представить подобное, но как ни странно — едва ли толпа пронюхала в слове «Коммерческое», хоть какие-то деньги, то сразу же протрезвела. Нет, я серьезно!

— Какого рода предложение? — спросил один бородач, сидевший за стойкой неподалеку.

— Узкопрофильного, — отозвалась Маша, сместив собой вокалистку, на сцене.

И тут до меня дошло. Нахуй рекламные плакаты, нахуй аудио или видеопродукцию! Нахуй это всё — когда у тебя под носом уже есть все нужные тебе люди. Тот бар, я не помню, рассказывал или нет, но в него ходили исключительно такие чуваки. Бородатые, татуированные. Все сплошь художники, и татуировщики, дизайнеры, рекламщики. «Клейкая лента» уже давно превратилась в бар для тех, кто едва ли когда-нибудь бил кому-нибудь морду. Исключением, пожалуй, были Леша и Костя. Во всем виноват был новый директор.

Бар стоял уже лет десять, а когда открылся — представлял, из себя не более чем простую харчевню. Люди приходили, били посуду, били морды, иногда даже убивали друг друга, и всем все было по кайфу. И не было там никакой Даши с её медведями. Был только шансон. Грубый, но иногда лиричный. Певцов не искали — включали магнитофоны. И так продолжалось ровно до тех пор, пока один парень не съездил в южную столицу, проведать как там все отличается от нас. Отличалось кардинально.

Набрав каких-то более-менее модных фишек, директор вернулся обратно. Он настолько сильно проникся сумбурной атмосферой тех мест, в которых был, что решил кардинальную перемену слагаемых. Сумма изменилась. Пожалуй, самое большое отличие состоялось в контингенте. И пока у нас в «Клейкой ленте» отдыхали одни лишь чеченцы и заводчане — там все было настолько по-другому, что бухала там только лишь молодежь.

И потом наш бар заселила молодежь. Дизайнеры, программисты, художники, татуировщики, рекламщики, ебать их всех задницу — они все пришли в одно место. В «Клейкую ленту». Заводчане вернулись в свои дворы, а чеченцы вернулись в горы — ебать овец. И вроде бы все круто, вроде бы. Пропуск людей с татуировками стал бесплатным, остальным приходилось платить. Ассортимент напитков возрос пропорциональному тому, как низко упал доход нового заведения. Да, студенты и художники — народ очень бедный. А ещё всякие акции, и бесплатные пропуска.

Короче — бар приходил в упадок. Тем не менее, оставался на плаву, как ни странно. И даже давал работу новым барменам, официантам, администраторам. Правда через пару лет бар все равно вернул все на свои места — снова пришли чеченцы и заводчане, но это уже другая история.

Пока весь народ в баре обдумывал смутное предложение заработка, Маша продолжала спич:

— Любому, кто согласиться на предложение — бесплатная выпивка во время работы!

Я согласился тут же. Молниеносно подняв руку вверх, я оставил позади себя всех художников, татуировщиков и прочее стадо баранов. Я даже не знал, что за работу мне предложат, просто согласился. Мне, на самом деле было плевать. Хоть урны в курилке чистить — все лучше, чем сидеть и ждать Алису. К тому же, за это я мог бесплатно надраться!

Музыка заиграла. Даша со своей группой продолжила распевать Лагутенко, а Маша подошла ко мне. Как обычно, все с теми же часами. Народ продолжил свою пьянку. Продолжил свои танцы. Теперь я думал только том, что мне, в конце концов, предложат делать. Точнее — заставят, я ведь все равно уже согласился.

— Нужно разрисовать стену у входа, — сказала Маша.

А я ей такой:

— Чего?

А она такая:

— Тебе будут наливать, пока не закончишь. Там работы-то всего на пару часов. Если не хочешь — можешь отказаться.

— А стена-то большая?

Мы посмотрели на место моей работы. Отказываться я не собирался.

— Просто напиши на стене название бара, и дело с концом!

Ну, я и согласился.

— Налей мне виски! — крикнул я Алисе. Она налила.

Я пошел оглядывать место своей работы. У стены лежал небольшой пакет с мелками. Оглядев зеленую стену, я подумал, что не буду сильно заморачиваться. Просто напишу: «Клейкая лента», пририсую маленькую катушку изоленты и все. Ну, я и нарисовал.

Я закончил надпись примерно за пятнадцать минут. Постарался сделать все как можно красивее. Вроде бы получилось, что надо! Сначала у меня была небольшая запарка со словом «Лента», но потом я нашел способ и обошел эту злоебучую проблему. Я даже психовать начал, когда на второй букве моя рука то и дело дрожала, и линия получалась чересчур плавной. Она буквально ходила по стене, словно змейка.

Хлебнув ещё один, последний, бокал виски, я направился к Маше в её личный кабинет. Он находился за сценой, похожий на небольшое подсобное помещение.

— Я закончил, — потирая белые от мела руки, заявил я, щедро улыбаясь.

— Ну, — удивленно, выдохнула она, — быстро ты! Пошли смотреть.

И мы пришли. Тут-то я и понял весь подвох.

— Ты прикалываешься? — покосилась она на меня. — Нужно расписать ВСЮ стену!

— Чего? Ты ж сказала, чтоб я название написал. Ну так — вот оно.

Она лишь засмеялась.

Нет, ну она ведь сказала мне: «Напиши название» — ну, я и написал. Чего за хуйня-то?

— Не, — ответил я, под её громкий смех, — я отказываюсь.

— А если я тебе заплачу?

Маша умела уговаривать. Той суммы, которую она пообещала мне роспись стены, хватило бы на пару месяцев съема квартиры, где-нибудь в центре. Чего уж там говорить, я таких денег даже в руках разом никогда не держал. Половину держал только, только когда получал зарплату на радио.

Ну, делать-то было нечего. Пришлось соглашаться. И когда Маша ушла обратно в свою обитель, я снова оглядел весь масштаб работы. Напортачить можно было везде. Вот прямо везде! Если бы я стал писать большими буквами — непременно напортачил бы, как со словом «Лента». Если бы я писал маленькими буквами — мне пришлось бы приносить не только бокалы с виски, но её и букварь, потому что слов было бы точно не два.

Немного передохнув за стойкой, я наблюдал за тем, как Костя показывал изумленной и изрядно подвыпившей публике свои фокусы с монетками. Этот сукин сын увлекался фокусами!

— Ты ещё долго? — спросил я Алису, которая на ряду со всеми смотрела очередной трюк.

— Пару часов, может быть.

— Тогда налей мне ещё один бокал…

Вернувшись к стене, я принялся за работу.

Пришлось вспомнить немало слов, типа: «Пиво», «Рыба», «Гриль», «Луковые кольца», «Бар», «Хмельной напиток», «Курица — это мясо!» и так далее. В конце концов, очень скоро мою руку начало сводить. Через какое-то время, примерно через час, обессиленный, я пошел в туалет, чтобы смыть тонну мела на своей ладони, и немного передохнуть.

К тому времени, в баре осталось совсем немного человек. Даша отыграла свой лист, и теперь собиралась домой. Остались только я, Костя со своим другом, Алиса, Маша и ещё человек пять, которые уже давно нажрались, и теперь, кажется, добивали себя зеленым чаем. Я, кстати, вообще нихуя не понимаю, зачем люди приходят в бар, и пьют там чай? Вы что, блядь, дома чаю не могли попить? Нахуя вы приперлись, и заняли моё место? Эй! Алё!

В туалете мне встретился Костя:

— Я так больше не могу! — завыл я. — Эта стена, она просто пиздец какая огромная!

Костя мне немного пособолезновал, а потом вернулся из туалета в общий зал. Сначала я разочаровался в этом парне, но не тут-то было. После небольшого отдыха, я нашел его не на баре, и не с монетками в руках. Он стоял на моем рабочем месте. Стоял, взяв в руки мелок, и осматривал оставшееся пустое пятно на стене. Оно было небольшим, но тогда казалось мне огромным!

А потом он начал забивать остатки.

— Да оставь, — сказал я Косте, но он будто и не слышал.

Он продолжал сначала один, а потом его нашел тот самый парень, имя которого я забыл. Немного погодя, заметив пропажу сразу двух человек, оставшаяся пятерка незнакомых мне людей решила поиграть с мелками на стене. У каждого ведь было такое желание в детстве — разрисовать какую-нибудь стену. Да — дети немного выросли, но желания, видимо, никуда не делось.

— Осторожней, там можно оставить следы, — сказал я девчонке, что чуть не нарисовала мелком на своем платье.

Поначалу молча, но они продолжали работать. Потом кто-то вспомнил какой-то случай, и рассказал забавную историю. Я и сам не заметил, как роспись стены превратилась в полуночную встречу выпускников, когда оказалось, что пара человек училась когда-то на одном курсе технического универа, только на разных потоках. Я решил оставить толпу за работой, а сам примостился на баре.

— Думаешь, она заплатит тебе, после такого? — спросила Алиса, перегнувшись через стойку.

— Конечно, заплатит! С чего бы нет?

— Ну, не знаю, — задумалась она. — Может быть, с того, что это не ты расписываешь стену?

— Надеюсь, она не окажется такой сучкой…

Алиса только рассмеялась, а потом отошла посчитать выручку в кассе.

Когда все закончили, мы как раз собирались уходить, но я просто должен был получить свои деньги, а потому нам пришлось ждать, пока Маша разберется со своими делами. Она немного офигела от такого поворота событий, но давать заднюю было поздно. Мы смотрели с ней на то, за что она должна была мне заплатить.

Я спросил:

— Ну, так что там с деньгами?

— Но это ведь не ты рисовал… — отнекивалась она.

— Да, но большая часть — моя!

— Не будь такой стервой, Маша! — крикнул Костя, на пару со своим другом. — Ты чего еврейка такая! Пусть заберет свои деньги!

Она ещё немного повыебывалась, но потом сказала:

— Зайди ко мне завтра.

Под бурное ликование толпы, я положил на стойку свои последние деньги и попросил выпивки для всех, за свой счет. Там было не так уж и много денег, да и людей там оставалось немного. Зато меня зауважали! Это было куда дороже. Пусть хотя бы пройдохи в баре начали относиться ко мне по-человечески — это уже неплохо. Пусть хотя бы для начала.

Завтра я зашел к ней за расчетом. Ещё немного поежившись в своем кожаном кресле, Маша все-таки отдала мне деньги. Достала из сейфа большую пачку банкнот обтянутых резинкой, и отдала её мне. Я оказался очень доволен.

— Кстати, ты не думал о том, чтобы заниматься этим всерьез? — спросила она напоследок.

— Заставлять людей делать мою работу? — удивился я.

— Нет! — улыбнулась она, сидя за большим деревянным столом. — Я про то, чтобы рисовать на стенах.

— Я не очень похож на граффитиста…

— Да причем тут граффити! Просто рисуй мелками. На нашей стене. У тебя неплохо получилось, если говорить про ту часть, которую рисовал именно ты. Если ты, конечно не врешь.

— Не вру. Это я рисовал.

— Тогда вот тебе визитка…

Маша протянула мне какую-то ляпистую бумажку. Я положил её в карман штанов.

— Там обучают каллиграфии. Попробуй, может быть, это твое призвание. А если нет — оно недешево оплачивается, так что ты легко сможешь позволить себе очень многое из того, чего не имеешь сейчас.

— Я подумаю, — сказал я, уходя из её кабинета.

И я подумал. Каллиграфия — сложное слово. А ещё красивое. В буквальном смысле, значит, когда ты рисуешь от руки. Неважно где, и неважно чем. Преимущественно — тушью, преимущественно — на холсте. Но какая разница — холст, стена, или асфальт? Все в детстве рисовали на асфальте, и мало кто сейчас делает на этом деньги. Я решил попробовать.