Имайра, Хавра и Аскир проводили нас в зал, где собрались старейшины, а также множество иманиров. Добрых две сотни выстроились вдоль подстилок, сотканных из удивительно мягкой козьей шерсти, с которой мы уже познакомились, когда ночевали в горной хижине. Они смотрели на девятерых мужчин и женщин в летах, стоявших у таких же подстилок на каменном помосте. Нас провели на почетное – или судебное – место как раз под помостом. Мы присоединились к Имайре на полу, остальные тоже дружно сели по обычаю своего народа: подогнув ноги под себя, откинувшись на пятки, выпрямив спины и потупив глаза в ожидании того, как нас представят старейшинам.

Это не заняло много времени. Спросив у Имайры наши имена, самый старый из урдахиров представился как Хротмар. Потом он назвал четырех женщин слева от себя – Аудумла, Ивана, Улла и Хальда, и мужчин справа – Барри, Храмйир, Храмдаль и Ирраму.

– Теперь, – его грубый старый голос раскатился по залу, – все в Элайвагаре знают о том, что Имайра осмелился нарушить наш закон и привести сюда семерых чужаков. И каждый думает, будто знает непреложные факты относительно этого вопроса: толстый человечек – это Мэрэм Мэршэк, принесший с собой красный галастеи, а сэр Вэлаша Элахад носит меч из сарастрии . Они и их спутники ищут Галастеи . Мы собрались здесь, чтобы узнать, истинны ли эти факты, – и выяснить остальные. И обсудить их. Все могут помочь нам в выяснении истины. И все могут говорить в свою очередь.

Хротмар на секунду замолчал, чтобы перевести дыхание. Немногим иманирам в этом зале было столько же лет, сколько ему – старику с обветренной и морщинистой кожей вокруг печальных древних глаз. И никто не превосходил его ростом и статью, даже великаны охранники, стоявшие по стенам зала.

– Первым говорить будет Барри. Пусть скажет о законе иманиров.

Человек со злым выражением на длинном тощем лице, сидевший рядом с ним, теребил серебристо-белую бороду.

– На этот счет закон прост. Он гласит, что каждый иманир, нашедший чужаков, вошедших в нашу страну без разрешения урдахиров, должен немедленно предать их смерти. Так надлежало поступить. А теперь, также согласно закону, Имайра и стража Южного прохода обрекли себя на смерть.

Имайра, молча слушавший старейшин, сел очень прямо. Я и не представлял, какому ужасному риску он подвергся, просто сохранив нам жизнь.

Барри посмотрел на Имайру холодными голубыми глазами.

– Разве у тебя нет уважения к нашему закону, если ты нарушил его при первом удобном случае?

Взгляд перешел на Атару, Кейна и меня.

– А вы, чужеземцы, подняли оружие, чтобы не дать Имайре исполнить закон. Так что и вы сами нарушили его. Лучше бы вы позволили Имайре выполнить его обязанность. Почему вы этого не сделали?

Лильяна, удивив меня, поднялась и ответила за всех. Она отбросила назад седые волосы и посмотрела прямо на урдахиров, ее круглое лицо выражало стальное упрямство.

– Ты имеешь в виду, что надо было безропотно позволить Имайре убить нас?

– Да, маленькая женщина, именно это я и имею в виду. – Голос ударял, как дубина. – Так вы избегли бы фальшивой надежды продолжить свое существование.

Лильяна улыбнулась этой тонко скрытой угрозе, и ее спокойствие под свирепым взглядом Барри заставило меня убрать руку от меча.

– Если бы мы согласились на свое убийство, то, по нашему закону, стали бы самоубийцами.

– Так вы несете свой закон в другие земли?

– Мы несем его в наших сердцах. – Лильяна прижала руку к груди. – И там же мы несем нечто большее, чем закон. Жизнь. Закон ли создан, чтобы служить жизни, или жизнь – закону?

– Закон иманиров создан, чтобы служить иманирам. Так что каждый из нас служит ему.

– Ради блага твоего народа, да?

– Ради жизни моего народа, – зарычал он.

Лильяна оглядела огромную комнату с каменными стенами, украшенными удивительными золотыми арками высоко над головой. Яснокамни, встроенные в промежутки меж колоннами, поддерживающими это грандиозное строение, сияли мягким белым светом. В сами стены с интервалом примерно в десять футов были вделаны блоки горячего сланца, излучавшего ровное тепло. Младшие джелстеи были не единственными, что мы сегодня увидели в этой комнате. Многие иманиры носили на шеях камни-стражи, некоторые – драконьи кости, а одна пожилая женщина катала в длинных мохнатых ладонях музыкальный мрамор. Даже в Трайе я не видел такого количества сохранившихся работ древних алхимиков. Из слов Имайры я сделал вывод, что эти джелстеи могут быть и не такими древними. Ибо иманиры, несомненно, сохранили искусство их создания. Они очень этим гордились, как я чувствовал, но их печалило то, что Красный Дракон загнал их в этот последний оставшийся уголок древнего царства и безжалостно уничтожает. Иманиры оказались странным и великим народом, и я не мог винить их за дикие предписания законов, помогающих сохранить то малое, что у них осталось.

Круглое лицо Лильяны смягчилось и стало добрее. Она собрала все свое сострадание и посмотрела на Барри.

– Низший закон – это закон выживания, он ведом даже животным. Но человеческое существо знает больше – оно не сможет жить, принеся в жертву свой народ.

– Только так, – снова прорычал Барри.

– Так что каждый из нас должен почитать закон своего народа.

– Только так, только так.

– А люди, – продолжала Лильяна, улыбаясь ему, – не смогут жить, принеся в жертву свой мир. Так что любой человеческий закон всегда уступает закону высшему.

Барри, которому не нравились колебания, вызванные упорным и спокойным сопротивлением Лильяны, неожиданно потерял терпение.

– А как ты узнала о высшем законе иманиров?

– Высший закон одинаков для всех людей. Ведь это Закон Единого.

Барри неожиданно поднялся во весь свой внушительный рост, его ладони раскрылись и сжались, словно он хотел схватить боркор. Потом иманир повернулся к остальным старейшинам.

– Все мы знаем, что Имайра мог призвать высший закон. И так он и сделал, через эту маленькую женщину. Но что убедит нас в необходимости этого? Тот факт, что двое чужаков носят галастеи? Что они искатели Галастеи? Клирики Красного Дракона ищут то же самое и приходят с огнекамнями в руках – чтобы жечь нас. Никто никогда не возражал, чтобы мы отправили их на встречу с судьбой.

– Мы не клирики Красного Дракона, – просто сказала Лильяна, подождав, пока он закончит.

– Откуда нам знать? – спросил Барри, оглядывая сотни иманиров, собравшихся в зале. – Красный Дракон и прежде устраивал нам искусные ловушки. Кто среди нас умнее его? Нет, мы, иманиры, искусны руками, а не разумом. Поэтому мы и создали наш закон. И поэтому должны применить его.

– Не выслушав, что мы хотим сказать?

– Все мы слышали твои разумные слова, маленькая женщина. Нужно ли что-то еще? – Он повернулся к Храмйиру, скрюченному однорукому старику, обращаясь к нему и к прочим старейшинам. – Хротмар сказал, что разрешено говорить всем. И я говорю: это безумие. Исполним же закон сейчас, пока не стало слишком поздно.

Глядя на стражу вдоль стен и у двери, он призывал старейшин решить нашу судьбу здесь и сейчас и принудил их сделать это, согласно закону иманиров. Собравшись в круг, они сдвинули головы и долго совещались низкими рокочущими голосами, потом снова расселись на подстилках, а Хротмар устремил взгляд вниз, ожидая тишины в комнате.

– Барри взывал к закону иманиров, и Улла и Храмйир полагают, что он должен быть немедленно приведен в исполнение. Но большинство из нас думает иначе. Так что мы просим высказаться остальных. Аудумла взывает к закону Единого.

Аудумла, старая и довольно невысокая женщина – для иманира, конечно, – пригладила шелковистый белый мех на лице.

– Сущность закона проста, – произнесла она скрипучим голосом. – Повсюду среди звезд Единый должен развернуть славу творения. Доля иманиров в его замысле также проста: мы должны приготовить путь к приходу на землю Элийинов и Галадинов. Только тогда Эа, утерянное на долгие шесть эпох, возвратится на свое место в творении истинной цивилизации.

Она перевела дыхание и продолжила:

– Если жизни чужеземцев были сохранены согласно высшему закону, а наши жизни из-за этого подвергаются риску, то, очевидно, им также есть место в великом замысле.

Тут поднялся молодой мужчина, сидевший за нами – я решил, что он друг Имайры.

– Но уже было сказано, что чужеземцы ищут Галастеи. Какая цель выше?

– Если это правда. Если это правда.

– Даже если это правда, – вставил Хротмар, – этого все равно недостаточно. Чужаки должны доказать, что у них есть возможность отыскать его. – Он устремил испытующий взгляд на меня. – Сэр Вэлаша, будешь ли ты говорить за своих людей?

Мэрэм, сидевший рядом, пихнул меня под ребра, заставляя подняться. Атара, мастер Йувейн и Лильяна смотрели на меня и ободряюще улыбались. Черные глаза Кейна встретились с моими. Я ощущал, что он призывает меня говорить и говорить хорошо. Также я знал, что если стражи иманиров нападут на нас, он не почтит мое обещание держать мечи в ножнах.

– Да, – сказал я, вставая перед старцами. – Я буду говорить.

Так я и сделал. Пока яснокамни неугасимо светили сквозь ночь, я рассказал иманирам историю, которую они никогда прежде не слышали. Я начал со времени, когда Эрйи убил Элахада и похитил камень Света, и закончил тем, как король Киритан собрал тысячи рыцарей и объявил великий поиск. О своем участии в этом и об участии моих друзей я рассказал так искренне, как только мог. Я рассказал о черной стреле и кираксе, отравившем мою кровь, и даже о пророчестве Айонделлы Кайрилэнд. Показал шрам, что спас нас от стрел локилэни. Сотни мужчин и женщин в комнате в глубоком молчании внимали мне, а я поведал историю нашего долгого путешествия, заставившего нас пересечь почти весь Эа и приведшего в Библиотеку Кайшэма. Однако что мы там отыскали, я утаил. Очень опасно открывать местонахождение камня Света при таком количестве народу.

– Твоя история, – покачал головой Барри, – слишком фантастическая, чтобы быть правдой.

– Слишком фантастична, чтобы правдой не быть, – заявила Ивана – самая молодая из урдахиров, прекрасная женщина, заплетавшая мех на голове и шее в длинные косы.

Теперь старейшины смотрели на меня, как и все остальные в этой комнате.

– Как узнать, что ты говоришь правду? – усомнился Барри.

– Узнаешь, – тихо сказал я. – Если будешь слушать, то узнаешь.

Но Барри, как и многие другие люди, не хотел прислушиваться к собственному сердцу.

– Где доказательства твоей истории? Дай нам увидеть доказательства, – потребовал он, указывая на меня пальцем.

Я посмотрел на своих друзей, и они достали джелстеи. Неожиданный свет огнекамня Мэрэма и хрустального шара Атары, не говоря уже о маленьком синем ките Лильяны, варистеи мастера Йувейна и черном камне Кейна, потрясли всех в комнате. Нигде в Эа люди не испытывают такого трепета перед джелстеи, как иманиры.

– А где же сарастрия? – спросил Барри.

Имайра дал мне разрешение достать меч, и так я и сделал, направив его на восток. Серебряное лезвие засияло глубоким светом.

– Видишь? – сказал Имайра, вставая и глядя на Барри.

Великаны и великанши, все сто человек, воскликнули, что на иманиров снизошло чудо и наши жизни следует пощадить.

Такое решение не устроило Барри.

– Надо удостовериться, действительно ли это высшие джелстеи, – сказал он, указывая на камни, которые мы держали в руках. – Подвергнуть их проверке.

Однако проверить красный кристалл Мэрэма оказалось нелегко, так как солнце отсутствовало; не удалось проверить и силу остальных джелстеи моих друзей. Барри пришлось удовлетвориться предложением Хротмара: чтобы принесли алмаз и удостоверились, сможет ли Элькэлэдар оставить на нем отметину. Улла, старейшая из урдахиров, пожертвовала для испытания свое обручальное кольцо. Она протянула ко мне руку, велела подойти с мечом поближе, и казалась совершенно очарованной, когда я поднял клинок и рассек алмаз.

– Это серебро! – воскликнула она, высоко поднимая кольцо и не сводя с меча древних глаз. – Серебро, которое приведет к золоту.

Сначала я подумал, что Улла знает слова песни Альфандерри. Но тут многие иманиры в комнате принялись шепотом повторять свое древнее поверье о том, что тайны серебряного джелстеи ведут к созданию золотого.

– Ты одарен великой вещью, – сказал мне Хротмар, глядя на меч. – Кто мог бы подумать, что чужеземец принесет в нашу страну серебряный галастеи?

– Серебряный галастеи, – проворчал Барри, – что эти чужаки знают о нем? Что они на самом деле знают о любом галастеи?

– Мы знаем, что серебро порой ведет к жажде золота, – сказал я, убирая меч в ножны.

С этими словами я достал из кармана туники Фальшивый Джелстеи, что мы отыскали в Библиотеке, прошел по помосту и сунул его в руку Барри.

– Галастеи! Это Галастеи! – воскликнуло множество голосов.

Но Барри, у которого был более опытный глаз, молча держал золотистую чашу под светом яснокамней. Когда я объяснил, что это, он кивнул, словно соглашаясь.

– Говорят, в древние времена иманиры делали такие чаши, – сказал он, с изумлением глядя на джелстеи. – Может быть, они сделали именно эту.

– Если так, то возьми ее для твоего народа.

Голубые глаза Барри заледенели.

– Наше милосердие не купить!

Я гордо выпрямился, ощущая, что моими устами говорит отец.

– В моей стране, когда получают дар, обычно говорят «спасибо». И ищем мы не милосердия, а справедливости.

Однако я знал: подобная речь не убедит Барри в том, что я на самом деле хочу помочь его народу.

Мой упрек ранил иманира, мохнатые пальцы гневно сжались вокруг чаши, и она почти исчезла в его огромной ладони.

– Большую часть истории чужака мы никогда не сможем проверить. Его происхождение от Элахада, этот мерцающий тимпум, которого видят только чужаки, менестрель с чарующим голосом…

– Мы видели, как горел Кайшэм, – сказал, поднявшись, какой-то крепкий мужчина. – Мой брат и я возвращались из Южного предела и видели огонь.

– Не перебивай меня! – загремел Барри. Он повернулся и посмотрел на других старейшин, – Вы видите, что чужаки уже лишили нас манер? Что, если они также лишат нас возможности справедливо судить?

– Мы сможем судить справедливо после того, как узнаем правду, – заверил его Хротмар.

– Но мы можем никогда не узнать, где здесь правда!

В этот момент Аудумла достала синеватый камень размером с яйцо орла, похожий на бирюзу, и покатала его в тонких изящных ладонях.

– Ты не прав, Барри. Вскоре мы узнаем, правдива ли история чужаков.

– Но этого не может быть! Мы не делаем камней истины вот уже тысячу лет.

– Мы – нет. Это семейная реликвия.

Из последовавшей дискуссии я заключил, что камни истины были видом низших джелстеи, родственных синему джелстеи Лильяны. Они не позволяли заглядывать в разум другого человека, но были способны различать определенные настроения, например истину или ложь.

Барри с сомнением и плохо скрытой ненавистью посмотрел на Аудумлу.

– Среди нас не было правдовидиц вот уже тысячу лет.

– Кроме женщин моей семьи.

– Почему же они не говорили об этом?

– Чтобы ненавистники обливали их презрением?

Я заметил, что глаза Лильяны наполнились слезами, когда Аудумла сказала это.

– Презрение – это последнее, что могла бы заслужить правдовидица, если бы только не стала использовать дар против своего народа.

– А как должна она его еще использовать, если чужаки уже тысячу лет не приходят к нам и проверять некого?

Старейшины снова собрались в круг, чтобы обсудить неожиданный поворот дел. Потом они заняли места на подстилках, и по комнате разнесся гулкий голос Хротмара:

– Мы поверим тому, что скажет нам Аудумла, другого выхода нет. Мы согласны позволить сэру Вэлаше пройти испытание, если на то будет его воля.

Так как на меня уставились две сотни иманиров и шестеро моих друзей, выбор был небогатый.

– Испытайте меня, если хотите.

Аудумла велела мне подойти ближе и преклонить колени на помосте, потом поднесла ко мне синий камень, держа его в ладонях. Я положил на него руку. Камень нагрелся от жара ее тела и на ощупь казался более пористым, чем кристалл высшего джелстеи. Казалось, он впитывает мой пот и изучает пульсацию крови в ладони. Я вспомнил, что такие джелстеи также называли камнями касаний, так как, казалось, они проникали сквозь плоть, дотрагиваясь до сердца.

– Все, что я сказал сегодня вечером, было правдой.

Я посмотрел прямо в глаза Аудумле и убрал руку. Ее большие ладони сомкнулись вокруг камня. Глаза правдовидицы закрылись, и она погладила его, как мать, ощущающая эмоции ребенка по прикосновению к мокрой от слез щеке.

– Все, что ты сказал нам, – правда. Но ты не сказал нам всей правды.

Две сотни иманиров в зале ждали дальнейших слов, однако Аудумла замолчала.

Тогда заговорил Хротмар. Старому мудрецу не нужны были джелстеи, ни высшие, ни низшие, чтобы понять, какую именно часть своей истории я оставил незавершенной.

– Сэр Вэлаша, ты поведал нам, что вы искали камень Света по всему Эа. Но ты не сказал, почему вы пришли искать его в нашей земле.

Нет, не сказал. Но, видно, все-таки придется. Я глубоко вздохнул и поведал о дневнике мастера Алуино, а потом добавил, что я и мои друзья поклялись отправиться в Сакэй и проникнуть в подземный город Аргатту.

Долгое время все молчали. Никто даже не двигался. Я ощущал, как огромные сердца сотен иманиров стучат в едином ритме потрясения.

Наконец к Хротмару вернулся голос, и он заговорил от всего своего народа:

– Даже храбрейшие из иманиров редко ходят в Асакэй, где когда-то свободно жили мы. Ты и твои спутники сошли с ума – или обладаете великой храбростью. Но я не считаю, что вы сумасшедшие.

Гул голосов обрушился на залу, словно неожиданное наводнение. Хротмар дал своим людям выговориться, затем поднял руку, призывая к тишине.

– Чужеземцы принесли нам величайший шанс, что когда-либо представлялся иманирам. И величайшую опасность. Как должны мы решить их судьбу – и нашу собственную?

Он замолчал и потер усталые глаза.

– Давайте не будем спешить. Поспим и помечтаем. И пусть все соберутся перед восходом на великой площади, где мы сможем воззвать к мудрости Галадинов. Да помогут они нам.

Старейшина распустил собрание и встал; остальные тоже поднялись со своих мест. Потом люди, охранявшие залу, отвели нас к дому Имайры на окраине города, где и предложили переночевать. По сравнению с домами иманиров на ближайших поросших лесом склонах, это оказалась маленькая постройка из камня и грубо обтесанных бревен – впрочем, достаточно просторная, чтобы разместить нас.

Имайра оказался великолепным хозяином. Он разжег огонь в очаге и разложил вокруг него прекрасные спальные подстилки. Туда же он принес круг сыра, размягчил на огне, и мы макали в это лакомство хлеб. Он приготовил нам ванну, потом заварил чай и разлил его огромной ручищей по маленьким синим чашкам. Казалось, он рад нашей компании, хотя и смущен тем, что его судьба теперь связана с нашей.

– Когда я вчера проснулся, было такое же утро, как и все другие, – заметил иманир, присоединившись к нам у огня. – А теперь я сижу с шестью человечками и разговариваю с ними о камне Света.

Он сказал, что следующее утро наступит достаточно скоро, и мы должны хорошенько отдохнуть, дабы приготовиться к тому, что последует.

– Вряд ли я вообще смогу заснуть, – сказал Мэрэм, обшаривая глазами комнату в поисках бутылки бренди или пива. – Этот Барри меня сегодня достал.

Глаза Имайры стали печальными, а слова удивили нас:

– Барри хороший человек. Но у него много страхов.

Он объяснил, что однажды, годы назад, он, Барри и все присутствовавшие сегодня в зале жили в другой деревне в Восточном пределе Сакэя. И как-то раз Морйин послал целый батальон, чтобы уничтожить их.

– Нас было слишком мало. – Он глотнул чая из чашки. – Я потерял при нападении жену и сыновей, Барри – много больше… Люди Зверя убили его дочерей и внуков, мать и братьев. А иманиры лишились части Элайвагара. Барри поклялся, что впредь потерь не будет.

Наш хозяин погрузился в глубокое молчание, из которого его не удалось вытащить, потом достал песнекамень – маленький шар, переливающийся всеми цветами, – и сидел, вслушиваясь в голос мертвой жены еще долго после того, как Мэрэм, Атара, Лильяна и мастер Йувейн отошли ко сну.

Следующее утро выдалось холодным, и мы собрались в указанный час на великой площади Аландиля. Пустые башни и здания города казались еще темнее неба, на котором сияло множество звезд. Десять тысяч человек – мужчины, женщины и дети – столпились плечом к плечу, глядя на огромный шпиль на западной стороне площади. Во главе их стояли Хротмар, Барри и остальные урдахиры. Мы ждали рядом с ними вместе с Имайрой, окруженные кольцом из тридцати иманиров, сжимавших в массивных руках боркоры. Резкий ветер, дувший на нас с покрытых льдом гор, казалось, не причинял им никакого неудобства, но нас пронизывал до костей. Я стоял между Атарой и мастером Йувейном, дрожа, как и они, ожидая, сам не зная чего.

– Для чего мы собрались здесь? – в десятый раз спросил Мэрэм.

– Увидишь, человечек, увидишь, – в десятый раз ответил ему Имайра.

Иманиры за нашими спинами повернулись, чтобы посмотреть на шпиль к востоку от площади. Над Садом Богов, над льдистыми восточными горами небо начало светлеть, предвещая восход солнца. Там сияла и Утренняя звезда, ярчайший из всех небесных огней. Она струила на нас свой свет, касаясь домов и шпилей Аландиля, освещая лица всех, кто сейчас смотрел на нее. В чистом воздухе через всю долину тянулось серебристое сияние, падая на ясный лик Аламит. Было все еще слишком темно, чтобы различить цвета этой величественной горы, казалось, довлеющей надо всем миром. Я вновь удивился тому, как могла она возникнуть. Имайра сказал нам, что его предки создали скульптуры Сада Богов, но, похоже, сотворить целую гору было не под силу даже древним иманирам. Имайра считал, что когда-то, давным-давно, Галадины пришли на землю, чтобы совершить это чудо. И он верил, что когда-нибудь создатели горы вернутся.

Ветер усиливался, наше дыхание паром застывало в воздухе, а небо на востоке становилось все ярче. Восход солнца гасил свет звезд одну за другой, пока не осталась сиять лишь Утренняя звезда. Потом и она исчезла в сине-белом сиянии у кромки мира. Мы ждали, когда солнце поднимется над горами. Впереди, к западу от площади, над шпилем, величественная белая вершина Аламит ловила первые лучи солнца еще до того, как те упадут на долину. Ее заостренная корона из льда и снега начала светиться глубоким красным. Вскоре огонь этот спустился на склоны горы и высветил их цвета. Я снова испытал потрясение, увидев кристаллы, составляющие ее тело: сверкающий синий, исходивший от сапфиров, алый рубиновый и глубокий, яркий изумрудно-зеленый.

Наконец солнце перевалило через пламенеющую горную гряду на востоке. Воздух медленно теплел, а утро становилось светлее. И мы все еще ждали, глядя на величественную гору Утренней звезды. Потом, под грохот десяти тысяч сердец и вой ветра, цвета горы начали меняться. Постепенно ее драгоценные оттенки стали насыщеннее и еще прекраснее. Казалось, они перетекают один в другой, красный в желтый, оранжевый в зеленый, чудесным образом преображаясь в единый цвет, подобного которому я не мог себе и вообразить. Не смешение и не мозаика цветов, но один ясный цвет – хотя вовсе и не такой ясный, ибо, глядя на него, я, казалось, погружался в бесконечные глубины. Как может такое быть? Как может в мире существовать цвет, которого никто никогда не видел? Он отличался от красного и зеленого так, как эти цвета от фиолетового и синего. Я все же мог бы описать его терминами более обычных цветов, ибо это единственный способ: этот цвет содержал в себе весь огонь красного, яркость и несдержанность желтого, глубокий мир чистейшего синего кобальта.

– Как такое возможно? – прошептал Мэрэм за моей спиной. – О мой Бог, как такое возможно?

Я покачал головой, глядя на величественную гору, теперь целиком сиявшую единым цветом; одновременно живым золотом и космическим алым, тайным синим внутри синего – цветами, которые люди обычно не видят.

– Что это? – выдохнул Мэрэм, обращаясь к Имайре. – Скажи, пока я не сошел с ума.

– Это глорре. Цвет ангелов.

Глорре , – подумал я, – глорре – такой прекрасный, что я хотел бы впитать этот цвет, сохранить внутри себя. Слишком реальный, чтобы быть реальным. И все же он существовал, истиннейший и прекраснейший из всего, что довелось мне зреть. Я таял в нем, ощущая, как он омывает мою душу, неся в каждую часть души чистый, свежий, сверхъестественный вкус Единого, сущность всех вещей.

– Но вчера гора так не выглядела!

– Верно, – согласился Имайра. – Она принимает такой цвет один раз в день, в свете Утренней звезды – с восходом солнца.

Атара смотрела на Аламит так же пристально, как на свой хрустальный шар.

– И так было всегда? – спросил у Имайры мастер Йувейн.

– Нет, только последние двадцать лет, с тех пор как Земля вошла в Золотой Пояс.

– Понимаю. – Мастер Йувейн потер лысую макушку. – Да, понимаю.

Лильяна смотрела на гору в благоговейной тишине, а Кейн, пораженный, стоял рядом с ней, устремив бездонные глаза на глорре. Он не двигался и, казалось, даже не дышал. Если бы один из иманиров напал на него сейчас со своей дубиной, не думаю, что мой друг вынул бы меч, чтобы защитить себя.

– Гора говорит для тех, кто слушает, – тихо сказал Имайра. – И теперь мы должны слушать.

Тишина, опустившаяся на площадь, казалась странной и прекрасной. Мы стояли с десятью тысячами иманиров, глядя на священную гору Аламит на западе, и ни один ребенок не захныкал и не попросил мать забрать его домой. Я пытался слушать с таким же сосредоточением, как и они. Впивая сверхъестественный оттенок горы, который бывает только на звездах, я начал замечать голоса, певшие словно бы издалека, и в то же время невозможно близко: каждое здание города, казалось, завибрировало в унисон с этими сладкими звуками, отдававшимися внутри меня. Они походили на звон колокольчиков и мягкий смех, несомый ветром. Музыка напомнила мне ту, что Альфандерри пел в Кул Мороте. Я попытался разобрать слова, возникавшие в мозгу, но они разбивались где-то за пределами восприятия. И все же я знал, что всегда могу хранить их в себе, в сердце и ладонях, если только наберусь храбрости удержать их.

Однако остальные оказались более опытны или более одарены. Лильяна стояла, прижав к третьему глазу свой джелстеи. Маленький синий кит, казалось, тоже принял цвет глорре. Глаза ее были широко раскрыты и быстро двигались, словно в глубоком сне.

– Что она видит? – прошептал Мэрэм.

– Ты бы лучше спросил себя, что она слышит, – сказал Имайра.

Вскоре мы получили ответ. Когда солнце поднялось в небе еще выше, рука Лильяны повисла вдоль тела. Лильяна спокойно улыбнулась мастеру Йувейну, потом повернулась к Атаре и ко мне.

– Они ждут нас. Во многих, многих мирах Звездный народ ждет, когда мы закончим поиск.

Девять старейшин урдахиров, ведомых Хротмаром, повернулись к нам. Стражи вокруг нас расступились, давая им место пройти.

– Они воистину ждут. Как и сами Элийины и Галадины. Мы боимся, что так должно быть.

Он вздохнул, теребя белый мех на подбородке.

– Сэр Вэлаша, мы считаем, что ты и твои друзья должны попытаться проникнуть в Аргатту и отыскать камень Света. Если согласишься, мы бы хотели помочь тебе.

Аудумла и Ивана, стоящие за его спиной, при этих словах улыбнулись. Храмйир и Храмдаль кивнули массивными головами и даже Барри, казалось, был тронут чудом, которое только что слышал.

Мэрэм проворчал что-то о безумии ломиться в ворота Аргатты, а Хротмар, не совсем его поняв, серьезно кивнул.

– Тогда вы можете оставаться здесь как наши гости, до конца жизни – или пока не вернется Звездный народ.

Я не мог удержаться от улыбки при виде испуга на лице Мэрэма.

– Мы будем рады любой помощи, которую вы решите оказать, – сказал я Хротмару.

– Очень хорошо, – пророкотал его мощный голос. Урдахир посмотрел на Атару, Лильяну, потом на Кейна, Мэрэма, мастера Йувейна и меня. – Пророчество, которое вы рассказали нам, говорит о семи братьях и сестрах земли, с семью камнями высших галастеи. И семеро вас было, пока вы не потеряли в Йарконе менестреля. Таким образом, вы нуждаетесь в пополнении, и мы хотим просить, чтобы вы взяли в Аргатту одного из наших людей.

По выражению его твердых голубых глаз я понял, что спорить с этим требованием нельзя, и посмотрел на кромку площади, на стражников с их устрашающими боркорами.

Или мы согласимся взять одного из этих великанов с собой , – подумал я, – или останемся здесь навсегда.

– Так кого вы пошлете с нами?

Он повернулся к Имайре.

– Я увидел в тебе желание проделать это путешествие. Будет правильно после нарушения низшего закона поспособствовать исполнению высшего, ты не находишь?

– Да. Будет правильно.

– Ты покажешь человечкам путь через Асакэй?

– Да.

– Итак, сэр Вэлаша, – примешь ты к себе Имайру?

– С радостью. – Я встретился с ним глазами и улыбнулся, потом стиснул его огромную ладонь своей.

Теперь, пока солнце поднималось все выше и выше и глорре Аламит начал распадаться на свои обычные сверкающие цвета, тысячи людей на площади перенесли внимание на Имайру и девятерых старейшин – и на нас.

– Но у нас только шесть джелстеи, – заметил Мэрэм. – Как Имайра пойдет с нами без джелстеи?

Неожиданная усмешка Хротмара показалась мне больше, чем само небо. Я заметил, что иманир держит маленькую, изукрашенную камнями шкатулку, плотно прижимая ее к мохнатому бедру. Потом он поднял ее.

– На своем пути вы нашли шесть галастеи, и мы рады дать вам седьмой.

С этими словами он открыл шкатулку и достал оттуда большой, квадратно ограненный камень, прозрачный, яркий и лиловый, словно вино.

– Это лиластеи, – сказал он, протягивая камень Имайре. – Последний, оставшийся у народа иманиров. Прими его с нашим благословением, ибо с тобой идет наша надежда.

Имайра поднял джелстеи к солнцу. Яркие лучи прошли сквозь камень и упали на землю, казалось, смягчившуюся в глубоком лиловом свете.

– Спасибо, – сказал Имайра.

Мэрэм шагнул вперед и взял Имайру за свободную руку.

– Это удачный день для нас. С тобой мы будем не как семеро, а как семьдесят.

Следующей поприветствовать Имайру подошла Атара, за ней последовали Лильяна и мастер Йувейн. Потом к нему приблизился Кейн, яростно пожав иманиру руку, словно тигр, испытывающий силу медведя. Он ничего ему не сказал, но огонь приязни в ярких темных глазах был красноречивее любых слов.

Хротмар повел рукой в нашу сторону.

– Ваша храбрость, проявленная в этом путешествии, несомненна. Но мы должны просить вас найти в себе еще большую храбрость: если суждено пасть на вас року, вы умрете перед тем, как выдадите Зверю тайны Аландиля.

Имайра согласился с этим мрачным требованием, склонив голову. То же сделали мастер Йувейн, Лильяна и я. Атара улыбнулась, с ледяным спокойствием принимая то, что должно быть.

Мэрэм, чье лицо вспыхнуло страхом, посмотрел на Хротмара.

– Расслабься. Я с радостью выберу смерть, а не пытки.

– А ты, хранитель черного камня?

Кейн посмотрел на восток, куда нам вскоре предстояло отправиться. В его черных глазах пылал вызов.

– Пытки Морйина никогда не заставят меня говорить!

Так велика была воля, укреплявшая его сущность, что Хротмар не стал больше спрашивать.

– Очень хорошо.

Он обнял нас одного за другим и благословил.

Однорукий Храмйир сделал то же, как мог, за ним последовали Аудумла, Ивана и остальные урдахиры. Барри приблизился к нам последним – притиснул меня к своей мохнатой живой шубе, а потом достал чашу, что я дал ему вчера.

– Спасибо за твой дар, сэр Вэлаша. Мы расстались с нашим последним лиластеи только для того, чтобы обрести один из величайших серебряных галастеи.

– Я ошибался насчет человечков, – сказал он, повернувшись к Имайре. – И насчет тебя.

Он с неожиданной нежностью обнял Имайру и поразил нас, проговорив:

– Прости, мой сын.

Благодаря туману, заволокшему голубые глаза Барри и Имайры, я понял, что даже самый прочный лед может растаять и треснуть.

Желая отвлечь мое внимание, Барри неожиданно указал в сторону Аламит. Там, напротив последней полосы глорре, освещавшей гору, в экстазе танцевал Огонек; он кружился и нырял, выписывая головокружительные дуги. Его извивы сияли серебряным, алым и золотым – а теперь еще и глорре. Удивительно, что раньше я не замечал в нем этот сияющий цвет. Теперь и остальные увидели его. Не меньше сотни иманиров показывали на тимпум длинными пальцами, и их огромные глаза, казалось, еще больше расширились от удивления.

Барри, похоже, был удивлен сильнее всех.

– Думаю, в одном ты все-таки нам солгал, сэр Вэлаша. Ты говорил, что тимпумы едва мерцают. Но эти огни – они великолепны!

Воистину великолепны , – подумал я, глядя, как Огонек кружится под сияющей горой, созданной Галадинами.

Пока Барри и остальные старейшины желали нам удачи в пути, у меня появилась надежда войти в другую гору, чей лик твёрд, как железо, а цвет черен, как смерть.