Далеко за полдень мы выбрались из леса и сразу увидели Йошу Кадара, ожидавшего на краю поля. Молодой оруженосец Удивленно уставился на ужасную ношу моего брата, однако быстро сообразил, что к чему, и не стал задавать лишних вопросов. Сохраняя мрачное молчание, он вместе с Азару двинулся на розыски лорда Харши.

Нашим лошадям, к сожалению, не удалось сохранить спокойствие. Йошу привязал их к нескольким деревцам рядом с изгородью, окружавшей поле. Почуяв запах свежей крови, животные принялись волноваться и рыть землю. Мэрэм попытался их успокоить, но не преуспел в этом. Лошади и так уже были Здорово напутаны стрелами молний, сотрясавшими землю не далее как час назад.

Я подошел к Эльтару и положил руку на его могучий круп. Влажная шкура источала острый запах ярости и страха. Обняв жеребца за дрожащую шею, я прислонился щекой к его щеке и тихонько подул в раздувавшиеся ноздри. Постепенно он успокоился, глянул на меня мягкими карими глазами и тихонько толкнул в бок, в то самое место, где оставила след ядовитая стрела.

Чувствительность этого огромного животного всегда поражала и трогала меня. Эльтару был ростом в холке почти в девятнадцать ладоней, весил две тысячи фунтов и, казалось, целиком состоял из мощных мышц и несокрушимых костей. Он был свирепейшим из жеребцов – последний потомок черных боевых коней, чьи дикие табуны паслись раньше на равнинах Эньо. В течение тысячелетий короли Эньо разводили эту породу не только для сражений, но и ради ее красоты. После Сарнийских войн королевство раскололось на дюжину соперничающих герцогств, а собратья Эльтару бежали в поля, окружавшие разрушенные замки. Так были забыты древние коневодческие традиции Эньо. Время от времени кто-нибудь из храбрых эньорцев пытается изловить одну из этих потрясающих лошадей, только для того, чтобы убедиться в том, что объездить ее невозможно. Так вышло и с Эльтару – герцог Горадор подарил его моему отцу, добавив при этом, что «вы, мешцы, считаете себя лучшими среди рыцарей и наездников валари, так посмотрим, как кто-нибудь из вас поедет в бой на этой лошади».

Мой отец попытался. Но всей его силы не хватило для того, чтобы заставить Эльтару смириться с трензелем во рту и седлом на спине. Когда жеребец пятый раз сбросил гордого короля на землю, отец сдался и объявил, что объездить Эльтару невозможно.

Эльтару всегда оставался диким жеребцом, из тех, что любую кобылу считают своей собственностью, а другого жеребца – злейшим врагом. Никто не рисковал подходить к нему, опасаясь быть укушенным или нарваться на удар мощного копыта. Никто, кроме меня. Когда отец, раздосадованный неудачей, приказал кастрировать жеребца, я прибежал в денник и встал рядом, не позволяя конюхам приблизиться. Все думали, что я конченый человек и сейчас буду убит. Но Эльтару потряс отца и братьев – да и меня самого – тем, что склонил голову и облизал мое мокрое от пота лицо. Он позволил взнуздать себя, и мы без седла проехали через лес ниже Сильвашу. После той дикой скачки сквозь деревья мы стали лучшими друзьями.

– Все хорошо, – заверил я его и снова похлопал. – Все будет хорошо.

Однако Эльтару, умевший говорить на языке более мудром, чем язык слов, знал, когда я говорю ему неправду. Он снова легонько толкнул меня в бок и задрожал, как если бы отравлен был он , а не я. Огонь в темных глазах говорил о том, что он готов убить человека, который ранил меня.

Через некоторое время Йошу Кадар вернулся с лордом Харшей. Старый лорд правил крепким дубовым фургоном, таким же грубым и прочным, как и его владелец. За эти несколько часов он разительно переменился. Исчезли куда-то грязные сапоги и домотканая одежда для работы в поле. Теперь старик облачился в красивую новую тунику, а к гладкому черному поясу был прицеплен меч. Остановив фургон с другой стороны изгороди, лорд Харша спустился на землю и пригладил свежевымытые волосы. На мгновение его взгляд задержался на оленьей туше и мертвом теле, распростертом на земле.

– Король просил меня привезти выпивку к вечернему пиру. А теперь, похоже, в фургон придется положить еще кое-что.

Азару в двух словах рассказал о происшествии в лесу, а Мэрэм в это время откинул матерчатую дверь фургона и обнаружил внутри бочонки с пивом. Его глаза расширились, в них мелькнуло жадное вожделение – мой друг взирал на находку, как на величайшее из сокровищ.

Своими толстыми пальцами он принялся простукивать бочонки один за другим.

– О мои сладкие… случалось ли мне когда-нибудь встречать что-либо более прекрасное?

Я был уверен, что Мэрэм станет выпрашивать у лорда Харши глоточек пива прямо сейчас. Лучше бы он этого не делал – мрачный взгляд старика говорил о том, что лесное происшествие сильно озаботило его. Мой друг с надеждой посмотрел на лорда Харшу. Затем, к моему удивлению, подозвал Йошу, чтобы тот помог ему погрузить в фургон тело убийцы. Потея и пыхтя, толстяк все-таки двигался быстро, словно испытав прилив сил, а затем самостоятельно справился с оленьей тушей. Вероятно, предвкушение близкой возможности осушить один из этих бочонков заставило его проявить такую прыть.

– Спасибо за то, что поберег мои старые кости, – поблагодарил лорд Харша, потирая искалеченное колено. – Теперь, если вы хотите составить мне компанию, мы заберем мою дочь. Она тоже собирается на пир.

Лорд Харша направил скрипящий фургон через поле к своему дому, а мы верхом последовали за ним. Там, стоя в дверях, нас поджидала симпатичная пухленькая девушка с черными как вороново крыло волосами. Она не отрываясь смотрела, как мы приближаемся. Шелковое платье и струящийся серый плащ, сколотый на пышной груди серебряной брошью, говорили о том, что девушка в первый раз собиралась в замок моего отца и постаралась принарядиться.

Лорд Харша, поморщившись, спустился с подножки фургона.

– Лорд Азару, позвольте представить вам мою дочь, Бихайру.

Затем он представил смущенную молодую женщину мне, Йошу и Мэрэму. К моему ужасу, лицо Мэрэма при первом взгляде на нее приобрело глубокий красный оттенок. Я ощутил его вожделение, словно огонь пробежавшее по венам и изгнавшее всякие мысли о пиве.

– О боги, какая красавица! – воскликнул он. – Лорд Харша, у вас талант создавать прекрасные вещи!

Мне что-то не показалось, что старик обрадовался этим словам. Его единственный глаз, вперившийся в Мэрэма, мог бы прожечь насквозь. С большим удовольствием он собирался представить дочь ко двору моего отца, ведь там сегодня соберутся величайшие рыцари Меша. На пиру лорд Харша сможет найти для нее наилучшую партию – и конечно же, в его планы не входила свадьба единственной дочери с трусоватым чужеземным принцем, отрекшимся от женщин, вина и войны.

– Моя дочь далеко не вещь, – холодно заметил лорд Харша. – Но все равно благодарю.

Потом он похромал к амбару и через некоторое время вывел оттуда здоровенную серую кобылу. Несмотря на боль в колене, старик собирался явиться в замок моего отца со всем достоинством. Так что, стиснув зубы, он с большим трудом поднялся в седло и выпрямился – гордый и внушительный, как военачальник, которым никогда не переставал быть. Бихайра, казалось, была только рада тому, что ее оставили править фургоном, а Мэрэм – очень рад возможности ехать в самом хвосте нашей группы и болтать с девушкой.

– Бихайра, – я слышал его монолог сквозь цоканье копыт, – какой прекрасный день для того, чтобы прекрасная женщина отправилась на свой первый пир. А кстати, сколько тебе лет? Шестнадцать? Семнадцать?

Бихайра, держа поводья в сильных загрубелых руках, посмотрела через голову Мэрэма в мою сторону, как будто бы это я изливал на нее свое внимание. Однако женщины страшили меня куда больше, чем война. Их страсти – словно глубокие подземные реки, чья мощь не поддается контролю. Откройся любви женщины хотя бы на мгновение – и тебя унесет прочь.

– Боюсь, что у нас в Дэли нет таких женщин, – продолжал Мэрэм, – иначе я никогда не покинул бы родину.

Я отвернулся от Бихайры и уставился на дубовую рощицу неподалеку от дороги. Да и девушка, даже не желая того, уже была захвачена потоком красноречия моего друга. Персона Мэрэма, конечно же, впечатлила ее. Дэли считался самым большим королевством Эа после Алонии, а мой легкомысленный друг как-никак был старшим сыном короля.

– Мне кажется, ваша рана нуждается в том, чтобы ее осмотрела женщина , – услышал я голос Бихайры. Наверное, она дотронулась до временной повязки, наложенной моим братом. – Пожалуй, когда мы прибудем в замок, я взгляну на нее.

– Вы сможете? Неужели вы сможете?

– Ну конечно. Чужеземец ударил вас булавой?

– О да, булавой, – ответил Мэрэм героическим низким голосом. – Надеюсь, вы не встревожились, узнав о том, что сегодня произошло в лесах. Просто небольшое сражение, но, конечно же, мы одержали верх. Я имел честь помочь Вэлю в критический момент.

Если верить рассказу Мэрэма, то он вовсе не испугался первого убийцы, но получил свою рану, храбро защищая мою жизнь. Когда мой друг заметил, что я улыбаюсь, слушая эту, мягко говоря, приукрашенную историю – не хотелось думать о его хвастовстве как об обычной лжи, – то стрельнул в меня коротким умоляющим взглядом, как бы говоря: «Любовь – сложная штука, друг, и для того чтобы завоевать женщину, годится любое оружие».

Может, и так, но я не хотел смотреть на то, как он гонит очередную добычу. В то время как Мэрэм принялся рассказывать о роскошных дворцах отца и о собственных обширных владениях в далеком Дэли, я послал Эльтару вперед, желая принять участие в других разговорах.

– Вэль, – обратился ко мне Азару, заметив, что я нагнал его. – Лорд Харша согласен с тем, что никто не должен знать о случившемся до тех пор, пока мы не поговорим с королем.

Я промолчал, глядя на проплывавшие мимо поля соседей старого лорда.

– А мастер Йувейн?

– Да, поговори с ним, когда он будет осматривать твою рану, но больше ни с кем. Хорошо?

– Хорошо.

Затем мы вернулись к вопросам, на которые у нас не было ответов: кто эти странные люди, стрелявшие в нас отравленными стрелами? Убийцы, подосланные ишканами, каким-нибудь недружественным герцогом или королем? Как им удалось миновать тщательно охраняемые проходы в Меш? Как они умудрились так ловко подстеречь нас в лесу и подобраться незамеченными?

Кроме того, оставалось неясным еще одно: почему они хотели убить именно меня?

Да, покушались именно на меня, а не на Азару. Я снова почуял зло, преследовавшее меня весь день в лесу. Это ощущение не исходило из какой-то определенной точки, но наполняло собой воздух, словно некий отвратительный запах. Вокруг лежали привычные и родные пейзажи Меша: белые каменные дома фермеров, зелень полей, густо поросших овсом, рожью и ячменем, фиолетовые пики гор, парящие в темно-синем небе… И все, куда бы я ни обращал взгляд – даже яркие красные птички-огневки, порхавшие меж деревьев, – казалось выцветшим, будто бы отравивший меня яд подействовал и на окружающий мир.

Казалось, отрава будет терзать меня вечно: тело горело в огне, холод леденил душу. В то время как мы проезжали через прекрасные земли отца, мне все время хотелось остановиться, слезть с лошади и заснуть. Или зарыться в черную, намокшую от дождя землю и в голос кричать от той муки, что взрастала внутри.

Я, верно, так бы и поступил, если бы не Эльтару. Он как-то чувствовал боль раны и еще более страшное ощущение чужой смерти, что не покинуло меня до сих пор, и двигался медленным мягким аллюром, облегчая мои мучения. Движение могучих мышц и мерное биение его сердца придавали мне сил. Привычный запах конского пота, поднимавшийся от разгоряченного тела жеребца, возвращал к жизни. Мне не нужно было управлять конем или даже брать в руки поводья – Эльтару отлично знал, куда мы едем: к дому, над которым, словно полная света золотая чаша, сияло заходящее солнце.

В конце концов мы добрались до замка. Огромная каменная постройка стояла на вершине одной из тех скал, что образовывали подножие Тельшара. Правый приток реки Кураш огибал скалу, отделяя замок от остальных зданий и улиц Сильвашу. Русло реки, в особенности весной, служило природным рвом, наполненным бурлящей и мутной ледяной водой. Оборонительные возможности этого места сразу приглянулись моим предкам, пришедшим в Лебяжью долину многие века назад.

Завидев высокие белые башни замка, я вспомнил историю о первом из Шэвэшеров, внуке самого Элахада. Это он привел народ валари в Утренние горы в самом начале Затерянных эпох, после Столетних странствий, когда мои немногочисленные предки скитались по всему Эа в тщетных поисках золотой чаши, украденной Эрйи. Шэвэшер заложил основание замка Элахадов и дал начало воинской традиции валари. Надо сказать, что первые валари, пришедшие в Эа – как и Звездный народ, – были исключительно воинами духа. Это Шэвэшер сделал их воинами меча. Он предсказал, что однажды валари придется сражаться с целыми армиями и всеми демонами ада для того, чтобы вернуть камень Света.

Так и случилось. Тысячи лет спустя, в 2292 году эры Меча – каждый ребенок старше пяти знает эту дату, – валари объединились под знаменем Эрамеша и разгромили войска Морйина в битве при Сарбэрне. Эрамеш вырвал камень Света прямо из рук Морйина и возвратил бесценную чашу в наш фамильный замок. Долгое время она хранилась здесь, словно маяк привлекая паломников со всего Эа. Это были годы величия Меша, на протяжении которых Сильвашу превратился в огромный город.

Поддавшись воспоминаниям, откуда-то издалека я услышал голос Азару:

– Почему ты остановился?

На самом деле мне и в голову не приходило останавливаться. Это Эльтару, чувствуя мое настроение, свернул к обочине дороги, в то время как я был занят созерцанием прошлого. Перед нами лежала дорога, полого ведущая вверх к замку; по обеим ее сторонам волновались ячменные поля, освещенные косыми лучами заходящего солнца. Дед рассказывал мне и о второй великой трагедии моего народа: во времена Годэвэни Славного Морйин вновь похитил камень Света, и Утренние горы навеки утратили его сияние. С течением времени Сильвашу превратился всего лишь в маленький городок в забытом королевстве. Камни его улиц и домов пошли на оборонительную стену, окружавшую замок, ибо золотой век Эа миновал и началась эра Дракона.

– Смотри, – сказал я брату, указывая вперед. На верхушках сторожевых башен развевались по ветру зеленые вымпелы. Это означало, что в замок прибыли гости и готовится пир.

– Уже поздно, – заметил Азару. – Мы должны были быть Дома час назад. Поспешим?

Величественное здание замка господствовало над всей Лебяжьей долиной. Крепостная стена в сто футов высотой бежала по периметру скалы, почти прижимаясь к крутым откосам. Казалось, что она вырастает из камня, словно бы сама земля устремила свои крепкие кости к небу. Еще выше, чем эта мощная стена, были сам замок и его многочисленные башни: Башня Лебедя, Башня Эрамеша, сложенная из древнего выветрившегося камня, Звездная башня. С массивным кубом из бережно обтесанных камней соседствовала огромная пиршественная зала. И все это – сторожевые и надвратные башни, башенки, привратницкие и стены – было сделано из белого гранита. Замок сиял в лучах заходящего солнца, поражая своей грозной красотой. Но я слишком хорошо знал те опасности, что скрыты внутри: катапульты и пучки стрел, связанные, словно снопы; горшки с песком, который раскаляют докрасна и высыпают на головы врагам, буде те решатся штурмовать неприступные стены. Эту крепость строили для того, чтобы противостоять целым армиям захватчиков и самим демонам ада. Но не против ишканов. Мой отец пригласил их преломить с ним хлеб в самом сердце замка. И может быть, в огромной пиршественной зале я отыщу человека, который пытался убить меня.

– Поедем, – наконец сказал я брату.

Притронувшись ногами к бокам Эльтару, я заставил огромного коня рвануться вперед, словно в битву. Мы поскакали по северной дороге, проходившей через яблоневые рощи перед тем, как обогнуть наиболее населенный район Сильвашу. Вскоре мы миновали две огромные башни, охранявшие врата Эрамеша, и въехали в замок.

На северном дворе сегодня кипела бурная деятельность. Фургоны с припасами заводили в огромные хранилища, где их прытко разгружали поварята. Из колесной мастерской доносились удары молотка по железу, а свечных дел мастера спешно доделывали свечи для сегодняшнего пира. Оруженосцы вроде Йошу бегали по разным поручениям, данным их лордами. Через двор приходилось ехать очень осторожно, чтобы никого не задеть, так как маленькие дети носились туда-сюда с деревянными мечами или играли в салочки на каменных плитах. Добравшись до конюшни, мы спешились и оставили лошадей Йошу – поводья Эльтару он взял с таким видом, будто бы сама его жизнь зависела от огромного фыркающего жеребца.

У входа в стойла, откуда доносился запах свеженасыпанной соломы и еще более свежего навоза, мы и расстались. Азару и лорд Харша собирались проводить Бихайру к кухне и помочь разгрузить фургон, а потом заняться делами с управляющим и королем. Мэрэм и я должны были пойти к мастеру Йувейну.

– Но твоя голова! – обратилась Бихайра к Мэрэму. – Ее нужно перевязать получше!

– Может быть, мы встретимся позже в лазарете? – В голосе Мэрэма сквозила плохо скрытая надежда.

Заслышав такие слова, лорд Харша встал между фургоном и Мэрэмом и грозно посмотрел на моего друга.

– В этом нет необходимости. Разве мастер Йувейн не целитель? Так пусть он тебя и лечит.

Азару придвинулся ближе и положил руку мне на плечо.

– Передай, пожалуйста, привет мастеру Йувейну.

Потом его глаза предостерегающе сверкнули.

– И не забудь, что сегодня вечером будет пир.

Мы с Мэрэмом снова пересекли двор, постоянно спотыкаясь о пищащих и разбегающихся цыплят. Миновав западные ворота, мы заметили, что дверь в башню Эдами открыта. Я вошел внутрь и стал быстро подниматься по вытертым каменным ступеням узкой лестницы. Мэрэм, как обычно, пыхтел где-то сзади. Его не было видно, так как винтовая лестница загибалась по часовой стрелке до тех пор, пока не достигала жилого этажа башни. Такое устройство позволяло защитникам противостоять нападавшим, держа меч в правой руке, тогда как враг мог рубиться только левой. Как и везде в замке, здесь все отдавало ржавчиной и сырым камнем, а также прогорклым запахом горящего жира, веками покрывавшего копотью стены и потолок.

Мастер Йувейн поселился в покоях для гостей на самом верхнем этаже. Это была, наверное, самая большая комната такого рода в замке – да и во всем Меше, – и многие сочли бы, что ее следует предлагать принцам ишканов или посланцам короля Киритана. Однако по традиции, когда бы мастер Братства ни приехал, он располагался именно здесь.

– Входите, – проскрипел голос мастера Йувейна после того, как я осторожно постучал.

Отворив тяжеленную, обитую железом дубовую дверь, я оказался в просторной комнате. Лучи солнца хорошо освещали ее, проникая через восемь стрельчатых окон. Ставни были распахнуты настежь. В других комнатах замка это привело бы к тому, что вместе со светом в комнату попадал бы холодный воздух. Однако здесь все окна были застеклены. Впрочем, комната все равно была довольно прохладной, и в камине у дальней стены жарко пылали Дрова. Обстановка также отличалась необычностью: мозаичный пол, покрытый бесценными гальдианскими коврами, разноцветные гобелены, полки с книгами у стены рядом с огромной кроватью под пологом… Насколько я знал, такая же кровать украшала спальню моего отца. Комната была обставлена с редким комфортом, который, казалось, совершенно не сочетался с теми идеалами строгости и самоограничения, что проповедовали братья. Однако великий Элемеш в свое время провозгласил, что наставники нашего народа должны почитаться наравне с королями. Валари всегда следовали его завету.

– Вэлаша Элахад, это ты? – осведомился мастер Йувейн. Все такой же низенький и коренастый, он был, наверное, одним из самых уродливых людей, которых я когда-либо встречал.

– Сир, рад вас видеть. – Я поклонился.

Мой бывший наставник стоял у окна, рассматривая какую-то увесистую книгу. Вежливо ответив на поклон, он подошел ближе.

– Рад видеть тебя . Года два уже прошло.

На первый взгляд мастер Йувейн больше всего напоминал собрание овощей – и, надо сказать, не самых привлекательных. Его голова, большая и бугристая, как картофелина, была гладко выбрита – видимо, для того, чтобы лучше представить миру уши, торчавшие, словно цветная капуста. Нос представлял собой большой коричневый кабачок, а уж про рот лучше вообще не говорить. Мастер взял меня за плечо рукой такой же могучей, как корень старого дерева. Хотя он был первым и величайшим из наставников – а может, и лучшим во всем Эа, – ничто не было так любезно его душе, как возможность работать в саду и возиться с землей. Мастер Йувейн советовал королям и учил их сыновей, но мне кажется, что в сердце своем он всегда оставался фермером.

– Какой чести я обязан твоим визитом после столь долгого отсутствия?

Его взгляд остановился на промокшем от дождя плаще, который мне отдал Азару, и сразу же сделался серьезным. Глаза были той деталью, что все меняла в этом странном лице: большие и ясные, серебряно-серые, словно залитое лунным светом море. В них светились глубокий ум и великая доброта. Я сказал, что мастер Йувейн уродлив, и это правда; но он к тому же был одним из тех редких людей, которых превратила в творения великой красоты любовь к истине.

– Простите меня, сир. Я не имел намерения нанести вам обиду.

В комнату наконец ввалился хрипящий и задыхающийся Мэрэм.

– Сир, мы должны были повидать вас! Кое-что случилось, – выпалил он, поклонившись учителю.

И вот, пока мастер Йувейн расхаживал взад и вперед, покачивая лысой головой, Мэрэм рассказал, как сегодня в лесах нам пришлось сражаться за свою жизнь, ловко опустив ту часть истории, в которой он стрелял в оленя. Потом говорил я, а комната постепенно погружалась во тьму.

– Я понял, – сказал мастер Йувейн, подошел к открытому окну и посмотрел на снежно-белую вершину Тельшара. – Уже вечереет, так что давайте я хорошенько осмотрю эту стрелу. И ваши раны заодно. Брат Мэрэм, будь добр, зажги свечи.

Пока я осторожно доставал черную стрелу, все еще завернутую в порванную рубашку, Мэрэм сунул в пламя камина длинную лучину и начал медленно обходить комнату, зажигая пеньковые фитильки. Мягкий свет разогнал тени, напомнив мне о том, что около двух тысяч свечей сгорит в замке еще до того, как ночь закончится.

– Теперь иди сюда. – Мастер Йувейн взял Мэрэма за руку, потянул его к письменному столу, заваленному картами, раскрытыми книгами и бумагами, и усадил в резное дубовое кресло. – Сначала посмотрим твою голову.

Подойдя к каменной чаше с водой, стоявшей у одного из окон, лекарь тщательно вымыл руки, потом достал откуда-то из-под кровати две большие дубовые коробки, поставил их на стол и открыл. Первая была разделена на множество маленьких ячеек, наполненных мазями, закупоренными в бутылочки лекарствами и пучками странно пахнущих трав. Во второй лежали ножи, зонды, зажимы, ножницы и пилы – все из блестящей и прочной годрэнской стали. Я старался не заглядывать больше в эту ужасную коробку.

Быстро очистив рану Мэрэма, мастер Йувейн наложил свежую повязку. Я стоял у окна, смотрел на первые звезды и старался не прислушиваться к жалостным стонам и вздохам. Время тянулось невыносимо медленно, но настала все-таки и моя очередь.

Пришлось скинуть плащ и занять в кресле место Мэрэма. Жесткие узловатые пальцы мастера внимательно ощупали ушибленную грудь, потом дотронулись до красного следа стрелы.

– Рана горячая. Странно, что она воспалилась так быстро.

С этими словами целитель наложил на пострадавший бок мазь. Зеленоватая масса была прохладной и пахла плесенью, а также чем-то еще, не знакомым мне.

– Давай-ка глянем на стрелу.

Мэрэм подошел ближе и смотрел, как я достаю стрелу и протягиваю ее мастеру Йувейну. Казалось, целителю не хочется прикасаться к ней, словно то была змея, которая в любой момент способна вонзить в руку ядовитые зубы. С великой осторожностью он поднес наконечник поближе к свету свечи, горевшей на столе, и долгое время вглядывался, покачивая головой. Серые глаза потемнели, словно море в шторм.

– Что это? – нетерпеливо спросил Мэрэм – И вправду яд?

Мастер Йувейн вздохнул.

– Это мы скоро узнаем.

Нам было велено стоять у открытого окна, и мы подчинились. Из второй коробки целитель извлек скальпель и малюсенькую ложечку. С великой осторожностью соскреб скальпелем немного синеватой субстанции, покрывавшей головку стрелы, стряхнул мерзко выглядевшие хлопья на листок белой бумаги и оттуда взял немного в ложечку.

– Задержите дыхание.

Я набрал в легкие чистого горного воздуха и молча смотрел, как мастер Йувейн закрывает нос и рот толстой тканью. Затем он поднес ложку к огню свечи. Через мгновение синие хлопья вспыхнули. Как ни странно, они горели злым ярко-красным пламенем.

Все еще придерживая ткань, что закрывала его лицо, целитель положил ложку и тоже подошел к окну. Я чувствовал, как он отсчитывает секунды по биению сердца. Легкие горели от недостатка воздуха. В конце концов мастер Йувейн отнял ткань от лица.

– Можете дышать. Думаю, что уже все в порядке.

Побагровевший Мэрэм со всхлипом втянул в себя воздух, я поступил так же. В воздухе витал слабый смрад.

– Ну? Вы теперь знаете, что это? – Мэрэм нетерпеливо повернулся к наставнику.

– Да. – В его голосе звучала великая печаль. – Как я и опасался, это киракс.

– Киракс, – повторил Мэрэм, словно бы пробуя слово на вкус. – Я ничего не знаю о таком яде.

– А мог бы знать, – заметил мастер Йувейн. – Мог бы, если бы не так увлекался горничными.

Я подумал, что целитель несправедлив к моему другу Мэрэм учился на мастера поэзии, так что был вправе и не разбираться в тайных травах и ядах.

– Что такое киракс, сир?

Он повернулся ко мне и взял за плечо.

– Это яд, который используют только Морйин и Красные клирики Каллимуна. И их наемные убийцы.

Потом мы с Мэрэмом услышали, что киракс – производное растения кирка, так же как и более распространенное снадобье кириол. Кириол известен тем, что обостряет восприятие и поэтому для некоторых имеет огромную ценность. Киракс более опасен: даже небольшое его количество обрушивает на жертву поток ощущений, ошеломляющих и сжигающих нервы. Смерть приходит быстро и мучительно, как если бы человека варили в кипящем масле.

– Тебе, должно быть, совсем немного досталось, – сказал мастер Йувейн. – Недостаточно, чтобы убить, но вполне довольно для того, чтобы принести муки.

Да, подумал я, достаточно для того, чтобы терзать меня так же, как всегда делал мой дар. Я смотрел на трепещущие огоньки свечей, и киракс представлялся мне невидимым черно-синим ножом, кромсающим сердце.

– А у вас есть противоядие? – спросил Мэрэм.

Мастер Йувейн вздохнул и посмотрел на ящик с лекарствами.

– Боюсь, что его не существует.

И тут он сказал Мэрэму, что киракс, попав однажды в рану, никогда не покинет тело.

– О это плохо Вэль, это очень плохо.

Да, подумал я, напрасно стараясь оградить сознание от волн сожаления и страха, исходивших от моего друга, это действительно очень плохо.

Мастер Йувейн с отвращением взял в руки стрелу.

– Она пришла из Аргатты, – прошептал он.

При упоминании крепости Морйина в Белых горах меня пробрал холод. Говорят, что Аргатта высечена в живой скале, что это целый подземный город, в котором трудятся толпы рабов и проводят тайные и ужасные ритуалы.

– Думаю, что человек, которого ты убил, был послан оттуда Клирик Каллимуна.

Я прикрыл глаза, припоминая дьявольский ум, горевший в глазах убийцы.

– Мне нужно осмотреть его тело, – добавил мастер Йувейн, кладя стрелу на место.

Мэрэм отер пот с жирной шеи.

– Мы же не уверены, что убийца был клириком Каллимуна? Разве исключено, что один из ишканов перешел на сторону Морйина?

Мастер Йувейн с неожиданной яростью остановил моего друга.

– Не называй его по имени! – Потом он повернулся ко мне. – Меня больше беспокоит то, что предателем мог оказаться кто-то из жителей Меша.

– Никто из мешцев никогда не предаст нас! – Меня тоже охватила ярость.

– По доброй воле – нет. Но ты не знаешь всего коварства лорда Лжи, не знаешь его силы.

Он объяснил нам, что у каждого человека, будь то воин или король, бывают моменты тьмы и отчаяния. Когда тучи сомнения омрачают душу и звезды более не светят, люди бывают уязвимы для зла. И тогда Морйин может являться к ним, в их ненависти или в темнейших из снов. Он насылает иллюзии для того, чтобы смутить умы, он перехватывает путы воли и способен контролировать людей на расстоянии, как кукловод своих кукол. Эти лишенные души люди ужасны и смертоносны, хотя, по счастью, их мало. Мастер Йувейн назвал их гулями, упырями. Он боялся, что один из таких гулей может ждать в пиршественной зале и вкушать с нами от одного угощения прямо этой ночью.

Для того чтобы успокоить бешено стучащее сердце, мне пришлось отойти к окну и глотнуть свежего воздуха. Еще ребенком я слышал слухи о гулях, оборотнях ужасного Серого Человека, что приходит ночью за твоей душой. Тогда они казались мне просто страшной выдумкой.

– Но почему лорд Лжи подослал убийцу именно ко мне?

Мастер Йувейн кинул на меня странный взгляд.

– Полагаешь, первый убийца стрелял в тебя, а не в Азару?

– Да.

– Откуда такая уверенность? Азару сказал, что стрела задела его волосы.

Ясные серые глаза мастера Йувейна смотрели на меня, как две луны. Мог ли я поведать ему о даре чувствовать сокрытое в сердцах других людей? О том, что ощутил желание убить меня так же ясно, как ощущаю холодный ветер, проникающий в окно?

– Направление выстрела, – попытался я объяснить. – И что-то в его глазах…

– Ты смог увидеть выражение его глаз за сотню ярдов?

– Дело в том, с какой сосредоточенностью…

Мастер Йувейн молча смотрел на меня из-под кустистых бровей.

– Думается, дело в тебе, Вэлаша Элахад. И в твоем деде.

Я молча закрыл окно.

– Видимо, какая-то сила пыталась спасти тебя в то время, как лорд Лжи вел свою охоту, – продолжил мастер Йувейн.

О, если б он помог мне понять, как можно чувствовать огонь чужих страстей и невыносимое давление их желаний и при этом пребывать в покое Единого!.. Однако есть вещи, не поддающиеся пониманию. Как мы ощущаем холодный свет звезд прозрачной зимней ночью?

– Какое дело лорду Лжи до меня? У него нет причин охотиться за седьмым сыном далекого горного короля.

– Нет причин? Разве не твой предок, Эрамеш, отнял у него камень Света в битве при Сарбэрне?

– Эрамеш был предком многих валари. Лорд Лжи не может охотиться за всеми нами.

– Не может? – Брови мастера Йувейна гневно сдвинулись. – Боюсь, что он будет охотиться за каждым, кто противостоит ему.

На мгновение я застыл, потирая шрам на лбу. Противостоять Морйину? Я хотел, чтобы валари прекратили сражаться между собой и объединились под одним знаменем. Разве этого не достаточно?

– Я не противостою ему.

– Да, ты слишком нежен духом. – В низком голосе явственно слышались сомнение и ирония. – Но вовсе не обязательно сражаться с Красным Драконом силой оружия. Ему противостоят силой духа и любовью к свободе. Стремлением к красоте, добру и правде.

Я смотрел в пол, закусив губу, чтобы не чувствовать горький комок в горле. Все это – удел братьев, не мой.

Мастер Йувейн словно услышал эти мысли и посмотрел мне в глаза.

– У тебя дар, Вэль, – не знаю точно, какого рода. Но ты мог бы стать мастером медитации или мастером музыки. Или даже мастером-целителем.

– Вы действительно так думаете?

– Ты сам это знаешь. Однако в конце концов ты покинул нас.

В серых глазах вспыхнули отблески гнева; мне пришлось отвернулся и смотреть в огонь, который выглядел гораздо менее гневным и пылающим. Из всех своих братьев я был единственным, кто после шестнадцати поступил в школу Братства. Хотел учиться музыке, поэзии, языкам и медитации. С большой неохотой отец пошел на это, с жестким условием, что искусство меча заброшено не будет. И на два счастливых года мне довелось погрузиться в мир строений и садов огромного святилища Братства в десяти милях от Сильвашу. Там я учил стихи, играл на флейте и потихоньку выбирался через черный ход, чтобы попрактиковаться в фехтовании с Мэрэмом. Хотя отец никогда не позволил бы мне принять обеты и вступить в Братство, долгое время эта мечта не покидала меня.

– Не мне принадлежал выбор.

– Не тебе? Все, что мы делаем, – наш выбор. И ты выбрал бегство.

– Но ваашцы убивали моих друзей! Подняли копья против моих братьев! Король призвал меня к войне, и я должен был идти!

– Твои войны могут что-то изменить?

– Пожалуйста, сир, не говорите, что это мои войны. Ничто не обрадовало бы меня больше, чем их окончание.

– Вот как? – Мастер Йувейн посмотрел на кинжал, висевший у меня на поясе. – Поэтому ты носишь оружие везде, куда бы ни пошел? Или потому, что, как ты сказал, твой отец призвал тебя к войне?

– Сир, разве не вся жизнь – сражение? – Я вспомнил слова одной из самых любимых своих книг.

– Да, сражение сердца и души.

– Навза Эдами верил в то, что бой можно вести и другими средствами.

При упоминании имени человека, основавшего Братство, мастер Йувейн сморщился, словно бы его заставили пить яд. Может, я не должен был затрагивать старую рану, историю, равно касавшуюся Братства и народа валари. Но я изучал историю братьев по книгам их собственной библиотеки. В Трайе, Вечном городе, в 2177 году эры Матери, что потом была названа Темными Временами, Навза Эдами оказался среди тех, кто противостоял первому нашествию эрийцев. Захват Трайи был быстрым и ужасным, в ту мирную эпоху алонийцы гораздо лучше владели мотыгами и лопатами для возделывания садов, чем настоящим оружием. Навзу Эдами заковали в цепи и заставили смотреть на то, как насилуют и убивают его жену прямо на залитых кровью ступенях Храма Жизни. Перед тем как начать резню, главнокомандующий эрийцев разрушил великий Храм и Сад Земли. Навза Эдами с пятью своими клириками бежал и укрылся в Утренних горах, одержимый жаждой мести.

Это бегство стало известно, как Первое Падение Ордена. Изначально орден был создан для того, чтобы использовать зеленые кристаллы джелстеи для возрождения земель Эа к новой жизни, но Навза Эдами теперь мечтал только о смерти всех врагов. В горах Меша он основал великое Братство Света для того, чтобы любыми средствами сражаться с эрийцами. С собой он принес зеленый джелстеи, предназначенный исцелять и возрождать. С помощью чудесного кристалла Навза Эдами собирался взрастить расу воинов, способных сразиться с захватчиками и разрушить царство ужаса. Однако в Меше клирик нашел народ, который уже был народом воинов; это дало ему надежду объединить валари и научить их мистическим искусствам для того, чтобы однажды мы смогли разбить эрийцев и принести мир в Эа. Так и случилось в битве при Сарбэрне. Настала эпоха Закона, Братства навеки отреклись от пути войны и разрушения. Они призывали валари поступить так же, однако рыцари валари, опасаясь возвращения Дракона, решили пока не вкладывать мечи в ножны. Так разорвалась связь между нами.

Я и не думал, что добьюсь чего-либо, упомянув имя Навзы Эдами. Однако мастер Йувейн смирил гнев и вдруг погрустнел.

– Будь Навза Эдами сейчас жив, он первым предупредил бы тебя о том, что если убийства начать, то им уже не будет конца.

Я снова потупил взор, ибо печаль в мудрых серых глазах причиняла мне глубокую и острую боль. Мне ясно вспомнилось то незримое и могущественное зло, что таилось в лесах. Теперь частица этого зла, в виде киракса и, может быть, чего-то еще более ужасного, будет всегда терзать меня изнутри.

Мне очень хотелось сказать мастеру Йувейну, что можно остановить убийства. Однако я заглянул внутрь себя и понял, что это не так.

– Война продолжается всегда.

Мастер Йувейн подошел ближе и положил мне руку на плечо.

– Вэль, зло нельзя победить с помощью меча. Тьму возможно сокрушить не в битве, но только лишь при помощи света. – Его словно окружало сияние. – Сейчас действительно темные времена. Однако темнее всего ночь делается перед рассветом.

Целитель подошел к столу, узловатая рука легла на огромную книгу, переплетенную в зеленую кожу. Я немедленно узнал «Сэганом Эли», многие отрывки из которой выучил в годы моего пребывания в школе Братства.

– Похоже, настало время для небольшого урока чтения, – объявил мастер Йувейн, обернувшись к нам с Мэрэмом. Его пальцы быстро перелистывали желтоватые потрепанные страницы, затем книга неожиданно оказалась в руках Мэрэма. – Брат Мэрэм, будь добр, почитай нам из Пророчеств Трайи. Глава седьмая, начало строфы двадцать шестой.

Мэрэм, так же как и я, здорово удивленный этим неожиданным возвращением к учебе, покрылся испариной и стоял, хлопая глазами.

– Вы хотите, чтобы я читал? Сейчас , сир? Разве мы не должны готовиться к пиру?

– Доставь мне удовольствие, почитай.

– Вы же знаете, у меня нет таланта к ардику, – проворчал Мэрэм. – Если бы вы попросили меня читать на лоранде, древнем языке любви и поэзии, тогда я бы с удовольствием…

– Прошу, начинай читать. В противном случае мы точно опоздаем на пир.

Мэрэм глядел на наставника, словно ребенок, которому велели чистить конюшни.

– Да?

– Боюсь, что у Вэля не было времени выучить ардик так, как его выучил ты.

Воистину, я покинул Братство перед тем, как в полной мере смог изучить этот благороднейший из языков. Так что сейчас мне оставалось лишь нетерпеливо ожидать, пока Мэрэм, глубоко вздохнув, водил пальцем по странице книги в поисках нужных строк. Потом его голос раскатился по комнате.

– Сонган эрате ад вальте калантан … сейчас, сейчас… так… джин Йилдра, сонг Йилдра…

– Очень хорошо, – прервал его мастер Йувейн. – Но почему ты не переводишь нам то, что читаешь?

– Сир, – ответил Мэрэм, указывая на другую книгу, лежавшую на столе, – у вас есть переведенная версия. Почему бы просто не почитать оттуда?

Целитель легонько постучал по книге, которую мой друг держал в руках.

– Потому что я тебя просил почитать отсюда.

– Хорошо, сир. – Глаза Мэрэма несколько округлились. Потом он набрал полную грудь воздуха и продолжил: – Когда земля и звезды войдут в Золотую ленту… да, наверное, правильно… темнейшая из эпох закончится, и новая…

– Все это очень хорошо, – снова прервал его мастер Йувейн. – Твой перевод точен, но…

– Да, сир?

– Боюсь, ты теряешь дух оригинала. Поэзию, знаешь ли. Почему ты не переводишь в стихах?

Крупные капли пота стекали с шеи Мэрэма.

– Прямо сейчас, сир?

– Ты вроде как учишься на мастера поэзии, не так ли? Я всегда считал, что поэты пишут стихи.

– Да, да, я знаю, но нужно время для того, чтобы подобрать ритм и рифмы. Вы же не хотите на самом деле, чтобы…

– Приложи все усилия, брат Мэрэм, – широко улыбнулся мастер Йувейн. – Я в тебя верю.

Как ни странно, это трудное задание, казалось, порадовало Мэрэма. Он молча смотрел в книгу, словно отпечатывая в памяти каждое слово. Потом закрыл глаза и сидел так довольно долго. Неожиданно, будто бы читая сонет возлюбленной, он посмотрел в окно и произнес стихи:

Лишь явит Пояс Золотой

Земле свой свет, и сгинет тень.

Свет звезд и ангелов зальет

Наш мир, настанет яркий день.

Бессмертный день: эпоха, что

Сияньем Йилдр озарена.

Конец и ночи, и войне,

Грядут Майтрейи времена.

Небесный кубок держит он,

В глазах и сердце – ясный свет.

Им будет Эа исцелен,

Вернется к небу прежний цвет.

Горит огонь бессмертный звезд,

К которому стремимся мы,

В слепящей глубине небес —

Наш древний дом, за гранью тьмы.

– Вот. – Закончив читать, Мэрэм утер пот с лица и дрожащими руками отдал книгу наставнику.

– Очень хорошо, – заметил тот. – Из тебя выйдет толк.

Мастер Йувейн поманил нас к окну и долгое время смотрел на звезды. Когда он заговорил, его голос дрожал от возбуждения:

– Время настало. Земля вошла в Золотой Пояс двадцать лет назад, и я верю в то, что где-то в Эа родился Майтрейя, Сияющий.

Я уже различал созвездие Совы и другие звездные скопления в темном небе над зубчатой вершиной Тельшара. Говорят, что Земля и звезды вращаются в небесах подобно огромному алмазному колесу. Центр этого космического колеса – центр всех вещей – держат Йилдры, сияющие существа, изливающие свет своих душ на все творение. Величественные золотые лучи истекают из центра вселенной, словно реки света, и братья называют их Золотыми Поясами. Каждые несколько тысяч лет Земля входит в один из них и нежится в благодатном сиянии. Души просветляются, и на рубеже старой и новой эпох рождается Майтрейя. Хотя смертным зрением и невозможно увидеть неземной свет, пророки и одаренные дети способны воспринимать его как глубокое золотое сияние, пронизывающее все сущее.

– Время пришло, – снова повторил мастер Йувейн и повернулся ко мне. – Время прекратить войны. И может быть, время для того, чтобы снова отыскать камень Света. Наверняка посланцы короля Киритана принесли новости именно об этом.

Я все глядел на звезды и неожиданно словно бы ощутил порыв ветра, принесший с собой зов странных и прекрасных голосов. Йилдры могут передавать Закон Единого не только через лучи золотого света, но и через глубочайшие движения наших душ.

– Если камень Света будет найден, то у кого хватит мудрости использовать его?

Мастер Йувейн молча созерцал небесные светила, и я вдруг разделил с ним ту жгучую гордость, что привела его от полей фермы в Элиссу к высочайшему положению в Братстве. Я ожидал от целителя слов о том, что только братья обладают чистотой разума, достаточной для того, чтобы проникнуть в тайны камня Света. Однако он повернулся ко мне и сказал совсем другое:

– Такую мудрость имеет Майтрейя. Это для него Галадины принесли в мир камень Света.

За окном, высоко над замком и горами, ярко горели звезды Семи Сестер и других созвездий. Где-то над ними бессмертная раса Элийинов любуется славой вселенной и мечтает о приходе Галадинов, в то время как Звездный народ свято хранит орден Элийика. Там же находятся Арве, Ашторет, Валорет и другие создания из народа Галадинов. Эти великие ангелические существа улучшили себя так, что существуют лишь в тонком мире, неподвластные смерти. Они странствуют по мирам так же, как люди странствуют по полям и лесам Меша. На самом деле они передвигаются и между мирами, хотя никогда еще не были на Земле. Прорицательницы порой видят их в грезах; я сам мог прозревать их великую красоту в мечтах и снах. По рассказам деда, именно Валорет отправил Элахада и камень Света в Эа.

Ночь набирала силу, звезды медленно передвигались по небу, а мы все стояли, рассуждая о силах таинственной золотой чаши. Я ничего не сказал о видении, что посетило меня сегодня в лесах. Хотя его очарование уже слегка померкло и казалось сном, тепло, оживившее меня, словно золотой эликсир, было истинным. Способен ли камень Света исцелить от раны, нанесенной в самое сердце? Может ли Майтрейя, владеющий им, как я мечом, совершить это чудо?

Я думаю, что нашел бы в себе храбрость задать мастеру все эти вопросы, но тут нас прервали. Как раз, когда я думал о том, как ордена Галадинов и Элийинов смогли избегнуть проклятия эмпатии, в коридоре послышались шаги и раздался громкий стук.

– Минуту, – отозвался мастер Йувейн.

Он живо пересек комнату и открыл дверь. Там, в смутно освещенном проеме, стоял Йошу Кадар, тяжело дыша после стремительного восхождения по лестнице.

– Время, – выдохнул молодой оруженосец. – Лорд Азару велел сказать вам, что пир скоро начнется.

– Спасибо, – ответил мастер Йувейн. Он направился к столу, на котором лежала стрела, и снова осторожно завернул ее в мою рубашку.

– Ты готов, Вэль?

Похоже, великим и жизненно важным вопросам придется подождать. Я молча последовал за Мэрэмом и его наставником в темную холодную прихожую.