Мы подошли к острову около полудня. Скалы, которые заметил впередсмотрящий, оказались вершинами гор четырех малых островов к востоку от Лебяжьего. Сам остров действительно напоминал морского конька с головой, повернутой на запад, и хвостом, завивавшимся к юго-востоку; из середины «туловища» к небу вздымали острые вершины три горы. Казалось, что из центра средней и самой высокой поднимаются огромные перья дыма, образуя над ней черно-серые облака. Люди капитана Кэральда боялись, что это драконий дым, и призывали увести «Снежную сову» из проклятых вод, пока дракон не бросился на нас в вихре кожистых крыльев и не сжег своим огнем.

– Дракон?.. – Атара стояла у борта и осматривала остров. – В Эа нет драконов вот уже две тысячи лет.

– Есть лишь Красный Дракон, – согласился мастер Йувейн. – Но здесь он бессилен.

Я стиснул зубы, вспомнив свои сны прошлой ночью.

– Никто не властен над Лебяжьим островом, – сказал Кейн. – Говорят, что люди никогда не завоевывали его и здесь не было ничьих королевств.

Воистину , – подумал я, – это очень странно. Лебяжий в каких-то шестидесяти милях от Суррапама, и еще меньшее расстояние отделяет его от Тали на севере. И хотя суррапамцы не так любят завоевания, как талийцы, даже они не прочь присвоить лишний кусочек земли.

– Если здесь нет драконов, то что за проклятие лежит на острове? – спросил Мэрэм, указывая на дымящую гору.

Никто из нас не знал. Капитан Кэральд тоже не мог сказать нам, почему, сколько помнят люди, корабли Суррапама – а также Эанны и Тали – избегали Лебяжьего острова.

– Может, потому, что ни один из кораблей отсюда не возвращался, – проворчал матрос, стоявший поблизости.

Его страх передался остальным; даже Йональд не хотел подводить «Снежную сову» к острову. Капитан Кэральд с каменным лицом расхаживал среди своих людей и стальным блеском глаз демонстрировал решимость пресечь мятеж в зародыше.

Весь день мы курсировали вдоль северного берега, высматривая, где можно пристать. Но повсюду возвышались негостеприимные каменные стены; течения тоже были опасны, и капитан Кэральд не сводил встревоженных глаз с рифов.

Следующим утром мы обогнули западную оконечность острова – макушку головы морского конька – и продолжили путь вдоль его «носа», сделав еще миль пять. Потом снова повернули, держа курс прямиком к «брюху» изгиба южного побережья. Здесь воды были поспокойнее, а течения – не такие быстрые. Подойдя ближе к туманной земле, встающей из океана, мы увидели, что песчаные пляжи уступили покрытым зеленью холмам. Капитан Кэральд направил корабль к берегу.

Один из его людей промерил глубину веревкой с грузиком на конце, и капитан наконец приказал поставить «Снежную сову» на якорь в четверти мили от берега. Потом он присоединился к нам у правого борта и наблюдал за тем, как Йональд командовал спуском ялика.

– Так далеко мы зашли, сами того не ожидая… – промолвил капитан Кэральд. – Но я не могу просить людей сопровождать вас на остров.

Я стоял, одетый в кольчугу, черно-серебряное сюрко, шлем с серебряными крыльями лебедя, защищавшими его с боков, в одной руке сжимая метательное копье, которое подарил мне мой брат Рэвар, а в другой – сияющий щит отца. Кейн взял свой длинный меч, а Мэрэм – более короткий. У Атары была сабля и смертоносный лук. Лильяна и Альфандерри тоже вооружились саблями, хотя в свое время сильно зазубрили их о каменную шкуру Мелиадуса. Мастер Йувейн, конечно же, не захватил с собой оружия; в узловатых старых руках он сжимал экземпляр «Сэганом Эли», словно между обтянутыми кожей страницами скрывались целые оружейни.

– Спасибо, что довезли нас, – сказал я капитану Кэральду. – Достаточно, если вы подождете, пока мы вернемся.

– Если они вообще вернутся, – послышался шепот матроса, стоявшего у мачты.

– Мы будем ждать три дня, не больше. Потом нужно плыть в Эртрам. Поймите, люди голодают.

– Да, – согласился я. – И голод их требует нечто большего, чем хлеб.

Я посмотрел на стену зелени в полной уверенности, что где-то на этом затерянном острове мы наконец обретем камень Света, ради которого проделали такое путешествие. Тогда мы найдем путь прекратить войны и страдания, и люди не будут голодать никогда.

В ялик спустились по веревочным лестницам, переброшенным через борт корабля. Лошадей пришлось оставить – переправить их на берег оказалось невозможно. Я молча сидел в ялике вместе со своими спутниками, а Йональд и еще несколько моряков гребли к берегу. Ритмичный звук весел, погружавшихся в воду, отмерял оставшиеся мгновения нашего поиска.

Моряки высадили нас и отплыли, а я с друзьями остался на плотно утрамбованном песке. Остров тянулся на пятьдесят миль в длину и на десять – в ширину. Прислушиваясь к шуму ветра, проносившегося над этим изрядным куском суши, я вдруг понял, что не имею никакого понятия, где именно искать камень Света.

Не знали и мои друзья.

Мэрэм покосился на чаек, с пронзительными криками носившихся в небе.

– Ну, Вэль, что нам делать теперь?

Перед нами были четыре стороны света; точнее, по трем из них располагалась суша, а по четвертую – океан. Я стоял, повернувшись спиной к серым водам, и смотрел на дымящуюся гору на севере. Когда я обращал взгляд в ту сторону, сердце мое билось сильнее. Туда мы и направились.

Коричневатый песок заканчивался у леса, который с воды выглядел непроходимым. При ближайшем рассмотрении высокие деревья и мокрый подлесок не стали более проницаемы. Пройдя вдоль него несколько сотен ярдов по берегу, мы не смогли отыскать никакой тропинки.

– Ты уверен, что нам туда? – Мэрэм указал на лес. – Мне не нравится, как он выглядит.

– Идем, – сказал я, шагая вперед. – Все не так уж плохо.

– Именно это ты говорил о Вардалууне… – При воспоминании о путешествии через мрачный лес мой друг вздрогнул и надвинул на голову капюшон. – Если увижу хоть одну пиявку, то тут же вернусь назад, хорошо?

– Хорошо. Можешь разбить лагерь на берегу и ждать, пока мы не вернемся с камнем Света.

Мысль о том, что поиск закончится, пока он будет сидеть на песке, отрезвила Мэрэма и неожиданно придала храбрости.

– Ладно, только ты идешь первым. Пусть пиявки сначала падают на тебя.

Но, похоже, в лесу не водились эти омерзительные черви. Не было здесь и клещей, хотя мы с трудом продирались сквозь плотный подлесок. Что до комаров, то во всем огромном лесном массиве мы встретили только одного – и тот опустился как раз на толстый нос Мэрэма. Придя в панику и желая его поскорее прикончить, мой друг совсем забыл о чувствительности собственного носа и огромной рукой чуть не приплюснул его. Хотя хитрый маленький комар избежал удара, кровь все-таки пролилась – по вине самого Мэрэма. Признаюсь, забавное было зрелище.

– Перестань надо мной смеяться! – Мэрэм прижал ладонь к кровоточащему носу. – Где твое сострадание? Не видишь, что я ранен?

«Рану» мастер Йувейн излечил при помощи нескольких клочков ткани и листика, засунув их Мэрэму в ноздрю.

– Побереги свою злость для настоящих врагов, – рявкнул Кейн. – Еще неизвестно, с чем придется здесь столкнуться.

Его упрек напомнил мне, что мы практически ничего не знаем о Лебяжьем. Да, драконов можно было не опасаться, но что нас ждало в чаще леса – трудно сказать.

Мы снова двинулись в путь: оберегая лицо, я щитом раздвигал папоротник, держа копье наготове. Впрочем, ничего опаснее рыжего лиса, перебежавшего нам дорогу, и нескольких пчел я не видел. Воистину, этот древний лес сразу пришелся мне по душе. Гигантские деревья, возвышавшиеся над коврами орляка, были обвешаны ведьминым волосом и сосульками мха, словно одетые в волшебные одежды.

Как ни странно, здесь я чувствовал себя как дома, хотя и не узнавал многих растений. Мастер Йувейн некоторые из них назвал: огромные кедры с красной корой, тисы и большелистные клены. Других и он никогда раньше не встречал. Однако выяснилось, что их знает Кейн. Он показывал нам мечевидные папоротники и конскую гриву, прелестные розовые рододендроны и синий болиголов, обросший длинной белой бородой… Каждое название он произносил, словно здороваясь со старым другом. И каждое название мастер Йувейн старательно записывал. Таков уж был его личный поиск – узнать каждую и всякую вещь в мире.

Мы продвигались медленно, так как земля под ногами густо заросла папоротником и круто поднималась. Встречавшиеся порой поваленные деревья образовывали предательские ловушки. Кейн назвал эти покрытые мхом стволы древесными няньками – разложившись, они служат чем-то вроде подстилки для других деревьев, роняющих туда семена.

– Никогда не видел такого пышного леса, – сказал Мэрэм, пыхтя неподалеку от меня. – Если камень Света действительно здесь, то как прикажете его искать? Я даже собственных ног не вижу.

Лильяна подошла к нему и заверила, что Сартан Одинан не мог забросить камень Света куда-нибудь в заросли мха.

– Не теряй надежды, юный принц. Может быть, мы отыщем его у той горы, что видели с корабля.

Три вершины теперь заслоняла стена растительности, однако если нам удалось сохранить правильное направление среди гигантских деревьев, то еще миль пять – и мы выберемся к склонам курящейся горы.

На то, чтобы проделать первые полмили, ушло около часа. Уже вечерело; похоже, до отхода «Снежной совы», то есть за три дня, мы успеем обследовать лишь крохотный уголок острова.

Наконец мы выбрались на гребень холма. Лес изменился и поредел, и в просветах меж кленами и тисами показалась прекраснейшая долина.

– О Боже! Там люди! – воскликнул Мэрэм.

Между гребнем, на котором мы стояли, и горами виднелись клочки зелени, которые могли быть только полями. Маленькие рощицы – вишневые и сливовые сады – темно-зелеными линиями выстроились вокруг полей. Пастбища покрывали длинный склон, ведущий к центру долины. Там, у подножия трех гор, сверкало синее озеро; у южного берега озера в окружении улиц и разноцветных домиков стояло большое квадратное здание из белого камня, отражавшее солнечный свет, что струился из просветов в облаках. Лильяне это зрелище напомнило развалины Храма Жизни в Трайе.

– Идем. – Мое сердце бешено стучало.

– Кто бы там ни жил, нам могут не обрадоваться. – Кейн покосился на долину. – Необходима осторожность, Вэль.

Я припомнил, как локилэни выследили нас и чуть не убили; тогда мы спаслись только благодаря счастливой случайности.

– Так будем осторожны. Впрочем, если идешь в львиное логово, осторожничать уже особенно нечего.

С этими словами я двинулся вперед. Атара шла слева, держа тетиву натянутой и всматриваясь в деревья, следом шел мастер Йувейн, потом – Лильяна и Альфандерри. За ними по пологому склону настороженно двигался Мэрэм, сжимая огнекамень и следя за каждой белкой и птицей в ветвях. Кейн как обычно, шел замыкающим.

Вскоре лес уступил место широкому пастбищу с редкими деревьями. Ромашки с желтыми сердцевинками и белыми лепестками высовывались из травы, соседствуя с тысячами одуванчиков. С размеренным жужжанием перелетая с цветка на цветок мирно собирали нектар пчелы. Откуда-то спереди, с пологих склонов, доносилось блеяние овец. Если мы и шли в львиное логово, подумал я, стискивая щит и копье, то львами, несомненно, были сами.

Следующая четверть мили привела нас в неглубокую котловину, наполненную свежим запахом синих цветов и овечьего помета. Впереди мы увидели стадо: пятьдесят или шестьдесят жирных овец паслись на мягкой зеленой травке, белое руно сверкало в солнечных лучах. Также мы увидели их пастуха. И он нас увидел. На его красивом лице застыло потрясенное выражение. Но, как ни странно, в ярких черных глазах не промелькнуло ни тени страха.

– Ди ниса палинаии , – сказал пастух, протягивая руки в приветственном жесте. – Ди ниса, ниса – лилилиа вайи?

Слова эти для меня не означали ничего. И, похоже, никто из нас не мог их понять, даже Альфандерри, державший в своей богатой памяти семена всех языков.

– Меня зовут Вэлаша Элахад, – сказал я, прижимая руку к груди. – А как зовут тебя и твой народ?

– Килима мисти , – Человек покачал головой. – Килима настамии .

Пастух был одет в длинную одежду, сотканную из той же белой шерсти, что покрывала овец. Высокий, примерно моего роста, с кожей цвета слоновой кости; длинный прямой нос придавал лицу большое достоинство. Его манеры были мягкими, любопытными, приветливыми. Он не носил оружия на плетеном разноцветном поясе, а в руках не держал ничего более угрожающего, чем посох. Это удивило меня еще больше, потому что по густым черным волосам и глазам, подобным черному янтарю, пастуха можно было бы принять за моего брата.

– О Боже! Вылитый валари! – воскликнул Мэрэм.

Друзья, собравшиеся вокруг пастуха, тоже отметили сходство.

– Тут какая-то тайна: затерянный остров, а на нем стоит воин валари, который совершенно не похож на воина. И он не говорит на человеческом языке, – сказал мастер Йувейн.

Если этот человек был для нас загадкой, то для него мы были загадкой еще большей. Пастух приблизился ко мне, как приблизилось бы дикое животное, потом медленно поднял руку и провел пальцем по лебедю и семи звездам на моем сюрко, постучал ногтем по шлему и медленно покачал головой.

– Ди ниса, верло. Кананжии ва?

Мне показалось грубым разговаривать с ним, укрывшись за забралом, и я снял шлем. Пастух уставился на меня так, словно впервые гляделся в зеркало.

– Ди ниса, ниса… Вансаи пару ди нисалу?

Затем он повернулся и внимательно осмотрел моих спутников. Почтительно улыбнулся Лильяне, нахмурил брови, разглядывая собственное отражение в сияющей лысине мастер Йувейна, потрогал пальцем темные кудри Альфандерри и на мгновение задержал взор на Кейне. Но дольше всего он изучал Атару, даже потрогал длинные светлые волосы – с восхищением, которое капитан Кэральд мог бы приберечь для настоящего золота.

– Ди носа атану. Атанасии, верло.

– Что это за язык? – спросил Мэрэм, качая головой. – Ничего не могу понять.

– Я почти понимаю, – сказал Альфандерри. – Почти.

– Похоже на древний ардик, – заметил мастер Йувейн. – Но боюсь, что похоже не более, чем персик на яблоко.

Кейн окончательно потерял терпение – может, потому, что на него не обращали внимания.

– Ты говорила с Морским народом? – кивнул он Лильяне. – Так поговори и с ним.

Все это время Лильяна сжимала в руке своего маленького резного кита. Теперь она поднесла фигурку к голове. Синие джелстеи, как я вдруг вспомнил, служили не только камнями для обмена мыслями, но также усиливали способность к правдовидению и чувствительность к языкам и снам.

– Номиа? – сказал пастух, глядя на фигурку. – Номиа, нисами?

Быстрая улыбка неожиданно пробежала по круглому лицу Лильяны. Потом она открыла рот и, удивив всех нас, довольно быстро заговорила на языке пастуха, останавливаясь лишь для того, чтобы дать ему возможность ответить или задать вопрос. Странные слова истекали из нее как водопад.

Овцы блеяли, солнце клонилось к горизонту, а Лильяна все разговаривала с пастухом.

Через некоторое время она отняла джелстеи ото лба.

– Его зовут Ризу Эрайа. Этот народ называет себя мэйи.

– А остров? Он тоже как-нибудь называется? – спросил Кейн.

– Конечно, – улыбнулась Лильяна. – Мэйанцы называют его Ландайи Азавану.

– И что это означает?

– Лебяжий остров.

Ризу повел нас через пастбище, и вскоре мы пришли к довольно большому ярко-желтому дому, построенному из камня и дерева. Пастух возбужденно позвал кого-то, дверь отворилась, и вышла высокая женщина с волосами такими же прямыми и черными – жена Ризу, Пилари. Еще трое из его семейства вскоре присоединились к нам на лужайке: мальчик по имени Нилу, его старшая сестра Брайя и бабушка Пилари, Йакира Эрайя. Несмотря на годы и больное колено, Йакира горделиво стояла на ступенях над своей семьей, когда Ризу представлял нас. То, что Ризу так явно почитал старую женщину, немного удивило меня; еще больше я удивился, узнав, что именно она является главой семьи Эрайя.

– Странно, – проворчал Мэрэм, – парень принял имя бабушки своей жены… Впрочем, на этом острове все странно.

Лильяна поклонилась Йакире и немного поговорила с ней, а потом сказала, что мэйанцы передают имена от матери к дочери и от матери к сыну. Здесь мужчины не властвуют над своими женами и дочерьми. Воистину, на Лебяжьем острове никто никем не правил: не было ни короля, ни герцога, ни лорда. Самой главной здесь, похоже, была женщина по имени леди Нимайю, которую называли также Владычицей Озера. Йакира решила, что Пилари должна нас ей представить.

– Она и сама отвела бы нас к озеру, но не может так далеко ходить, – объяснила Лильяна.

Похоже, что у мэйи не было ни лошадей для верховой езды, ни быков, чтобы запрягать их в повозки.

Йакира немного поговорила с Пилари, потом Лильяна перевела:

– Пилари расскажет ей обо всем, что там произойдет.

– Надеюсь, ничего не произойдет, – произнес Мэрэм. – Кроме того, что мы найдем камень Света.

Пилари попрощалась с мужем и семьей, и мы вышли на узкую дорогу к центру долины. Дорога была вымощена гладкими камнями, обтесанными так тщательно, что меж ними оставались лишь тончайшие швы. На обочинах росли цветы, мягкое солнце давало ровно столько тепла, чтобы приятно согревать, в кустарнике распевали птицы – на редкость приятная получилась прогулка.

Несколько раз мы останавливались, чтобы поздороваться с ДРУГИМИ пастухами и фермерами, с интересом разглядывавшими странных незнакомцев. Многие к нам присоединялись. К тому времени, как мы достигли окраины города, нас сопровождало уже человек тридцать. Там из опрятных маленьких домиков, выкрашенных желтым, красным и синим, тоже выходили люди; все они выглядели в точности как мои соотечественники из Меша. С криками «Ниса, Ниса!» мэйанцы покидали лавки и дома и образовывали процессию из сотни возбужденных мужчин, женщин и детей.

Пилари, ступавшая с большим достоинством, вела нас прямо к храму. На массивном мраморном здании зазвонили колокола, рассыпая в воздухе серебряные трели. Теперь весь город был оповещен о нашем приходе, и тысячи людей наводнили улицы. В ярких струящихся одеждах они со всех сторон сходились к храму. Там, на обсаженной деревьями площади перед огромными сияющими колоннами, мэйанцы собрались, чтобы приветствовать редких гостей.

Высокая женщина лет сорока в сопровождении шести более молодых вышла из-за центральных колонн храма и медленно спустилась к нам по ступеням. Прекрасная лицом и фигурой, как моя мать, она была одета в длинное белое платье, вышитое зеленым по рукавам и подолу. Кружево мелких черных жемчужин вилось по переду платья, более крупные белые жемчужины украшали лоб и длинные черные волосы.

Красавица остановилась перед нами.

Пилари опустилась на колени и поцеловала ей руку.

– Ми Лаис Нимайю-таланасии нисалу, – сказала она, выпрямившись. Потом повернулась ко мне и моим спутникам и продолжила: – Таланасии Сар Вэлаша Элахад. Eт Марамеи Маршайк eт Лильяна Ашваран eт…

Так она представила нас всех, а потом заговорила с Лильяной, подошедшей ближе, чтобы переводить.

– Таланасии Лаис Нимайю , – представила нам Пилари высокую женщину, потом сказала еще несколько слов и кивнула Лильяне.

Та прижала маленькую фигурку ко лбу и улыбнулась.

– Леди Нимайю. Ее также называют Владычицей Озера.

Как и Ризу, леди Нимайю некоторое время изучала нас. Ее, казалось, удивили волосы Атары, а также полное их отсутствие у мастера Йувейна. Но больше всего ее заинтересовали я и мое снаряжение. Внимательно изучив мое лицо, женщина постучала ногтем по стальному шлему, который я держал на сгибе локтя, с моего позволения прикоснулась изящным пальцем к серебряному лебедю и семи звездам, вышитым на сюрко, и вздохнула, словно эти очертания были ей знакомы. Затем поводила рукой по кольцам кольчуги и по лебедю и звездам, изображенным на щите, легко коснулась моего копья и отступила назад. Лильяна переводила начавшийся разговор.

– Ты принес в нашу страну странные вещи. Они обычны для тебя?

– Да. Так экипированы большинство воинов, по крайней мере рыцари.

Лильяна запнулась на мгновение, так как не могла найти слов «рыцарь» или «воин» в языке леди Нимайю. В итоге она просто произнесла их, оставив без перевода.

– Что такое «воин»?

– Тот, кто ходит на войну, – ответил я, помедлив секунду.

– А что такое «война»?

Шесть женщин, сопровождавших леди Нимайю, придвинулись ближе, чтобы услышать мой ответ, так же как Пилари и многие другие мэйи.

Я обменялся быстрыми недоверчивыми взглядами с мастером Йувейном и Мэрэмом.

– Это тяжело объяснить.

Нежные мэйи смотрели на меня с великим любопытством и совершенно бесстрашно. Возможно ли, что они ничего не знают о войне? Неужели кровавая история последних десяти тысяч лет полностью миновала этот прекрасный остров?

Пока я стоял, думая, что же ответить леди Нимайю, она снова тронула рукоять моего меча.

– Так это снаряжение для войны?

– Да.

– Разреши взглянуть?

Я кивнул и вынул то, что осталось от меча. Сломанная рукоять ярко блеснула в свете позднего солнца.

– Можно взять, Вэлаша Элахад?

Расставаться с мечом – все равно что с готовностью отдать в чужие руки свою душу. Тем не менее, помня, зачем мы приплыли на этот остров, я исполнил ее просьбу.

– Тяжелый, – заметила женщина, когда ее пальцы сомкнулись вокруг рукояти. – Тяжелее, чем я думала.

Я не стал объяснять ей, что если бы лезвие было целым, то меч был бы еще тяжелее. Но леди Нимайю, от чьих ярких глаз ничто не ускользало, похоже, поняла, что меч сломан.

– Из какого металла он сделан?

– Мы называем его сталь, леди Нимайю.

– А как тогда называется эта вещь?

– Меч.

– А для чего предназначается меч?

Пока я думал, как ответить, она провела пальцем по плоскости лезвия.

– Осторожнее! – выдохнул я, но было поздно: бритвенно-острая сталь кэламы порезала ей палец.

– Ой! – воскликнула леди Нимайю, инстинктивно прижимая раненый палец к груди, чтобы остановить кровь. – Он острый, такой острый!..

Она отдала мне меч, а одна из женщин подошла ближе перевязать палец. Ропот неодобрения пронесся по толпе вокруг нас, и мне объяснили, что, хотя мэйи и используют бронзовые ножи для резки дерева и стрижки овец, они никогда не затачивают их так, чтобы те резали плоть при легчайшем прикосновении.

– О, теперь я понимаю, – печально промолвила леди Нимайю, поднимая палец; белая шерсть платья была запятнана кровью. – Вот для чего нужен меч.

Чувствуя, как моя собственная кровь от стыда прилила к ушам, я попытался рассказать ей, что все народы Эа готовы защитить свои земли.

Владычица Озера с удивлением обратилась к Лильяне:

– Но от чего вы должны защищать земли? Там, где вы живете, такие свирепые волки?

– Ишканы куда свирепее, – проворчал сзади Мэрэм.

Лильяна этого не слышала или предпочла не обращать внимания. Потом я задался целью объяснить, как валари должны защищать себя от врагов – и самих себя.

Мои слова мало что объяснили леди Нимайю, да и мне самому. После того как я закончил перечислять все горести войны, она долго качала головой.

– Надо же: братья считают, что должны защищаться друг от друга!.. Какие странные земли ты видел: люди носят там мечи, опасаясь, что их соседи поступят так же…

– Это… все не так просто.

– Зачем люди ходят воевать? Ради гордости и добычи, ты сказал. Но разве твои люди не могут гордиться чем-то, кроме мечей? Или твой народ – народ воров, они отбирают друг у друга то, что им не принадлежит?

Красный Дракон будет похуже всякого вора, – подумал я. – Причем он отбирает у людей души.

– Все не так просто, – повторил я, утирая пот со лба. – Что делают твои люди, если два соседа поспорят о границах своих владений и один из них возьмется за меч?

Когда Лильяна перевела, леди Нимайю задумчиво посмотрела на меня.

– Мы, мэйанцы, не делим землю, как это делает твой народ. Все на острове общее.

– Как было и у нас в древние дни, – тихо промолвила Лильяна, на мгновение прервав перевод.

Я вздохнул и задал новый вопрос:

– А вдруг один из твоих людей возжаждет овцу другого и попытается ее присвоить?

– Если нужда его так велика, то сосед, несомненно, отдаст ему овцу.

– А если нет? – настаивал я. – Что, если он убьет своего соседа, а другим станет угрожать?

Мое предположение ужаснуло леди Нимайю – и остальных мэйанцев. Ее лицо побелело, челюсти сжались.

– Никто из нас никогда не сделает такого! – выдохнула она.

– Но если кто-нибудь все-таки сделает?

– Тогда мы заберем у него меч и сломаем его, как сломан твой.

– Меч не так легко отобрать. Вам самим придется ковать мечи, чтобы забрать меч того человека.

– Нет, этого мы делать не станем. Просто окружим его и не дадим возможности двигаться.

– Тогда многие из твоих людей могут умереть.

– Могут, – согласилась она. – Но такова цена, которую придется заплатить в том случае, если один из нас впадет в шайду.

Теперь настала моя очередь озадачиться, когда Лильяна произнесла это мэйанское слово, не переводившееся на наш язык. В дальнейшем разговоре между леди Нимайю и Лильяной мне дали понять, что шайда означает что-то вроде безумия, когда человек намеренно отвергает природную гармонию жизни.

– Что вы будете делать с человеком, пораженным шайдой, когда обезоружите его? Убьете собственным мечом?

– О нет, ни в коем случае!

– Тогда он может просто сковать другой меч, и еще больше твоих людей погибнут.

Я начал говорить ей, что если война между людьми началась, её очень тяжело остановить.

– Пойми, до войны не дойдет. Такого человека отдадут Владычице, и порядок будет восстановлен.

Я стоял в смущении, не зная, что она имеет в виду. Разве не она – Владычица Озера? И что ей делать с убийцей?

Пока Лильяна переводила, леди Нимайю печально улыбнулась.

– Я Владычица Озера, как тебе и сказали. Но, конечно же, я не Владычица. Это ей мы должны будем отдать человека, сделавшего меч.

Женщина указала на курящуюся гору над озером – всякий, одержимый шайдой, будет брошен туда.

– Владычица всех забирает себе. Хотя некоторых раньше, чем других.

– Так эта Владычица – гора? – спросил я, пытаясь понять.

Мой вопрос, похоже, развеселил леди Нимайю, как и остальных мэйи, собравшихся вокруг, и они тихо засмеялись.

– О нет, гора – лишь уста Владычицы, причем огненные уста. У нее есть множество других.

Она стала объяснять, что ветер – дыхание Владычицы, а дожди – се слезы; когда земля колеблется, Владычица смеется, а когда трясется так сильно, что двигаются горы, это означает, что Владычица в ярости.

– Мэйи – руки и глаза Владычицы. – Леди Нимайю указала порезанным пальцем на свой народ. – И потому никто из нас никогда не сделает меч.

Я посмотрел на множество мужчин и женщин, окружавших нас.

– А есть ли имя у Владычицы?

– Конечно. Ее зовут Эа.

Едва прозвучало это простое слово, одинаковое в обоих языках, как земля начала слабо подрагивать. Дым продолжал исходить из конуса горы над нами, но означало ли это радость Владычицы Эа или ее недовольство нашим присутствием, я не мог сказать.

У нас была сотня вопросов к леди Нимайю и мэйи, так же как и у них к нам. Они желали знать все о наших народах и землях. Их заинтересовала синяя стеклянная фигурка Лильяны и её способность переводить слова. Но свое самое большое любопытство они приберегли для одного вопроса.

– Зачем вы прибыли на наш остров? – спросила леди Нимайю.

Первым моим побуждением было просто рассказать о великом поиске камня Света. Однако Мэрэм, испугавшись моего простодушия, прошептал мне прямо в ухо, чтобы я был осторожен.

– Если камень Света здесь, то он, конечно же, находится в храме. Узнав, что мы разыскиваем, может быть, их величайшее сокровище, мэйанцы вполне могут отдать нас этой своей кровожадной Владычице.

Он посоветовал сказать, что мы оказываем помощь осажденным суррапамцам и остановились на Лебяжьем поохотиться и восполнить запасы воды. По его мнению, нам следует затаиться, улучить момент и проникнуть в храм. Тогда мы сможем понять, там ли камень Света и как его добыть.

Мэрэм был хитрее меня, однако не каждая ситуация требует этого сомнительного достоинства. Мэйанцы, ощутив что-то подозрительное в тихой речи Мэрэма, которую Лильяна не перевела, стали перешептываться между собой. Мне не хотелось повторять ложь Мэрэма, но также не хотелось, чтобы из-за моих слов нас кинули в огненное озеро.

– Мы находимся в поиске… – Мэрэм громко застонал, однако я продолжил: – Мы ищем истину, красоту и благородство. И любовь Единого, которая, как говорят, где-то в мире нашла свое прекрасное выражение.

Мои слова – когда Лильяна перевела их на язык мэйанцев, – казалось, порадовали их.

Леди Нимайю снова улыбнулась и медленно кивнула.

– Но почему вы решили, что найдете эти вещи на нашем острове, где, с тех пор как Владычица вышла из ночи в начале времен, не было никого, кроме мэйи?

Лильяна без моей помощи могла ответить на этот вопрос. С гордостью, окрасившей ее умное лицо, она рассказала о синем джелстеи и своем разговоре с Морским народом.

Леди Нимайю снова кивнула. Похоже, ее ничуть не удивило, что человек может говорить с китами.

– Спасибо, – сказала она Лильяне. – Вы нам многое поведали о себе и многое должны услышать. Приглашаем вас быть нашими гостями.

Когда такое приглашение делает король, это приказ. Но, как сказала нам Лильяна, у мэйи нет ни королей, ни королев. Я понял, что леди Нимайю дает нам свободу выбора – уйти или остаться, как нам угодно. И мы решили остаться.

Несколькими приветливыми словами Владычица Озера распустила толпы людей. Пилари, попрощавшись с нами, отправилась домой. Леди Нимайю тоже покинула нас и вернулась в храм с пятью своими спутницами. Шестая, довольно простенькая, но с соблазнительными формами девушка по имени Лалайи, получила задание разместить нас на ночь.

Она отвела нас к одной из внешних пристроек, прилепившихся к западной стене храма. Там нам выделили просторные гостевые комнаты, дали и еды и питья: горячий хлеб и белый овечий сыр, ежевику, сливы и свежего лосося, которого мэйанцы вылавливали в реке неподалеку от моря и коптили в можжевельнике с медом.

После ужина Лалайи вернулась, чтобы наполнить горячей водой глубокую мраморную ванну, и принесла мыло, пахнущее травами.

Все в жилье и предметах быта мэйанцев казалось сделанным для того, чтобы радовать чувства. Каждый уголок в наших комнатах был изукрашен, включая ковры и гобелены, что покрывали стены и пол. Даже одеяла, сотканные из мягкого подшерстка мэйанских коз, украшал разноцветный узор из роз и фиалок – двух самых любимых цветов Владычицы Эа.

– Чудесное место! – воскликнул Мэрэм, развалившись на кровати с седьмым бокалом вина в руках. – Никогда не видел страны прекраснее! Такая изобильная, такая свежая…

– Даже Алония не так изобильна, как этот остров, – согласилась Лильяна. – Если не считать дворцов знати.

– Конечно, – с горечью сказал я. – Ведь мэйанцы не тратят время на войну.

– Зачем воевать, если тебя ждут красота и любовь? – удивился Мэрэм. – Да, любовь, помяни мои слова, здесь в чести. Ты заметил огонь в глазах Лалайи, когда она смывала с меня мыло?

– Будь осторожен, – предупредил мастер Йувейн, лежавший на кровати с книгой в руках. – Огонь обжигает.

– О, нет-нет, только не этот. Это сладчайший из огней, подобный свету солнца прекрасным летним днем. Это огонь молодого красного вина в его богатейшем фруктовом румянце, это…

Он мог бы еще долго так распространяться, но Кейн, шагавший по комнате, словно тигр в клетке, нахмурился.

– Твоя Лалайи похожа на несорванный фрукт. Как ты думаешь, что мэйанцы делают с мужчинами, которые пьют вино до того, как оно созреет? Лично я полагаю – отдают их Владычице. Этот огонь вряд ли покажется тебе освежающим.

Его слова отрезвили Мэрэма, и он раздраженно уткнулся в бокал.

Альфандерри взял мандолину. Огонек закружился под его музыку, а Атара подошла к Мэрэму и сочувственно положила ему руку на плечо. Потом она задала вопрос, волновавший нас всех:

– Кто эти люди? Они похожи на валари.

– Они и есть валари, – сказал мастер Йувейн, отрывая взгляд от книги. – Вопрос, какого племени? Эрйи? Или Элахада?

Он предполагал, что предки мэйанцев – кто-то из Потерянных валари: либо те, кто последовал за Эрйи после того, как тот похитил камень Света, либо спутники Эрахада, отправившиеся в Столетние Странствия, чтобы вернуть утрату.

– Потерянные валари… Да, похоже на правду, – кивнул я. – Но разве могут они быть из племени Эрйи?

Кейн перестал метаться и повернулся ко мне.

– Помнишь, что я тебе говорил после битвы с Серыми? Эрйи украл и варистеи, который его народ использовал для того, чтобы приспособиться к холодам и туманам Тали. Что, если кто-то из его племени раскаялся в преступлении Эрйи? Что, если они отделились от своих братьев до того, как был использован варистеи? Если они покинули Тали, бежали на юг и прибыли сюда, то могут все еще выглядеть как валари, верно?

– Это наиболее вероятное объяснение происхождения мэйанцев, – согласился мастер Йувейн.

Я глядел на гобелен с изображением огромного дуба, покрытого листьями. Как-то мне не хотелось верить в то, что мэйанцы – на самом деле эрийцы, только сохранившие валарийскую внешность.

– Допустим, ваши слова верны… почему тогда эрийиы оставили мэйанцев жить здесь в мире многие тысячи лет?

– Кто знает? Может, судьба была к ним благосклонна. Или же на мэйанцев и их остров наложено заклятие.

– Только самое могущественное заклятие способно уберечь от эрийских грабежей, – заметила Лильяна.

Мы обсуждали загадку мэйанцев до глубокой ночи; город вокруг затих. Потом Атара промолвила, задумчиво накручивая на палец золотистый локон:

– Если Сартан Одинан искал безопасную землю для того, чтобы спрятать сокровище, он не нашел бы ничего лучше, чем этот затерянный остров.

Так наши мысли вернулись к храму. Никто не сомневался, что внутри сияющих мраморных стен нас ожидает камень Света.

– Надо как-то пробраться внутрь и посмотреть, там ли чаша, – сказал Мэрэм.

– А потом? – спросил я. Мне не понравился алчный блеск в его глазах.

– А потом?.. Думаю, на что-нибудь ее обменяем. На твой шит к примеру. Или на меч. Они, похоже, заинтересованы во всем, что сделано из стали.

Я не мог поверить в то, что Мэрэм хочет просто купить Чашу Небес, о чем ему и сказал.

– Гм-м… – проворчал он, теребя бороду. – Вдруг они не знают истинной ценности чаши? За прошедшие века они наверняка забыли, что она есть на самом деле.

– А если не забыли?

– Полагаю, мы найдем способ получить ее.

– Мы что, должны ограбить храм? Как эрийцы разграбили Трайю?

Мэрэм резко выпрямился, и все признаки опьянения сбежали с его побагровевшего лица.

– О нет, нет – ты меня не понял, мой друг! Я только указал на то, что может быть несколько путей к получению камня Света.

Я поднял меч и сидел, глядя на уродливый разлом.

– Не этот путь, Мэрэм.

– Вдруг мэйанцы не понимают того, что нужно вернуть камень Света миру? Вдруг они нападут на нас и объявят этими, как их… шайда? Нам ведь придется сражаться с ними?

Атара, смазывавшая в это время лук, дернула плетеную тетиву. Та издала тревожную протяжную ноту, совершенно не похожую на музыку, что Альфандерри извлекал из своего инструмента.

– Сражаться?.. И кто же поведет нас в бой? Ты? Слышал, как леди Нимайю сказала, что ее народ станет бросаться на мечи, чтобы отдать преступников огненной горе?

– Одно дело – говорить, и совсем другое – найти в себе храбрость сделать это. Впрочем, Кейн их сотню уложит, прежде чем кто-то поймет, что происходит. А ты подстрелишь всякого, кто попытается нас преследовать. Если потребуется, уж мы-то прорубим себе путь к берегу.

С яростью, потрясшей меня самого, я выхватил стакан с вином из руки Мэрэма и швырнул его в стену.

– Завтра пойдем в храм. А сейчас ляжем спать и забудем наши споры.

Я стремительно прошел через комнату и бросился на кровать.