Подземный ход шел прямиком на юго-восток на расстояние нескольких сотен ярдов, потом свернул в гораздо больший коридор, идущий на восток и на запад. Однако оказалось, что путь нам преграждают стальные прутья, идущие от пола до потолка. Железная дверь, похожая на те, что бывают в тюремных камерах, была вделана в центр решетки.

– Заперты! – закричал Мэрэм, потрясая прутья. – Мы все еще заперты в этом проклятом месте!

Никто из нас не знал, когда люди Морйина ворвутся в тронную залу и отыщут тайный ход.

– Прекрати свой шум! – тихо сказал Имайра, подходя к прутьям.

Он достал пурпурный джелстеи и применил к решетке свою магию. Фиолетовый свет превратил железо в мягкую субстанцию – достаточно мягкую для того, чтобы огромная сила Имайры – с помощью Мэрэма, Кейна и меня – позволила ее согнуть. Дэй легко проскользнул в образовавшуюся дыру, а из всех нас только сам Имайра протиснулся с трудом.

– Вот! – пропыхтел он, оставив на грубых железных прутьях пряди белого меха. – Мы не заперты! Я никогда больше не позволю запереть себя или взять в плен!

– Но как Морйин вообще умудрился вас схватить? – спросил Мэрэм.

– Не повезло. После того как Вэль убил дракона, мы прошли назад через старую тронную залу и добрались до седьмого уровня без особых проблем. А потом наткнулись на отряд Серых.

Серые, как он объяснил, вынюхали их тайну и использовали свои устрашающие разумы, чтобы заморозить всех страхом, пока стража Морйина не пришла и не заковала их в цепи.

– Это было ужасно. – Имайра кивнул на мастера Йувейна и Атару. – Мы сражались, как могли, с помощью медальонов света, но сколько можно продержаться против этих созданий? А потом Морйин решил отвести нас в тронную залу. Он сказал, что телесные мучения помогут Серым сломать наши разумы.

– Ты уверен, что они не смогли этого сделать? – спросил Кейн.

– Думаю, нет. – Мастер Йувейн подошел к Имайре. – Когда Морйин обнаружил, что вы с Вэлем пробрались в тронную залу, он был слишком занят тем, чтобы натравить на вас Серых.

– Так тогда, возможно, враги не знают, как мы проникли в Аргатту?

– Похоже на то. Я слышал, как Морйин отдавал приказ удвоить охрану городских ворот. Он ругал капитана стражи за то, что они незамеченным пропустили такого гиганта, как Имайра.

– Тогда они, наверное, поджидают нас у ворот, – сказал Мэрэм. – Если сможем уйти прежним путем, то не исключено, что успеем сбежать.

– Времени все равно мало, – заметил Кейн. – Надо торопиться.

И мы торопливо прошли в еще больший коридор, освещенный огромным количеством яснокамней, вставленных в черные базальтовые стены. К западу, как сказал нам Кейн, был коридор, ведущий обратно во дворец Морйина. А восточный, прорезанный в живом камне, привел бы нас прямиком через гору к окну наружу, известному как балкон Морйина.

– Но откуда ты это знаешь? – спросил Дэй. – Если это путь к балкону Морйина, только лорд Морйин всегда пользуется им.

– Не всегда, парень, – мрачно ответил Кейн, глядя в коридор. – Однажды, давным-давно, некто по имени Кэлькамеш был проведен этим путем и распят на склоне горы.

Дэй, который, очевидно, не слышал этой истории, с трепетом посмотрел на Кейна.

– Если я правильно помню, он также ведет к лестнице Морйина.

По словам Дэя, лестница Морйина привела бы нас на нижние уровни Аргатты, может, даже ниже, чем заброшенный первый уровень, – так что Дэй или Имайра не знали, куда она может вывести.

– Ты не видишь куда? – спросил Кейн у Атары.

Атара, «видевшая» достаточно, чтобы не спотыкаться в тускло освещенном коридоре, покачала головой.

– Слишком далеко.

– Тогда давайте найдем ее, – сказал Кейн.

Мы без проблем отыскали лестницу Морйина в четверти мили от развилки. Она спиралью уходила далеко в гору, все поворачиваясь и поворачиваясь, вниз и вниз на сотни футов. Через некоторое время мы добрались до площадки, уводящей в тоннель, который, вероятно, вел к секретной системе ходов и святилищ шестого уровня. В том направлении было все тихо. Это добавило надежды, и, развернувшись, мы продолжили спускаться по бесконечно изгибающейся лестнице. Так миновали пятый, четвертый, третий и второй уровни, но и там лестница не закончилась. Она вела еще на пятьсот футов глубже, на первый уровень Аргатты.

– Что это? – Мэрэм указал вперед. Лестница привела нас к коротенькому коридору, который неожиданно оканчивался стеной. – Очередная ловушка?

– Ха, похоже, очередная тайная дверь! – Кейн хлопнул его по плечу и шагнул вперед.

– Мемориар Дамуум!

Помни Дамуум , – подумал я, когда Кейн осторожно толкнул скрытую в стене дверь. Оглянувшись на Атару и однорукого Имайру, я понял, что все мы, проживи хоть тысячу лет, никогда не забудем Аргатту.

По счастливому стечению обстоятельств обнаружилось, что дверь открывается в старую тронную залу Морйина. Мы вошли в огромный зал, где выдержали первый бой с драконицей. Здесь, на полу, среди огромных потрескавшихся базальтовых колонн, рядом с пирамидой черепов, пол все еще оставался заляпанным пятнами запекшейся крови из оторванной руки Имайры. А за огромным порталом, ведущим на первый уровень, ждала открытая дверь к лестнице, по которой мы впервые попали сюда.

Мы со странным и беспокойным чувством пересекли огромное открытое пространство, где когда-то неистовствовал дракон. С радостью укрылись на лестнице, и с такой же радостью спустились вниз к коридору, ведущему обратно в лабиринт. Дэй, исследовавший многие тоннели первого уровня Аргатты, никогда не осмеливался войти в это мрачное запутанное место. Я высоко поднял Элькэлэдар, и теперь, в присутствии камня Света, он ослепительно засиял. Дэй и остальные следовали за мной по хитросплетениям лабиринта. Наконец мы вышли из него там же, где и вошли, вступив в тесную зловонную кишащую крысами систему тоннелей, ведущую в пещеру, сокрытую в северном склоне Скартару.

В пещере ничего не изменилось: там лежали тела убитых нами рыцарей, а также седла и прочее снаряжение. Несмотря на страх преследования, несмотря на омерзительную вонь разлагающихся тел, нам пришлось задержаться и обыскать вещи мертвецов. Мы взяли столько сумок с провизией, сколько смогли унести, и самое маленькое седло. Атара с радостью обзавелась полным колчаном стрел. Хотя они оказались сделаны не так искусно, не так аккуратно выточены и оперены, она сказала, что, похоже, стрелы эти будут лететь достаточно прямо, чтобы попасть во врага.

Когда наконец мы были готовы, то откатили в стороны огромные валуны, которыми в свое время завалили выход из пещеры, и вышли наружу, в сияющую ночь. За всю мою жизнь воздух, которым я дышал, не казался мне таким чистым и сладостным – хотя это все еще был воздух Сакэя. Холодный ветер дуя с Наргаршата через долину в сторону северных гор, заставляя дрожать всех, кроме Имайры. Но все равно мы радовались запаху льда и сосен, что приносили его резкие порывы.

– Который час? – тихо спросил Мэрэм, глядя на затененные скалы долины.

Я взглянул на небо. На востоке, над темными равнинами Вендраша, над яркими созвездиями как маяк сияла Утренняя звезда.

– Скоро рассвет.

– А какой сегодня день?

Оказалось, что никто не знает. В бессветном аду Аргатты мы могли странствовать и сражаться два дня – или же два года.

– Я полагаю, что двадцать четвертое, – сказал мастер Йувейн. – Или двадцать пятое.

– Двадцать пятое Джои?

Кейн подошел к нему и взлохматил кудрявые темные волосы.

– Да, все еще Джои, и у нас еще есть время убраться отсюда до прихода снегов.

Так мы начали обратный путь через долину. Первый свет застал нас на пути к гряде, что скрывала маленький каньон к северу от Скартару. После всего пережитого нервы у всех были на пределе, и мы прислушивались и присматривались, пытаясь понять, нет ли за нами погони. Но медленно светлевшие предгорья полнились воем волков и криками лазоревок, а не звоном подков конницы Морйина. Мы знали, что это только вопрос времени, и вскоре он или один из его клириков направит патрули, чтобы прочесать окрестности Скартару. Однако сколько его осталось, не могла сказать даже Атара.

Так что мы спустились в поросшую травой котловину, где оставили своих лошадей. Тут сердце мое возрадовалось, ибо величайшим везением за все наше путешествие было то, что там, в центре котловины, стоял Эльтару, нюхая воздух в поисках врагов, и его черная шкура горела в лучах восходящего солнца. Рыжая кобылица Атары, Огонек, паслась неподалеку, и еще двенадцать лошадей – все кобылицы – завтракали рядом с ней. Я решил, что это лошади убитых нами рыцарей. Эльтару явно присоединил их к своему гарему. Но он, похоже, прогнал прочь великолепного Йоло, ибо какой жеребец потерпит другого рядом со своими новыми женами? Когда Мэрэм обнаружил это, то горько заплакал, так как теперь ему придется искать новую лошадь, которая отнесла бы его домой. Кейну, Лильяне и мастеру Йувейну повезло больше: их мерины стояли в четверти мили от табуна, ожидая нашего возвращения.

Мы спустились в котловину и я свистнул Эльтару. Тот насторожил уши и издал в ответ громкое ржание, прозвучавшее словно музыка земли, принесенная с первым дневным ветерком. Мне стыдно было лишать его вновь обретенной свободы, не говоря уже о гареме, но между нами существовало соглашение: пока мы дышим воздухом и кровь течет по нашим жилам, то будем вместе встречать врага и биться с ним.

Наконец жеребец зарысил ко мне, чтобы поприветствовать. Он обнюхал мое лицо, я подышал ему в ноздри и сказал, что дракон убит – хотя Великий Дракон и остался жив. Нам еще так много предстоит проехать вместе, сказал я, если он согласится нести меня. В ответ конь тихо заржал и лизнул меня в ухо. Огромное его сердце стучало словно военный барабан. Эльтару нетерпеливо рыл землю, а я принес его седло, спрятанное вместе с остальными, и водрузил на лоснящуюся спину.

Остальные тоже оседлали своих лошадей. Мэрэм выбрал себе из табуна большую кобылу. Самую маленькую мы отдали Дэю, который удивил всех, объявив, что умеет ездить верхом.

– Мой отец был рыцарем.

– А в какой стране, парень? – спросил Кейн.

Дэй наконец назвал свою родину. Он с глубоким доверием посмотрел на Кейна.

– В Гесперу. Мой отец, все рыцари севера… там началось восстание, знаешь. Но мы проиграли. Всех убили или угнали в рабство.

– Гесперу очень далеко отсюда. Боюсь, мы никак не сможем доставить тебя домой.

– Я знаю, – сказал Дэй. И прибавил через мгновение: – У меня нет дома.

Он молча принялся затягивать подпруги своего маленького седла, которое мы забрали у людей Морйина. Оно все же оказалось слишком большим для мальчика, но ездил Дэй достаточно хорошо, похлопывал свою кобылу по шее и был аккуратен с ее боками, покрытыми шрамами от шпор прежнего владельца.

Однако большую часть дня мы провели, двигаясь пешком, а вовсе не верхом, мимо подножия Белых гор. К тому времени, как достигли каньона, по которому спустились к Наргаршату, солнце стояло уже высоко. Там мы распрощались с Имайрой. Ему предстояло идти на запад, а нам на восток.

– Слишком опасно пробираться через горы в одиночку! – сказал Мэрэм. Он посмотрел на культю его руки и покачал головой. – И ты, конечно же, еще слишком слаб.

Имайра наклонил огромную голову в сторону мастера Йувейна.

– Мне помог величайший целитель во всем Эа – я чувствую себя сильным, как медведь.

При упоминании о своем любимом животном Мэрэм бросил взгляд на поросшие деревьями холмы, словно рассчитывая увидеть там одного из огромных белых медведей, говорят, водившихся в Наргаршате. Потом он посмотрел на Имайру. Мастер Йувейн исцелил пронзенный бок иманира, и казалось, что зеленый джелстеи вернул ему всю великую жизненную силу.

– Все же горы, двести пятьдесят миль… а ты один. Когда придет зима, это будет путешествие, которое…

– Могу проделать только я, – сказал Имайра, пожимая ему руку. – Не беспокойся, человечек, со мной все будет в порядке. Но мне нужно идти домой.

Он сказал, что должен поведать своему народу великую весть о том, что найден камень Света. Такое чудо, несомненно, предвещает возвращение Звездного народа, и Аландиль должно подготовить к великому событию.

– А иманирам следует готовиться к войне. Великий Зверь сказал, что мой народ будет следующим, кто ощутит его гнев.

Лильяна выступила вперед и положила ладонь на его белый мех.

– Я видела это в его разуме. Он ненавидит вашу землю и жаждет уничтожить ее.

– Думаю, сил у него достанет. – Печальная улыбка Имайра напомнила мне о толпах людей и о военных приготовлениях, что мы видели в Аргатте. – Но мы все еще можем сражаться.

– Вы не будете сражаться в одиночку, – пообещал я.

Лицо Имайры просветлело.

– Поднимутся ли валари против Морйина?

– Нам придется, – заверил его я. – После всего того, что мы видели в путешествии, какой у нас еще остается выбор?

Он улыбнулся снова и опустил дубину. Мы как братья пожали друг другу руки.

– Я буду скучать по тебе, Вэлаша Элахад.

– А я по тебе.

Лильяна подогнала ближе одну из кобыл, на которую они с мастером Йувейном нагрузили почти все наши припасы. Имайре понадобится все до последнего бисквита на его далеком пути.

– Счастливого пути. Ступай в свете Единого.

Остальные тоже попрощались с ним. Потом, в последний раз, я вытащил камень Света и вложил в руку Имайры. Сияние осветило его, как солнечное золото.

– Когда-нибудь я приеду в Меш изучить тайны этой чаши, – сказал он мне.

– Тебе всегда будут рады.

– Или, может быть, однажды, – Имайра протянул мне камень Света, – ты принесешь его в Аландиль.

– Может быть.

С его устрашающего лица ушли всякие признаки уныния, теперь я видел там только яркую, сияющую надежду. Он поклонился мне и обмотал поводья своей кобылы вокруг покалеченной руки.

– Лошадь! Кто бы мог подумать, что иманир будет путешествовать вместе с лошадью!

Потом, ведя лошадь единственной рукой, он повернулся на запад и начал долгое одинокое путешествие в великие Белые горы Наргаршата.

После того как иманир исчез за изгибом каньона, мы начали последние приготовления к путешествию. У нас теперь оказалось шестнадцать лошадей на семерых – остальные запасные. Мастер Йувейн сделал Атаре повязку. Так как ей не хотелось, чтобы мы страдали при виде ее пустых глазниц, она попросила мастера Йувейна закрыть их. В его деревянном сундучке отыскался моток чистой белой ткани, которую он повязал Атаре вокруг головы. Я решил, что она похожа не столько на бинт, сколько на головную повязку.

Когда наконец мы были готовы покинуть Сакэй, то сели на лошадей и повернули их мордами к востоку. Прямо под холмами, в солнечном свете, насколько хватало глаз, сияли золотые равнины Вендраша. Мы стали спускаться, что было еще делать?.. Здесь, между Утренними горами и Белыми, львиные прайды охотились на антилоп и огромных косматых бизонов. Иногда тьма нисходила на их свирепые красные сердца, и львы нападали на людей. Из всех сарнийских племен, с их страстью к битвам и золоту, может быть, только кармэк или ньярья с пониманием относились к свирепости этих животных – и терпеть не могли чужаков. Самым худшим из племен, как говорили, было племя зайак, чьи земли нам еще предстояло пересечь. Каким-то образом Морйин добился союза с ними – если только возможно завербовать воинов настолько независимых. Говорят, они настаивали на том, чтобы даже люди Морйина платили дань за право пересечь их земли.

Весь первый день нашего побега из Аргатты мы не видели и признака сарнийцев или погони из Сакэя. Мы ехали быстро, как могли, над волнующимися травами, по черной мягкой земле. Небо необъятным синим куполом опиралось на далекий горизонт. Всюду вокруг последнее осеннее тепло вызолотило траву. Когда настала ночь, мы все еще продолжали путь. Поднялся ветер, миновали сумерки и пала тьма. Высыпали звезды, словно миллионы свечей, освещающих черный океан небес. Они неустанно звали вперед, их красота подняла наш дух и напомнила о том, как прекрасно быть свободным.

Однако на следующий день, когда мы оглянулись на Черную гору, все еще возвышавшуюся над равниной, то обнаружили, что нас преследуют. Всадники как раз поднялись на пригорок за нами. Их было двенадцать, и были они одеты не в сияющие кольчуги рыцарей Морйина, а в кожаные доспехи сарнийцев, и вооружены не копьями, а длинными изогнутыми луками.

– Это твой народ, – сказал Кейн Атаре.

Та развернула лошадь и приготовилась к еще одной, последней схватке. Все мы знали, что бесполезно состязаться в скорости с юркими степными лошадками зайаков на наших куда более тяжелых лошадях – особенно такому огромному и мощному боевому коню, как Эльтару.

– Пожалуйста, не называй их моим народом, – сказала Атара Кейну. – Все посланцы Морйина такие же враги мне, как и тебе.

Как мы вскоре обнаружили, эти двенадцать воинов с выкрашенными синим лицами и развевающимися светлыми волосами действительно были посланы Морйином – Или капитанами его кавалерии. И они поскакали прямиком к нам, стреляя на ходу. А мы двинулись им навстречу. Двое воинов недооценили скорость Эльтару на коротких дистанциях. Эти умерли быстро от удара моего длинного копья, помноженного на вес Эльтару. Третий воин попал под меч Кейна и отдал душу небесам.

Четвертый выкрикнул:

– Верните сокровище, что вы украли у лорда Морйина!

Мэрэм уклонился от выпущенной в него стрелы, добрался до врага, и короткий поединок закончился смертью последнего.

И все же эта битва плохо закончилась бы для нас, если бы Атара не остановила стрелы зайаков смертоносным потоком собственных. Она с изумительной точностью выпустила пять стрел еще до того, как большая часть врагов успела подъехать на расстояние выстрела. Пятеро воинов упали со своих лошадей с оперенными наконечниками, торчащими из груди. Она была лучшей лучницей из всех, что я видел, – и зайаки, вероятно, согласились бы со мной. Зрелище слепой Атары, нахлестывающей свою красную лошадь и посылающей смерть с каждым звоном тетивы, совершенно ошеломило этих стойких, но суеверных воинов. Их предводитель, свирепый мужчина с огромными свисающими светлыми усами, бросил на нее полный священного трепета взгляд.

– Имакла! Мужеубийца-имакла! – выкрикнул он.

После этого он направил свою лошадь на север и диким галопом увел остатки отряда в степь.

Нам не удалось выйти из короткой, но яростной схватки без потерь. Лошадь под Лильяной пала и чуть не придавила ее самое, так что пришлось взять запасную. Одна из стрел зайаков попала в бок Эльтару. Это была серьезная рана, и мастер Йувейн с большим трудом извлек стрелу. Если бы не свет его зеленого джелстеи, теперь пылавшего изумрудным огнем из-за близости камня Света, прошло бы еще много дней, прежде чем Эльтару снова смог нормально передвигаться. Также мастер Йувейн помог исцелить рану Кейна, которому стрела пробила кольчугу и воткнулась в плечо.

После того как мы были готовы снова отправиться в путь, я повернулся к Атаре.

– Что значит имакла?

Ей, похоже, не хотелось отвечать, но наконец Атара повернула ко мне голову в повязке.

– Имакиль – это умершие и получившие бессмертие воители прошлых веков, герои, совершившие какое-нибудь великое деяние. Говорят, что некоторые сопровождают их и перенимают их силу. Это имакла , и они неприкосновенны.

С этими словами отважная женщина, сопровождавшая мертвых, направила лошадь на восток и повела нас через страну зайаков. Мэрэм высказал мнение, что мы наверняка сильно опередили кавалерию Морйина, иначе зачем еще они послали за нами зайаков.

– Всадники говорили что-то о сокровище, думаешь, они знают, что это камень Света? – спросил он Атару.

– Хм-мф! Если бы они это знали, то созвали бы против нас все племя. И тогда Морйин навеки потерял бы надежду вернуть его.

На следующий день мы обнаружили, что зайаки ничего не знали о том сокровище, что мы везли через их страну. Проехав миль семьдесят по равнине, мы наткнулись на гораздо более многочисленный отряд воинов. Завидев Атару, ехавшую впереди, они немедленно развернули лошадей и ускакали. Похоже, известие о слепой воительнице имакла распространялось, как огонь по сухой траве.

Но мы все еще не верили в то, что казалось великим чудом, и старались миновать земли зайаков побыстрее. Самый прямой путь через Вендраш большей частью проходил по их землям, граничившим с Белыми горами на западе, Кровавой рекой на севере и Джадом на юге. К этой реке мы теперь и повернули, хотя и пришлось прибавить еще несколько миль к нашему путешествию. В любом случае вскоре нам предстояло пересечь реку Эста к югу от того места, где в нее впадает Джад.

Итак, на следующий день, перейдя вброд холодные воды, текущие с Белых гор, мы пересекли границы земель племени данлади. Их воины, казалось, тоже опасались Атары, так как беспрепятственно позволили нам проехать. Они не были друзьями Морйину, но не выказали дружелюбия и воину племени кармэк, а уж в особенности Мэрэму, Кейну или остальным. Впрочем, это было не важно. Погода стояла хорошая, с теплыми, полными солнечного света днями и холодными ясными ночами. Укрытия нам не требовалось, так что мы устраивали себе постели на мягкой степной траве и укрывались плащами. Когда наши припасы начали подходить к концу, Атара подстрелила антилопу. Мэрэм присовокупил к пиру остатки кальвааса из Аландиля и предвкушал вкусный сытный ужин с добрым густым мешским пивом.

За три дня мы преодолели сто двадцать миль, лежавших между Джадом и Эстой. Здесь, к югу от места, где в нее впадают Джад и Кровавая, эта огромная река не была и вполовину так широка, как на пути к Пору. Далее обе реки, сливаясь среди лесов и равнин Алонии, вместе текли к Трайе. Но все равно Эста оказалась достаточно широкой, и нам вместе с лошадьми пришлось перебираться вплавь. Пока мы плыли к другому берегу, Мэрэм успел три раза поклясться, что никогда больше не подойдет к реке близко.

– До тех пор, пока нам не придется пересекать Пору, – напомнила Атара.

– О, Пору! – воскликнул Мэрэм. – Я забыл про Пору!

Королева всех рек лежала в ста пятидесяти милях к востоку. Местность к западу от нее в этих широтах принадлежала племени ньярья – дружественному племени кармэк. Нашу дорогу пересек всадник, принадлежавший к одному из кланов. Когда он узнал, что Атара приходится внучкой великому Сарайджаксу, то предложил нам кров, мясо и очаг. Мы провели ночь в огромном шатре вождя. Как и для сарнийцев, что мы встречали раньше, Атара оставалась для них неприкосновенной: воины, приближавшиеся к Атаре с едой или питьем, отводили глаза и старались не прикасаться даже к ее одежде. Этот запрет, однако, никоим образом не отразился на гостеприимстве ньярья. Как обнаружилось, неприязнь сарнийцев к чужакам превосходило только их великодушие по отношению к друзьям. Воины и их жены подносили нам блюда, наполненные жареным антилопьим мясом, бизоньими бифштексами и копчеными в ароматных травах кроликами. Угощали нас и круглыми желтыми хлебами, политыми маслом и медом. Пили мы кобылье молоко. К радости Мэрэма, вождь племени, которого звали Вайшакэн, принес бутыль бренди и собственной рукой разлил его по нашим чашкам. А перед тем как мы отошли ко сну, он подарил каждому по плетеному кожаному хлысту с рукоятями, украшенными кованым серебром.

На следующий день – первый день Вэльте – мы проделали пятьдесят миль по ровной, поросшей короткой травой степи. И следующие два дня все также от рассвета до заката ехали по степи мимо огромных бизоньих стад. Хотя воздух постепенно делался холоднее, здесь, в центре Вендраша, небо становилось все более синим, а красно-оранжевые кустарники и золотые листья хлопковых деревьев вдоль рек и ручьев представляли поистине великолепное зрелище. Это была бы самая лучшая часть нашего пути домой, если бы Атара трижды не теряла направления. Ей требовалось несколько часов, чтобы восстановить свое чутье.

Утром четвертого дня Вэльте мы добрались до могучей реки Пору. Атара заверила Мэрэма, что та сейчас и вполовину не такая глубокая, как весной или летом, когда ее наполняют ручьи с гор. Но все равно Мэрэм боялся переправляться. Его неуверенность, должно быть, передалась лошади, в итоге ее снесло вниз по течению, и они выбрались на восточный берег Пору в сотне ярдов от нас. За этим последовала единственная настоящая неприятность за все наше обратное путешествие. Огромный черногривый лев, залегший в траве у реки, надумал погнаться за Мэрэмом и его лошадью. Он уже почти вонзил когти в бока несчастной кобыле, когда Атара убила его единственной стрелой, попав прямо в сердце.

– Н-да, – сказал Мэрэм, когда мы все собрались вокруг убитого льва. – Думаю, что должен поблагодарить тебя за спасение моей жизни.

– Думаю, должен, – широко улыбаясь, ответила Атара. – Но мы все уже давно должны друг друга поблагодарить.

Подвиг Атары, застрелившей льва, стал известен не только нам. Так вышло, что две воительницы из Сообщества Мужеубийц, с длинными волосами, еще более светлыми, чем у Атары, в разукрашенных кожаных доспехах, охотились тем утром на берегах Пору. Они немедленно примчались, чтобы поприветствовать свою кровную сестру. Не важно, что Атара принадлежала к племени кармэк, а они – к племени уртук. Воительницы только поблагодарили Атару как имакла за то, что та почтила их земли своим присутствием. Изучив мертвого льва, они настояли на том, чтобы вернуться с Атарой в их лагерь и выпить вина. Они вынули ножи и быстро сняли шкуру, собираясь выделать ее и сшить для Атары львиный плащ, чтобы все могли оценить искусство лучницы.

Остальных, однако, воительницы взяли с собой с большой неохотой. Лильяне они, может, были и рады, но на Кейна, Мэрэма, мастера Йувейна, Дэя и меня смотрели с вызовом, как на всех мужчин. С особенным подозрением они восприняли меня, ибо я был рыцарем Меша и, следовательно, древним врагом уртука. Их воинственность не стала меньше, когда я напомнил, что сейчас между нашими народами нет войны, а я всего лишь возвращаюсь домой. Только когда Атара объявила, что мы великие воины, сразившие множество людей Морйина, обе воительницы смягчились. Атара также настояла на том, чтобы мы оставались все вместе, и более того, чтобы Мужеубийцы дали нам охрану до Утренних гор. Авторитет Атары стал таковым – не говоря уже о воле, – что Мужеубийцы в итоге согласились на все эти требования.

К вечеру мы прибыли в их лагерь. Остальные сестры посовещались и согласились с их решением. Со своей стороны они выдвинули единственное требование: Атара останется с ними и обучит трех младших сестер мастерству лучницы, пока старшие подготовят львиную шкуру.

Так мы прождали пять дней у ручья, укрытого огромными хлопковыми деревьями. Я остро ощущал, как уходит время, ошеломляющее чувство необходимости вернуться домой как можно быстрее гремело в моей крови словно барабан. И все же я рад был подружиться с этими свирепыми женщинами. По ночам мы сидели с ними у костра, трапезничая и рассказывая истории. К их – и к нашему – удивлению, однажды ночью у костра возник Огонек и предстал перед ними в танце серебряных искр. Мы могли только предположить, что сила камня Света как-то усилила его сущность и сделала видимым для всех.

Наконец сестры закончили дубление львиной шкуры и подшили ее полосами чистейшего гальдианского хлопка. С черным мехом львиной гривы, обрамлявшим светлые волосы, и белой повязкой, охватывающей лицо, Атара и в самом деле выглядела так, словно один из героев-имакиль древности вернулся к жизни.

На следующее утро мы снова ехали через земли уртука. Двенадцать Мужеубийц, сопровождавшие нас, ехали впереди. Проехав миль тридцать, мы добрались до Алмазной реки и поехали вдоль нее на восток. Эта лента прозрачной воды, стекавшая с Утренних гор, напомнила, как близки мы к дому. Я молился, чтобы добраться туда без дальнейших приключений. Впрочем, беспокоиться было не о чем. Даже отряд из пятидесяти воинов уртука, возвращавшихся на зимние квартиры на севере, завидев странное зрелище – Мужеубийц, сопровождающих семерых чужаков в сторону Меша, – не стал ввязываться в драку с нами, а, напротив, поприветствовал дикими военными кличами, так как они слышали, что мы побывали в Сакэе и убили множество людей Красного Дракона.

Сотня миль по прямой была от места слияния рек Пору и Алмазной до Меша, и мы придерживались этого маршрута. За день удалось проделать половину расстояния. Наутро одиннадцатого дня на небе появилось несколько пушистых белых облачков, а горы Меша пурпурной грядой поднялись над горизонтом. Мы гнали к ним лошадей весь тот долгий, долгий день, а горы становились все выше и отчетливее. К полудню я мог уже различить очертания белой вершины горы Таркель, хотя никогда и не видел ее под таким углом. Это была единственная гора к югу от Алмазной реки, обращенная к золотым равнинам Вендраша.

Вечером мы разбили лагерь примерно в трех милях от предгорий ее западного склона. Мое сердце требовало, чтобы мы ехали к Мешу даже в темноте, но разум говорил, что будет весьма глупо штурмовать дикие каменистые подходы к Таркелю ночью. Более того, это было бы невежливо и вдобавок грустно, так как у Мэрэма, мастера Йувейна и меня осталось бы мало времени, чтобы попрощаться с остальными.

Только на протяжении последних пятисот миль нашего бегства из Аргатты я постепенно стал склоняться к тому, что нам следует разделиться, хотя все еще не примирился с этим трудным решением. Мужеубийцы умчались обратно в степь, а мы собрались вокруг костра, разведенного Мэрэмом, для последнего совета.

Была холодная чистая ночь с множеством звезд и полной луной. Огонек кружился на фоне неба, и его переливающиеся контуры, казалось, соответствовали мерцающим огонькам созвездий. Ветер нес с собой запахи моей родины и заставлял сердце быстрее биться. Перед нами горел маленький костер из сушеных бизоньих кизяков, источая неожиданно приятный запах.

Мы говорили о многих вещах. Долго вспоминали песни Альфандерри, чей голос теперь слышался в ветре и в музыке звезд. Мы решили, что Кейн должен унаследовать его мандолину – все, что нам от него осталось, кроме памяти и песен наших сердец. Кейн сидел, перебирая струны, и пел для нас. Когда он хотел, то голос его звучал красиво и чисто – сильный, прекрасный, как крик орла в небесах. Я подумал, что он пытается припомнить слова последней песни Альфандерри – и когда-нибудь сделает это.

– Эту музыку должны услышать в Меше, – сказал я ему. – Ты уверен, что не станешь менять своих планов?

Кейн отложил мандолину в сторону и посмотрел на меня. Мне показалось, что решимость его поколебалась.

– Для моего отца будет честью встретиться с тобой, – сказал я и положил руку на алмазное яблоко меча, который он выковал в Годре в незапамятные времена. – И мои братья, и уж, конечно, мать и бабушка. Все мои соотечественники. Твое имя еще помнят в Меше.

– Это имя ты обещал не произносить, верно? – Он кивнул мне, веря, что я сдержу обещание. – Нет, мне жаль, но нужно вернуться в Трайю – у меня там дела.

Мастер Йувейн, протягивавший узловатые руки к огню, посмотрел на него.

– Дела Черного Братства?

За долгие мили нашего совместного пути Кейн очень мало говорил о тайнах Братства, которое, как мы полагали, он возглавлял. И сейчас он сказал нам немного.

– С Великим Зверем нужно бороться любым оружием.

– Даже убийствами? Даже ядом, террором, обманом? – спросил мастер Йувейн.

Кейн смотрел вдаль, в усыпанные звездами небеса. Где-то там невидимые золотые пояса света текли из их средоточия, касаясь многих земель вселенной.

– Нет, может быть, и не так, – наконец ответил он, потом посмотрел на меня и Элькэлэдар. – Возможно, пора отыскать и другие способы борьбы.

– Я говорил уже, что зло не победить мечом.

– Может, и нет, – согласился Кейн. – Но злых людей – вполне.

Он бросил на меня долгий печальный взгляд, и рука моя крепче сжала рукоять меча. Я боялся, что однажды судьба призовет меня поднять этот клинок снова, перед тем как мир очистится от таких, как Морйин. И все же я понимал, что мастер Йувейн прав – даже величайший из мечей никогда не положит конец войне.

– Есть еще битвы, в которых придется сражаться. – Я вынул камень Света и сидел, глядя в него. – Разные виды битв.

Пока я вспоминал, почему так яростно бился за эту маленькую чашу и почему Галадины послали ее в Эа, она вдруг начала источать сильный золотой свет. На мгновение в руках у меня оказалось маленькое солнце, чье сияние наверняка было видно с гор к востоку от нас, если кто-то смотрел оттуда.

– Битвы будут, и скоро, – заверил нас Кейн, кивнув головой на камень Света. – Теперь, когда мы забрали у Великого Зверя это , он направит всю свою волю, чтобы вернуть его.

– Так ты полагаешь, он оправится от раны? – спросил Мэрэм.

– Да, таких, как он, так просто не убьешь. Меч в сердце или отрубить голову – вот почти единственный способ убить одного из Элийинов.

Кейн сказал, что Морйину теперь придется поторопиться с планами завоевания.

– Он всегда заглядывался на Алонию, и на Девять королевств, и на Дэли тоже, ибо знает, что если падут они, падет и весь Эа. – Кейн кивнул нам. – Но с разделением сарнийцев и противостоянием ему большей части Вендраша, не говоря уже о Длинной Стене, он не сможет напасть впрямую, а? Сначала он окружит вас со всех сторон – такова всегда была его стратегия.

– Думаешь, он вторгнется в Дэли из Гальды? – с беспокойством спросил Мэрэм.

– Не сразу, у него нет на это сил. Нет, сначала он двинется против Эанны.

– Но если Суррапам удержится, то тогда он должен будет…

– Суррапам не удержится. Мы все это видели.

– Может, и нет, – сказал я. – Но гесперийцы не смогут продолжать свое завоевание и одновременно атаковать Эанну.

Кейн свирепо тряхнул головой.

– Не сами. Поэтому Морйину нужен черный ход в Эанну. И теперь он у него имеется, через Йаркону.

Сияние камня Света померкло, я отдал чашу Мэрэму, а сам сидел, глядя в огонь. В пламени его мне виделась гибель великой Библиотеки. И полные ненависти глаза герцога Юлану.

– Герцог Юлану не так силен, чтобы атаковать Эанну.

– Скоро будет. Морйин прибавит ему сил.

– Через Элайвагар?

– Только так – это ключ к его завоеваниям. Однажды земли иманиров захватят, и у него окажется путь через горы, по которым можно будет провести армии в Йаркону, а потом и в Эанну. А когда Эанна падет, настанет очередь Тали и всего северо-запада. – Кейн перевел дыхание и продолжал. – И тогда ничто не остановит Морйина. Он соберет флот, отправит армии мимо Неду и через Дельфиний пролив нападет на Алонию.

Я смотрел на языки пламени, пляшущие на чаше камня Света. В Мэрэме же закипал огонь другого рода.

– Тогда мы должны остановить Морйина раньше.

Я снова сжал рукоять меча, великая горечь терзала мою душу.

– Наверное, я должен был убить его.

Кейн положил руку мне на плечо и сказал странную вещь.

– Ты сделал это из сострадания, и не о чем тут сожалеть. Хорошо, если бы мы все были способны на такое сострадание.

Атара, державшая теперь камень Света, повернулась ко мне.

– Даже прорицательница не в силах видеть все вероятности, ты же знаешь. Если бы ты умер в Аргатте, возможно, мы никогда бы не спаслись. Так что камень Света мог бы сейчас держать в руках один из Красных клириков Морйина.

Это был один из тех моментов, когда казалось что золото камня Света скрывает в своих глубинах чистый свет – как и Атара. Она кивнула мне.

– Придут ли валари на помощь иманирам и станут ли сражаться с Морйином?

– Да, – отвечал я. – Если мы не будем сражаться друг с другом.

Мэрэм посмотрел на Кейна.

– Я не перенесу, если Зверь увидит Аландиль, – сказал он. – Может быть, Звездный народ вернется и окажет помощь?

Все мы понимали, что Кейну запрещено говорить о других мирах. Так же, как он сам себе запретил говорить о своем прошлом. Однако на этот раз, к нашему удивлению, нам был дан ответ.

– Однажды они уже посылали помощь. Но Элийины никогда не вернутся снова, пока Морйин свободно творит зло. Ты говоришь о великолепии Аландиля. Оно ничто по сравнению с городами Звездного народа и Элийинов. И Галадинов, да, Галадинов. Что, если Морйин или ему подобный вложит камень Света в руки Темного? Они не станут рисковать разрушением целых миров и красоты, которой вы и представить себе не можете.

Лильяна, взяв камень Света, кивнула Кейну.

– И поэтому нам нужно прежде всего и всегда смотреть на этот мир. И поэтому же я обязана вернуться в Трайю. Сестринство должно приготовиться к тому, что грядет.

Лильяна рассказывала о Мэйтрише Тэли так же мало, как Кейн о Черном Братстве. Однако мое сердце возрадовалось, когда она посмотрела на мастера Йувейна.

– Возможно, настало время, когда два наших ордена откроют друг другу свои цели.

Она отдала ему камень Света, и уродливое лицо Йувейна осветилось прекрасной улыбкой.

– Время воистину настало. Главное, я знаю – мы можем звать друг друга Сестрами и Братьями.

Потом камень Света взял Дэй, и его глаза расширились от удивления, а Лильяна пожала руку мастеру Йувейну.

Мастер Йувейн вытащил варистеи и сидел, глядя на него. Движимый внезапным вдохновением, он поднес кристалл ко лбу Дэя. Казалось, камень Света влил свое сияние в зеленый камень – из него полился изумрудный свет, и эти лучи уничтожили татуировку в виде красного дракона, обезображивавшую Дэя. Через несколько мгновений сияние угасло, а мы все смотрели на мальчика сквозь пламя костра.

– Это не сон? – прошептал Дэй, отдавая камень Света Кейну. Он потер пальцами лоб, словно ощущая под ними ненавистную татуировку. – Я хочу посмотреть! Вэль, можно я в твой меч посмотрюсь?

Я вынул из ножен Элькэлэдар и держал его так, что Дэй мог видеть свое отражение в сияющем серебре. Но меч в присутствии камня Света вдруг вспыхнул так ярко, что на несколько мгновений никто из нас не мог видеть. Потом вновь обрел зеркальную гладкость, и Дэй сидел, с удивлением глядя на себя.

– Она и в самом деле исчезла. Теперь в Трайе меня не выследят.

Мы решили, что мальчик отправится в Трайю с Кейном и Лильяной, а там Лильяна за ним присмотрит. Атара проводит их мимо гор со стороны Вендраша. Она собиралась засвидетельствовать свое почтение Сайаджаксу и племени кармэк, прежде чем продолжить путь с Кейном и остальными в Трайю, чтобы закончить дела с отцом.

– Король Киритан должен узнать, что камень Света найден и поиск закончен. И я должна сказать ему это.

– Хотелось бы посмотреть… – Кейн глядел на чашу, которую держал в руках. Его глаза, похожие на черный камень, казалось, коснулись яростного света самого творения. – Хотя также хотел бы я посмотреть на его лицо, когда Вэль покажет ему это.

Он передал камень Света мне.

– Ты уверен, что не хочешь изменить свои планы?

Я сжал чашу в ладонях.

– Камень Света прежде должно принести к валари. Мы его стражи и не сможем выполнить свой долг, если я тайком от моего народа отнесу его в Трайю.

– Но, Вэль, – напомнил мне Мэрэм, – король Киритан велел нашедшему камень Света принести его к нему. Наши клятвы…

– Мы клялись отыскать камень Света для всего Эа, но не для себя самих. Для Эа, Мэрэм, – не для короля Киритана.

– А как тогда насчет твоей клятвы?

Золото камня Света вдруг стало в моих руках холодным, как лед. Я прекрасно помнил, как стоял в зале короля Киритана перед тысячами рыцарей и знатных лордов, обещая королю, что принесу ему камень Света и тогда объявлю Атару своей невестой.

Я посмотрел на Атару, сидевшую неподвижно, словно статуя.

– Эту клятву я один исполнить не в силах.

После наш разговор свернул на воспоминания о том, что мы перенесли вместе, и о радостях, и о печалях. Кейн припомнил, как Огонек кружился на носу Альфандерри. Эта история заставила Дэя рассмеяться легким детским смехом, который мы были рады услышать, ибо казалось, что мальчик никогда уже не будет смеяться снова. Его неожиданная радость заставила всех нас прослезиться, особенно Лильяну, которая сама едва не потеряла способность смеяться, как и предсказывала когда-то Атара на берегу залива Китов. Ибо эта женщина слишком глубоко заглянула в разум Морйина и увидела там зло такое огромное, что ее собственная радость жизни могла бы угаснуть навеки. Даже сияющего присутствия камня Света оказалось недостаточно, чтобы излечить ее.

Наконец настало время начать долгие и горькие прощания. Мастер Йувейн рассказал Дэю о Великом Белом Братстве и отдал ему свою копию «Сэганом Эли». Дэй пообещал прочесть ее и когда-нибудь приехать в Меш. Я отдал Кейну точильный камень из спрессованной алмазной пыли, который когда-то подарил мне мой брат Мэндру. Лезвие Элькэлэдара не нуждалось в заточке, а кэлама Кейна иногда требовала этого. В ответ он отдал мне один из камней крови, которые взял в покоях Морйина, и научил меня им пользоваться. Далеко за полночь, когда луна уже висела низко над горизонтом, я переговорил с Лильяной о некоторых вещах, которые она увидела в разуме Морйина.

А потом мы с Атарой бродили среди волнующихся трав на краю нашего лагеря. Дважды она чуть не упала, когда длинная трава цепляла ее за ноги. На этот раз она была воистину слепа. Я предложил ей руку, но Атара отказалась.

– Я должна научиться обходиться сама.

– Никто из нас не должен быть один. Если этот поиск и научил меня чему, так этому.

– Все же ты не можешь ходить за меня. Не можешь смотреть за меня.

– Нет. – Я коснулся кольчуги на своей груди, под которой находился камень Света. – Но теперь, когда камень найден, я могу жениться на тебе.

– Я все еще не исполнила своего обета, – напомнила она мне.

Остановившись, я посмотрел через степь на запад, в сторону Аргатты.

– Так скольких ты убила? Шестьдесят человек? Семьдесят?

– Ты хотел бы, чтобы больше?

Я прислушался к биению ее сердца.

– Тебя удерживает не клятва.

– Нет, – тихо ответила Атара, прикасаясь к повязке на своем лице. – Я не могу выйти за тебя так .

– Но зрение вернется, – сказал я, имея в виду ее способность к пророчествам, которая, казалось, стала только сильнее. – В Аргатте, когда Кейн коснулся…

– Кейн пойдет своим путем, а я своим. И Кейн – всего лишь Кейн, понимаешь?

Я оглянулся на костер, где, подобно одинокому стражу, стоял мой друг, обозревая кругом степь.

– Иногда Кейна ведут пути Единого. Но слишком часто влекут его собственные пути. У него нет силы даровать мне видение. В Аргатте, на мгновение, он помог мне отыскать путь обратно к Единому. Но я… не могу навсегда остаться там. И поэтому я совершенно слепа.

– Мне все равно.

– Но мне не все равно. Когда-нибудь, если я принесу тебе сына, как я желала тысячи раз и к чему стремилась, как только могла… моего сына… Когда я возьму его на руки и буду кормить своим молоком, когда я посмотрю на него… Если я не смогу увидеть его, если я не смогу видеть, как он смотрит на меня, мое сердце разобьется.

Я стоял под пылающими звездами, недоступными ей теперь, этими узорами жизни и смерти, вышитыми серебряной иглой рока. И тот же рок выковывает наши сердца, а в огне ненависти или любви, это уж решать только нам.

– Понимаю. – Как мог я любить эту женщину, если бы не охранял ее сердце, как свое собственное, как сам камень Света?

– Я знаю, что это тщетно. Я знаю, что это эгоистично, но я…

– Понимаю.

Шевельнувшись, я погладил ее волосы, мерцающие в звездном свете серебром и золотом. Но Атара покачала головой и отодвинулась от меня.

– Нет-нет, я теперь имакла , разве ты не слышал. Я имакла и меня нельзя касаться, – прошептала она.

– Мне все равно, Атара.

Я знал, что ей будет тяжело, если я прикоснусь к ней, но еще тяжелее – если нет. И так в последний раз я поцеловал ее, и губы мои обожгла боль худшая, чем от драконьего огня.

Мы сели рядом на холодную траву и, держась за руки, ждали, пока солнце не зажжет небо над горами на востоке. Когда настало время прощаться, Атара сжала мою руку.

– Удачи тебе, Вэлаша Элахад.

На мгновение глаза мои обожгло словно огнем, и все расплылось, так что я стал почти так же слеп, как она.

– Ступай в свете Единого.

Она ушла седлать лошадь, а я сидел, молча глядя на последние ночные звезды. Через некоторое время ко мне подошел Мэрэм. Каким-то образом он понял, что произошло между нами, и я любил его за это.

– Будь храбрым, старый друг, ибо всегда остается надежда. Если ты и научил меня чему, так этому.

Я вынул из-под кольчуги камень Света и протянул к небу. Первые лучи солнца, встающего над склонами Таркеля, вдруг окрасили его, и я понял, что Мэрэм прав.

– Спасибо тебе.

Я сжал руку друга, и он помог мне подняться на ноги. Я указал на восток в сторону Таркеля.

– Почему бы нам теперь не поехать за тем пивом, которое я обещаю тебе вот уже последнюю тысячу миль?

Улыбка, осветившая лицо Мэрэма, напомнила мне о том, что не важно, как сильно буду я скучать по Атаре и тем, кто покинет нас сегодня, ведь дорогие мне люди ждут у сияющих гор моего дома.